Плохие девочки не плачут. Книга 3

Мрачное, жёсткое, с чудовищным финалом. Читаешь, и волосы дыбом встают. Орки во многом уступают людям, теряются и меркнут, сущие добряки.

Всё-таки не существует на свете зверя страшнее, чем человек.

Давно следует признать, мы хладнокровные, беспринципные твари, жаждущие рушить и уничтожать.

— Думаешь, я чокнутая? — нервно улыбаюсь.

— Ты чудесная, — проводит пальцами по щеке, нежно и осторожно, будто опасается, что исчезну. — Кстати, есть ещё книга. Главная. Но о ней потом, иначе случится переизбыток информации.

— А сон? — настаиваю на оценке ментального здоровья. — Неужели совсем не пугает? Не поражает?

— Всего лишь сон, — равнодушно отмахивается. — Тайные страхи, подсознательные желания.

— Чего? — протягиваю возмущённо. — Типа жажду, чтоб меня оттрахали ножом?

— Нож — просто образ, — усмехается, чмокает в губы, заговорщически шепчет: — В любом случае, не бойся. Никогда не стану так тебя трахать.

— Ну, благодарю, — бросаю нарочито сердито. — Выслушал, успокоил. Скрыл четвёртую книгу, Уайльда не засчитал. Короче, испортил праздник.

— Тише, — ловкие пальцы уверенно проникают под халат.

— Стой, не надо, — стон срывается с уст помимо воли.

Фон Вейганд безразличен к мольбам.

— Знаешь в чём величайшая хитрость Дьявола? — сжимает грудь, вынуждает вскрикнуть, стискивает до боли.

— Н-нет, — запинаюсь. — Н-не знаю.

— Он убедил всех, будто его не существует, — впивается в бёдра, заставляет раздвинуть ноги, усаживает к себе на колени.

Отказываюсь мыслить трезво.

— Сладкие грёзы, ночные кошмары — всё это не важно, — жарко шепчет на ухо, прижимается плотнее. — Ты под защитой Дьявола. Помни, он всегда рядом.

Дрожь охватывает тело.

Голод ненасытен, требует новую жертву, до краёв заполняет похотью, вспарывает плоть изнутри, по живому.

Замираю над пропастью, томлюсь в предвкушении.

Bloody Hell. (Кровавый ад.)

Наше небо в огне.

***

Никто не идеален.

В каждом человеке полно недостатков, стоит лишь присмотреться, копнуть глубже, сразу получишь внушительный список, только успевай записывать.

Нельзя достигнуть совершенства, но можно остановиться, замереть и чётко осознать — больше не нужно искать. Не нужно идти, не нужно бежать.

Просто расслабься.

Наслаждайся, лови кайф.

Робкие лучи восходящего солнца пробиваются сквозь неплотно задёрнутые шторы. Вдали пламенеет рассвет. Наступает черёд прощаться. Или же нет?

Мы лежим на кровати, соприкасаемся обнажённой кожей. Молчим. В душ не торопимся, вряд ли им, вообще, воспользуемся.

Хочется ухватить время за глотку, сжать посильнее, замедлить неумолимый бег часов, к чёрту свернуть проклятые стрелки.

Чувствую себя усталой.

Как победитель марафонского забега. Выдохлась, рухнула на колени у финишной прямой. Как Рамзес II после битвы с хеттами. При Кадеше ему основательно досталось, пофиг на выгодное перемирие. Как герой «Линкольна для адвоката», когда понял, что подставился по полной программе. Ловушка захлопнулась, ты потерял контроль.

Боюсь спугнуть счастье.

Всё слишком хорошо.

Так не бывает, не в этой реальности.

Поднимаемся с постели точно по команде. Начинаем одеваться, жадно ловим движения друг друга. Молчим, не тратим слова попусту.

Достаточно взгляда.

Спускаемся вниз. По коридору, по лестнице. На выход. В абсолютной тишине. Но рука об руку.

Разноимённые заряды притягиваются.

А мы спаянны намертво.

Располагаемся на заднем сидении автомобиля без лишних фраз. Не разрываем контакт, крепче переплетаем пальцы.

На экране мелькают заснеженные улицы родного города. Сказочные кадры. Обитель зла утратила привычную мрачность.

Говорить нечего, говорить незачем.

Слышим сквозь немоту.

Я не знаю, что это, если не гребаная любовь.

Прижимаюсь к фон Вейганду, трусь щекой о его щетину и млею. Он накрывает мои губы ладонью, проводит неспешно, сминает, причиняя боль, вынуждает глухо простонать.

Вот где прячется рай.

Гораздо круче таблеток «экстази», которые я никогда не пробовала и никому не советую.

Можно закрыть глаза и помечтать, представить романтичные картины, выпустить на волю воображение.

Раз. Мы едем на работу. В трамвае, зажаты массовкой по всем фронтам. Вперёд, цех ждёт, пора выполнять план. Два. Нянчим дюжину сопливых ребятишек. Успешно провернули ЭКО, нагрянули в отечественные детдомы. Три. Прилежно сижу за вязанием и макраме, изображаю образцовую бабулю. Фон Вейганд пересчитывает украинскую пенсию, горько рыдает о несбывшихся мечтах.

Эпизод сменяется эпизодом.

Сплошная милота.

Хотя кого пытаюсь обмануть?

Желаю иного. Трон и скипетр. Корону. От него. Пусть в крови. Не суть, не столь важно. Не испачкаюсь. Не содрогнусь, не отвернусь.

Нам всегда и везде по одному пути.

Восстановим справедливость, спляшем на похоронах лорда Мортона. А потом будем почивать на лаврах.

Ништяк, отличный замысел.

Вот где магия.

В моей голове.

Ни на миг не отпускает.

Авто тормозит, нарушая нашу идиллию, вырывая из сладостного забытья. Драгоценные секунды стремительно иссякают, бесцветной пылью осыпаются к ногам.

Is it over now? (Теперь с этим покончено?)

Нет, это только начало.

Фон Вейганд отстраняется первым, вновь проявляет железную выдержку. А я бунтую. Смело подаюсь вперёд, припадаю к его виску, запечатлеваю жаркий поцелуй. Упиваюсь победой и отступаю.

Позже.

Продолжим.

Отворачиваюсь, спешно открываю дверцу и покидаю уютный салон, выскальзываю на улицу. Судорожно вдыхаю морозный воздух. Шальным взором окидываю окрестности.

В жизни так бывает.

Ничего не меняется. И в то же время меняется абсолютно всё. Мир остался прежним, ты проснулся другим.

Голова кружится, тело дрожит.

Неровной походкой ступаю дальше, обхожу машину. Не борюсь с искушением, сразу сдаюсь. Прикладываю ладонь к тонированному стеклу.

Считаю до десяти, беззвучно, про себя.

Не вижу, но чувствую. Кончиками пальцев. Кожей. Нутром. Напрягшуюся плоть сотрясает электрический ток.

Потом ухожу, не оборачиваясь.

Девственно-чистый снег скрипит под тёмными ботинками. Ещё никто не успел изувечить красоту, не замарал грязью.

Сжимаю челюсти.

Бреду точно во сне. Перехожу дорогу, миную газетный киоск и круглосуточный магазин, на пороге которого душевно болтает пара бомжей.

— Витька, да бл* буду, любого за тебя порву!

— Уважуха, братан, предлагаю тяпнуть по внеочередной.

Чертовски трогательный обмен, аж на слёзы пробивает. Или проблема в том, что повсюду царит ослепительный белый?

Кусаю губы, шагаю к нужному подъезду.

По глазам будто лезвием полосуют.

Замираю на пороге. Хоть плечи нервно подрагивают, не плачу, не захожусь в рыданиях. Медленно поворачиваюсь, впиваюсь взглядом в парковку.

Авто трогается с места, скрывается из виду.

Кажется, этого никогда не было.

Галлюцинация. Мираж. Спазм истерзанного сознания.

Оседаю вниз, на припорошенный снегом цемент. Нетерпеливо дёргаю пуговицы, расстёгиваю пальто, оттягиваю ворот. Стискиваю золотой кулон.

Согревает. Царапает. Отрезвляет.

Кадуцей излучает силу и власть, приносит долгожданный покой.

Значит, не пригрезилось.

Истерически посмеиваюсь, поднимаюсь и отряхиваюсь.

Интересно, где фон Вейганду раздобыл такой зачётный наряд? Тем более, посреди ночи. Или заранее готовился?

Свитер крупной вязки, джинсы высокой посадки, носки с Микки Маусами. Признаю, комфортнее, чем изорванное платье. Однако моментально уничтожает сексуальность.

Эх, гад, специально постарался, не оставляет никакого шанса на счастливый брак.

Нормальный мужик сбежит, гей испытает эстетический шок. Пролетаю по всем параметрам.

Ну, и пофиг.

Буквально взлетаю по ступенькам. Низ живота противно ноет, мышцы сводит от боли. Каждое движение вынуждает невольно всхлипывать и содрогаться. Но я не унываю, несусь вперёд на крыльях радости.

Ночь удалась.

Надеюсь, повторим.

Последствия бурных развлечений проявляются постепенно. Накатывают свинцовыми волнами, словно запоздалое похмелье. Сперва жгучая вспышка пронизывает челюсть. Обжигает от скулы до ключицы. Потом резко вонзается в поясницу, вынуждает застыть, согнуться пополам, опереться о перила.

С трудом перевожу дыхание, медленно продолжаю путь.

Не отчаиваюсь, не зову на помощь. Отчаянно пытаюсь не заорать, пробую вернуть контроль над собственным телом.

Худо-бедно добираюсь до квартиры, толкаю дверь, просачиваюсь в коридор. Спотыкаюсь, шарю в поисках выключателя. Щёлкаю и щурюсь от яркого света, держась за стены и подручные предметы, направляюсь в зал.

Я слишком стара для этого дерьма.

Хм, для подобных забегов.

Присаживаюсь на диван, блаженно потягиваюсь. Хватаю пульт от музыкального центра, врубаю наудачу. Определяю всемирно известный хит с начальных нот. Прибавляю звук, делаю на полную, ставлю на повтор.

Тело отзывается на мелодию.

Такт в такт.

Тихонько подпеваю, похлопываю ладонями по бёдрам.

Не удерживаюсь, вскакиваю и пускаюсь в пляс. Сквозь боль и ломоту, сквозь радикулит и ревматизм. Выхода нет, ритм увлекает.

Billie Jean is not my lover

She's just a girl who claims

that I am the one

(Билли Джин — не моя любовница,

Она просто девушка, которая считает,

Что я — единственный)

Как тут усидеть? Нереально.

Хвастаю божественным вокалом и виртуозными танцевальными па.

Клянусь, лунная походка в моём исполнении — воистину незабываемое зрелище. Жаль, не могу приложить видео. Описания мало, надо лицезреть.

Брачные игры бегемотов отдыхают.

But the kid is not my son

She says I am the one,

but the kid is not my son

(Но этот ребенок не мой сын

Она говорит, что я единственный,

Но этот ребенок не мой сын)

Не стесняемся, подпеваем. Громче. Нечего робеть, отрываемся. Если соседям не нравится, то сами виноваты.

Пребываю в отличном расположении духа.

Грех таким не поделиться.

Не выходя из образа, продвигаюсь в свою комнату. Извиваюсь в замысловатом танце, попискиваю и повизгиваю… хм, то есть исполняю композицию в новой оригинальной манере.

Парю над землёй.

Это не бездарные потуги вечного дилетанта. Это классический балет, ёпт.

Однако жизнь не всегда идёт строго по предначертанному сценарию. Случаются правки, забавные исключения, которые ставят в тупик и напрочь лишают равновесия. Вроде всё гладко, но возможны варианты. Лучше оставаться начеку.

Что за дерьмо?!

Подпрыгиваю, отшатываюсь назад. Инстинктивно, не по плану. Вздрагиваю точно ошпаренная.

— Дориан! — бросаю с нескрываемым возмущением. — Какого хрена ты здесь творишь? Понимаю, мы близки, но не настолько же.

Качок нагло развалился на моей кровати. Выглядит виноватым, взирает снизу вверх, очень жалобно. Приподнимается, смущённо натягивает одеяло до подбородка. Загадочно молчит, не спешит прояснить обстоятельства.

Мне кажется или он действительно голый?

Морщусь и отворачиваюсь.

Забрался сюда в чём мать родила. Ни совести, ни стыда. Ни праведного ужаса перед фон Вейгандом.

У этого парня стальные нервы.

— Ты псих? Мозги на хрен вытекли? — удручённо качаю головой. — А я говорила не мешать «Розовые соски», «Глубокий коматоз» и «Бархатную кувалду». Запомни, коктейли только для местных. Не для иностранных неженок.

Моя любимая простынь. Чудесные наволочки. Удивительный ортопедический матрас. Старалась, подбирала.

Блин.

Хоть волком вой.

— Проклятье, — скорбно вздыхаю. — Теперь нужно провести дезинфекцию. Нет, не подумай плохого. Дело не в том, что ты гей. Я нормально реагирую на извращения. И не считаю тебя больным ублюдком. Просто природная брезгливость сказывается.

Ох, подфартило.

Не собиралась затевать стирку. Ненавижу убирать. А придётся. И пылесосить, и полы драить. И проветривать часами.

Господи, за что? Вот оно, да? Заслуженное наказание за посягательство на рай.

Присвистываю.

По ходу сюрпризы не заканчиваются. Дальше — больше. Из-под противоположного края одеяла возникает Маша. Светлые волосы всколочены, идеальный макияж безнадёжно испорчен. Глаза опухшие, разводы по всему лицу. Явно рыдала.

— И ты, Брут? — восклицаю с показной печалью. — Ну, какого чёрта. Осторожно, алкоголизм до добра не доводит.

Преступники застигнуты с поличным, однако не торопятся расколоться.

— Играем в прятки или в угадайку? — хмыкаю. — Никто ничего не объяснит?

Ребята по-прежнему немногословны, переглядываются, медлят и, наконец, синхронно поднимают руки вверх. Дорик — левую, Маша — правую.

Стальной блеск на запястьях трудно не опознать.

— Наручники? — подозрительно хмурюсь. — Пора вызывать санитаров. Вас необходимо изолировать и пролечить. Жёстко. Хотя нет, вдруг понравится. О’кей, ребята, давайте серьёзно. Что за х*рня? Вы укурились? Одурели от пьянства?

Не догадываюсь об истинной подоплёке, пребываю в сладком неведении.

Но счастье длится недолго.

— Они любовники, — хриплый баритон раздаётся за спиной.

В груди щемит, во рту пересыхает.

Даже страшно оборачиваться, внутренности замерзают.

Делаю усилие. Огромное, нечеловеческое, на грани предсмертной агонии. Поворачиваюсь на звук.

Как в замедленной съёмке, как в паршивом триллере.

Тщетно пытаюсь избавиться от кома в горле, сглотнуть не удаётся. Замираю и обтекаю, покрываюсь липкой испариной.

Передо мной стоит абсолютно неизвестный мужик.

Высокий, широкоплечий, весь в чёрном. Смахивает на мафиози. Строгий костюм, кожаный плащ, начищенные до блеска сапоги.

Детали различаю не сразу, дуло отвлекает.

— Это дробовик? — спрашиваю чуть слышно.

— Помповое ружьё, — произносит мягко, с лёгким акцентом.

И перезаряжает.

Твою мать.

Бл*ть.

Ну, на х*й.

Он его перезаряжает.

— Не волнуйтесь, — заявляет вкрадчиво. — Всё хорошо.

Очень хорошо.

Отлично.

Просто за*бись.

Красивый такой мужик. В моём вкусе. И по росту, и вообще. Симпатяга. Смуглый, с тёмными волосами и горящими глазами. С бородой. В татуировках. Костяшки пальцев щедро расписаны мрачными символами.

Я бы с ним замутила, если бы не фон Вейганд.

— Вы кто? — интересуюсь срывающимся голосом.

«Только не от Мортона, только не от Мортона», — умоляю мысленно, повторяю будто заклинание.

— Мурат, — следует исчерпывающий ответ.

Супер, это многое проясняет.

А нет, них*я.

Требую подробностей.

Он широко ухмыляется и повергает меня в шок. Никогда не видела ничего подобного. Хотя встречались более или менее схожие экземпляры. Но не настолько сексуальные.

Охр*неть.

Разве откровенное уродство может быть сексуальным?

Может, поверьте.

У этого типа все зубы золотые. Все до единого. Однако сей факт точно не мешает ему клеить баб и выглядеть горячим мачо.

Тр*хни нормальность, что называется.

Тр*хни и не надейся выбраться на поверхность.

— Я всё могу объяснить, — вдруг подаёт голос Маша.

Уже не важно, на повестке дня проблемы покрупнее.

— Это бред, какие там любовники, чушь, дерьмо собачье, — продолжает сбивчиво. — Ты же понимаешь, я бы никогда не…

— Они были голыми, когда мы пришли, — меланхолично обрывает Мурат. — Целовались. В кровати. Совсем без одежды.

— Мы?! — интересуюсь вкрадчиво.

Воздух покидает лёгкие, ледяной пот градом льёт по напрягшейся спине.

— Мы, — вновь улыбается и выразительно кивает в сторону.

Перевожу взгляд и диагностирую пару амбалов. Притаились по углам. Вот зараза. Ни на секунду нельзя расслабиться.

— Ничего не было, — твёрдо уверяет моя лучшая подруга. — Дориан и я не…

— Не успели? — нервно посмеиваюсь, ловлю её затравленный взор.

Чарующие ритмы наполняют моё сознание, уносят вдаль, увлекают в мир без горечи и лжи.

She was more like a beauty queen

From a movie scene

(Она была очень похожа на королеву красоты,

Из кадров кинолент)

Майкл Джексон помогает.

Но не навсегда.

People always told me

be careful of what you do

(Люди всегда меня предупреждали,

Остерегайся того, что делаешь)

Память услужливо подбрасывает яркие фрагменты. Сюжет расцветает, наполняется новыми красками.

And mother always told me

be careful of who you love

(Мама всегда мне говорила,

Будь осторожен с тем, кого любишь)

То, на что прежде не обращала внимания, внезапно оказывается главным. Мимолётные взгляды, непринуждённый обмен любезностями, случайные жесты.

Почему раньше не замечала?

Впрочем, я и группу бандитов в собственной квартире узрела не сразу. Сосредоточена лишь на фон Вейганде, настроена на единственную волну.

And be careful of what you do

'cause the lie becomes the truth

(И подумай перед тем, как сделать

Потому что ложь становится реальностью)

В коридоре разбросана обувь, в зале — чужие вещи.

Я споткнулась, но не придала этому никакого значения. Как и всему остальному, всем существующим уликам.

Поздравляю, Подольская, в очередной раз капитально облажалась. Самое время ввести специальную награду. За неискоренимую веру в постоянно предающих тебя людей.

— Не спали, — глухо бросает Маша. — Никогда не спали.

— В смысле? — фыркаю. — Было не до сна? По высшему разряду? На запредельной высоте?

— Нет, — отрицательно качает головой. — Ты всё неправильно понимаешь.

— Вас заставили раздеться? — строю оправдательную гипотезу. — Насильно? Под дулом ружья? Уложили под одеяло?

— Типа того, — следует истеричный смешок.

И на сцене материализуется ещё один герой.

Между Дориком и Машей возникает знакомая, вечно лыбящаяся физиономия.

— Шучу, — скалится мой бывший парень. — Под дулом ружья держали меня, а эти твои голубки в постельку запрыгнули сами.

— Закурить не найдётся? — с надеждой обращаюсь к присутствующим.

Я сейчас умру.

От передозировки впечатлениями.

Организм жаждет никотина. Или текилы. Или щепотку цианида.

Офигительно красивый мужик с золотыми зубами — ладно, переварим. Измена фиктивного жениха — тьфу, ерунда. Предательство подруги — поболит и пройдёт.

Но Леонид — перебор. Не выдерживаю, перезагружаюсь.

— Да что бл*ть здесь происходит? — плюю на технику безопасности, хватаю Мурата за грудки. — Что за х*ета среди бела дня?

— Мы прибыли доставить посылку, — отвечает спокойно. — От господина Александра.

— От какого Александра? — совершенно не в тему проявляет любопытство Маша.

— От Розенбаума, — мигом отмахиваюсь.

— Они похитили меня, — жалуется бывший. — Затолкали в багажник, вывезли на кладбище, заставили раздеться и копать могилу. В мороз. На улице с*ка минус, а я голый землю рою. Я думал, что сдохну. Я…

— Заткнись, пожалуйста, — судорожно выдыхаю.

— Я хочу в туалет, — с извиняющимся видом поднимает скованные руки вверх. — Иначе прямо тут отолью. Без обид.

— Фу, ты охренел! — взвивается Маша, брезгливо кривится. — Не смей.

— Отливай, — пожимаю плечами. — По любому эту кровать теперь придётся сжечь.

Чёрные точки задорно пляшут перед глазами, виски охватывает болезненная пульсация. Желудок сводит мучительный спазм.

— Лора, клянусь, секса не было… я бы никогда…

— Ой, не заливай… утомил уже твой вдохновенный п*здёжь… Лора, она и ко мне подкатывала. Как-то под столом ногой…

— Лора, это враньё…

— … лезла ко мне в штаны, напрашивалась, но послал её… бл*! Какого толкаешься, бешенная стерва?!

Хочется заткнуть уши.

Хочется, однако нельзя, надо доиграть партию до конца.

— Хватит, — приказываю хлёстко. — Цирк уехал, а клоуны остались. Пора подвязывать. Thanks, Dorian, see you at the wedding. (Спасибо, Дориан, увидимся на свадьбе.)

Значит, вот на что намекал фон Вейганд. Специальные проверки провалились, зато спонтанная удалась на славу.

Ну, ничего, не страшно.

Зато все живы, в целости и сохранности, и даже мужик с золотыми зубами на правильной стороне, за нашу команду.

Две новости, по традиции — хорошая и плохая.

Мой будущий супруг отнюдь не гей. Порадуемся за него. У меня больше нет друзей. Пусть. Привыкну и смирюсь.

Истина гениальна и проста.

Если человек не обосрал вас с ног до головы, не всадил нож промеж лопаток по самую рукоять, не изрубил топором на части. Не спешите воодушевляться. У него банально не было такого шанса. А как появится, так не обессудьте. Каждый сам за себя, ничего личного.

Вас нагнут и отымеют при первой удобной возможности.

— Где ключи? — спрашиваю у Мурата.

Он молча подаёт мне желаемое.

— Разбирайтесь, — дарую свободу, бросаю равнодушный металл на кровать и ухожу.

— Постой, — Маша наспех оборачивается простынёй, догоняет меня в дверях.

— Зачем? — выдаю сдавленно.

— Я хочу всё объяснить, — произносит с нажимом. — Прошу, дай хотя бы несколько минут.

— Порыв ветра ворвался в комнату, сорвал одежду и принудил согрешить? — криво улыбаюсь. — Вы споткнулись и упали друг на друга?

— Нет, просто я устала, — кусает губы. — Всё слишком сложно, навалилось в момент. Бизнес, а дома другие неприятности. Отец собирается развестись с матерью. На личном сущий ад, без просвета. И мне захотелось лёгкости. Никаких обязательств, только ночь. Отдохнуть от всего этого кошмара. Я не думала, не соображала. Я просто устала, напилась и… я бы ни за что не… мы бы не сделали… не предали бы. Обычный поцелуй. Ничего не случилось.

— Понимаю, — согласно киваю. — Я не обижена. Честно. Работу продолжим, бракосочетание тоже не отменяется.

— Ты простишь нас? — осекается. — Меня?

— Конечно, — смеюсь, потом резко затихаю, с непривычной холодностью прибавляю: — Нет. Никогда.

Господи.

Закрываю глаза.

Откуда эта безумная боль внутри.

— Но не беспокойся, проблема не в тебе, — с трудом выравниваю дыхание. — Проблема в том, что я доверяю людям. А люди сраное говно. Здесь никто не виноват. Естественный порядок вещей.

Отступаю, и она не находит смелости продолжить беседу.

— Раз Лёлика сюда доставили, может, и меня подбросите? — обращаюсь к Мурату. — Только на кладбище рановато. До дома, я назову адрес.

— Как пожелаете, — заявляет мягко. — Господин Александр предполагал такой вариант, поэтому ваши вещи уже в багажнике авто.

О, да.

Господин Александр обо всём знает наперёд.

Дьявола не проведёшь.

Глава 17.1

Winter is coming. (Зима близко.)

Ой, мимо.

Wedding is coming. (Свадьба близко.)

Странный запах щекочет ноздри. То ли скошеная трава, то ли апельсины. Ацетон, растворитель, свежая краска. А может, просто кровь?

Не знаю. Пальцы дрожат, выводят неровные строки. Движутся по инерции, путают буквы в давно забытых словах.

Лежу на операционном столе. В окружении ослепительного света, в стерильной чистоте. Внутри активно орудуют хирургические инструменты. Острые лезвия стрекочут, порхают лихорадочно, будто крылья сотен тысяч бабочек.

А я не чувствую страха.

Один из синдромов психопатии.

Энергия вытекает капля за каплей, постепенно покидает тело, оставляя лишь зияющую пустоту. Черноту под сердцем. Без просвета. Чужая гниль течёт по венам, чернильные струи пропитывают жилы, пожирают плоть, выпивая досуха.

Не моё.

Не я.

Изыди.

Не хочу оборачиваться. Не хочу смотреть через плечо, возвращаться на пепелище. Не хочу собирать обгоревшие черепки, горевать о несбыточном.

Next, следующий.

Обычный весенний день. Знакомые улицы родного города. Солнце светит высоко над головой, тает последний снег. Природа пробуждается от зимнего оцепенения. Какое наслаждение.

Встречаю бывшую одноклассницу. С детьми. Двое очаровательных ребят. Один сладко сопит в коляске, другой шагает рядом. Невольно улыбаюсь, здороваюсь и замираю для короткой беседы.

— Привет, — она излучает счастье. — Как дела?

— Отлично, — умело имитирую радость.

— Слышала, замуж собираешься, аж в Америку, — чуть хмурится. — Неужели не страшно так далеко уезжать?

— А чего мне бояться? — отмахиваюсь.

Я закалена и привита от всех существующих на свете гадостей. Наверное. Хотя не факт.

— Прикольные малыши, — сглатываю ком в горле.

— И у тебя тоже появятся, — заявляет уверенно, смеётся. — Ещё намучаешься, тогда они не будут казаться настолько прикольными.

Вряд ли. Не появятся. Никогда. Не судьба.

Next, следующий.

Запираюсь в душном офисе. Стены давят, будто сдвигаются. Просматриваю отчёты о доходах. Удручающее зрелище. Финансовым гением мне не стать.

— Пофиг, не беда, — стараюсь не обращать внимания на тошноту. — Нам не привыкать. Если лажать, то на все сто.

Цифры пляшут, точно издеваются, заливисто хохочут, скачут, не ведая усталости. Таблицы расплываются перед глазами. Либо дело в богатом воображении, либо в початой бутылке виски.

Тянет взвыть от безысходности. Рвать и метать, комкать документы, разнести кабинет в пух и прах. Ограничиваюсь сдавленным стоном.

Next, следующий.

— Ты изменилась, — говорит Маша, перехватывая меня в коридоре, опять нарывается на разговор по душам: — Ты была добрее.

— Тупее, — поправляю глухо.

— Нет, — качает головой. — Ты стала другой.

— Отвали, — выдыхаю сдавленно.

— Я виновата, не отрицаю, — озвучивает очевидную истину. — Но никто не должен расплачиваться за ошибки вечно. Что мне сделать? Просто скажи.

— Иди в задницу, — отталкиваю её.

— А его ты простила, — бросает с укоризной. — Выходишь замуж.

— Да, — киваю. — Только себя простить не могу, доверяла тебе, как полная идиотка.

— Пожалуйста, — не желает отступать. — Давай всё обсудим.

— Нечего обсуждать, — выплёвываю яростно. — Понимаешь? Нечего. У меня ничего не осталось.

Ничего моего.

Ухожу, не оглядываясь. Молча. В звенящей тишине. Переворачиваю страницу, переключаю канал.

Next, следующий.

Злоба клокочет, ворочается под рёбрами. Ненависть душит. Зависть оплетает ржавыми цепями, тянет на дно.

Столько боли, столько отчаяния.

Ощущения не из приятных, будто хоронят заживо. Захлопывают крышку, забивают, бросают комья земли. Опять и опять, с завидной регулярностью.

Остаётся лишь царапать равнодушную поверхность ногтями, молотить кулаками из последних сил, сбивая костяшки до мяса.

Нет.

Не надо.

Изыди.

Следующий кадр.

Иногда кажется, весь мир против тебя.

С карьерой не складывается, друзья предают. Ссоры и скандалы, ни единого светлого фрагмента. Планы проваливаются, мечты не спешат сбываться. Надежда испаряется. Получаешь пощёчину за пощёчиной, падаешь прямо в грязь, захлёбываешься. Теряешь силу, не желаешь продолжать.

Но это бред.

Никто не обязан соответствовать твоим ожиданиям. Поэтому не стоит тратить жизнь на нытьё. На пустые сожаления, на гнетущую тоску. На тщетные вопли о том, что вокруг беспринципные сволочи.

Против тебя только ты сам.

Остальных не изменить.

Get over it.

Возьми себя в руки. Смирись. Забудь. Смачно наплюй. Забей. Выбрось на помойку. Будь выше. Ступай дальше.

Преодолей.

***

— Как теперь быть? — заламываю руки и приглушённо всхлипываю. — Как после этого доверять людям? Сначала Анна, потом Маша. Ладно, университетская приятельница, клятв мы не давали, да и в учебе всегда присутствует доля здоровой конкуренции. Но от подруги детства подлянку не ждёшь. Удар в спину мясницким тесаком, а потом по печени, по печени… Зачем? За что? Где же гребаная справедливость? Вроде мелочь, пора привыкнуть. Однако я не хочу, отказываюсь. Почему все пытаются подставить и поиметь выгоду? Терпеть не могу, когда человек кучу всего наобещает и не выполняет. Ещё и оправдания ищет, старается обелиться. Не желает признаваться в собственной говённости. Мол, прости, чисто случайно вышло. Я не планировала трахать твоего жениха, он не вовремя оказался рядом. Мы всего лишь целовались. Голые. Без задних мыслей.

— Кхм, — в трубке слышится многозначительное покашливание. — Можно продолжить чуть позже?

— Нет, Андрей, — отрезаю строго. — Нельзя. Мне нужна поддержка и сильное плечо. Фон Вейганд игнорирует звонки, остаётесь только вы.

— У нас важное совещание, — выдаёт шёпотом. — Я перезвоню.

— У нас тоже, — заключаю невозмутимо. — Не смейте отключаться. Только представьте, мы станем не разлей вода. Будем лучшими друзьями. Как в фильме «Хороший, плохой, злой».

— Что-то не припоминаю там дружбы, — заявляет с некоторым сомнением.

— Туко и Блондин, — охотно подсказываю. — Идеальная команда.

— Блондин бросает Туко погибать в пустыне, — пробует отвертеться.

— А Туко практически вешает Блондина, — продолжаю радостно. — Парни явно на одной волне.

— И на чью роль меня назначат? — предчувствует подвох.

— Учитывая ваши довольно посредственные данные, ответ очевиден, — вздыхаю. — Ну, а для Блондина необходим кто-нибудь невероятно красивый, дьявольски обаятельный, с высоким уровнем интеллекта. Тут только я подойду. Не обессудьте.

— Хорошо, — произносит скорбным тоном. — Теперь я могу идти?

— Естественно, — протягиваю лениво и хлёстко прибавляю: — Естественно, нет. Мне требуется помощь.

— Какая? — готов взмолиться о пощаде.

— Вопрос серьёзный, не потерпит отлагательств, речь о жизни и смерти, каждая прошедшая секунда на вес золота…

— Что произошло? — нетерпеливо шипит.

— Никак не определюсь с выбором музыки.

— Простите?

— Прощаю, — щедро отпускаю грехи, мигом советую: — Не напрягайтесь, нервные клетки не восстанавливаются. Маша мне уже не помощник. Мама физически не успевает всё охватить. Поэтому приступайте. Ничего сложного, не принуждаю вас быть подружкой невесты. Хотя бьюсь об заклад, бирюзовый отлично подчеркнёт цвет ваших глаз, а эти пышные рюши, тончайшие кружева — просто загляденье.

— Прекратите дурачиться, — сердито одёргивает.

— Предлагаю совместить классику с новомодными течениями, — откидываюсь на спинку стула, мечтательно взираю на потолок. — Для затравочки возьмём нечто ненавязчивое и всеми обожаемое. К примеру, «Марджанжа, Марджанжа, где же ты, где, только блики на воде». После переключимся на «Золотые купола душу мою радуют» и «Фантазёр, ты меня называла». Не забываем также про «Шансоньетка, заведённая юла». Шансоном свадьбу не испортишь.

— Думаю, вы прекрасно справляетесь, — цедит сквозь зубы. — Я буду лишь мешать.

— И то верно, — против правды не попрёшь. — От вас мало толку. Свободен, парниша. Наберу через час.

Откладываю телефон в сторону.

Издевательства над Андреем порядком поднадоели, хотелось разнообразия. Депрессия миновала стадию обжорства и безудержного шоппинга. Скука настойчиво стучалась в дверь.

Я рассматривала кучу бессмысленных покупок, которыми завалила офис, и старалась найти им разумное оправдание.

Корзина с киндер-сюрпризами, подборка романтических комедий на DVD, плюшевые игрушки, набор косметики, книги о любви, пара тренажёров, гантели, коврик для йоги, коллекция стеклянных фаллосов.

Уныние зашкаливало. В мыслях легко разобрать ситуацию до мелочей, выработать стратегию, принять правильное решение. А с практикой возникают проблемы.

Умом понимаю, что надо принять и отпустить, двигаться дальше. Но вот поделать ничего не могу. Тянет свернуться калачиком, вдохновенно рыдать и проклинать коварный фатум.

— Во мне погибает психолог, — бормочу под нос.

— Пусть уже погибнет наконец, — фыркает внутренний голос.

Ни грамма сочувствия.

Кто-нибудь пожалейте меня. Бизнес в пролёте, детей не светит. Отправляюсь под венец с блудливым козлом, в очередной раз изображаю сладкую идиотку перед роднёй.

Будет на моей улице праздник? Где грузовик с бриллиантами? Где розовые единороги? Где долбанная радуга?

Давайте хоть маленький фейерверк.

Забрасываю ноги на стол, флегматично жую шоколадку, листаю очередной роман, надеюсь обрести душевное равновесие.

— Ты понял, Свиридов? — с нажимом вопрошает героиня, хватает героя за грудки, встряхивает. — Свиридов, понял?

— Понял, Привалова, — бессовестно лжёт бедняга. — Понял.

— Что ты понял, Свиридов? Что?!

— Если долго вглядываться во тьму, тьма начнёт вглядываться в тебя. Однако порой тьма оказывается светлее света. А я, как эндорфин, несусь навстречу к твоему солнцу, во мне тридцать один аминокислотный остаток и любовь, заточенная хрусталём твоих грёз.

— Люблю. Я люблю, Свиридов. Люблю тишину. С тобой тишина звучит сладостным перезвоном. С тобой всё звучит иначе. По-новому. Словно на языке друидов.

С*ка. До слёз. Прямо пробирает.

Это не стёб. Это агония.

Врубаю Gesaffelstein на полную громкость, звуки строительных инструментов постепенно помогают вернуться в норму. Отбрасываю шоколадку, потираю взмокшие виски. Вселенная однозначно ополчилась против меня. Придётся дать ей п*зды.

***

Свадьба — очень хлопотное мероприятие. Особенно если ты никак не ограничен в средствах, обладаешь бурной фантазией и жаждешь выпендриться.

Я была преисполнена решимости обнулить золотую карту фон Вейганда. Гулять так гулять. Не стоит отказывать себе в маленьких удовольствиях.

Когда ещё удастся отпраздновать собственное бракосочетание? Лови момент, отжигай. Неизвестно, выпадет ли второй шанс. Бьюсь об заклад, даже если мой романтичный шеф-монтажник оформит развод и решит вновь отправиться под венец, мне никто не позволит устроить пышное торжество с позолоченными каретами, стаей голубей и запуском небесных фонариков. Придётся ограничиться скучным минимализмом. Расписаться в загсе и вернуться обратно в подвал. На цепь.

Элитная вечеринка? Шумная дискотека? Сказка наяву? Тьфу, банальщина. Желаю проявить оригинальность, организовать настоящий Армагеддон. Пусть создатели «Горько» застрелятся от зависти, увидев запись на ютубе. Хотя после того жуткого оскорбления, которое они нанесли кинематографу, им в любом случае не жить.

— Может, не надо приглашать дядю Колю? — робко интересуется мама, просматривая список потенциальных гостей. — У него сейчас сложный период.

— Тем более, пускай развеется, — не вижу проблемы.

— Он освободился по УДО, — заявляет вкрадчиво.

— Вот и отметим, — пожимаю плечами. — Подумаешь, гонялся с топором за таксистом. Подумаешь, обнёс пару квартир и нанёс хозяевам тяжкие телесные повреждения. Главное, человек хороший. Нельзя ставить на нём крест.

Добавляю ещё несколько фамилий.

Эх, жаль, Мурат отказался приходить. Сказал, будет наблюдать со стороны. Такого мужика грех не пристроить. Прямо тянет на адюльтер. Не пропадать же добру.

Высокий, мускулистый, смуглый, с лёгкой небритостью. Золотые зубы ничуть его не портят. Наоборот. Придают особый шарм.

Слышишь, Алекс? Тебе нашлась замена, и недурная. Давай, продолжай морозиться, не отвечай на звонки. Посмотрим, как далеко я сумею зайти.

Впрочем, тут к игнору не привыкать, а вот с Леонидом вышло действительно обидно. Бывший парень совсем не шёл на контакт.

Неблагодарная скотина.

Очевидно, боялся оказаться на морозе без одежды и с лопатой в руках. Опять. А ведь на улице ощутимо потеплело. Чего стрематься?

Ссыкло.

Меж тем день Х стремительно приближался, и я рассчитывала на полноценную категорию ХХХ.

Самые пошлые конкурсы, самый отвязный тамада. Крутой диджей, живая музыка. Реки алкоголя, закуски, приготовленные по высшему разряду.

И салют.

Мы же не лохи. Как мы без салюта.

Однако моя улыбка была натянутой, а счастье — наигранным. Казалось бы, чего грустить. Мне достался лучший на свете мужик.

Гигантские бицепсы, прокачанный торс. Канаты мышц впечатляют. Прибавим сюда американское гражданство. Дориан однозначно идеален. Пофиг, что чуть не разложил мою ближайшую подругу на нашем супружеском ложе. Зато не гей.

Во всём нужно искать плюсы.

Шучу.

Какие плюсы, когда фон Вейганда нет рядом?

Возвращаюсь в серые будни после ослепительно-яркого отпуска. Безжалостно вырвана из тропического рая, погружена в унылую и беспросветную реальность. Невольно начинаю тосковать и рефлексировать.

У меня ломка. Снова. Всегда. Жажду дозу. Сейчас. Немедленно.

Хочется упасть на пол, вопить, молотить кулаками по полу, пока не доставят желаемое. Понимаю, пора взрослеть, избавляться от эгоизма, смотреть на ситуацию шире. Но лень.

Проще закатить истерику, чем действовать.

Извините.

Меня немного успокаивают и расслабляют свадебные платья. Консультант натягивает подъюбник и шнурует корсет, а я могу закрыть глаза, запустить процесс на перемотку. Представить всё в обратном порядке. С единственным в моей жизни главным героем.

Белоснежная ткань. Фатин. Атлас. Органза. Сверкающие камни. Россыпь блёсток. За этим сиянием легко спрятать боль и отчаяние.

Никогда не дотянусь до фон Вейганда. Не построю карьеру, не стану ему достойной парой, не вытяну бизнес из пропасти. Никогда не рожу от него ребёнка. Не сумею показать родителям, не открою тайну, опасаясь навредить.

Вся эта ложь разъедает изнутри, словно кислота. В зеркале отражается принцесса, однако на самом деле я прогнила.

Столько злобы и яда. Наверное, Маша права. Доброта исчезла.

Можно рассмотреть варианты. Взять малыша из детдома. Найти увлекательное хобби. Не каждому дано создать собственную компанию. Это не повод для трагедии. Люди склонны драматизировать ситуацию и сгущать краски.

Особенно если эти люди я.

Курсирую по свадебному салону. Любуюсь собой. Примеряю разные модели. Короткие и длинные. Узкие и пышные. Строгие и щедро украшенные. На самый взыскательный вкус.

Долго и нудно пытаюсь подобрать наиболее приемлемый вариант. Куда выбросить деньги? На чём остановить выбор? Глаза разбегаются, а сердце ни к чему не лежит. Вроде красиво, но всё не то.

Или не с тем? Не для того.

Интересно, какой наряд фон Вейганд хотел бы снять с меня? Хитро щурюсь, окидываю ассортимент пристальным взором. Ищу нечто особенное. Бронебойное, многослойное. Спецэффекты на полную. Больше рюшей, пышнее кружева. С шиком и блеском, без тормозов.

Хочу слишком. Хочу чересчур. Шестерёнки в голове вращаются всё активнее и активнее. Механизм тикает, запускает необратимый процесс.

Оглядываю витрину и расплываюсь в довольной улыбке.

— Как я раньше не заметила? — почти облизываюсь. — Супер. Заверните эту прелесть. Готова купить, не меряя.

— Ты уверена? — мама слегка бледнеет.

— А что? — удивляюсь. — Разве тебе не нравится?

— Ну, — разводит руками, старается выразить мысли цензурным образом. — Оно похоже на торт.

— Это же свадебное платье, — заявляю безапеляционно. — Оно таким и должно быть.

— Хм, — консультант нервно откашливается. — Данная модель не для продажи, всего лишь украшение салона. Эксклюзивное. От известного дизайнера.

— Разумеется, узнаю почерк истинного мастера, — киваю. — Вера Вонг, угадала?

Тянусь за сумкой, извлекаю пачку хрустящих купюр.

— Я не… не… — мнётся и осекается.

— Сколько? — приближаюсь вплотную, доверительным тоном шепчу на ухо: — За сколько не стыдно продать ворох ткани и груду фурнитуры?

Оригинальный наряд дошивают прямо на мне. Делают корсет туже, прибавляют несколько юбок, декорируют стразами.

Умопомрачительная картина.

Покидаю магазин в приподнятом настроении. С пустым кошельком. Однако полна смелых надежд.

— Может, зайдём в другой салон? — вкрадчиво спрашивает мама. — Сравним.

— Нет, — категорически отказываюсь. — Никогда не променяю платье мечты на рядовую дешёвку.

С трудом волочу гигантский пакет. Покупка весит под тридцать килограммов. Как настоящий бронежилет.

Щёлкаю пальцами, безуспешно пытаясь поймать такси.

И ловлю кое-что другое.

Чужой взгляд.

Парень на другой стороне улице нагло взирает на меня. Безотрывно, в упор, словно сканирует. Высокий и сутулый, одет, точно гопник, зажал сигарету в зубах. Странно скалится.

Откуда я его помню?

Брюнет, цвет глаз с такого расстояния не разобрать, черты лица правильные, но само выражение пугающее, озлобленное и отталкивающе.

Неужто Вова Вознесенский вернулся по мою душу?

Морщусь, невольно передёргиваю плечами и холодею от внезапно накатившего осознания.

— Стас, — беззвучно выдыхаю.

Примерзаю к месту, выпускаю тяжёлый пакет. Теряю точку опоры. Колени слабеют, реальность расплывается, словно покрывается масляными пятнами.

— Что случилось? — взволнованный голос мамы моментально рассеивает гипнотические чары, возвращает обратно в суровый мир: — Лора, что с тобой?

— Это Стас! — восклицаю поражённо, указываю вперёд. — Там.

— Где? — не понимает, смотрит мимо и не замечает.

— Вот, — истерично тычу пальцем в застывшую фигуру напротив. — Вот же.

— Не вижу его, — произносит медленно. — Наверное, ты обозналась.

— Возле перехода, — бросаю яростно. — В дебильном спортивном костюме.

— Какой-то бандит, — заключает недоумевающе. — Лучше не показывай на него, не привлекай внимание.

Изучаю подонка и поражаюсь.

Совсем страх потерял. Стоит себе как ни в чём не бывало, изображает избирательную амнезию и беззастенчиво пялится, будто намерен опять подкатить.

Эй, куда лыжи навострил?

Ублюдок вдруг резко оборачивается и шагает в противоположную сторону. Снова валит. Сливается. Чёртов урод.

Вернись, кому говорю.

— Тихо, — мама удерживает меня, не позволяет броситься под машину.

— Пусти, — бормочу гневно. — Я должна его поймать.

— Успокойся, это не он, — заверяет поспешно, обнимает крепче. — У Стаса ведь светлые волосы, и в остальном не похож.

— Перекрасился, — вмиг нахожу контраргумент. — Гад способен на любую подлость. Раз смылся из-под венца, от него всего можно ожидать.

— Тише, — гладит по голове, обращается, как с психопаткой. — Ты просто устала.

— Хочу догнать эту сволочь, — выдаю запальчиво, не скуплюсь на эмоции. — Догнать и прикончить.

— Он не мог настолько измениться, — взывает к остаткам разума в моей черепной коробке. — Мы недавно встречались, помнишь?

— Что с того? — отчаянно рвусь на волю, прямо под колёса. — Я ему давно не доверяю!

Плевать на красный свет. Плевать на технику безопасности.

Жажду поймать горе-жениха. Невыносимо наблюдать за тем, как удаляется из поля зрения до боли знакомая фигура.

— Лора, прекрати, — неожиданно строго заявляет мама и после короткой паузы глухо

прибавляет: — Стас погиб.

— Когда успел? — интересуюсь издевательским тоном. — Между вашей милой встречей и очередной подставой?

— Хватит, — тянет назад, грубо встряхивает. — Ты будто не в себе. Или свадьба влияет, или дело обстоит гораздо хуже.

— Ой, ладно, — отмахиваюсь. — Я в порядке.

— Это и страшно, — бросает с горечью. — Сама не отдаёшь отчёта.

— В чём проблема? — не улавливаю сути.

— Я не узнаю тебя, — нервно сглатывает. — Не узнаю собственную дочь. Тебя словно подменили.

— Маша настучала, — протягиваю раздражённо. — Она способна только на нытьё. Пусть уже подвяжет с давлением на жалость и поведает правду. Хотя вряд ли. Кишка тонка.

— Речь не о Маше, — обрывает. — Эти безумные расходы на свадьбу, ваши отношения с Дорианом.

— Деньги нужны, чтобы их тратить, — презрительно фыркаю. — При богатом супруге вполне имею право сорить наличными. Что смущает в наших отношениях? Решили пожить отдельно перед бракосочетанием. Всё чинно и благородно, по правилам.

— Ты не любишь его, — заключает хлёстко. — Совсем.

— Люблю, — ложь автоматически срывается с уст.

Не обжигает губы, не вызывает и тени сомнения. Не повергает в пучину рефлексии. Рождается на уровне инстинкта.

Проклятье.

Прижимаю ладонь ко рту. Ощущаю неистово бьющийся пульс. Даже забываю следить за стремительно удаляющимся Стасом.

Удары сердца обдают кипятком. Изнутри. Уничтожают лёд, намертво сковавший грешную плоть.

Какая же я лгунья.

Действительно жутко.

Не замечаю, во что превращаюсь. Игнорирую. Забиваю. Вычёркиваю из памяти неприятные моменты. Лишаюсь милосердия. По каплям.

— Хорошо, — мама отстраняется, открывает сумку, достаёт смятую газету, сложенную в несколько раз. — Держи, прочти статью на первой странице. Не хотела показывать до церемонии. Не хотела портить настроение. А может, наоборот, стоило сразу рассказать.

Неспешно разворачиваю.

Пальцы судорожно подрагивают.

Местное издание. Рубрика «Криминал». Исследую по диагонали.

На заброшенной заправочной станции найден мужчина. Тело частично обожжено, все зубы удалены. Погибшего явно пытали. Бедняга опознан как…

Перечитываю снова. Возвращаюсь к началу, изучаю от и до.

Отказываюсь принимать очевидный факт.

Нет, не верю.

Обычный трюк, рядовой развод.

Бред, не может быть.

Он всё подстроил.

Я же видела его. Пару мгновений назад. Живым, в полном здравии. С другим цветом волос, в необычном прикиде. Однако то лишь детали. Банальная оправа, не более.

Смотрю на дату и понимаю, что задыхаюсь. Кислород не поступает в лёгкие. Замираю, не шевелюсь. Грудь охвачена пламенем.

Мой день рождения.

Охр*неть.

Таких совпадений не бывает.

— Стас погиб, — говорит мама. — По-настоящему. Через неделю после нашей случайной встречи.

Погиб ужасной смертью. Погиб в жутких мучениях. Погиб, когда здесь был фон Вейганд.

Разворачиваюсь и ухожу. Меня уже не удерживают. Не зовут обратно, не пробуют догнать. Дают возможность уединиться.

Сминаю газету, бросаю в ближайший мусорный бак.

Что, если это не просто слова?

Я буду пытать его. Хочу, чтобы ты смотрела. Не пропустила ни единой секунды представления. Почти как в опере. Громко и впечатляюще.

Что, если всё произошло в реальности? Записано на камеру, сохранено до лучших времён, до особого момента.

Плевать. Плевать. Плевать.

Мне должно быть наплевать. Но мне больно. До цепенящей дрожи под кожей. До тягучих судорог в каждой клеточке.

Вот и отлично. Значит, ещё функционирую. Не потеряна окончательно.

Глава 17.2

Истерия отступает.

Чем ближе свадьба, тем спокойнее на душе. Мне почти удаётся убедить себя в том, что смерть Стаса была неизбежностью.

В конце концов, он не играл за команду хороших парней, мутил тёмные схемы, тесно сотрудничал с наркоторговцами. Подобные вещи до добра не доводят.

Получил по заслугам, вот и весь сказ. Нечего тут сырость разводить. Неизвестно сколько загубленных душ на его счету.

Зачем париться по всяким пустякам? Предлагаю сменить тему. Погоревали и хватит.

— Понимаю, люди говорят, что ты изменился, когда перестаёшь вести себя так, как им хочется, — тяжело вздыхаю. — Однако с другой стороны, если об этом твердят абсолютно все. Не только двуличные твари вроде подруги, которая готова по свистку раскинуть ноги перед твоим будущим супругом, но даже родная мать. Возможно, стоит на секунду замереть и проанализировать ситуацию. Соглашусь, чепуха. А вдруг? Вдруг ты реально меняешься? Неуловимо, неотвратимо. Безнадёжно, навсегда. В худшем смысле. Ну, чисто гипотетически, предположим подобный расклад.

— Три часа ночи, — жалобно скулит Андрей. — Умоляю, достаточно.

— Признавайтесь, — требую с нажимом.

— В чём? — вопрошает удручённо.

— В убийстве Кеннеди, — отвечаю невозмутимо, а после милостиво прибавляю: — Шучу. Лучше полюбопытствую о другом. Будь перед вами выбор: либо полностью разорвать контакт со своей семьёй и крутить шашни с романтичным шеф-монтажником, либо вернуться домой, к родным и вычеркнуть из памяти обаятельного мерзавца. Где бы вы с фон Вейгандом жили? В фамильном поместье Валленбергов или в пятиэтажном домике близ Лазурного берега?

— У вас ведь торжество, — напоминает вкрадчиво. — Сегодня. Неужели совсем не хотите спать?

— Сон для слабаков, — фыркаю.

— Синяки под глазами никого не украшают, — пытается обнаружить спасительную лазейку.

— А для кого мне украшаться? — уточняю елейно. — Не иначе как толкаете на измену.

— Нет, естественно, нет, — цедит сквозь приглушённый стон отчаяния.

— Осторожнее, мой милый друг, — советую с обманчивой мягкостью. — Теряете хватку. Загнанных лошадей пристреливают, не забывайте.

Отключаюсь.

Бедный сутенёр. Он не виноват. «Долларовая трилогия» засмотрена до дыр, офис давно обставлен стеклянными фаллосами. Шоколад утилизирован в желудке. Шикарнейший банкет организован, расписан до мелочей. Развлечения исчерпаны.

Лежу в темноте. Считаю безвозвратно ускользающие секунды. Хочу понять, почему вся тяжесть мира оказалась на моих плечах.

Мы так часто ждём, проводим время в бесконечной очереди.

За удачным моментом. За удобной возможностью. За вожделенным шансом. За прощением. За счастьем. За вдохновением. За свободой.

Но правильный миг никогда не наступит. Нужно идти и делать. Ковать раскалённый металл. Голыми руками.

Иначе кто-нибудь другой займёт твой трон. Не брезгуя никакими методами. Отправив законного правителя на скамью запасных.

Поэтому действуй. Покинь зону комфорта. Заткни голос сомнения. Надень свою самую счастливую улыбку. Порви зрительный зал. Пусть даже черти в аду обзавидуются.

Дай жару.

Поднимаюсь с дивана, подхожу к окну, раздвигаю шторы. Вдалеке пламенеет рассвет. Не вижу, ощущаю. Вскоре тьма уступит свету.

Фон Вейганд мне ответит, не оставлю ему иных вариантов.

Тщательно собираюсь, готовлюсь к показательному выступлению. Принимаю ванну, слушаю музыку. Воодушевляюсь. Чуть позже сдаюсь на милость парикмахера и визажиста. Экипируюсь.

— Пора, выезжаем, — командует папа. — Завязывай малеваться, уже лица не разобрать.

— Бегу-бегу, — выпроваживаю всех из квартиры, запираюсь на замок.

Последний штрих.

Толкаю пуфик из коридора к зеркальному шкафу, достаю мобильный, прикидываю угол съемки. Усаживаюсь, бесстыдно задираю необъятные кринолины, выставляю напоказ ноги в белоснежных чулках.

Принимаю модельную позу для развратного селфи.

Наклоняюсь вперёд, демонстрирую грудь, буквально выпрыгивающую из тесного корсета. Плотно сжимаю колени. Должна быть интрига.

Щёлкаю несколько раз.

Обольстительно улыбаюсь.

Щёлкаю ещё.

Больше страсти. Больше экспрессии.

Отлично.

Хмурюсь, листаю кадры, придирчиво отбираю единственный. Создаю «ммс», креплю фото, медлю пару секунд. Бойко набиваю лаконичное «я без белья».

Клише, не спорю.

А что поделаешь? Кому сейчас легко?

Отправляю фон Вейганду, считаю до…

Не успеваю посчитать, трель звонка вынуждает вздрогнуть.

— Это к чему? — раздаётся мрачный вопрос.

— К прощанию, — бросаю с напускной печалью, закусываю губу, стараясь удержаться от нервного смешка. — Нам придётся расстаться, ибо я скоро стану замужней женщиной. Пускай для тебя узы официального брака мало значат, однако для меня всё серьёзно. Я никогда не изменю мужу.

— Как там бизнес? — виртуозно меняет предмет беседы.

— Прекрасно, — лгу и не краснею.

— А если проверю? — вмиг обезоруживает.

Бьюсь об заклад, он криво ухмыляется. Живо представляет расплату за проигрыш в пари. Упивается страхом своей любимой жертвы.

— Проверь, — смело соглашаюсь, сладко добавляю: — Наличие на мне нижнего белья.

Нарываюсь на жесточайшее наказание.

Замуж за фон Вейганда не светит, так хоть повыделываюсь.

Стоп, я же девушка образованная и приличная, из интеллигентной семьи. Необходимо срочно исправляться.

Хорошо, договорились. Повы*бываюсь и успокоюсь. Честно. Обещаю. Клянусь. Век воли не видать. Зуб даю. Вот те крест.

— Веселись, — он игнорирует выпад. — Отдыхай.

Пока можешь.

Пока я не добрался до тебя и не придушил.

Спорим, безошибочно читаю его мысли? Моментально улавливаю скрытый смысл, разгадываю подтекст.

— О времена! О нравы! — восклицаю пафосно. — Столько стихов тебе послала, столько слезоточивых признаний, а реакции добилась только после провокационного фото. Эх, примитивные создания. Мужчины. Слабый пол.

Молчит.

Наматывает мои внутренности на кулак. Ментально. Без лишних телодвижений. Выворачивает наизнанку.

— Я намерена напиться вдрызг и плясать канкан на столе, — сообщаю доверительным тоном. — Попробуй, останови.

— Зачем? — холодно произносит фон Вейганд.

Пей. Пляши. Отрывайся по полной. Никто не намерен ограничивать твою свободу перед неизбежной казнью.

— Получается, ты всё это организовал? — шумно сглатываю. — Маша и Дориан в одной постели. Ещё и Леонид с доставкой на дом. Прямо как обещал.

— Стечение обстоятельств, — заявляет скупо.

— Серьёзно? — слегка закипаю. — Мой фейковый жених сам выписал себе разрешение трахнуть мою лучшую подругу? Ты всегда в курсе происходящего. Поэтому ответь нормально. Ты спланировал подставу или просто не стал мешать?

— Кто я такой, чтобы нарушать естественный ход событий, — выдаёт ровно. — Я же не Господь Бог.

Скромняга.

Согласитесь.

Как тут поспорить? Дорик явно докладывает ему о мельчайших деталях. Ни шагу не ступит без одобрения, иначе окажется в могиле.

Разговор не клеится.

Прямо как наши отношения за пределами постели.

— Ты хоть немного скучаешь? — задаю самый идиотский вопрос из всех возможных.

Звучит жалко.

Теперь следует разрыдаться. Орать и хлюпать носом, рвать волосы и посыпать голову пеплом. В общем, не отступать от стандартной программы.

— Нет, — говорит фон Вейганд, сжимая моё сердце в стальных тисках.

Ну, конечно.

Ему всегда есть чем заняться. Он не декорирует свой кабинет вибраторами, не читает сопливые дамские романы, не обжирается сладостями до рвотного рефлекса. Игнорит депрессию.

Универсальный солдат, бл*ть.

— Я невероятно скучаю, — продолжает дальше, без эмоций, абсолютно спокойно. — Хочу отхлестать тебя кнутом и оттрахать. Не обязательно в таком порядке.

— Издеваешься? — бормочу сдавленно.

— Немного, — посмеивается.

— Ублюдок, — бросаю беззлобно.

— Я тоже от тебя без ума, — завершает вызов.

Некоторое время тупо пялюсь на экран мобильного. Рассчитываю на следующий акт. Тщетно. Разговор окончен. Радуйся, что урвала короткую аудиенцию у короля.

Отыскиваю бутылку текилы, жадно прикладываюсь к горлышку.

День обещает быть долгим, и это определённо стоит отметить.

***

Алкоголь не помогает решить проблему. Но снимает стресс и напряжение, окутывает уютным коконом и дарит ощущение невесомости, погружает сознание в сладостную дрёму.

Главное — знать меру.

При злоупотреблении тихое бытовое пьянство быстро превращается в оглушительный публичный дебош. А путь от элегантного бокала вина и кожаного дивана до дешёвого портвейна и обоссаного забора гораздо короче, нежели кажется на первый взгляд.

Но меня это мало волнует, поэтому не замечаю ничего странного. Да и как заметить после такого количества градусов?

Текила плюс шампанское — не слишком безопасное сочетание. Прибавим постоянный стресс, глубокую депрессию последних дней. На выходе получаем весьма забористую анестезию.

Не судите строго. Я же личность нестабильная. Психопатка. На трезвую голову точно наломаю дров. Ненароком сбегу, например.

— Дорогие молодожены, сегодня, в самый торжественный день вашей жизни, вы навсегда соединяете свои сердца и судьбы, — радостно заявляет почтенная дама.

Приходится прикусить щеку изнутри. До крови. Рискую не сдержаться. Требуются превентивные меры.

Что я здесь делаю? Что здесь вообще происходит?

Ну, на хрен.

Тянет разрыдаться и заржать. Хохотать сквозь слёзы. Забить болт на остатки адеквата. Устроить скандал, разыграть драму.

— Однажды судьба свела вас вместе, наградив волшебным огнём величайшего в мире чувства, — нагромождает кучу пафосных красивостей. — Отныне вы пойдёте рука об руку, оказывая друг другу поддержку, бережно храня пламя любви.

Прекрасно.

Прошибает, прошивает.

Высший бал.

— Невеста словно принцесса, воздушная и кружевная, — неодобрительно изучает моё свадебное платье.

Подумаешь, чуток перебрала с финтифлюшками. Не надо завидовать. Сперва добейся, а потом докапывайся с претензиями.

Наряд отлично сочетается с местом.

Ободранные обои, облупившаяся штукатурка. Грибок на потолке, виноград растёт прямо в здании, пробивается сквозь покорёженные плиты на полу.

Устойчивый запах сырости, веками не работающий туалет.

Нет, это не заброшенный сарай.

Это центральный загс.

Herzlich Willkommen. (Добро пожаловать.)

— В знак взаимного согласия обменяйтесь кольцами, — широко улыбается дама.

Блин, разве я успела дать согласие?

Пытаюсь придать лицу счастливое выражение. Хотя бы назло Маше, которая ловит каждое движение, зорко следит за реакцией.

Выхожу замуж за неизвестного и нелюбимого мужика. В дружках у меня блудливая подруга, а свидетели позора — вся ближайшая родня.

Точно как в сказке.

Не хватает только…

— Скрепите союз первым супружеским поцелуем.

О, теперь идеально.

Финальный гвоздь программы.

Тошнота подкатывает к горлу, желудок сводит болезненный спазм. Хочется упасть в обморок, потерять сознание. Отключиться и раствориться в спасительном небытие.

Положение спасает Дорик.

Ловко подхватывает воздушную невесту на руки, кружит по залу, будто невесомую пушинку. Отличный прием для отвлечения внимания.

Бедолага. Почти жалею его. Я же неподъемная, вешу под тонну. Особенно в подобном прикиде. А, впрочем, ничего страшного. Пускай терпит, искупает вину за разгульный образ жизни.

Вдыхаю и выдыхаю, усмиряю разбушевавшийся пульс. Стараюсь релаксировать, вспоминая о свадебном торте.

Плюём на полынную горечь, направляемся в ресторан.

Если алкоголь не спасает, всегда остаётся десерт. Или сырная нарезка. Или бекон. Жареная курочка. Шаурма. Круассан с балыком. Ванильное мороженое. Утка под сливовым соусом. Суши. Карамелизированные яблоки. Оливье. Чёрная икра. Икра заморская, кабачковая.

И кто сказал, что всё это нельзя смешать, сдобрив баккарди и колой?

Дольку лайма, пожалуйста.

Не стесняемся, наслаждаемся.

— Когда детишками нас побалуете? — спрашивает крёстная. — Родителям ведь давно пора внуков нянчить.

Ограничиваюсь кивком неопределённой траектории.

— Не затягивайте, — бормочет доверительно, склоняется ниже. — Сейчас у многих такая проблема, не удаётся забеременеть. Сперва предохраняетесь, а потом не выходит. Вот моя Настенька сразу сумела, повышенная фертильность сказывается. Однако не всем так везёт.

Осушаю бокал.

— И лучше тебе не пить, — укоризненно качает головой. — Алкоголь не идёт на пользу женскому здоровью.

Охотно верю.

Сжимаю челюсти до звона в ушах, стискиваю хрустальную ножку. Мечтаю раскрошить стекло в кулаке, не боюсь порезаться.

— Спасибо за консультацию, — вежливо благодарю.

Не злюсь и не раздражаюсь, не слетаю с катушек от ярости.

Обтекаю молча.

Бесят лишь первые десять подобных вопросов. На одиннадцатом начинаешь привыкать, достигаешь определённого смирения. Люди считают святым долгом влезть в чужие дела, вломиться туда, куда их не приглашали, не вытерев ноги и не постучав.

— Мы пока не планируем, — отвечаю сдержанно. — Дориан строит карьеру, постоянно в разъездах. Прага, Мюнхен, Париж. Разъезды ужасно утомляют. Хоть останавливаемся исключительно в пятизвёздочных отелях, для ребёнка подобный режим неприемлем.

Поднимаюсь, утаскиваю законного супруга на танцпол.

Господи, почему так сдавливает рёбра и жжёт глаза?

Вино не дурманит разум. Вина вгрызается глубже. Дыхание подводит, еда не помогает, не утоляет грусть.

Зачем оправдываюсь перед кем-то? Лгу, выстраиваю защиту. От кого? Для чего? К чёрту их. Любопытных. Тех, которые если не в дверь, то в окно.

У меня есть фон Вейганд.

Билет прямо в рай. В мой персональный грязный рай. В мрачный бальный зал, где мы танцуем босиком на осколках битого стекла.

О других напишу простым карандашом, мимоходом составлю заметки на истлевшем пергаменте. А о нём только на коже. По живому. Кровью собственного сердца.

Нам ли быть в печали?

Эх, Саша, как же тебя не хватает. Всегда. Везде. Я как тот гребаный эндорфин. Жажду сгореть в огне. Весь мой тридцать один аминокислотный остаток неудержимо влечёт к тебе. В адское пекло.

Окей, достаточно.

Уходим на рекламную паузу.

Возвращаюсь обратно, тяжело опускаюсь на стул. Дорик снуёт рядом, не выпускает из виду. Отдаю ему приказ отгонять назойливую толпу и обмахивать уставшую супругу опахалом.

— Тамада пропал, — взволнованно говорит мама.

— Я не в форме, — тяжело вздыхаю. — Заменить не смогу.

— Последний раз его видели с дядей Толей, — заключает хмуро.

— Стоит человеку единожды оступиться, все начинают его подозревать, — искренне негодую. — Вопиющая несправедливость.

— Нужно вызвать милицию, — готовится к худшему.

— Ни в коем случае, — отмахиваюсь. — Во-первых, мы не стукачи. Во-вторых, рановато будет, они всю нашу водку выпьют. К тому же, торжество не в разгаре. Предлагаю дождаться драки.

— Правильно, дочка, — заявляет дядя Коля и хлопает меня по плечу, вынуждая испытать микроинфаркт. — Этот муфлон сам виноват, в натуре, чмо без понятий. Не по кипишу фармазонил. У него явно фляга свистит.

— Высказывался не по теме, — перевожу для мамы. — С головой проблемы.

— Не кипишуйте, я сам всех развлеку, — продолжает тоном знающего человека.

— А он как? — спрашиваю вкрадчиво. — Скорее жив, чем мёртв?

— Жив-здоров, — довольно посмеивается. — Прилёг отдохнуть, к утру очнётся. На твоей свадьбе мочить никого не стану. Но если надо, обращайся.

— Обязательно, — обещаю радостно, сбрасываю его ладонь с плеча.

— Ты реально собралась укатить на пару с этим мутным штрихом? — сердито сдвигает брови. — Задохлик.

— Ну, Дориан качается, — мило улыбаюсь.

— Душонка рабская, — демонстративно сплёвывает на пол. — Сразу видно америкос. По струнке у своих господ ходит.

— У нас любовь, — виновато развожу руками.

— Тебе бы кого серьёзного. Не смотри, что я только откинулся, — прикладывается к бутылке, пьёт до дна. — Тех, кто сидел, без доклада к Боженьке пускают. Ох, будь я моложе.

Хоть в чём-то повезло.

Дядя Коля уже много лет не молод.

Но Фортуна весьма изменчива. Через несколько минут мы все приобщаемся к прекрасному. Сочный баритон ударяется о стены ресторана.

Канает пёс на садку, ливеруя,

Где шырмачи втыкают налегке.

Он их хотел подкрамзать, но менжует:

«Ох, как бы шнифт не вырубили мне».

Что на скучном и заурядном языке звучит примерно так:

Подозрительный человек, наблюдая, направляется к остановке,

Где воры-карманники без проблем совершают кражи.

Он хотел их застать врасплох, но боится:

«Ох, как бы мне не выбили глаз».

Спросите, откуда всё это знаю?

Я ж переводчик.

Аннотация к лекарству. На финском. Контракт на миллион баксов. Сто страниц за ночь бисерным шрифтом. Инструкция к Большому андронному коллайдеру. В кипе сканов жуткого качества.

Обращайтесь, разберёмся.

А дядя Коля меняет репертуар, ориентируясь на вкусы публики, пытается сблизиться с аудиторией, слиться в пароксизме исступления. В экстазе, проще говоря.

Бурные овации.

Всем нам.

— И по ночам безумие мне режет вены, — затягивает хрипло. — И к горлу тянется костлявою рукой.

Тянет набросать стих по мотивам.

Дурной знак.

Оборачиваюсь в поисках дозы спасительного алкоголя, жадно изучаю окрестности. Нетерпеливым щелчком подзываю официанта.

— Шампанского, — отдаю лаконичное распоряжение.

— Конечно, — голос этого парня кажется знакомым.

— А ещё текилу, — прибавляю требовательно. — Не забудьте про соль и лимон.

— Уже, — ставит передо мной стопку.

Какой молодец.

Настоящий профи.

Предугадывает желания.

Откуда я помню его голос? Неужели мы раньше встречались? Почему так врезалось в подсознание?

Отвлекаюсь от созерцания соблазнительных блюд, взгляд рассеянно скользит по фигуре незнакомца, по стандартному наряду. Всё выше и выше, от стройного торса и широких плеч, к лицу.

Смотрю на него и обмираю изнутри.

Тёмные волосы, тёмные глаза. Не похож, совсем не похож. Знакомые черты словно искажены, заострены. И всё же это он. Только он. В природе не существует подобных совпадений.

Безумие режет вены. На хрен. Ржавыми ножами. Сдавливает горло костлявой, когтистой лапищей. Обдаёт льдом, могильным холодом.

Стас.

Змеиное шипение в ушах.

Стас. Стас. Стас.

Я вижу мертвеца.

Выбрался из гроба, вырвался из сырой земли. Покинул кладбище, чтобы отомстить, покарать единственную виновницу его ужасных мучений.

Моя ладонь тянется к горлу. Инстинктивно. Желает сжать крест, а сжимает кадуцей. Золото впивается в нежную кожу. Немного возвращает самообладание.

Бред, хватит выдумывать небылицы.

Здесь нет ничего сверхъестественного. Я просто напилась и схожу с ума. Очередная галлюцинация, естественный исход. Банальное замыкание. Нужно перезагрузить.

Призрак склоняется надо мной, принуждая содрогнуться всем телом. Опрокидываю стопку текилы, тщетно пытаюсь закричать.

— Не беспокойтесь, сейчас уберу, — пользуясь случаем, он приближается вплотную, коротко шепчет на ухо: — Прочти.

Оставляет новую салфетку возле моей тарелки, растворяется в толпе.

Bloody hell (Кровавый ад).

Что это сейчас было? Озираюсь в надежде на ответ, на скупую поддержку со стороны. Напрасно. Внимание окружающих приковано к зажигательному выступлению дяди Коли. На мой безмолвный приступ паники никто не обращает внимания.

Чувствую себя чужой на празднике жизни.

Мама и папа оказывают первую медицинскую помощь избитому тамаде. Дорик жадно пожирает оливье с кабачковой икрой. Крёстная пританцовывает с бокалом в руках. Маша зажимается с фотографом.

Никакого уважения к невесте.

Нервно тереблю салфетку, медлю мгновение, а потом разворачиваю. Надпись мало объясняет происходящее.

«Этаж 3. Через 20 мин.»

Выведено поспешно, ничуть не смахивает на привычный каллиграфический почерк, которым Стас обычно заполнял свои документы.

Засекаю время, методично рву записку на клочки. Научена горьким опытом, лучше не сохранять улик.

В назначенный срок покидаю гостей, поймав подозрительный взор новоиспечённого мужа, сообщаю, что удаляюсь поправить макияж.

Тряхнём стариной, давно мы не ввязывались в опасные переделки. Встреча с ожившим мертвецом — неплохой повод опять нарваться на неприятности.

Слышишь, фон Вейганд?

Я отправляюсь на свидание с бывшим женихом, от одного упоминания о котором у тебя скрипят зубы и чешутся кулаки.

Никто не посмеет встать у меня на пути.

— Бл*ть, — спотыкаюсь.

Ну, разве что этот дебильный стул. И стол. И шкаф. Проклятье. Зачем тут столько мебели. Людей тоже перебор.

Какой придурок пригласил такое безумное количество народа?!

Чёрт, это же я.

А я прелесть и чудо.

Прелестное чудо. Красивая, одухотворённая, интеллигентная. Создана блистать среди представителей высшего света. Прирождённая баронесса.

— Еб*ный в рот, — едва удерживаюсь на ногах. — Сраная лестница.

Почему ступеньки высокие. Почему Земля круглая. Почему я снова набралась до полуобморочного состояния.

Как теперь канкан плясать?

Хоть бы не выблевать.

Признаю, звучит не особо возвышенно. Зато честно, по сути. Без прикрас вписывается в объективную реальность.

Поворачиваю ручку двери, вхожу в пустой банкетный зал. Постепенно трезвею, вглядываюсь в полумрак.

— Привет, — горячее дыхание опаляет шею.

Чересчур горячее дыхание как для призрака.

Значит, не умер.

— Привет, — выдаю сдавленно, резко оборачиваюсь и даю ему пощёчину.

Бью, не жалея силы, чтоб ладонь обожгло огнём. С трудом сохраняю равновесие, отступаю, опираюсь на стену.

— Я могу всё объяснить, — говорит уверенно, делает шаг вперёд, сокращает расстояние, убирает выбившиеся пряди моих волос за ухо.

— Что именно? — спрашиваю с горечью. — То, как подставил меня или то, как развёл бандитов на огромную сумму денег?

— Всё, — слабо улыбается. — Абсолютно всё.

— Чокнулся? — смеюсь. — Ты опоздал на свадьбу. Больше чем на полгода. Пришлось выйти за другого.

— Прости, — бросает тихо.

— Никогда, — заявляю жёстко. — Даже смерть не оправдание для такого предательства. Кстати, что за маскарад? Поменял имидж?

— Пришлось, — хмыкает. — Не нравится?

— Выглядишь отвратительно, — ложь легко срывается с уст.

— Ты должна доверять мне, — проводит пальцами по щеке. — Я на твоей стороне.

Дёргаюсь точно от удара.

— Проваливай, — говорю гневно. — Не смей прикасаться.

— Не буду, — сразу отстраняется. — У нас слишком мало времени, не успею ничего рассказать.

— Не надо, не хочу слушать всякую чушь, — фыркаю. — У нас вообще нет времени. Да и «нас» давно нет.

— Я тебе не враг, — от его интонации пробирает.

Боль и отчаяние под стальной бронёй.

Ублюдок издевается.

Можно подумать, будто он действительно влюблён, продолжает разыгрывать свой дешёвый спектакль.

— Но и не друг, — усмехаюсь. — Однозначно.

— Сейчас за тобой придут, — оглядывается на дверь. — Я слышу, как он поднимается по лестнице.

— Чепуха, — кривлюсь. — Там все пьяные и весёлые, никто не…

— Лора, прошу, — прерывает. — В следующий раз объясню, отвечу на вопросы. Я помогу тебе.

— Давай развернусь, чтобы было удобнее всадить нож в спину? — предлагаю иронично.

— Просто верь мне, — повторяет с нажимом.

— А статье про убийство верить? — интересуюсь яростно. — В газетах ты объявлен погибшим.

— Вынужденная необходимость, — произносит уклончиво.

— Скрываешься? — сладко улыбаюсь. — Наверное, стоит заорать, позвать на помощь и сдать тебя с потрохами. Нормальный ход, правда?

— Как пожелаешь, — не сопротивляется.

Покорно готов принять любую судьбу.

Из моих рук.

— Ты шпион? — стараюсь придумать разумное и логичное оправдание. — Агент КГБ? Работаешь под прикрытием?

Стас молчит, но его глаза не молчат.

Он смотрит так, что слёзы замерзают на моих ресницах. Слова излишни. Безошибочно узнаю этот взгляд. Хоть и вижу впервые. Однако ощущаю кожей. Нутром.

Так я смотрю на фон Вейганда.

Будто на божество. Преклоняя колени, но не сгибаясь. Обожая и поклоняясь. Будто на высшее существо.

Так смотрят все, кто по-настоящему влюблён.

— Я мошенник, — глухо произносит он.

Звук открываемой двери заставляет встрепенуться. Не успеваю никак отреагировать. Замираю, тупо уставившись на проход.

Выходит, Стас не лгал на счёт шагов, реально почуял приближение хищника.

Блин.

Вот дерьмо.

Я должна ему помочь. Только как? Слишком поздно.

— Ой, а говорил, не заглянешь, — бросаюсь вперёд.

К отворённой двери, к практически неизвестному мужику. Обвиваю мощную шею руками, висну всем своим немаленьким весом. Заливисто смеюсь, вхожу в роль, изображаю детскую непосредственность пополам с шизофренией.

Даже самый придирчивый зритель не уловит подвох.

— Я истосковалась по нашему общению! — восклицаю, искрясь от неподдельного счастья.

Развитые мускулы перекатываются под пальцами, как тут не поплыть от радости. Можно лапать накаченную спину в своё удовольствие. Парень слишком хорошо воспитан, не посмеет дать отпор хозяйской любовнице.

Ну, сразу не посмеет.

Опомнится, отделается от шока и поставит на место.

— Господин Александр велел за вами присмотреть, — мягко, но твёрдо отстраняет меня, слегка прищурившись, изучает комнату.

— Поехали домой, забери меня из этого дурдома, — начинаю канючить. — Здесь ужасно шумно.

Однако Мурат не спешит уходить, сканирует пространство от и до.

Охренеть.

Спорим, поседею во цвете лет?

— В чём проблема? — протягиваю капризно. — Погибаю от головной боли. Спину ломит, во всём виновато дурацкое платье. Тяжеленное. Если немедленно не стартуем отсюда, придётся раздеться.

Он не торопится.

Вот зараза.

Очаровательная такая зараза, очень опасная и сексуальная. Прёт напролом. А против лома нет приёма.

Кроме меня.

— Договорились, — смело приступаю к расшнуровыванию корсета.

Вероятно, перспектива увидеть собственность господина Александра в довольно фривольном неглиже сильно смущает Мурата.

Слив засчитан.

Несчастный страшится узреть чужое сокровище в голом виде.

Убегает, сверкая пятками, вовсе не потому что я слишком толстая и страшная, способна привлечь и возбудить только такого отпетого извращенца и психопата как фон Вейганд.

— Поехали, — коротко резюмирует Мурат, подхватывает хозяйское добро на руки, уносит из комнаты, от греха подальше.

Oh, what a day? What a lovely day! (Ох, что за день? Какой чудесный день!)

Я умер, я воскрес. Вальгалла.

Надеюсь, вы уже посмотрели «Безумного Макса» в 3D? И всё-таки Мел Гибсон гораздо более горячий мужик. Особенно в молодости. Забросайте помидорами, облейте ядом. Факт обжалованию не подлежит.

Бросаю прощальный взгляд в полумрак.

Стас успел скрыться, долг перед отечеством выполнен. Вновь встречаться с ним не намерена. Сожалею ли, что тайное осталось тайным? Ни капли.

***

Огни ресторана сменяются огнями ночного города. Мчимся по трассе под новомодный клубный трек.

Мечтательно потягиваюсь, кутаюсь в уютный пиджак своего телохранителя. Странно, никакого запаха, ни единой ноты парфюма. Стерильная чистота повсюду.

Молчание напрягает. Нужно любой ценой разорвать вынужденную паузу. Поднять лёгкую и ненавязчивую тему, задать рядовой, ничего не значащий вопрос. Слегка разрядить обстановку.

— Ты когда-нибудь убивал? — роняю невинно.

Лёд растоплен. Отличное начало дружеской беседы.

— Хм, — раздаётся выразительный ответ.

Мы явно на одинаковой волне, физически ощущаю стремительно растущую близость, духовное единство и соблазнительные перспективы грядущего общения.

— А господин Александр убивал? — копаю глубже. — Как думаешь?

— Мне платят не за то, чтобы я думал, — заявляет ровно.

— Прости, — пожимаю плечами. — Совсем не производишь впечатление тупого качка или безмозглого исполнителя. Выглядишь, будто способен на гораздо большее. Ну, там типа размышлять, анализировать, оценивать обстановку.

— Кто долго размышляет, тот быстро умирает, — криво ухмыляется, не отрывает взгляда от дороги. — Когда нужно стрелять — стреляй, а не болтай.

Тысяча чертей.

Разрази меня гром.

— Тоже фанатеешь по спагетти-вестернам? — мигом оживляюсь. — Любимый режиссер Тарантино? На «Омерзительную восьмёрку» пойдём?

— Я не думаю, — продолжает ровно. — Я реагирую.

— Не меняй тему, — бросаю сердито. — Сперва цитируешь классику, потом пытаешься соскочить. Не выйдет.

Эй, фон Вейганд, накажи меня.

Беззастенчиво пускаю слюни на брутального самца. Всерьёз намерена пуститься во все тяжкие. Кино, вино и домино.

Давай, отшлёпай, отходи кнутом, выбей дурь. Оттрахай так, чтоб ноги не сдвигались. Без жалости.

— Поболтаем? — деловито поправляю корсет. — Если не желаешь обнажать сокровенное, расскажи о работе.

— Ничего интересного, — произносит абсолютно спокойно. — Рутина.

Его рубашка закатана до локтей, открывает отличный вид. Рука перемещается на рычаг переключения скоростей. Поднимает ставки, а после возвращается обратно на руль.

Обалдеть.

Точно завороженная наблюдаю за плавными движениями сытого зверя, никак не могу отвернуться. Взор намертво прикован к пальцам, которые покрыты неизвестными татуировками.

Что в этом мужчине такого?

Почти жалею о своей сладостной несвободе, о безнадёжной повернутости на нежном и ласковом шеф-монтажнике.

— Подробнее? — протягиваю елейно.

— Охраняю важный объект.

Вот ведь льстец.

Мелочь, а приятно.

— И как справляешься? Наверное, ни сучка, ни задоринки? — атакую вопросами. — Хотя взаимодействовать с подобным объектом одно удовольствие.

А не взаимодействовать — другое.

Однако об этом позже.

— Странно, — вдруг поворачивается, припечатывает меня горящим взглядом. — Сегодня объект вышел из-под контроля. Скрылся, будто для тайной встречи с кем-то.

Во рту резко пересыхает, придурковато улыбаюсь.

— Ммм? — выдаю нечленораздельный звук.

— Окно на третьем этаже было распахнуто, я отправил своих людей окружить здание, сам поднялся наверх. Но комната оказалась пуста. Никого не удалось поймать.

Каждая фраза вынуждается покрываться ледяным потом и цепенеть. Теряю счёт ударам собственного сердца. А может оно и вовсе не бьётся.

— Объект рефлексировал в полнейшем одиночестве, — нервно посмеиваюсь.

— Либо так, либо мы преследовали призрак, — хищно скалится и вновь обращает взор на дорогу, выпускает из поля зрения. — Только я уверен, что там находился кто-то ещё. Он бежал, лишь стоило открыть дверь. Неизвестным мне путём. Буквально растворился в воздухе.

— Прямо фантом, — очень стараюсь побороть дрожь. — Разве не следовало его догнать? Почему позволил уйти?

— Моё дело охранять и докладывать, — исчерпывающий ответ.

— Боюсь, господин Александр не обрадуется, — заявляю вкрадчиво. — Ты допустил ошибку.

— Это не ошибка, — поясняет холодно. — Это правильно расставленные приоритеты.

Не бросаться на поиски тени, когда приказано держать под контролем хозяйское имущество.

— Когда велят поймать, тогда и поймаешь? — протягиваю неспешно, прибавляю с долей издёвки: — Забавно. Кажется, противник намного умнее, опытнее и расчётливее. Сумел столь виртуозно ускользнуть, никем не замеченный.

— Верно, — даже бровью не ведёт. — Он профессионал. Значит, понадобится больше времени.

— Признавайся, за какие грехи сослан сюда? — прибегаю к новой тактике. — Слишком уж сообразителен для рядового бойца.

Мурат хранит молчание, ограничивается очередной усмешкой, вновь принуждает меня испытывать противоречивые чувства.

— Не обижайся, но золотые зубы уже давным-давно не в моде, — заключаю скучающим тоном. — Если ты не репер, конечно. Реперам всё разрешено.

— Это не ради моды, — произносит после короткой паузы. — Это на память.

Страшно представить о чём.

Авто останавливается у родного подъезда. В компании горячих парней не заскучаешь, минуты пролетают удивительно быстро.

— Я замолвлю словечко, — обещаю совершенно искренне. — Надеюсь, тебя повысят, и мы будем чаще болтать. Ожидай прибавку к зарплате. Тем счастливчикам, которые со мной общаются, всегда доплачивают за вредность.

— Настоящую преданность нельзя купить, — презрительно хмыкает.

Ура, достижение.

Первый проблеск реальных эмоций.

— Спорное утверждение, — выдаю с явным сомнением. — У каждого есть цена.

— Тех, у кого есть цена, нет смысла покупать, — ловко парирует. — Слишком легко продаются.

Молодец, определённо сработаемся.

— Ты предан господину Александру? — жажду подтвердить очевидное.

— Ему решать, — не намерен заниматься самопиаром.

Сдержанно киваю.

— Я бы часами с тобой зависала, однако не хочу компрометировать, — выпаливаю скороговоркой, печально вздыхаю и покидаю авто. — До новых встреч.

Грациозно направляюсь в сторону подъезда. Держу спину прямо, горделиво расправляю плечи.

— Хватит врать, — брезгливо фыркает внутренний голос.

Ладно, не буду.

Неровной походкой ковыляю вперёд. Мурат поддерживает за талию, потом поднимает по лестнице. Опять на руках. Исключительно в целях безопасности. Вдруг навернусь и переломаю кости. Необходимо соблюдать осторожность.

Эффектного прощания не вышло. Никак не можем расстаться. Воздух между нами наэлектризован и накалён до предела.

Магнетическое притяжение.

Интересно, как это понравится фон Вейганду?

Никак. Ему же пофиг. Выдаёт замуж за одного, поручает на попечение другому. Вечно занят, вечно вне зоны доступа. Непробиваемый ублюдок.

***

Наслаждаюсь честно заслуженным одиночеством. Защелкиваю замки, запираюсь на щеколду. Не собираюсь пускать даже родителей.

Впрочем, вряд ли моя семья нагрянет домой раньше позднего утра. Они не покинут гостей, потом придётся урезонивать разбушевавшегося дядю Колю. Забот хватает.

Чем поясню присутствие в родной квартире? Почему не с мужем? Почему опять у них на шее?

Изобрету отмазку по ходу пьесы. Лень придумывать заранее.

А сейчас не желаю ничего анализировать и разбирать, устала напрягать извилины. Мечтаю избавиться от роскошного наряда, сбросить неудобные туфли, раздеться догола и нырнуть в горячую ванну с ароматной пеной.

Пора расслабиться.

Потом снова войду в роль. Потом переселюсь обратно к Дориану. Потом выстрою насквозь лживую легенду.

Всё потом.

Нужно отдохнуть, набраться сил, восстановить энергетический баланс.

Зеваю, прикрываю рот ладонью. Вздрагиваю, невольно поёжившись. Вроде тепло, но меня пробирает ледяной озноб. Кожа враз покрывается мурашками.

С чего бы?

Вынимаю шпильки, безуспешно пытаюсь распустить волосы, разобрать конструкцию из налакированных буклей. Удаётся лишь снять фату. Причёска закреплена на славу. Так и помру. С дурацкой пальмой на голове.

Миную тёмный коридор и мрачную гостиную. Не включаю свет, довольствуюсь неоном ночных вывесок.

Острые каблуки безжалостно впиваются в линолеум. Если останутся следы, мама меня прибьёт.

Ступаю вперёд, толкаю дверь.

Наконец-то. Святая святых, вожделенный чертог. Моя любимая комната. Детская. Немой свидетель всех переживаний, радостей и невзгод.

Первая любовь. Первые слёзы. Первый шаг. Первые грёзы. Отсюда берут начало грандиозные авантюры.

Вот здесь раньше стоял манеж, из которого я высовывала зад и писала на пол, чтобы не лежать в мокром. Ходить не умела, но уже старалась выбраться из дерьма.

Эх, где былая смышлёность? С годами неотвратимо тупею. Вляпываюсь всё чаще и всё крупнее.

Столько трогательных воспоминаний, не сосчитать.

Здесь я допрыгалась до трещины в левой руке, пробуя повторить акробатические трюки прославленной Зены. Здесь обматывалась махровым полотенцем и воображала себя стервозной Алексис из сериала «Династия». Здесь билась в истерике от неразделённых чувств. Здесь прилежно зубрила скучные конспекты наизусть.

Здесь прошла вся моя беззаботная жизнь.

Мысль обрывается. Слишком много усталости. Уровень зашкаливает. Фата выскальзывает из онемевших пальцев, невесомым облаком оседает на пол.

Ступаю вперёд, к окну, неспешно бреду по призрачной дороге, сотканной из света уличных фонарей. Замираю у кресла. Кладу ладони на спинку, слегка поглаживаю кожаную поверхность.

Папа ненавидит этот гарнитур. Раритет, почти из музея, достался в наследство. Предметы мебели выглядят круто и презентабельно, однако перемещать их по квартире тяжкий труд. Даже двинуть не выйдет.

Странно. Разве утром кресло не стояло иначе? Будто кто-то повернул.

Здравствуй, белочка.

Пора кодироваться.

Вздыхаю, пытаюсь изгнать щемящую тоску. Вглядываюсь в ночь, расчерченную неоновым огнём, стараюсь отыскать знакомый профиль, подсвеченный игрой теней. Уловив мираж, плотно закрываю глаза.

Задержать видение, загадать желание.

Любой ценой.

Есть вещи покрепче текилы, есть вещи, перебивающие любую анестезию.

Бог мой.

Хочу рухнуть к его ногам, хотя я и так уже там.

Хочу пасть ниц и ползти, тереться щекой о его высокие чёрные сапоги. Хочу ощущать себя неизлечимо больной.

Опять. Снова. Всегда.

Аминь.

Пламя охватывает заледеневшие запястья. По телу проходит разряд электрического тока. Алкоголь вмиг выветривается, горечь смывает обжигающая волна.

Не успеваю ничего сообразить. Лишь дёргаюсь, пробую освободиться из плена. Только тщетно.

Хватка усиливается, вырывая глухой стон из груди.

— Hast du mich vermisst? (Скучала по мне?) — вкрадчиво спрашивает фон Вейганд, клеймит шею раскалённым дыханием. — Dein Herz schlägt so schnell. Hab keine Angst, bin ich noch da. (Твоё сердце так быстро бьётся. Не бойся, я ещё рядом.)

Прижимается сзади. Поглощает меня. Окунает во мрак, обнажает бездну внутри, оголяет до самой сути. Сдирает кожу. И мясо. Слой за слоем. Вынуждает содрогаться. От боли.

Нет.

Не верю.

Не может быть.

Ох, бл*ть.

Pardon my fucking French. (Простите мой гребаный французский.)

Колючий мороз ударяет по глазам, срывает слёзы с нервно трепещущих ресниц. Холод обдаёт лёгкие, становится трудно дышать.

Больше ничего не контролирую.

Не соображаю.

Раны внутри трещат по швам. Кусаю губы, едва удерживаюсь от безумного смешка. Сглатываю ком в горле.

— Не ждала, — роняю сдавленно.

Жаждала. Представляла в ярких красках. И мечтала.

Забьёшь на важные дела, сорвёшься, приедешь, примчишься немедленно. Сто процентов. Окей, не совсем. Девяносто девять. Разница ничтожная.

— Вроде особо нет повода, — бормочу еле слышно. — Рановато подводить итоги по бизнес-пари.

Зато для первой брачной ночи идеальное время. Господин явился, дабы уничтожить остатки невинности, отнять единственную драгоценность у бесправной рабыни.

— Коварные враги успели опорочить доброе имя? — истерично посмеиваюсь. — Андрей нажаловался? Мурат настучал? Банальная зависть и…

— Ich verstehe nicht, (Я не понимаю,) — обрывает грубо.

— Забавно, — согласно киваю. — А знаешь, что ещё забавно? Теперь ты не имеешь власти надо мной. Я чужая жена. Не твоя. Придётся серьёзно пересмотреть формат отношений. Никакого секса, никаких поцелуев. Можем мило побеседовать, подержаться за руки, не более.

Не торопится отвечать.

Впечатлён.

— Я же не шлюха какая-нибудь, — заявляю надменно. — Не намерена принимать стойку по свистку. Дрессируй других. Тут номер не прокатит.

Горжусь собственной крутостью.

Сколько выдержки, сколько воли. Металл в голосе. Ни намёка на слабину. Обламала гада, загнала мерзавца в стойло, показала кто хозяин.

Да я кремень.

— No understand, (Не понимать,) — изображает чудовищный акцент, нагло лапает корсет.

Издевается.

Ублюдок проклятый.

Резко оборачиваюсь, цепляюсь за его безупречный пиджак, комкаю ткань. Пытаюсь оттолкнуть противника, но лишь усугубляю положение.

Зажата в тисках, впечатана в кресло. Ни единого шанса выбраться на волю. Напрасно извиваюсь в жестоких объятьях палача.

— Ненавижу, — отчаянно вырываюсь. — Проще прикрыться немецким? С откровенностью покончено? Отпраздновали и хватит? Зачем баловать, когда можно сразу трахнуть?

Влепить бы ему пощёчину, расцарапать самодовольную физиономию, стереть маску притворного спокойствия.

— Ja genau, (Да, именно,) — заключает нарочито елейно, вдруг отпускает жертву.

Отстраняется, отступает на шаг назад.

Изучает от макушки до пят, не выпускает из-под прицела. Наклоняет голову набок, криво ухмыляется. Ослабляет узел галстука. Расстёгивает ремень, вынимает из шлеек.

Начинаю трепетать.

Фон Вейганду не нужен кнут, чтобы напугать. Безотрывно наблюдаю за тем, как его пальцы сжимаются вокруг сверкающей серебром пряжки, скользят по узкой тёмной полоске кожи.

Краткий миг — и щелчок оглушает меня.

Вздрагиваю, сжимаюсь, вжимаю голову в плечи. Плоть цепенеет, дрожит каждый позвонок.

Ремень ударяется о деревянный подлокотник. В миллиметре от моей руки. Но ощущение такое, будто обвивается вокруг горла, заставляя хрипеть.

Жадно ловлю кислород, судорожно открываю и закрываю рот.

— You get what you deserve, (Ты получаешь то, что заслуживаешь,) — раздаётся ироничное замечание. — Heut Nacht. (Этой ночью.)

— Прекрати, — стараюсь прозвучать уверенно, по привычке пробую отшутиться: — Почему мы не можем общаться нормально? Обсуждать последние новости, пить чай, готовить друг другу оладушки. Быть обычной, среднестатистической парой.

Ничего не говорит.

Игнорирует.

Направляется к выходу из комнаты, поднимает фату и возвращается обратно. Надевает на меня, осторожно поправляет, разглаживает искрящийся материал, а после вновь отступает, останавливается возле дивана.

Все эти равнодушные, механические движения окончательно вгоняют в ступор.

Что он задумал?

— Пожалуйста, я…

Не успеваю завершить фразу.

— Komm zu mir, (Подойди ко мне,) — холодно повелевает фон Вейганд.

Интересно, он когда-нибудь перестанет вести себя как гребаный психопат?

— Нет, — произношу вслух, проявляю завидную твёрдость. — Даже не надейся. Либо мы общаемся по-человечески, либо вообще не общаемся. Спектакль затянулся.

Страх остался в прошлом.

Я больше не боюсь этого человека. Колени не слабеют и не подгибаются, равновесие не теряется. Липкий пот не струится по спине. Пульс не приходит в бешенство, желудок не скручивается в тугой узел.

Всё супер, всё пучком.

Целиком и полностью контролирую ситуацию.

В своих фантазиях. В смелых и отвязных мечтах. Но не в реале. Не в данный конкретный момент, когда дыхания не хватает.

— Komm zu mir, (Подойди ко мне,) — повторяет без эмоций, бесцветным тоном.

Подчиняюсь.

Следую первобытному зову. Тело не внемлет разумным доводам, покоряется природе. Послушно ступает вперёд.

— Auf die Knie, (На колени,) — произносит фон Вейганд абсолютно ровно.

Замираю, застываю на месте.

А потом, будто в гипнотическом трансе, опускаюсь на пол. Белоснежные юбки трепещут, растекаются вокруг сияющим облаком. Корсет больно сдавливает грудь. Не чувствую биения крови внутри.

— Küss, (Целуй,) — бросает мрачно, ставит ногу на диван прямо перед моим лицом, с явной издёвкой прибавляет: — You kiss what you deserve. (Ты целуешь то, что заслуживаешь.)

— Что? — отказываюсь понимать намёк.

Инквизитор не желает тратить слова попусту, ограничивается выразительным взглядом.

— То есть? — отвергаю происходящее. — В каком смысле?

Молчит, подвигает сапог ближе, вплотную ко мне.

— Ты с ума сошёл, — шепчу практически беззвучно. — Я не стану.

Наклоняется, лениво опирается на согнутое колено. Тыльной стороной ладони проводит по моей щеке. Легонько. Едва касается.

— Küss, (Целуй,) — обжигает арктическим льдом.

Отрицательно мотаю головой, лихорадочно дёргаюсь, желаю отпрянуть в сторону. Но он крепко обхватывает шею, не позволяет шелохнуться.

— Нет, нет, — бормочу сбивчиво. — Никогда.

Фон Вейганд посмеивается, забавляется, наслаждаясь реакцией. Однако веселье длится недолго. Тьма пожирает искры в его глазах. Свет сменяется вечным сумраком, гаснет, не оставляя следа.

— Выполняй, — заявляет на доступном языке, намеренно растягивает слова: — Я же не заставляю вылизывать подошву.

Ну, спасибо.

Чокнутый урод.

Очень облегчил задачу, прировнял к унылой повседневности. Тьфу, плёвое дело. Нулевой напряг. Берёшь и целуешь сапог. Слизывать грязь не обязательно, достаточно поцеловать. Скукотища.

— Да пошёл ты, — цежу сквозь зубы. — Сам целуй.

Долбаный маньяк.

Не на ту напал.

Я сильная и независимая женщина. Всё могу, всё умею. Не сдамся без боя, буду бороться до последнего.

— Хорошо, — коротко соглашается фон Вейганд и выпрямляется.

Ослепительная вспышка серебра, свист ремня над ухом.

Вопль вырывается из моего горла. На автомате. Невольно. Боль жалит плечо, стерпеть не удаётся. Кричу. От неожиданности, удивлённо.

Поворачиваюсь, тупо смотрю на стремительно краснеющую полосу. Дьявольская подпись отчётливо проступает на бледной коже. Багряные капли срываются вниз, запечатлевают кровавую печать на свадебном наряде.

Не верю в то, что это действительно происходит.

— Т-ты, — запинаюсь. — Ты ударил меня.

— Я тебя поцеловал, — отвечает невозмутимо. — Зацелую до смерти, если потребуется.

— Зачем? — всхлипываю. — Злишься? Прости, прошу. Я не хотела, я не… Пожалуйста, не заставляй это делать.

Он не произносит ни единой фразы. Остаётся холодным и спокойным, проявляет не больше эмоций, чем ледяная глыба. Однако на сей раз я улавливаю движение его руки. Мимолётный, почти незаметный жест вгоняет меня в дикий ужас.

Действуй. Время на размышления вышло. Нет ни секунды.

Покорно прижимаюсь губами к сапогу, начинаю беззвучно рыдать. Слёзы льют градом, тихая истерика сотрясает тело. Успокоиться не выходит, нервы сдают. Закашливаюсь, зажимаю рот ладонью, очень стараюсь не заорать.

Фон Вейганд снимает фату, поглаживает спутанные пряди.

— Пора спуститься с небес на землю, — чеканит мрачно. — Я не заколдованный принц, чьё ледяное сердце нужно исцелить силой любви. Мы не в сказке.

— Знаю, — бормочу сдавленно, срываюсь на истерику: — Ты не принц, ты ублюдок. Гораздо легче опять макнуть в дерьмо, чем проявить истинные чувства. Так и будешь молчать? Продолжишь свои дурацкие игры? Даже теперь? После всего?

Он хватает меня за горло, рывком заставляет подняться, встряхивает. Почти сворачивает шею. А потом впивается в дрожащие губы. Вгрызается. Выбивает воздух из лёгких.

— Чего ждёшь? — жарко шепчет прямо в рот. — Что я должен сказать?

Что любишь. Что не отпустишь. Что умоляешь простить за доставленные неудобства. Существует великое множество вариантов.

— Хочу вдыхать твои стоны, хочу пить твою боль, хочу пожирать твой самоконтроль.

Поднимает на руки, стискивает до хруста костей.

Никто и никогда касается так.

Не держит на грани, пропитывая плоть вирусом неизлечимой болезни. Не опаляет кожу, оставляя метки каленым железом. Не выносит смертный приговор, лишая надежды на искупление.

— Хочу убить, чтобы никому не досталась.

Наверное, нужно очнуться. Избавиться от гипнотических пут, сразиться с пугающей одержимостью.

Но сердце стрекочет, охвачено бешенством. И я смеюсь, хохочу, срывая голос, упиваюсь безумием.

No pain, no gain. Сквозь слёзы, сквозь боль. К победе.

Больше нет усталости. Слабости тоже нет. Нужно продолжать, двигаться дальше. Идти, ползти. Не важно. Главное — не останавливаться. Не замирать, не тормозить.

Мы не сбежим на край света. Не скроемся от мира. Не потеряемся, не исчезнем навсегда. Не найдём пристанище на безлюдном острове.

Мы слишком оху*нные, чтобы прятаться.

Или оху*вшие.

Уже не принципиально.

Мы. Мы. Мы. Тянет повторять. Завопить, заорать. Пока не растает на истерзанных устах, не врастёт, пуская корни вглубь.

— Разве ты не этого желала? — фон Вейганд опускает меня на диван, наваливается сверху всем своим весом. — Теперь не рада?

Кричу.

Инстинктивно дергаюсь, но оказываюсь лишь плотнее прижата к безжалостному палачу. Краснею, облизываю губы.

— Ползать в ногах, тереться о сапоги, — он обводит моё ухо языком. — Никогда не мечтала о таком?

— Нет, — заявляю чересчур поспешно.

— Маленькая лживая дрянь, — насмешливо выносит вердикт.

Срывает нижнее бельё. Ни туфли, ни чулки не трогает. Старается не повредить платье. Осторожно освобождает грудь из корсета, задирает пышные юбки выше.

— Нравится наряд? — интересуюсь с вызовом. — Выбирала специально для грандиозного торжества.

— В следующий раз одену тебя иначе, — фон Вейганд собирает соль с моих разгоряченных щёк.

— В следующий раз? — спрашиваю поражённо. — Собрался опять выдать замуж?

Он игнорирует вопрос.

Раздвигает мои ноги, забрасывает на плечи. Подтягивает ближе, крепко сжимает талию, сминает сильнее. Впечатывает в диван мощным, мускулистым телом. Подавляет волю к сопротивлению.

— Какая же ты потаскуха, изменяешь законному супругу в первую брачную ночь, — заявляет с наигранным презрением. — Порядочной жены из тебя не выйдет, однако бл*дь отменная.

Его пальцы проникают внутрь, принуждают стонать, извиваться змеёй. Доводят до черты, а после издевательски замирают. Низ живота наливается свинцовой тяжестью, мышцы начинают невольно сокращаться.

— Не спеши, — вдруг отстраняется. — Лучше поболтаем, побеседуем по душам. Поведай о своих грязных тайнах.

— П-прошу, — умоляю сбивчиво, судорожно цепляюсь за его руку.

— Отличный момент для исповеди, — произносит сладко, покусывает шею, вынуждая содрогаться от голодной дрожи.

— Ты и так всё знаешь, — бормочу с придыханием. — Хватит измываться.

— Сбрось тяжкий груз, — хриплый голос пропитан елеем. — Поведай о содеянном.

— Пожалуйста, — выдаю сдавленно, окончательно слетаю с катушек, пытаюсь расстегнуть его брюки.

— Стоп, — обхватывает оба запястья одной ладонью, заводит над головой, вдавливает в диван. — Пока не поздно признаться.

— В чём? — бросаю отчаянно, готова сознаться во всех смертных грехах, лишь бы ощутить желанное облегчение.

— Тебе виднее, — криво ухмыляется фон Вейганд. — С кем развлекалась здесь? Может отсасывала бывшему парню? Или сбежавшему жениху? Драгоценному Стасу?

Вздрагиваю будто от пощёчины.

— Ну ты и сволочь! — восклицаю гневно.

— А что? — ухмыляется. — Я же не могу проверить, у кого ты берёшь в рот.

— Пусти, — яростно рвусь на волю. — Вот скотина. Да ты просто шизанутый подонок.

— Тише, родная, — прерывает бурное возмущение поцелуем.

Терзает губы, не ведая пощады. Ослабляет хватку на долю секунды, пауза длится совсем не долго. Слышится шорох ткани.

— Выходит, никто не трахал мою девочку в этой девственной кроватке? — нездоровый блеск в его глазах пугает.

— Придурок, — бросаю с горечью.

Неужели сомневаешься?

Верна до гроба. До могилы. И за могильной плитой.

— Тогда нечего бояться, — резко проникает в меня, овладевает единственным движением, заполняет до предела. — Никогда не разрушу то, что люблю.

Зачётный комплимент.

Не скрою, хотелось бы оскорбиться.

Но это довольно сложно сделать. Только не теперь. Ведь огромный раскалённый член напрочь лишает разума, выколачивает жалкие остатки гордости грубыми толчками.

— Не разрушу, — шепчет фон Вейганд, нежно слизывая кровь с моего плеча. — Без веской причины.

Я пропала.

Затеряна в нём. Запечатана. Скованна по рукам и ногам. Сколько же мне отмеряно? На счастье. На жизнь. Без веских причин.

Глава 18.1

Привет, это я.

Твое утраченное чувство вселенского равновесия. Твоя потерянная решимость. Твой навеки забытый покой.

Присядь поближе, давай поболтаем.

Устаешь. Скучаешь. Все чаще срываешься. Предохранители искрят, не выдерживают напряжения. Еще немного и конец. Тушите свет, начинается бред.

Хотя нет.

Нет повода для грусти.

Ты здоров. Дышишь. Видишь солнечный свет. Руки и ноги целы. Над головой мирное небо. Рядом семья, близкие люди. Любят, ценят, понимают, помогают. Работа дарит возможность развиваться, строить будущее.

Жить бы и радоваться.

А не выходит.

Задыхаешься. Будто заточен в тюрьме, в сырости подвала, во мраке затхлой камеры. И стены сдвигаются. Клетка объята пламенем. Дуло пистолета застывает у виска, на шее затягивается петля.

Ты в ловушке. На дне. Или даже ниже. В яме. В сырой земле. Медленно погибаешь. Сдаешься, отступаешь. Замираешь.

Внутри пустота.

Собирайся, с вещами на выход.

Если реальность не трещит по швам, это не значит, что ты должен испытывать счастье. Быть априори благодарным. Если все слова складываются в рифму, это не обязательно правильно.

Для грусти повод не нужен. Повод нужен для оправданий. Для глубокомысленных теорий, которые никого и никогда не спасают.

Как выбраться? Как разорвать порочный круг?

Сперва осознай причину, потом исправляй. Двигайся вперед. Падай. Ползи. Разгребай обломки. Действуй. Пусть медленно, пусть наощупь.

Не ошибается только тот, кто стоит на месте.

Бояться нормально.

Не нормально отрицать истину, скрываясь под маской.

Сражайся, добивайся поставленных целей. Приходи в отчаяние, сглатывай горечь. Бери паузу. Плачь и кричи. Поднимайся, устремляйся к новым горизонтам. Начинай прощать, отпускать грехи. Свои и чужие.

Будь бойцом. Будь тряпкой.

Просто будь, это уже немаловажно.

Остальное приложится, вернется, войдет в нужное русло. Лишнее отсеется, пропадет. А твое от тебя не уйдет.

***

Рано или поздно наступает черед взглянуть страху в лицо. Больше нет шанса сбежать. Нельзя отвертеться и перевести стрелки. Приходится распрямить плечи, дать врагу достойный отпор. Без вспомогательной страховки. Исключительно тет-а-тет.

— Посмотрим, чья возьмет, — хитро щурюсь, разминаю пальцы, готовлюсь к решающему броску. — Налетай.

Подаюсь вперед, остервенело барабаню по клавишам, обращаюсь в сплошной сгусток энергии.

Не смей сдаваться. Даже не думай. Быстрее, смелее. Не тушуйся. Каждая секунда на вес золота. Выше. Левее. Ничего не упускай. Лови гада. Давай, дожимай. Пара мгновений до вожделенной победы. Не подкачай. Пленных не берем. Заключительный этап.

Пот струится вдоль позвоночника, пальцы немеют от перенапряжения. Перед глазами отжигают черные точки.

Так, не отвлекайся. Включи запасные извилины, активируй второе дыхание. Мочи ублюдков.

— Лора, ты рехнулась?! — истеричный вопль врывается в сознание.

— Бл*дь! — не сдерживаю ярость, откидываюсь на спинку стула, издаю протяжный стон разочарования, мрачно продолжаю: — То есть Маша. Хотя бл*дь тоже подходит. В свете последних событий.

— Совсем обалдела? — моя бывшая лучшая подруга усаживается за соседний стол, включает компьютер и хмуро роняет: — Базар фильтруй.

— Зачем подкрадываешься? — спрашиваю раздраженно, тяжело вздыхаю и сокрушенно взираю на экран. — Теперь придется начинать заново, уровень безнадежно провален.

— Сделай музыку тише, — требует недовольным тоном. — Офис содрогается от этого говнища.

— Ностальгия, — лениво потягиваюсь. — Песня детства.

— «Высохли фонтаны, я пришел к тебе нежданно, желтые тюльпаны подарил и тр*хнул в ванной»? — цитирует насмешливо. — Кажется, оригинальный текст слегка изменен.

— Креативная обработка от группы «Еб*нько», — убавляю звук. — Между прочим, из твоих аудиозаписей. Поэтому нечего косить под приличную.

— А дебильную игру где нашла? — кивает в сторону монитора.

— Ничего дебильного, — отмахиваюсь гневно. — Тут сложная многоуровневая стратегия. Необходимо учитывать мельчайшие детали.

— Тут главный герой — презерватив, который ловит венерические болезни, — замечает ядовито. — Не слишком интеллектуальное занятие.

— Всяко лучше изучения финансовых отчетов, — бормочу под нос. — Яркость и острота, впечатления зашкаливают, ни с чем не сравнимая новизна. Эмоции на грани.

Прости, резиновый воин. Битва окончена. Сегодня удача нам изменила. Коварные бактерии глумливо хохочут и празднуют победу.

Скрепя сердцем, жму на красный крест, покидаю арену с позором.

Самооценка достигла дна. Пора скрыться от жестокой реальности в дебрях Интернета, затеряться в глухих переулках сети, напрочь отключить мозги.

Демонстративно надеваю наушники, запускаю браузер.

Ай-да на ютуб?

Политика и приколы, макияж и готовка, обзоры свежих новинок из различных сфер. Психологические тренинги и курсы обольщения. Настоящий мусор и полезные вещи отлично уживаются вместе.

Стоп.

Нафига была скучная канитель с брачкой? Кипа документации, куча налогов, угнетающая потребность заводить бизнес-партнеров. Сплошные обязательства. Постоянный напряг. Ради чего стараться?

Можно снимать любую хрень и выставлять на всеобщее обозрение. Не заморачиваться на счет качества, зашибать приличные суммы на просмотрах и отдыхать от мирской суеты, напялив сверкающую корону.

Бриллианты ослепляют. Люди не замечают подставу. Проникаются, требуют добавку, льнут к подножию трона.

Трепещите. Настал мой звездный час.

— Думаешь, тебя будут смотреть? — недоверчиво любопытствует внутренний голос.

— Ну, его же смотрят, — указываю на экран. — Трудно быть хуже. Но я рискну.

Мужчина средних лет жадно поедает гамбургер, эротично лапает бутылку с колой, отпускает сомнительные шутки относительно детородных органов.

Харизма под вопросом, с интеллектом беда. Зато число подписчиков уверенно устремляется в бесконечность.

Ох, прославлюсь.

Всегда подозревала, высшие силы готовят для меня особенную миссию.

Конечно, придется шифроваться. Вряд ли фон Вейганд одобрит публичность. Иначе бы не запрещал аккаунты в соцсетях. Зато про видеоблогерство умолчал. Практически разрешил. Наверняка сам желает засветиться.

Мистер Секс обязан блистать на сцене. Грех прятать от публики два метра чистого удовольствия.

Мечтательно прикрываю глаза, живо представляю темы будущих репортажей.

«Подземелья Валленбергов. Миф или реальность? Тест-драйв без тормозов». «Как спустить целое состояние в унитаз. Шоппинг не для слабонервных. Строго 18+».

«В гостях у дедушки-нациста». «Званый ужин у лорда-садиста».

Видите? Я обречена. На успех.

— Делом займись, — обламывает вечный пессимист. — Проведи мониторинг, изобрази умственную активность. Раз не способна соображать, хотя бы имитируй.

Ага, разбежалась. Скорее организую генеральную уборку квартиры, схожу на встречу выпускников или побеседую со Свидетелями Иеговы.

Нужно признать очевидное, затея провалилась. Сайт знакомств застыл над пропастью. Пусть банкротство не грозит, но прибыль за несколько месяцев не отбить. Печальный исход заранее предрешен. Хватит фантазировать. Смирись. Очередной промах уже не удивит.

Да наплевать. К черту бизнес. Меня грызет другое.

Понимаю, фон Вейганд не забьет на месть и не простит врагов. Не продолжит изливать душу, не поделится трогательными откровениями. Не останется на утреннее чаепитие с моими родителями.

Понимаю. И все же.

Обесчестил девушку, смылся сразу после первой брачной ночи. Опять вынуждает страдать в одиночестве.

Лишь бескрайние просторы виртуального пространства помогают утолить горечь, перехожу по ссылкам и забываюсь. Ненадолго. Иллюзорно.

Мурат не позволяет над собой издеваться. Бесчувственный чурбан. Дорик отправлен в отставку. Терплю его ради легенды о счастливом браке. Андрея элементарно жалко. Бедняга сдает позиции.

А я не железная. Глаз дергается, пальцы подрагивают. Отыграться не на ком.

— Лора! — с меня безжалостно срывают наушники.

Вот так всегда, в самый неподходящий момент.

Соберешься с мыслями, решишь всласть приуныть, пропитать вены щемящей тоской, предаться депрессии без стыда и стеснения. Намылишь веревку, наберешь ванну с теплой водой, наточишь лезвие, смешаешь забористый коктейль из мышьяка и цианистого калия, украсишь веточкой болиголова.

И вдруг какая-то сволочь портит весь кайф.

— Чего? — спрашиваю хмуро.

— Т-ты, — Маша запинается в совершенно не свойственной ей манере. — Т-ты прочла?

— Хм, — откидываюсь на спинку стула, забрасываю ноги на стол. — Какого хр*на?

— В смысле? — искренне недоумевает.

— Какого хр*на ты забыла в моем кабинете? — конкретизирую вопрос.

— Это и мой кабинет тоже, — заявляет обиженно, переходит в наступление: — Завязывай паясничать, проверь почту.

— Извини, вечно забываю, у нас же все общее, — картинно вздыхаю. — Бизнес. Офис. Тот мужик, с которым я недавно расписалась в загсе.

Не спешит парировать, притворяется глухой. Надменно поджимает губы, не намерена вымаливать прощение.

Зря сдулась. Могла бы получить индульгенцию. Через пару-тройку столетий, при благополучном раскладе.

— Что там такого необычного? — обновляю папку входящих писем. — Голые фото Мэтью Макконахи? Спам про волшебное средство для мужской потенции? Объявление про «вы получите лям баксов, если купите у нас косметики на пару штук»?

— Почти, — шумно сглатывает. — Почти угадала.

— Остановимся на голых фото, ведь остальное уныло и…

Осекаюсь. Моргаю, мотаю головой. Лихорадочно клацаю «мышкой», пытаюсь очнуться, сбросить липкие путы галлюцинации.

Цифры расплываются, едва удается навести фокус.

Шесть идеально круглых нулей и горделивая единица. Значит, вот как выглядит миллион баксов на валютном счету. Как везде. Стильно. Круто. Охренительно.

— Развод, — шепчу чуть слышно. — Развод чистой воды.

— Деньги настоящие, — тихо заключает Маша. — Я проверила данные перевода, ошибка исключена.

— Нам не может так повезти, — судорожно выдыхаю. — Позвони в банк. Здесь явный подвох. Мошенники решили нас поиметь.

— Какие мошенники? — по наивности не врубается.

— Из телика, — терпеливо поясняю. — Из новостей, блин. Или ты реально повелась? Тут точно афера. Неужели не чувствуешь? Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

— И в чем прикол? — снова тупит.

— Не знаю, — нервно отмахиваюсь. — Думаешь, кто-то скинул миллион по доброте душевной? Во имя человеколюбия? От скуки?

— Ну, сказано, это пожертвование, — не желает спускаться с небес на землю. — Для развития бизнеса.

— Бред, — фыркаю, перечитываю сопроводительное письмо. — Крутой мужик влюбился в украинку, проникся идеей межкультурных отношений и решил вложиться ради общего блага. Кинул жребий, выбор пал на наше агентство. Слишком складно звучит. Пахнет жареным.

— Хорошо, — тянется за мобильным. — Наведу справки.

Не верю в совпадения. Особенно накануне казни.

Придирчиво исследую почту, пробегаю взглядом по строкам. Сообщение о зачислении денег. Подробности от спонсора про вклад безумной суммы. История трогательная, не подкопаешься.

Он юноша в самом соку. Разменял седьмой десяток. Она очаровательная скромница тридцати лет. Отправит любую фотомодель в нокаут. Встретились после переписки, воспылали нежной страстью и быстро узаконили отношения. Живописные кадры со свадьбы прилагаются. Сплошная любовь и романтика, аж зависть берет.

Угораздило же меня связаться с фон Вейгандом, почему не подыскала безобидного деда. Совсем не умею делать правильные ставки.

Однако покончим с лирическими отступлениями.

Зачем чудак ударился в благотворительность? Еще и в неизвестную контору средства отправил. Сбрендил на радостях? Тронулся умом в нашу пользу.