Плохие девочки не плачут. Книга 3

Какой герой, такие и знаки свыше.

Вредные продукты — мое все. Теперь ничего не попишешь.

— Stop (Стоп)! — восклицаю истерично. — Still (Тихо).

Хватаю беднягу за руку и затаскиваю в туалет, запираю дверь на щеколду и произношу фразу, которую мечтает сказать каждый:

— I need your clothes, your boots and your motorcycle (Мне нужна твоя одежда, твои ботинки и твой мотоцикл).

Если честно, кое-чем приходится пожертвовать, ведь необходимо адаптировать классику под конкретную ситуацию.

— I need your hot dog, your leaflets and your motorcycle (Мне нужен твой хот-дог, твои листовки и твой мотоцикл).

Надеюсь, мой новый знакомый знает английский язык в достаточной мере, дабы правильно понять данное предложение.

— I don’t have any motorcycle (У меня нет никакого мотоцикла), — отвечает испуганно.

— Now you can buy one (Теперь можешь его купить), — достаю увесистую стопку купюр, кладу на раковину. — Just stay silent (Просто молчи).

Разумеется, цивилизованные европейцы хранят деньги на карте. Но туземцы вроде меня не доверяют банкам. Даже стеклянным.

Наличность всегда должна быть поблизости. В каждом кармане, в каждом отделении сумки. В джинсах и в кроссовках. В бюстгальтере, в разрезе, куда принято запихивать подушки, увеличивающие грудь. Так вот — нафиг эти подушки. Лучше использовать хрустящие банкноты.

Голь на выдумки хитра и никогда не пропадет. Через несколько минут я покидаю кафе, не расплатившись по счету. Гордо дефилирую к выходу.

Хочется верить, официант подождет, пока я загляну вновь. Хм, хочется верить, я выживу, чтобы заглянуть вновь.

Если желаешь что-нибудь скрыть, оставь это на самом видном месте.

Все обращают внимание на распространителя листовок в диковинном костюме, но никто не узнает в нем меня. Раздаю рекламу, широко улыбаюсь. Спокойно иду по центральной улице, не боясь оказаться в западне.

Охранники остаются далеко позади. По крайней мере, я на это очень сильно надеюсь.

Отступив на приличное расстояние, решаюсь на эксперимент. Имитирую обморок, рухнув на землю. Плотный материал костюма смягчает падение. Безвольно растягиваюсь посреди парка, прямо на асфальте.

Дожидаюсь лишь взволнованных прохожих, которые пытаются вызвать «скорую». Быстро прихожу в чувство, поднимаюсь и сообщаю:

— I am perfectly fine (Я в полном порядке).

Лучше не бывает.

Будь рядом цепные псы фон Вейганда, меня бы оперативно упаковали в авто и отвезли бы в ближайшую больницу. Никто не отважится рискнуть здоровьем излюбленной игрушки хозяина. Даже ради поимки Стаса.

Поднимаюсь, продолжаю путешествие. Нахожу укромный уголок, избавляюсь от объемной экипировки, оставляю листовки. Теперь надо добраться до отеля.

Господи, всего полчаса отделяют меня от истины.

А может стоит притормозить? Поразмыслить, проанализировать вероятное развитие событий. Может все-таки нужно признаться? Излить душу, вернуть доверие. Может существует шанс исправить положение иначе? Не лезть в авантюру, не нарываться. Прекратить саморазрушение.

Да не, бред какой-то.

Опускаюсь в метро, следую по четкому маршруту. Стараюсь не думать, просто действую. Отключаюсь, практически не чувствую, как золотой кадуцей жжет кожу.

Лгунья. Предательница. Сука чертова.

Это не я. Это не про меня.

***

Мы отчаянно стремимся осуществить мечты, воплотить грезы в реальность. И совсем не замечаем, стоят ли они того, что за них заплачено.

Я добираюсь до назначенного места, ощущаю лихорадочное волнение. Замираю у порога в предвкушении разгадки.

В памяти всплывает иной отель. Ночь, которая изменила всю мою жизнь, взорвала реальность, изувечила и вознесла.

Зачем я здесь?

Нервно поджимаю губы.

Все очевидно. Желаю добраться до правды.

Тогда почему медлю? Не отваживаюсь постучать, даже просто занести руку, приподнять ладонь, царапнуть поверхность двери ногтями. Не решаюсь подать голос, шевельнуться. Замираю в коридоре, словно прирастаю к месту.

Я уже не уверена, что хочу познать истину. Вкусить отравленный плод. Сладостный, но смертоносный.

Вдруг часть меня умрет? Погибнет под тяжким грузом. Не выдержит. Сломается, сорвется. Ведь далеко не каждый вынесет испытание правдой.

Только сомневаться поздно.

Онемевшие пальцы все-таки сжимаются в кулак.

Плевать на последствия. Главное — результат. Здесь и сейчас я просто жажду понять расклад.

Стучу в номер и выясняю, что дверь открыта. Легко поддается вперед, отворяется настежь с мелодичным скрипом.

Дурной знак.

Но когда подобные мелочи меня тормозили?

Я переступаю через порог. Я преступаю запрет фон Вейганда. Сознательно нарываюсь на приговор, на высшую меру наказания.

Я трезва. И относительно вменяема. Ведь прекрасно ведаю, что творю. Куда иду, кого собираюсь расспрашивать, какие цели преследую.

Я даже не пытаюсь остановиться.

Дверь захлопывается за моей спиной.

— Я знал, что ты придешь, — говорит Стас.

— Я здесь не ради тебя.

— Это я тоже знаю.

Он закрывает замок. Щелчок. Еще щелчок. Мне не страшно. Просто не по себе. И я складываю руки на груди, потому что становится холодно.

— Ты сволочь, — выдыхаю сдавленно.

Он не спорит.

Осторожно приближается. Ковровое покрытие поглощает звук его шагов. Но я ощущаю чужое присутствие кожей.

— Надеюсь, будет время исправиться.

Улавливаю тепло. Не прикосновение. Дуновение ветра. Легкое, почти невесомое. Будто некто проводит ладонью вдоль позвоночника. Не прикасаясь, не посягая на личное. Лишь выражает собственные чувства, не требует никакого ответного движения.

— Проворачивай свои мерзкие трюки с кем-нибудь другим. Я больше не та наивная дура, которую ты развел и бросил на потеху бандитам.

Оборачиваюсь и осекаюсь, обмираю изнутри, застываю, обращаясь в каменную статую. Жадно втягиваю кислород, пробую не упасть в обморок.

Как там говорил мой любимый гангстер? Пуля очень многое меняет в голове. Даже если попадает в задницу.

Так вот. Никто не стреляет, не жмет на спусковой крючок. Раскаленный свинец не вгрызается в плоть. Выстрел не сотрясает пространство. Все тихо.

Но меняется многое. Резко и бесповоротно.

Очень многое меняется, когда дуло пистолета направлено прямо на тебя.

— Ну чего это, — роняю с истеричной улыбкой. — Нормально же общались.

— Ты о чем? — будто недоумевает.

— Застрелишь? — нервно хихикаю.

— Я мошенник. Вор. Я мразь, с которой лучше никому не связываться. Обману любого, проведу. Но я уж точно не убийца.

Стас подбрасывает оружие и ловит. Теперь его ловкие, тонкие пальцы смыкаются на дуле, а рукоять обращена ко мне.

— Держи.

— Зачем? — отшатываюсь.

— Можешь выстрелить, — усмехается. — Тебе станет легче, если я умру?

Если бы я хотела твоей смерти, хватило бы единственного слова.

Но я не хочу.

Не хочу ничьей смерти. Никогда.

— Прекращай бредить, — отмахиваюсь.

— Можешь просто ранить. Полегчает. Точно говорю.

— Перестань тыкать в меня этой штуковиной, — брезгливо морщусь, отступаю назад. — Я даже стрелять не умею.

— Ничего, — он подступает вплотную, уверенно вкладывает оружие в мою ладонь, заставляет сжать пальцы, ощутить металл. — Научу.

— Совсем спятил? — вопрошаю пораженно, твердо заявляю: — Я не хочу!

— Однажды это спасет твою жизнь.

— И отнимет чужую, — напрасно пытаюсь отстраниться, отдать пистолет. — Прости, я не готова так рисковать.

— Снимаешь с предохранителя и жмешь на курок, — невозмутимо говорит Стас, берет меня под локоть. — Пойдем, нам нельзя терять ни минуты.

— Что? Куда? — подобный поворот явно нарушает мой план. — Ты до сих пор не усвоил основное: «нас» нет, элементарно не существует ни в одной из реальностей.

— Тебя начнут искать.

— Однозначно, — киваю. — Уже начали.

— Тогда ты понимаешь, ждать опасно. Чем быстрее мы покинем Германию, тем лучше. Я позвоню нужному человеку по дороге, он все устроит. Новый паспорт, личность…

— Почему ты решил, что я с тобой поеду? — искренне удивляюсь. — Я пришла получить ответы на вопросы. Не более. Ясно?

— Лора, — он стискивает мою руку до боли. — Ты злишься, понимаю. Но тот удар, который я тебе нанес, не должен сломать твою жизнь. Если бы я только мог все изменить.

— Ты не можешь, — усмехаюсь. — Никто не способен вернуться в прошлое и вычеркнуть неудачные строки. Уже ничего не исправить.

— Я помогу тебе бежать, — Стас склоняется надо мной, заправляет выбившийся локон за ухо, как бы невзначай дотрагивается до шеи.

— От кого? — спрашиваю глухо.

— От этого подонка. От Валленберга.

Меня передергивает.

Эти слова. Эти пальцы на моей коже. Эти неправильные, неестественные прикосновения. Предательская ласка, от которой пробирает до дрожи.

Я чувствую себя настоящей преступницей.

— Закрыли тему, — бросаю, нахмурившись. — Не будет никакого побега.

— Нет, — Стас решительно стискивает мои плечи. — Я не позволю ему и дальше издеваться над тобой.

— Он не… издевается, — запинаюсь.

Я будто оправдываюсь. Зачем? Перед кем? Перед тем, кто не задумываясь, предал? Подставил так, что мало не покажется?

— Слушай, я не намерена отчитываться, — продолжаю холодно. — Меня абсолютно все устраивает. Убегать не стану.

— Он шантажирует? Угрожает? Чем держит? Семьей?

— Ничем, — поджимаю губы.

— Расскажи, — Стас не унимается. — Я найду способ защитить.

— Я не нуждаюсь в защите.

В темных глазах вспыхивает сомнение. Чертовски необычно — и цвет, и выражение. До сих пор не удается сложить воедино два настолько разных образа.

Мой идеальный бывший жених, прекрасный голубоглазый блондин из прошлого. И этот отталкивающий, скользкий тип, прожженный мошенник.

Улыбаюсь и наконец, говорю правду. Прямо, без обиняков.

— Я люблю его.

Красиво очерченный рот дергается точно от удара, от звонкой пощечины. Хотя я даже не двигаюсь, вообще не шевелюсь, почти не дышу.

— Я не верю, — тихо произносит Стас. — Невозможно.

— Почему?

— Он чудовище.

Короткий вопрос и короткий ответ. Однако на меня вдруг накатывает облегчение, словно камень с души свалился, ледяная тяжесть больше не сдавливает грудь.

— Не тебе судить, — отстраняюсь, сбрасываю чужие руки.

— Я видел… слышал достаточно.

— Но так ничего и не понял, — заключаю глухо. — Не стоило затевать беседу. Не стоило вообще сюда приходить. Мы говорим на разных языках.

— Лора, прости меня.

— Поверь, я не в обиде, — криво усмехаюсь. — Наверное. Если честно, без разницы. Не надо разбираться.

— Ты запуталась, — опять подается вперед. — Ты напугана. Я представляю, сколько тебе пришлось вытерпеть.

— Нет, — отступаю, всплеснув руками, едва не роняю пистолет. — Какого черта?! Не смей прикасаться.

Он замирает, держит дистанцию.

Я кладу оружие в карман просторного платья, но ствол не выпускаю. Мало ли? Пусть я далеко не в восторге от данного подарка, возвращать обратно не намерена.

— Пора завязывать с прелюдией, — заявляю мрачно. — Кто тебя нанял?

Стас молчит. Опускается на ближайший стул, складывает руки на груди. Тянет время, не торопится пролить свет на сложившуюся ситуацию.

— Ну, раскрой уже интригу, — требую нетерпеливо, отказываюсь держать паузу.

С шумом втягиваю воздух, напрягаюсь в ожидании развязки. И скупой ответ буквально прибивает к стене. Вколачивает в бетон раскаленными гвоздями.

— Не знаю.

— Чего? — мои брови угрожающе сдвигаются над переносицей. — Так может тебе вмазать? Пожалуй, это быстро освежит память.

— Я действительно понятия не имею о заказчике. В моем распоряжении только несколько догадок.

Обалдеть. Невероятный поворот. Стас опять умудрился проехаться по мне катком.

И ради этого я рисковала, поставив все на карту? Ради его гребаных догадок?

Ублюдок определенно издевается.

— Так, — выразительно потираю виски. — Снять с предохранителя, нажать на курок. Главное, не забыть и хорошенько прицелиться.

— Ты спрашивала, что я получил, — продолжает он. — Во сколько тебя оценили.

— Точно, — хмыкаю. — Круиз по Средиземноморью, зачетная яхта, парочка бриллиантов. Хоть бы не продешевили. А то будет обидно. Давай, колись. Какой приз полагается за нехитрые услуги по охмурению?

— Жизнь моей сестры.

— Стоп, — мотаю головой, стараюсь разогнать невесть откуда нагрянувший морок. — В смысле?

— Это и есть цена, — слабая улыбка играет на его устах.

— Извини, не въезжаю.

Я не слишком интеллектуальна. Фон Вейганд был прав. Мое развитие замерло где-то на уровне консервной банки.

— Два года назад моя сестра пропала без вести, а я настолько погряз в собственных делах, что даже не сразу заметил. Я путешествовал по миру, жил одним днем. Завтракал в Токио, а ужинал в Тенерифе. Разрабатывал новые схемы, составлял различные комбинации, лишь бы отхватить кусок пожирнее, сорвать по-настоящему крупный куш. Изменял внешность, заметал следы, примерял очередной образ. Кем я только не побывал: художником, врачом, танцором, ученым, черным магом. Успел сменить около сотни имен и обчистил множество чужих карманов. Я наслаждался процессом, успешные результаты тоже вдохновляли. Но однажды судьба от меня отвернулась. Последовала череда опасных переделок, я тогда еле ноги унес. Стоило одуматься, затормозить, только азарт не позволял. Я очнулся слишком поздно. Моя сестра исчезла. Будто провалилась сквозь землю. Не отвечала на звонки, не выходила на связь. Я мигом вылетел в родной город, перевернул там все вверх дном, но не обнаружил ни единой зацепки. Сперва решил, это месть от кого-то из моих жертв. Ведь многие имели на меня зуб, могли задаться целью и раскопать реальную биографию, найти единственного близкого человека, отплатить за обман самыми жуткими методами. Однако они бы не стали молчать и скрываться. Логичнее заманить в ловушку, потом прихлопнуть. Или же наглядно продемонстрировать возмездие.

Нервно облизываю пересохшие губы, опускаюсь на противоположный стул.

— Выходит, совсем ничего не нашел? Никаких следов?

Горько усмехается.

— Кое-что ухватил. Начал распутывать нить, правда без особого толка. Выяснилось, моя сестренка вляпалась по полной программе. Она же мелкая была, ей тогда шестнадцать исполнилось. Вроде и смышленая, училась на отлично. Только рядом никого не было. Я деньги слал, изредка навещал. Наша тетка больше о родных детях заботилась. Тут я сам виноват, не досмотрел, не уделил внимания. Дурная компания, подружки постарше. Они ее и втянули, вроде как хотели заработать легкие деньги. Зачем нужен университет, когда можно сразу построить карьеру танцовщицы. Арабские Эмираты, престижный ночной клуб, официальное трудоустройство. Там все чисто, комар носа не подточит. Но по факту от этой конторы ответа не добьешься. Я к ним с разных сторон подбирался, выяснял по крупицам, собрал достаточно информации. Документы моей сестре подправили, сделали ее постарше, действительно отправили в ОАЭ. А дальше — пусто. Только я не сдавался, искал остальных подруг. И нашел одну.

Мрачная тень искажает его лицо.

— Выкупил из борделя.

Он настолько сильно сжимает челюсти, что вены на висках вздуваются.

— Там все поставлено на поток. Девушки обслуживают по двадцать клиентов в день. Минимум.

Я невольно закусываю губу до крови.

— Сестры там не оказалось. Нить окончательно оборвалась. Эта подруга мало о чем знала. Повелась на выгодное предложение, а оказалась на самом дне. В омерзительных условиях. Она была чуть жива, накачана наркотиками, почти ничего не соображала. Разумеется, до клуба их не довезли, отобрали паспорта и рассортировали. Кого куда. Там моя сестренка и пропала.

Тяжелый вздох отбивается в моей собственной груди.

— Я забросил свои авантюры, колесил по миру с новой целью. Только мне больше не фартило. Отслеживать каналы, по которым осуществляют торговлю людьми, — не самое безопасное занятие. А я не хотел погибнуть раньше, чем доберусь до сестры. Пришлось сделать паузу, и тут мне поступило предложение.

Он наклоняется вперед, роняет голову на руки.

— Я и раньше получал разные обращения. Старые приятели хотели вместе провернуть очередное дельце. Новые пытались заполучить профессионала в команду. Я посылал их куда подальше. Но тут не сумел отказаться.

Стас выпрямляется, откидывается на спинку стула и смотрит прямо на меня.

— Сначала они предложили деньги, поэтому я даже не стал тратить время на ответ. Но потом ставка поднялась.

— Твоя сестра была у них?

— Нет. Однако они выяснили кого я так отчаянно ищу и пообещали помочь. Вроде как их ресурсы не ограничены.

— И ты согласился?

— Не сразу. Я не мог им доверять, наоборот, оставался настороже. Зачем прилагать такие усилия ради меня? Пусть я один из лучших, но всегда можно найти замену. А потом они прислали мне видео.

Его кулаки сжимаются.

— Сестра… моя сестра, — он медлит и глухим, бесцветным голосом продолжает: — Она обслуживала какого-то урода. Сраного извращенца, которому ее продали. Богатого и влиятельного ублюдка, вроде тех, кого я порой так мастерски разводил.

Он качает головой.

— А тут я ничего не мог сделать. Ни-че-го. Просто смотрел.

Поджимает губы, презрительно морщится. Кипучая злоба искажает правильные, практически идеальные черты его лица.

— И тогда они спросили меня: «Хочешь, чтобы это прекратилось? Хочешь, чтобы мы ее вытащили?» Сам я бы не справился. Я не знал, где все происходит. По тому видео не вычислить. А даже если бы и узнал, едва ли бы сумел ей помочь. Выманить деньги — не вопрос. Но выманить живого человека… рабыню. Я бы просто не смог общаться с тем подонком. Я бы не смог играть с тем, кто вытворял такое с моей сестрой. Я бы в момент сорвался.

— Господи, — шепчу беззвучно.

Тянет выпить, причем отнюдь не воды.

— Конечно, я согласился. Я бы душу продал. Я же не представлял, как все сложится.

— И как все сложилось? — спрашиваю тихо.

— Хреново, — посмеивается.

Он достает мобильный телефон, несколько раз нажимает на экран.

— Мне выдали подробное досье на тебя. Подробная биография, привычки, слабости. Здесь все. Я ничего не удалял. Смотри.

Дрожащими пальцами касаюсь устройства, листаю документы. Медленно офигеваю от детальности собранной информации.

Неужели фон Вейганд на такое способен? То есть он-то способен, еще как, даже не скрывает. Но что если именно он нанял Стаса для своих безумных игр?

Или все еще хуже. Гаже. Просто отвратно.

Вдруг тут причастен лорд Мортон? Особенно если учесть тему с торговлей «живым товаром». Этот ублюдок контролирует «траффик» во всем мире. Ему ничего не стоит выхватить кого-то из цепочки или вернуть обратно, отправить в эпицентр ада.

Если отбросить очевидные варианты, кому еще взбредет заниматься подобным? Не нахожу ни единой подходящей кандидатуры.

— Заказчик нанимал не только меня. Были другие. Там несколько снимков.

— Что? — не понимаю, пораженно повторяю: — Другие?

— Да, я оказался не первым в списке. Многие пытались заполучить твое внимание.

— Не припоминаю, — замечаю с явным сомнением.

Зато камера помнит все.

Застываю с распахнутым ртом, утыкаюсь в экран, листаю кадры снова и снова.

Вот дерьмо.

Я закрываю глаза. Выжидаю несколько секунд. Медленно открываю.

Черт, ничего не меняется.

— Это я, — заявляю надтреснутым голосом. — И какие-то мужики.

— Ты их не помнишь, — спокойно говорит Стас. — Им не удалось тебя зацепить.

Дело дрянь.

Неприятный, мерзкий холодок сковывает внутренности, собирается под ребрами, сдавливает, вынуждая слабо простонать.

— Испанец, — сокрушенно выдыхаю. — Его я помню. Мы же чуть не переспали.

Телефон выскальзывает из пальцев, прямо на крохотный стеклянный столик. Звук падения немного отрезвляет, избавляет от шока.

Там куча фотографий. Я и Дана проводим вечера на дискотеках, в алкогольном дурмане. Рядом с нами возникают разные парни. Потом мой отдых. Пикантные кадры с испанским мачо.

Меня тошнит.

Зажимаю рот рукой, сдерживаю рвотный позыв.

Не хочется верить, отрицаю и отказываюсь до последнего, но это действительно похоже на садисткие проделки фон Вейганда. Срежиссировать мою жизнь после нашего расставания. Исчезнуть, не сказав ни слова, а после тестировать на вшивость.

Ну, а как иначе?

Он Бог. Он все контролирует.

— Значит, меня со всех сторон окружили мужиками, — подвожу итог. — Не худший вариант, если не брать в расчет, что парни старались ради личной выгоды. А я-то наивно полагала, причина их повального интереса заключается в моем неземном очаровании.

— У них не было шансов, — говорит Стас. — Они добивались секса. Не любви.

— И ты использовал иную тактику, — цокаю языком. — Молодец, круто.

— Я решил стать твоим другом, — сообщает ровно. — Сблизиться, войти в доверие. Я понял, что в досье указано не все. Есть серьезный пробел. Я предполагал несчастную любовь или длительные, болезненные отношения. Поэтому не стал давить, не делал никаких намеков.

— Сплошная нежность и романтика, — фыркаю.

— Это сработало.

— Женщин всегда тянет на сопли в сахарном сиропе. Про жесть и надрыв интересно читать. Смотреть, фантазировать. Но в реальности штиль гораздо предпочтительнее. Короче, где достать твой учебник по совращению баб? О мужиках там ничего не сказано? Например, как загнать под каблук блудливого козла. Актуальненько. Хотя забей. Вернемся к повестке дня. Кто же, блин, всю эту свистопляску заказал и оплатил?

— Не знаю, — пожимает плечами. — Правда, не знаю.

— А что насчет твоих догадок?

— Я даже не говорил с заказчиком. Мы держали связь через посредников. Я не сумел добиться встречи. Он иностранец, однако национальность неизвестна.

— Он? Ты уверен? Вдруг это женщина?

— Сомневаюсь.

— Но четких доказательств нет?

У меня хватает поклонниц среди состоятельных дам. Официальная супруга фон Вейганда, его преданная подруга Диана Блэквелл. Круг подозреваемых стремительно расширяется.

— Стиль общения мужской. Я получил несколько писем на английском языке.

— И все равно прямых улик не существует.

— Опыт подсказывает, что заказчиком является барон Валленберг.

Отличная версия.

Чокнутый дед-нацист тоже не питает ко мне дружеских эмоций, способен на любую пакость. К тому же, регулярно тусуется в Дубае, косит под шейха. Ему ничего бы не стоило вернуть Стасу пропавшую сестру.

— Он тебе не пара.

Конечно, не пара.

Обычно я предпочитаю мужчин постарше, но даже для меня это перебор. Сколько ему? Девяносто? А может уже и за сто перевалило? Пугающий возраст.

— Поэтому я и предлагаю тебе бежать. Ты не обязана оставаться со мной. Просто позволь помочь, вытащить из передряги.

— Хм, ты о чем? — слегка зависаю.

— Такие люди как Валленберг способны на все. Тебе может казаться, что ты любишь его, что он изменился, исправился. Но нет. Этого не будет никогда. Он привык играть людьми, использовать всех вокруг, добиваться поставленной цели любой ценой.

— Из уст мошенника звучит особенно патетично.

— Я только хочу, чтобы ты оказалась в безопасности.

— Именно поэтому отдал меня на растерзание чокнутому головорезу? Доктор Вова. О встрече с таким чудесным парнем мечтает каждая девушка, — не скрываю иронию.

— Это был единственный путь, — отвечает сухо.

— Серьезно? Кинуть бандитов на деньги? Подставить собственную невесту?

— Только так я мог переломить всю схему.

— Какую схему? Схему моей благополучной и счастливой жизни?

— Я получил сразу несколько заданий. Соблазнить тебя, организовать свадьбу, устроиться адвокатом в ‘Berg International’, наладить контакт с Вознесенским. Я понял, к чему все идет. Хотя никто не предупреждал заранее. Я видел, как и где можно подставить. Часть данных о моих контактах с преступным миром сольют и меня засадят в тюрьму. Дело приближалось к развязке, заказчик требовал, чтобы я довел все до конца.

Он вдруг замолкает.

— Не томи уже, — заявляю настойчиво. — Что означает довести до конца?

— Переспать, — бросает отрывисто. — Я должен был с тобой переспать.

Охренительно.

А я думала, что давно разучилась краснеть.

— Причем доказательств им не требовалось. Ни фото, ни съемки. Впрочем, я почти сразу заметил скрытые камеры по всей квартире. За нами постоянно наблюдали. Я растягивал время. Намеренно. Говорил, что рано, что не хочу тебя спугнуть. Но после того случая… заказчик пришел в бешенство.

— Какого случая? — спрашиваю изумленно.

— Прием с Валленбергом, вечер, после которого ты нарядилась в соблазнительное белье и впервые проявила очень выразительную инициативу. Заказчик впал ярость, утверждал, что я мог без проблем заработать свой миллион, напомнил про сестру, про то, как легко опять сделать ее жизнь невыносимой.

— Миллион? — чувствую себя полной дурой. — Это еще за какие заслуги?

— За секс с тобой. Миллион долларов. Вроде бонуса.

— Твоя сестра, миллион долларов, — повторяю тупо. — Почему ты отказался? Ты ведь реально мог…

— Я не мог, — прерывает. — Я не хотел причинить тебе вред. Не буду говорить красивые слова, хоть в этом я и мастер. Верь или нет, но я влюбился в тебя. Вообще впервые. По-настоящему.

— Ты издеваешься, — едва шевелю губами. — Это смахивает на дурной сон. Или на сериал. Или на какую-то затянувшуюся идиотскую шутку.

— Я понимал, если сделаю то, что от меня требуют, пути назад не будет.

— Но зачем платить за секс? Бред, чушь невероятная. Столько всего устроить, наворотить. Просто ради того, чтобы ты меня трахнул? Феерический п*здец.

— Вот поэтому заказчик очевиден. Пусть доказательства отсутствуют, кто еще на такое способен?

— Нет, — говорю решительно. — Ты не знаешь наверняка.

А что знаю я сама?

Неограниченные ресурсы. Камеры повсюду. Прямая связь с ‘Berg International’. Выходы на работорговцев. Дьявольский план.

Неужели фон Вейганд позволил бы Мортону все это провернуть? Или Диане? Сильвии? Милому дедуле?

Однако сомнения по-прежнему тлеют.

Почему он с таким остервенением бросился на поиски Стаса? Потому что сам его и нанял? Не добился исполнения приказа и желал наказать?

— Я не знаю, чего именно добивался Валленберг. Может развлекался. Люди его сорта мыслят другими категориями. У них есть абсолютно все, они вечно находятся в поиске острых ощущений, иногда сами их создают.

— Типа от скуки придумывают? — уточняю вкрадчиво.

— Просто допустим. Я работаю на него, потом попадаю в тюрьму за мошенничество. Ты остаешься одна, без денег и без защиты. Неизбежно приходится просить о помощи.

— По-твоему он разыграл спектакль?

— У вас ведь была предыстория. Вы знали друг друга и прежде. Я помню выражение твоего лица, когда ты нас увидела в том киевском офисе. Скажи, а на благотворительном вечере он тебе что-то предлагал? Обещал?

— Не важно, — прячу глаза.

Фон Вейганд искушал улетным сексом. Он оставил номер телефона. И в итоге все так и вышло. Бедная, испуганная девочка приползла к могущественному человеку на коленях. Умоляла о спасении, о поддержке. Заключила договор, подписала собственной кровью.

Я смотрю на свою ладонь, на рваный, изломанный шрам. Воспоминания накрывают тягучей, обжигающей волной.

Гроза за окном. Разряды молний. Огромный стол залит багрянцем, повсюду осколки.

Неужели все произошло по плану?

Острые ощущения, ничего не скажешь.

— Я решил исчезнуть. Как раз получил от Вознесенского деньги, должен был пустить всю сумму в оборот. Я даже не сомневался, что мой арест — только вопрос времени. Я понимал, меня повяжут через несколько дней.

— Выходит, ты бросил невесту накануне бракосочетания из самых лучших и благородных побуждений, — невесело усмехаюсь. — А ты не думал о том, что этот бандит меня на куски порежет? Или моих родителей прижмет?

— Я попросил одного друга присмотреть за тобой, позаботиться в случае…

— И где был твой друг, когда Вознесенский завалился в нашу квартиру?! — восклицаю яростно.

— Я почти не сомневался, что Валленберг не допустит ничего плохого.

— То есть оставил меня на милость психопата и садиста, якобы заварившего всю кашу?

— Что еще я мог сделать, — обреченно бросает он. — Пойти в тюрьму, добровольно потерять последние рычаги управления.

— Ну, хотя бы не забирал бандитские деньги.

— Мои средства явно находились под контролем заказчика. Кое-что я успел вывести, несколько заначек никто не контролировал. Но требовалось куда больше вложений.

— Согласна, тяжело отказаться от пятисот штук баксов, — заключаю хмуро.

— Я отказался от родной сестры, — холодно произносит Стас. — Я до сих пор не знаю, где она, что с ней сделали.

— Тебе не стоило идти на такие жертвы, — качаю головой. — Трахнул бы меня, получил бы свой миллион и жил бы себе спокойно.

Он резко поднимается, подходит ко мне и опускается на пол. Его ладони скользят по моим ногам. От щиколоток к бедрам.

— Да как же ты не понимаешь, — с шумом выдыхает, утыкается лбом в мои колени. — Ты мне душу вывернула. Вымотала. Я никогда, ни к кому такого не чувствовал. Я всегда на свой лад поступал, только о сестре заботился. А теперь… ты из мыслей не выходишь.

Меня потряхивает от его прикосновений. От слов. От самого тона. От ситуации в целом. От осознания того, на что способен фон Вейганд.

Стас продолжает говорить, но я уже не слушаю.

Дикий ужас переполняет все мое существо, захлестывает, обвивает тугими кольцами, бьет через край. Порабощает, обращая в трясущегося зверька.

Я потеряна, навеки запечатана в лабиринте страха.

Неужели это действительно испытание на верность? Безумное, извращенное. А если бы я его провалила? Если бы Стас тогда принял мое щедрое предложение? Если бы мы реально переспали?

Чудовищный грохот вынуждает содрогнуться, моментально отрезвляет, заставляет подскочить на месте.

Дверь слетает с петель. Буквально, без метафор. Аж щепки летят.

Я смотрю вперед и понимаю, что очень скоро получу ответы на все вопросы.

— Прошу простить за столь неожиданный визит, — хриплый голос пронизан ледяной яростью. — Надеюсь, не помешал.

В номер заходит фон Вейганд, поправляет пиджак, небрежно стряхивает пыль с рукавов, ослабляет узел галстука.

В черных глазах пылает адский огонь, полные губы кривятся в издевательской ухмылке. Желваки напряжены до предела, вены пульсируют, готовы взорваться. Пальцы сжаты в кулаки.

Он не зол и не разгневан. Он в бешенстве.

— Я виноват, — заявляет Стас.

Быстро поднимается с колен.

— Я затащил ее сюда. Силой. Она не хотела приходить. Я ее выманил.

Лучше бы ему заткнуться, забиться в угол и благоразумно переждать бурю. Но куда там, лезет на рожон и нарывается. Гребаный камикадзе.

— Даже так? — елейно осведомляется фон Вейганд.

Подходит ближе, останавливается.

— Да, — следует уверенное подтверждение.

А в ответ раздается надтреснутый смех.

Я не контролирую собственный порыв, не отдаю отчета, не выверяю и не анализирую, повинуюсь инстинкту. Просто действую, вскакиваю на ноги, бросаюсь вперед.

Единственный шаг, короткое движение — встаю между двумя мужчинами. Замираю, заслоняю Стаса собой, застываю изнутри. Назад пути нет, сделанного не вернуть.

Фон Вейганд заносит руку для удара.

За миг до моей провокации.

Траектория такова, что теперь цель либо я, либо стена.

Не закрываю глаза, не отворачиваюсь. Только забываю дышать. Сердце цепенеет, леденеет, дает перебой. Пульс взрывается во взмокших висках. В груди саднит, ноет и печет, точно вновь разверзается старая, незаживающая рана.

Жутко признавать, но часть меня жаждет этого удара. Прямо в лицо. В челюсть, по губам. Так будет легче. Проще, правильнее.

Захлебнуться собственной кровью, упасть к его ногам. К черту везение, к черту все. Хочу получить ответ на единственный вопрос.

Ничего не говорю, не пытаюсь шевельнуться, уклониться в сторону. Только выпрямляюсь, расправляю плечи, выгибаю позвоночник.

Время тянется невыносимо медленно. Мгновение устремляется в бесконечность.

Я успеваю ощутить дуновение ветра в опасной близости от своего лица, однако под удар не попадаю. Жадно втягиваю кислород, наблюдаю за молниеносным движением руки.

Всего секунда, а потом — кулак фон Вейганда врезается в бетон.

Ни вскрика, ни стона боли. Только треск. Стены, костей.

Я всхлипываю. Жалобно, жалко. Приглушенно, практически беззвучно. Инстинктивно подаюсь вперед, пробую дотронуться, обнять. Наладить хотя бы минимальный контакт, вернуть утраченное доверие.

— Не стоит, — он отстраняет меня.

— П-прошу, дай осмотреть, — настаиваю сбивчиво. — П-прошу, я…

— Нет, — четко и холодно.

Фон Вейганд снимает галстук, туго перевязывает руку. Ничем не выдает истинных эмоций. Действует абсолютно спокойно, будто каждый день ломает стены и никаких необычных событий не произошло.

Неужели ему действительно не больно? Или он просто не чувствует? Вообще не чувствует. Совсем. Ничего.

Я замечаю, как багряные струи оплетают его пальцы. Крупные капли срываются на пол, расплываются кровавыми кляксами.

— Я предлагаю ставку, — говорит Стас. — Давай сыграем.

Довольно слабый план, от профессионального афериста ожидаешь гораздо большего.

— Понимаю, у тебя все и так есть, поразить трудно, заинтересовать тоже. Но уверен, ты никогда не вступал в поединок с человеком, который не проигрывает и не сдается. Ты долго искал меня, собирал информацию, поэтому знаешь, я не лгу и не хвастаюсь.

Стоит придумать что-нибудь более оригинальное. И чем скорее, тем лучше.

— Фортуна всегда на моей стороне. Я легко обставлял матерых шулеров. Мне при любом раскладе хорошая карта идет.

Молодец. Супер. Ладно, сейчас реально пора замолчать.

— Хочешь поставить на кон собственную удачу? — вкрадчиво спрашивает фон Вейганд.

Его полные губы кривятся в зверином оскале, темные глаза подсвечены безумным, фосфоресцирующим пламенем.

— Пожалуй, — коротко подтверждает Стас.

— Какую игру выбираешь? — интересуется мрачно.

— Любую. Хоть покер, хоть шахматы. На твое усмотрение.

— Щедро, — хмыкает с явной издевкой. — А что я должен поставить?

— Ее, — звучит тихо, но твердо.

Оборачиваюсь, не верю своим ушам. Смотрю на безумца, потом перевожу взгляд на его палача. Исход уже предельно ясен, предрешен до совершения первого хода.

— Да он же чокнутый, — истерически усмехаюсь. — Ему лечиться надо. Не стоит придавать значение всякому бреду. Просто вызовем врача и…

Но мои слова мало кого волнуют.

— Значит, вот чего ты желаешь, — произносит фон Вейганд с обманчивой мягкостью.

Грубо хватает меня за плечо, притягивает к себе, впечатывает в мускулистое тело. Тесно прижимается сзади.

— Чтобы все это принадлежало тебе, — израненная ладонь касается моей груди, легонько обводит, а после резко стискивает, вырывая надсадный вопль. — Чтобы она отзывалась на твои прикосновения, чтобы билась, извивалась под тобой, выкрикивала твое имя.

Судорожно выдыхаю, рефлекторно льну плотнее. Даже эта унизительная, выставленная напоказ ласка воспринимается словно благословение. Не сопротивляюсь, не пытаюсь освободиться. Наслаждаюсь, не замечая, как кровь пропитывает светлую ткань моего платья.

— Ну, так бери.

Он вдруг разрывает объятья, отстраняется.

— Удержишь? — спрашивает ледяным тоном.

— Я и не отпускал, — парирует Стас.

— Зря стараешься, — ухмыляется фон Вейганд. — Я не сорвусь, не испорчу момент. Нам некуда спешить, и вечер только начинается.

— Ты меня не сломаешь.

— Проверь свой мобильный.

Стас медлит, смотрит на телефон с подозрением. Устройство вибрирует, экран озаряет надпись о новом входящем сообщении. Словно по команде. Совпадение? Вряд ли.

— Откуда ты, — осекается.

— Проверь, — раздается ровный приказ.

Остается лишь подчиниться. Быстро взять аппарат, нажать нужную кнопку и оценить содержимое послания.

Не проходит и нескольких секунд, как дикий вопль сотрясает пространство вокруг. А дальше все происходит настолько быстро, что я не успеваю сориентироваться.

Примерзаю к полу, стою как вкопанная. Тупо мотаю головой, пустым взглядом слежу за развернувшейся сценой. Едва соображаю.

Стас бросается на фон Вейганда. Рычит точно раненный зверь. Его слов не разобрать. Даже движения удается ухватить с огромным трудом. Он действует быстро, как самый настоящий хищник.

Но какие у него шансы? Против Дьявола. Живого, до жути реального.

Несчастный не ведает, что давно обречен. Повержен и приговорен. По нему звенит колокол.

Окровавленные пальцы смыкаются на жилистой шее.

— Неприятно, да? — холодно произносит фон Вейганд. — Когда посягают на твою личную собственность. Хотя уже непонятно — а твоя ли она?

Сдавливает враз напрягшееся горло. Жестко, безжалостно.

— Урою, — хрипит Стас. — Убью.

Ответом служит резкий рывок.

В мгновение око фон Вейганд нагибает противника, впечатывает в пол. Вдавливает лицом в ковер, заламывает руки за спиной. Уверенно подавляет сопротивление.

— Мы сыграем, — заключает елейно. — Только не на женщин, а на твою жалкую жизнь.

— Будь ты про…

Фраза обрывается.

Мощный удар отключает сознание Стаса, погружает охваченный агонией разум в спасительную темноту.

Крупный кулак врезается в висок. Дарит облегчение. На время.

Мне везет гораздо меньше.

Я делаю несколько шагов, склоняюсь над телефоном. Экран покрывает паутина, тонкая сеть трещин, но изображение от этого не теряется.

Господи.

Я зажимаю рот ладонью, чтобы не закричать.

Красочная фотография пылает на изувеченном дисплее. Передо мной возникает до боли знакомая девушка. Высокая, худая. Абсолютно голая. Стоит на коленях, скрывает лицо, утыкаясь взглядом в пол. Длинные, темные волосы распущены, струятся по плечам.

— Люди совсем не ценят подарки, — с нарочитым сожалением сетует фон Вейганд.

Вздрагиваю всем телом, выпрямляюсь и отшатываюсь.

— Почему, — нервно закашливаюсь, запинаюсь. — Почему она в таком виде?

— Она цела и невредима, — произносит невозмутимо. — Никаких синяков, ни единой царапины.

— Ну, все равно, — передергиваю плечами. — Немного чересчур, не находишь?

— Наглядная демонстрация сохранности, — криво улыбается. — И моего хорошего расположения.

— Ты же не… не…

Губы дрожат, язык присыхает к небу, вопрос не идет.

— Сестра твоего драгоценного Стаса в полном порядке, — говорит фон Вейганд и вызывает охрану.

Он приказывает погрузить пленника в автомобиль, дает еще несколько распоряжений относительно безопасности, повелевает возместить материальный ущерб отелю.

А я вздыхаю с некоторым облегчением. Шок мешает трезво проанализировать ситуацию, предсказать грядущую цепь событий.

Я очень туго соображаю.

— Вообще тебе стоит извиниться, — возвращаюсь в столь привычный образ клинической идиотки. — Ворвался, напугал, снес дверь с петель. Как всегда навел шороху. Только ведь это все твоих рук дело. Сам нанял Стаса, сам организовал нам отношения. Теперь вдруг негодуешь и впадаешь в ярость.

Подхожу к нему, беру за руку, смело переплетаю наши пальцы.

Мои — до сих пор трясутся, отбивают барабанную дробь. Его — окровавлены.

Вроде бы идеально.

— Ну, подумаешь, парень не послушался, нарушил план. Давай простим и отпустим. Я не стану предъявлять претензии по поводу маниакального манипулирования. Ты не будешь злиться из-за моего природного любопытства и желания докопаться до истины.

Виновато усмехаюсь.

— Даже хорошо, что он не повелся и не трахнул меня в тот раз. Прикинь, если бы мы тогда переспали. Неудобно бы вышло.

Тянусь вперед, поднимаюсь на носочки, трусь щекой о колючую щетину.

— Давай забьем, — шепчу ему на ухо.

— Давай, — судя по голосу, он ухмыляется. — Кого?

— Хм, в смысле?

— Кого забьем? — жаркое дыхание опаляет шею. — Тебя или его?

Хочу чуть отстраниться, взглянуть в черные глаза, заметить издевательские искры и убедиться, он просто шутит.

Шутит. Разве нет?

Но фон Вейганд не позволяет отступить, сжимает настолько сильно и крепко, что ребра хрустят.

— Всерьез полагаешь, будто я нанял этого ублюдка? Пробовал подложить тебя под разных мужиков? Платил бы другим за секс с тобой?

Это не голос. Это рев. Рокот сокрушительной стихии.

— Н-нет, — выдаю глухо.

— Лживая тварь, — цедит сквозь стиснутые зубы. — Ты хотела бойню, и ты ее получишь. Клянусь.

— Я… пожалуйста, не…

Всхлипываю, задыхаюсь от нахлынувшего ужаса.

— Молчать, — почти как пощечина.

Он отталкивает меня. С презрением, с брезгливостью. Окидывает взглядом. Невидящим, ненавидящим. Ранящим.

— Вниз. В машину. Быстро.

Сухо, глухо, отрывисто. Минимум эмоций.

Ощущение неизбежности. Необратимости. Пугающей, дичайшей. На грани, за чертой. Накрывает и утягивает на дно.

***

Мы возвращаемся домой. В разных авто. Мы возвращаемся домой. Но мы не дома. Мы возвращаемся, но вокруг слишком много всяких «но».

Мысли путаются, повтор наслаивается на повтор. Впадаю в тотальный ступор, не понимаю, что дальше. Как. Зачем. Почему.

Я наблюдаю за происходящим через тонированное стекло. Кадр за кадром. Приглушенные цвета. Как на похоронах. Сквозь легкую дымку.

Вот открывается багажник, крепкие парни извлекают Стаса, тащат внутрь особняка. Вот распахивается дверца и выходит фон Вейганд. Его пиджак пропитан багрянцем. Кровь никак не желает останавливаться.

Тщетно пытаюсь выбраться. Замок заблокирован. До поры, до времени.

Со мной больше не собираются говорить. Беседа окончена. Настал черед активных действий. И главная роль предназначена не мне. Пока что.

Считаю секунды, минуты. Уперто дергаю ручку, бьюсь лбом о стекло. Точно заведенная. Кричу, требую свободы. Закатываю истерику.

Я привыкла сражаться, биться до последнего. Однако сейчас на меня накатывает бессилие. Абсолютное, тошнотворное.

Когда механизм подается, отказываюсь верить собственному счастью. Вываливаюсь из салона, прямо на землю, на зеленую, идеально подстриженную траву. Яркие краски ослепляют.

Ударяюсь. Больно? Затрудняюсь понять. Не вижу ничего вокруг. Бегу. Зажмурившись, наощупь. Просто двигаюсь вперед. Несусь точно электрический заряд.

Кажется, все еще можно изменить. Перечертить, подлатать, перевернуть. Обратить вспять, перекроить, исправить.

Только бы успеть, только бы…

Я настигаю тебя у входа в подземелье.

— Прошу, не надо, — едва держусь на ногах, перевожу дыхание, очень стараюсь подобрать достойные аргументы, но получается лишь униженная мольба: — Прошу, пожалуйста.

Ты оборачиваешься.

Замираешь на пороге, смотришь будто сквозь меня.

Подступаю ближе. Осторожно, крадучись. Опираюсь о стену.

— Я в ад за тобой пойду, — судорожно выдыхаю.

Ты смеешься.

Или усмехаешься?

Толчки пульса оглушают.

Твои губы улыбаются, но взгляд у тебя ледяной. Пустой. Помертвевший, выцветший. Совсем чужой.

Ты подходишь ко мне. Вплотную.

Не фон Вейганд. Не Валленберг.

Ты. Только ты.

Поднимаешь руку, заносишь точно для удара. Но пальцы движутся по воздуху, застывают в невесомости. Обводят контур моего лица. Горла, груди. Не дотрагиваются.

— Мы уже в аду.

Ты говоришь настолько тихо и глухо, что я не узнаю самый родной на свете голос.

— Нет, все не может, не… Давай заключим сделку.

Надеюсь, хватаюсь за соломинку.

Глупая.

Патологическая дура.

— Не хочешь меня наказывать?

Глотаю слезы.

— Не хочу тебя.

Глотаю обиду.

— Лжешь.

Глотаю боль.

— Уходи.

Так странно.

От твоего равнодушного взгляда на мне повсюду рваные, кровоточащие раны. А на губах оседает пепел. Вязкий, мерзкий. Ледяной. Точь-в-точь как твой тон.

— Уходи.

Ты повторяешься.

— Или я сделаю с тобой то, о чем мечтал уже давно.

Как будто это меня пугает.

Как будто хоть что-нибудь меня пугает, когда ты рядом.

— Алекс.

Я прошу. Умоляю.

Я прикасаюсь к тебе. Нарушаю правила.

Только ты не здесь. Или все иначе? Гораздо проще? Ты не ты. Посторонний. Мрачный, жуткий, жестокий. Монстр.

И мне не достучаться. Ни до небес, ни до пекла. Даже чистилище запечатано. Закрыто на все существующие в мире замки. Занавешено саваном.

Я потеряна. Пропала.

Звериное рычание оглушает. Обесточивает, отнимает точку опоры.

Почти не разбираю смысл. Читаю по губам. Одно короткое слово разбивает реальность вдребезги.

— Проваливай, — хрипло говоришь ты.

Хватаешь меня за горло. Отталкиваешь, отбрасываешь.

— Убирайся.

Прочь. Прямо в вечную ночь.

Апокалипсис сегодня. Сегодня твой Армагеддон.

Сползаю вниз. Медленно, очень медленно. Жесткий ворс ковра царапает голые колени. Терзает, но не отрезвляет.

— Ты же любишь меня, — шепчу онемевшими губами.

Он подходит ближе. Мгновение — и окровавленные пальцы смыкаются на моем запястье, сжимают до боли, притягивают, впечатывают дрожащую ладонь в мускулистую грудь.

— Я не чувствую ничего, — его дыхание опаляет шею. — Сердце бьется, но внутри пусто. Удивительное ощущение. Спасибо, что напомнила.

— Я не изменяла… я не спала с ним, — заявляю сбивчиво. — Мы говорили про сестру, про заказ, про бандитов…

— Да наплевать, — прерывает резко. — Хоть трахались, хоть за руки держались. Ты делала все за моей спиной.

— Я бы никогда…

— Молчать.

Он с шумом втягивает воздух.

— Партия завершена. Настал черед отправить фигуры в коробку. Или в гроб? Выбирай, моя королева.

— Ты хочешь убить меня?

— Нет, — от его улыбки веет арктическим холодом. — Ты будешь жить. Очень долго. И счастливо.

Звучит как обещание самой жуткой пытки.

Дьявол не отпускает свои игрушки.

Даже на тот свет.

Глава 20.1

Die, die my darling.

Умри, моя родная.

Пропади. Исчезни. Сгори.

Прочь уйди.

Прочь из моей жизни.

Прочь из моей головы.

Сгинь.

Я тебя…

Я тебя умоляю.

Не советую.

Заклинаю.

Беги.

Беги, беги.

Пока хватит сил.

Сделай так, чтобы я тебя не нашел.

Никогда. До скончания веков.

Я втягиваю воздух. Но не дышу. Кислород как стальной клинок. Прямо в легкие. Глубоко, задевая каждый позвонок. И хребет перебит. Но я совсем не чувствую боли. Не потому что раны нет. А потому что рана везде.

— Пожалуйста, — шепчешь ты.

И твой шепот разрывает меня изнутри.

Я усмехаюсь.

Шаг вперед. Еще один шаг. Что-то бьется о ребра. Выкручивает суставы, кости дробит. Это что-то нужно убить.

— Прошу, — бормочешь ты.

Дьявол.

Твой взгляд ударяет в грудь.

Как метал.

Раскаленное железо обжигает.

Но не так.

Я усмехаюсь.

По твоим щекам стекают слезы.

Кровавые.

Или это просто кровь?

Твоя кровь под моими пальцами.

И везде.

Я перехватываю твои запястья. У горла. Не надо тянуться к распятию. Никакой крест не спасет теперь. Я пробую тебя на вкус. Кровь или слезы — не разобрать. Но ты мой лучший деликатес.

Я отниму все, что у тебя есть.

Не из мести, не от ярости.

А чтоб ни единого следа не осталось.

Никакой памяти.

Разнесу целый мир.

Вдребезги.

Die, die my darling.

Вот наш финал.

Да, мой родной?

Прости. Не бывать этому. Никогда.

Даже не надейся.

Не позволю.

Не отдам.

Ты моя молитва.

Грешный идеал.

Бог и Дьявол.

Религия на века.

И пусть сейчас между нами война.

Ночь без просвета. Без всполоха. Под градом свинцовых пуль гаснут звезды. Даже луна объята мороком. А химеры мерзкие усмехаются. Злобно гогочут и скалятся. Бесы мелкие развлекаются. Рвут безжалостно. На куски. Травят. Дурманят. Толкают на глупости.

Пусть.

Похлеще любого огня. Клеймит. Холод твоего дыхания. Обжигает. Похлеще железа и пламени.

Пусть.

Осколки стылого льда. По голым плечам. Каскадом. А внутри меня не жилы и не вены. Оголенные провода. Обнаженные до предела. Нервы.

Пусть.

Я не сдамся.

Не убоюсь.

Наверное, это очень плохая идея.

Вот так отдавать всю себя.

Очертя голову. Прямо в омут. К чертям. В пропасть. В бездну. В прорубь. К твоим напрочь обезумевшим, оголодавшим демонам.

Но я это я.

Show must go on. (Шоу должно продолжаться.)

Пошумим, бля.

Остаться в живых — легко.

Трудно — остаться живым.

Раунд.

Один в поле не воин. И это общеизвестный факт. Не нуждается в доказательстве. Не теорема. Аксиома. На века. Вроде как.

Я хочу позвать на помощь. Но звать некого.

Только тонкая ломанная линия. И я. В состоянии аффекта.

Дефибриллятор нужен, чтобы остановить сердце. А чтобы вновь запустить кровь по венам мне достаточно тебя.

Захлопнута дверь.

Говорить. Надеяться. Умолять.

Поздно.

Между нами уже не стена.

Целая Вселенная.

Без начала. Без конца.

Бездна.

Но я чувствую тебя.

По-прежнему.

Чувствую.

Как себя.

На вдохе и на выдохе.

Плоть от плоти моей.

Кровь моя.

Извини.

Я не выбираю тебя.

Ведь нельзя выбрать собственный пульс.

Ты не выбит на каждой из моих костей.

Вырезан. Вырублен. По живому. Наживо. Реально.

Ты не под кожей.

Глубже гораздо.

Очерчен лезвием ножа.

Ты мое сквозное ранение. Особо тяжкое преступление. Пожизненный срок. Без права на освобождение. Приговор, приведенный в исполнение.

Ты моя казнь.

И толпа рукоплещет.

Давай, накажи эту лживую суку.

Все жаждут зрелища.

А я жажду только тебя.

Вижу только тебя.

Всегда.

Ты вытатуирован на обороте сетчатки. Люди вокруг — фрагменты отражения. Безликие тени настоящего изображения.

Я втягиваю воздух.

Так жадно.

Будто я дышу тобой.

Героин. Кокаин. Пустые названия. Скучные препараты. Того, кто хоть раз впустил внутрь тебя, другое никогда не вставит.

Мой диагноз. Моя болезнь. И мое исцеление. Ты яд, что пропитывает жилы. Но ты же и лечение. Пограничное состояние. Смерти с жизнью пересечение.

Надень мне петлю на шею. Вздерни повыше. К нашим погибшим звездам.

И пусть мою вину не искупить.

Я рискну.

Опять.

Дикая. Шальная. Бешеная.

Мне не нужна броня.

Даже на коленях.

Я это я.

***

Бой часов заставляет вздрогнуть. Или это бьёт пульс? Прямо в голову. Циферблат жесток. Но жизнь пожестче будет.

Стрелки часов можно повернуть вспять. Перевести назад. Переместить насильно. А вот упущенная возможность никогда не вернется. Количество попыток ограничено. Каждый шанс выпадает лишь раз. Нельзя испытывать судьбу до бесконечности. Рано или поздно всему приходит конец. Удача — не исключение.

Почему очевидные вещи труднее всего осознать? Умом понимаешь, однако сделать ничего не удается. Выстрел за выстрелом. Мимо. Практика оставляет желать лучшего.

Когда у тебя остается один патрон, выбор невелик. Когда патронов больше нет, выбора не существует вовсе. Прямо по курсу единственный путь.

Сдаться? Подчиниться? Сложить оружие? Нет. Раздобыть новую обойму.

Нельзя недооценивать предсказуемость моей тупизны. Точнее — нельзя недооценивать ебану… хм, оригинальность моего мышления.

— Вам нужно отправиться в свою комнату, — говорит Андрей.

— А вам нужно отправиться на хрен, — парирую я. — Но что-то подсказывает мне, никто из нас не сдвинется с места.

— Это глупо.

— Как и любое из моих решений.

— Не стоит действовать сгоряча, — он старается выбрать максимально мягкий тон, вдолбить в мою больную голову простые истины. — Вы постоянно нарываетесь, сами создаете себе проблемы. Надо проявить немного терпения, переждать шторм в безопасном месте.

Я отталкиваюсь от пола. Поднимаюсь быстро и резко. Перед глазами темнеет. Я толкаю дверь, молочу по ней кулаками. С дикой яростью, с остервенением. В кровь разбиваю костяшки пальцев, сдираю кожу.

Боль не спасает. Не отрезвляет. Боли как будто и нет.

Я отчаянно пытаюсь ворваться в эпицентр ада. Я хочу проследовать за моим личным Дьяволом. След в след.

— Ничего не выйдет, — ровно сообщает Андрей. — Дверь заперта на засов. Изнутри.

Застываю. Перевожу дыхание. Кулаки разжимаются. Рефлекторно. Ладони соскальзывают вниз. Медленно, безвольно. Багровые струи оплетают мои руки пугающим узором.

Странное ощущение. Словно вены пульсируют на поверхности. Не под кожей. Снаружи. И я дрожу. Мелко, судорожно. Одна перерезанная, растерзанная в клочья артерия.

Оборачиваюсь.

— Пожалуй, мне действительно стоит отсюда уйти, — заявляю с усмешкой.

Только не будем уточнять куда.

— Отлично, я вас провожу.

— Не надо.

Андрей не спорит. Молча идет за мной. Он не намерен отступать.

Наивный.

Неужели и правда надеется мне помешать? У него больше шансов остановить торнадо. Или вытрясти новую главу из Джорджа Мартина.

Я понимаю, что сутенер-зануда подает охранникам знак. За моей спиной. Жестом приказывает организовать конвой. Несколько громил ступают за нами. Явственно различаю их тяжелые шаги.

Страхуется. Вот сволочь.

Я лихорадочно пытаюсь придумать, как оторваться от преследования, как невзначай свернуть не туда, отвлечь тюремщиков и ускользнуть.

Подхожу к лестнице, начинаю подниматься по ступенькам. Прячу руки в карманы. На автомате, чисто машинально. И натыкаюсь на ледяную сталь. Пальцы моментально сжимают рукоять.

Кто заказывал патроны? У нас тут целый пистолет.

Ура. Фортуна опять со мной заодно.

Спасибо Стасу за такой мощный подгон. Или надо благодарить самого Сатану?

Я добираюсь до нужного этажа. А потом бегу. Действую как одержимая. Буквально лечу по коридору, несусь по прямой. Едва разбираю дорогу.

Время на исходе. Запускается обратный отчет.

Я не думаю о своей слабой физической форме. Не думаю о том, что охрана может меня поймать. Не думаю, что на пути случайно возникнет какой-нибудь слуга.

Я вообще не думаю. Ни единой секунды.

Наверное поэтому побеждаю. Спонтанность, епта. Удача любит дураков.

— Стоп! — останавливаюсь и выхватываю пистолет.

Это слово достаточно универсально. А оружие в руках — очень веский аргумент.

Громилы замирают. Андрей делает шаг вперед. Осторожно, практически незаметно подается в мою сторону.

— Нет, — бросаю отрывисто. — Не приближайтесь ко мне. Даже не дергайтесь без разрешения.

— Ваша шутка слишком далеко зашла, — мрачно произносит он.

— Руки на бедра, танцуйте ламбаду. Вот что значит «шутка далеко зашла». А я всего лишь приказываю вам прогнать этих амбалов. Сейчас же. Немедленно.

— Вы не мой хозяин, чтобы приказывать.

— Я вооружена и психически нестабильна, — улыбаюсь. — Серьезно хотите обсудить тонкости субординации?

— Вы не станете стрелять.

— Проверим?

Надеюсь, я все правильно запомнила. Демонстративно выполняю ту последовательность действий, о которой говорил Стас. Снимаю с предохранителя, показываю полную боевую готовность.

— Пусть охрана исчезнет, — заявляю с нажимом. — Пусть все они проваливают.

Андрей медлит. Ему приходится выбирать между откровенно паршивыми вариантами. Либо оставить мне пистолет и принять новые правила. Либо рискнуть и обезоружить. Здесь нет меньшего зла.

— Leave us (Оставьте нас), — наконец произносит он.

Громилы подчиняются.

Никто не смеет посягнуть на чужую собственность. Если попытаться вырвать оружие из моих рук, можно нарваться на очень серьезные неприятности. Ранить, убить. Вряд ли их хозяин такому обрадуется, он еще со мной не закончил.

Я отступаю в сторону, прислоняюсь спиной к стене, чтобы не потерять хороший угол обзора.

— Откройте кабинет, — кивком головы указываю на дверь напротив.

— Ключ есть только у господина Валленберга, — пожимает плечами. — Мне подобный доступ не предоставлен.

— Ложь.

— По-вашему он разрешает…

— По-моему не стоит спорить с тем, кто держит вас на прицеле.

— Откуда этот пистолет?

— Откройте гребаную дверь.

— Откуда? — настойчиво интересуется Андрей.

— Хватит, — бросаю резко. — Вам лучше задать по-настоящему важные вопросы. Например, умею ли я стрелять? Куда именно попаду, если не умею, но все-таки нажму на курок?

— Вы не убийца.

— Я на грани.

— Послушайте, Лора, — он старается прозвучать успокаивающе. — Зачем вам это?

— Откройте чертову дверь, — приставляю дуло к собственному подбородку. — Так я точно не промахнусь.

Андрей вздрагивает.

— Прекратите, — глухо говорит он.

Решимость в моих глазах заставляет его покориться.

— Хорошо, — тянется к своему карману.

— Осторожно, — говорю я. — Медленно, без резких движений. Вы же не хотите, чтобы я занервничала и выстрелила случайно.

Андрей бледнеет.

Вероятно, представляет, как я вышибаю себе мозги. В другой ситуации это могло его обрадовать. Но сейчас такой поворот событий явно некстати.

Моя смерть будет несколько преждевременной.

— Остановитесь, пока не поздно, — тихо произносит он. — Не совершайте ошибку. Чего вы добиваетесь, защищая этого… субъекта?

— Этот субъект — живой человек.

— Он же использовал вас, отдал бандитам.

— Я защищаю не его, — четко выделяю каждое слово.

— А кого?

— Просто откройте дверь.

Андрей выполняет приказ. У него не остается ни единого шанса отказаться. Слишком высока вероятность того, что я выполню свою угрозу. Достаточно одного нажатия на курок — и пиши пропало. Кровища, ошметки серого вещества во все стороны.

Кому захочется отвечать за такие спецэффекты перед хозяином?

— Благодарю. А теперь — прочь отсюда, — чеканю я. — Без фокусов, без резких движений, без лишнего геройства.

— Геройствуете здесь только вы, — хмыкает он. — Причем самым идиотским образом.

— Не надо тянуть время. Это не прокатит. Не сегодня.

Лицо Андрея искажает судорога.

Значит, моя догадка верна. Сутенер-зануда знает, как сильно я люблю потрепаться. Он пытается выиграть хотя бы несколько секунд. Отвлечь внимание, пока амбалы готовят штурм. Размышляют, как меня обезоружить.

Ну уж нет, ничего не выйдет.

— Вы понимаете, что совершаете предательство? — его фраза врезается в мое сознание как нож.

— Да, — бросаю холодно. — Возможно.

— Еще не поздно остановиться.

Отвожу пистолет от подбородка, отрицательно качаю головой.

Поздно.

Андрей отступает назад, будто опасается, что я опять направлю оружие на него. Он старается придумать выход из патовой ситуации. Но легче вразумить героинового наркомана, чем наставить на путь истинный меня.

— Лора, вам совсем необязательно… — замолкает, осекается.

— Точно.

Улыбаюсь, пожимаю плечами, четко ощущаю свою вину. Только изменить ничего не могу, не получится.

Это не сильнее меня. Это и есть я.

Прохожу в кабинет. Не оборачиваюсь. Захлопываю дверь, закрываю на замок, закручиваю механизм до упора. Откладываю пистолет и подвигаю комод ко входу, блокирую обратную дорогу. Баррикадируюсь. По привычке. На всякий случай.

Времени в обрез.

Охрана может ворваться сюда в любой момент. Вырубить свет, пустить усыпляющий газ. Для чрезвычайных ситуаций всегда предусмотрен особый план. Мысли путаются, в голове туман. А вдруг они уже пустили через замочную скважину какую-нибудь дрянь?

Ладно. Пора действовать. Тайный ход сам себя не найдет.

Бросаюсь к огромному шкафу, оглядываю массивные стеллажи. Пытаюсь найти хотя бы одно знакомое название. Толстенные тома. Настоящие трактаты. Раритетные издания на различных языках. Но тут нет ни Толкина, ни Уайльда. Даже Оруэлл пролетает.

Глупо надеяться на очевидные подсказки.

Я начинаю вытаскивать книги. В хаотичном порядке. Подчиняюсь шепоту интуиции. Без системы. Без оглядки.

Однако это не помогает.

Надавливаю на корешки оставшихся на полках томов, пробую продавить вперед, привести в движение таинственный механизм. Ощупываю перегородки между стеллажами, желаю обнаружить секретную кнопку, скрытую пружину.

И опять все усилия напрасны.

Срываюсь, хватаю недавно извлеченные книги, заталкиваю на прежние места. Толком не помню что и куда. Отказываюсь от нелепой затеи. Отступаю назад. Оглядываюсь.

Может прежний рычаг не работает? Может этот проход больше не используется?

Обхожу кабинет. Несколько раз. По периметру. Не изучаю, не осматриваю. Метаюсь точно животное в клетке.

Сбиваю на пол то, что попадается под руку. Безделушки. Вазы. Статуэтки. Толкаю картины в увесистых рамах. Бью кулаком по здоровенному глобусу, который мигом начинает вращаться как бешеный.

Только теперь замечаю кровь. Но боли не чувствую. Адреналин обесточивает, напрочь отключает привычные реакции.

Мой путь устлан багрянцем. Вязкие капли срываются с пальцев.

Кап. Кап. Кап.

Дождь или слезы — не разобрать.

Раскаленный воск струится по голым плечам. Спину жалят жгучие поцелуи кнута. И погружаясь в бездну греха, ты самого себя забываешь.

Достаточно.

Я отгоняю непрошенные ассоциации. Вытираю ладони о платье, продолжаю измерять комнату шагами. Опять подхожу к шкафу и вдруг со всей дури врезаю по нему ногой. Не целюсь. Просто вымещаю зло.

Черт.

Я все-таки могу что-то ощущать.

Если честно, я ощущаю довольно много.

Взвываю. Давлюсь собственным криком. Сползаю вниз, оседаю на пол. И ошалело наблюдаю, как движутся книжные стеллажи. Отъезжают вместе с частью стены.

Ха, чтобы пробраться на аудиенцию к Люциферу, надо сломать пару костей.

Вот тайный ход. Вот винтовая лестница. Вдали поблескивают цепи. Тьма так и манит, увлекает в черноту. Нет ни конца, ни края. Никакого дна. Кругом зияющая пропасть.

Только мне уже совсем не хочется туда.

Наверное, включился мозг.

Но отступать некуда. Повсюду царит настоящее пекло. И не важно, какое решение принимать. Не важно, куда идти. Куда бежать.

В горле ком. В голове пустота. Из такого капкана выбраться нельзя. Любые попытки без толку. Получается лишь среднее арифметическое между агонией и импотенцией.

— Вы совершаете предательство, — говорит Андрей в моей голове. — Да, да. Не пытайтесь оправдаться и прикрыться благими намерениями. Вы нагло нарушаете очередной приказ, исчерпываете кредит доверия.

— Приказа не было, — бормочу почти беззвучно.

— Не передергивайте, — фыркает. — Вы прекрасно понимаете, о чем я. Пусть они сами все выясняют. Вам там не место.

Верно.

Может надо понять и принять. Сглотнуть, обтечь. Смириться с текущим положением вещей.

И вообще.

Раз отношения приносят столько боли, может вовсе начинать не стоило? Драма удачно сочетается с пафосом. Однако не подходит к моему лицу. Не герой. Не статист. Просто рядом брожу. Пускайте титры.

Я не ломаю комедию. Не притворяюсь, не набиваюсь на похвалу. Я покидаю сцену. И пусть не прощаюсь. Но действительно ухожу.

Поздравьте меня. Похлопайте. Громче. Прошу. Запишите очередное поражение на мой счет. Не важно, что там до этого было. Только последний поединок идет в зачет.

Вязкий пепел застилает глаза, пальцы холодит сырая земля.

Опять на коленях. Одинока. Обречена. Обескровлена. И в спине больше нет места для новых ножей. А во рту торжествует горечь. Тысячи невыкуренных сигарет.

Все кончено. Теперь уже точно. Наверняка.

Хохочу. Истерически. Хохочу и поднимаюсь. Рвано, дергано. Как в ускоренной съемке. Я не играю. Ничего не изображаю, не имитирую. Не выжимаю, не вымучиваю. Я так живу.

На пределе. По максимуму.

Это трудно понять, только если ты мертв внутри.

Если ты никогда не жил.

Не любил.

Не был.

Человеком.

Глупым. Отчаянным. Настоящим.

Это перебивает хребет.

Но это же и держит.

Жажда.

— Когда вы поняли, что еще на один шаг приблизились к безумию? — спрашивает мой воображаемый психолог.

— На шаг? — удивленно выгибаю брови. — Серьезно? Да я в самом эпицентре. На линии разграничения. Неужели незаметно?

Возвращаюсь назад. Исключительно за пистолетом. Изо всех сил сжимаю ледяную рукоять, стараюсь унять дрожь в руках.

Добро пожаловать.

В рай?

Нет, в мой самый жуткий ночной кошмар.

Я опускаюсь в подвал. Без принуждения. По личной инициативе. Осторожно ступаю на винтовую лестницу, продвигаюсь все ниже и ниже. Движусь в густом полумраке, будто наощупь. Крадучись.

Конечно, можно раздобыть фонарь или захватить мобильный, подсветить дорогу. Но тогда пропадет эффект неожиданности. Весь сюрприз насмарку.

Надеялись от меня избавиться? Не выйдет. Я не из тех, кто сдается. Причем не потому что сильно смелая или стойкая. А просто потому что у меня совсем нет мозгов.

Затхлый запах щекочет ноздри. Сырость пробирается под кожу. Очень стараюсь двигаться бесшумно, ничем не выдать свое присутствие. Однако мое сердце стрекочет настоль гулко, что его неровный бой раздается даже за пределами особняка.

Проход постепенно сужается. Чем дальше, тем хуже. Стены давят. На подсознательном уровне. Сжимают грудь. И душат. Впечатление, словно не дышу. Кислород не поступает внутрь.

Замираю, стискиваю пистолет, пробую получить силу сквозь сталь. Сквозь безразличный металл. Сглатываю судорожно.

Наверное, еще не поздно вернуться назад.

Обратно к реальности. К остаткам нормальности. Вынырнуть на поверхность, свободно вдохнуть.

Нет. Поздно. Повторяю снова и снова.

Ты можешь предать кого угодно. Но не себя. Чего стоят чувства того, кто готов наплевать на собственные идеалы?

Гулкий скрежет за спиной.

Это не мое сердце.

Это камень.

Абсолютная темнота обрушивается на плечи.

Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять: ловушка захлопнулась. Стена становится на прежнее место, тайный ход закрывается. Маленькая девочка заперта во мраке.

Почему так тихо?

Вдруг.

Вокруг царит вакуум.

Я не боюсь темноты. И того, что скрывается в ней. Монстры не страшат. Не пугают ни капли. Я боюсь услышать собственные мысли.

Ведь главный монстр живет внутри.

Я не представляю, как двигаться дальше. Не разбирая дороги, ничего не ведая о новом повороте. Наугад. Как выстроить план, когда взгляд упирается в гнетущую пустоту. А душу пожирает бездна.

Но иногда нужно просто идти.

Пусть даже гибнет любая надежда.

Я ступаю дальше. Едва соображаю, едва ориентируюсь. Будто с завязанными глазами. Продвигаюсь буквально по миллиметру. Если не медленнее. Однако продвигаюсь. Не замираю на месте.

Жар сменяется холодом.

Попеременно.

Меня трясет. По венам течет жидкий азот. Аж жилы сводит. Живот обдает кипяток. Жжет бедра. Колени подгибаются, противятся приказам разума. Крик боли забивается глубоко в горле.

Я наступаю на камень, а впечатление, как будто ныряю в расплавленный металл. Утопаю. Увязаю с головой.

Темный коридор вьется змеей. Гибко. Циклично. Пульсирует словно оптическая иллюзия, бьется под ногами, точно живое существо. Увлекает в лабиринт и затягивает на дно.

Мой путь выглядит бесконечным. Ощущение времени теряется. Любые грани сливаются в единое пространство.

Ясность приходит не сразу.

Сначала слабо различаю очертания ступеней, после замечаю очередной поворот, мягкое закругление тайного хода.

Дело не в том, что я привыкаю к темноте. Дело в том, что впереди свет. Или рано радоваться?

Воздуха становится больше. А может это самообман. Но дышать уже легче. Факт. Хотя теперь здесь несет не только сыростью. К привычной затхлости прибавляются новые ароматы.

Свежая краска. Цемент. Ацетон.

Короче, пахнет как дома. Точнее — как на даче, где папа затеял капитальный ремонт. Лет двадцать там копается без особого результата. Переделывает, перестраивает. Рабочих подключать не хочет. Привык рассчитывать исключительно на себя.

Занятный расклад.

Чем ниже опускаюсь, тем сильнее запах строительных материалов. Замираю, перевожу дыхание, шумно сглатываю. Закрываю рот ладонью, сдерживаю кашель.

Вроде отпускает.

Такое нельзя списать на игру разбушевавшегося воображения.

Видимо, можно расслабиться. Подземелье закрыто на реконструкцию. Кровавая казнь откладывается.

Или наоборот. Зажигательная экзекуция в самом разгаре. Стаса закатывают в бетон, замуровывают в каменный мешок.

Нет, слишком много чести.

Скорее уж его просто прирежут. Основная часть банкета достанется мне. Я же известный везунчик. Баловень судьбы. Всегда претендую на лучшее.

Талантливый человек талантлив во всем. Даже в смерти. Отказываюсь умирать банальным образом.

Надеюсь, мои пожелания учтут.

Последняя ступень. Последний поворот. Лихорадочный озноб. И мой озверевший пульс рвет на части яремную вену. Тело выходит из-под контроля.

Прислоняюсь к стене, затравленно оглядываюсь. Пытаюсь понять, куда двигаться дальше. Пробую обнаружить подсказку.

Бой сердца глушит все вокруг.

Я вздрагиваю. Снова и снова. Без причины. Помимо воли. Ко мне может подкрасться целый отряд солдат. Я просто не услышу. Не придам значения.

Как с этим быть? Как это побороть?

Я напрасно надеюсь подключить рациональную часть сознания. Я забываю, что ее у меня нет. И никогда не было.

Вдох-выдох.

Не помогает.

Открываю и закрываю глаза, моргаю часто-часто.

Контуры подземелья расплываются.

Свет тускнеет.

Ускользает.

Вспышками. Всполохами. Рваными ранами. Резкими ударами. Под сатанинский бит дробящий ребра.

Я ускользаю.

Я…

Слишком слабая.

Жалкая. Униженная. Ничтожная.

Тень.

Рабыня.

Без права на голос. Без права на волю.

— Нет, — выдаю глухо. — Ни черта подобного.

И стиснув зубы, отталкиваюсь от стены. Добровольно лишаю себя внешней опоры, дабы обрести опору внутри.

Свет становится ярче.

Очертания — четче.

Из тюремных камер веет могильным холодом. Ржавые решетки распахнуты точно пасти голодных зверей. Будто целые стаи монстров таятся по ту сторону, готовы вырваться на волю в любой момент. Цепи поблескивают в полумраке, обманчиво мирно покоятся на сырой земле. Но кандалы скалятся, так и норовят вонзиться в податливую плоть, впиться как когти, вгрызться до крови.

Сжимаю рукоять пистолета настолько сильно, что пальцы практически отнимаются. Иду дальше, продолжаю свой путь. Повинуюсь инстинкту, иначе вряд ли пойму, куда можно повернуть.

Такие подземелья прямо созданы для пробуждения паранойи. Тут и адекватный человек сойдет с ума за секунду. Что говорить обо мне?

Осторожно продвигаюсь вперед. Оглядываюсь по сторонам, смотрю под ноги. Ступаю медленно, однако уверенно.

В памяти всплывают истории о коварных ловушках, которые часто использовались для защиты средневековых замков. Наступил не туда — провалился в секретный люк. Задел какой-то хитрый механизм — моментально повис верх тормашками. Нажал на рычаг — получил залп из арбалетов во все стратегически важные места. Мрачные коридоры скрывают множество сюрпризов.

Я бы не отказалась от детальной карты. Тут столько поворотов, что глаза разбегаются и кружится голова. Всякий раз я принимаю решение наугад. Не самая лучшая идея. Но других нет.

Настоящее подземное царство. Наверняка превышает по размерам видимую часть особняка. Кому и зачем понадобился такой огромный подвал?

Застываю. Боюсь дышать, боюсь спугнуть мираж. Замечаю следы. Несколько глубоких отпечатков в пыли. А совсем рядом — темные, почти черные пятна крови, что выглядят особенно контрастно на фоне серого камня.

Отлично, значит я на верном пути.

Теперь становится гораздо проще идти. Хорошо, я не надела каблуки. Модельные туфли вряд ли подходят для освоения подобных территорий.

Узнаю местность.

Главный вход. Через этот коридор я впервые попала в подземелье. Прямо по курсу красуются пыточные агрегаты. Дыба. Тиски. Гроб, украшенный длинными острыми иглами. Коллекция изысканных игрушек на любой вкус.

Шаг за шагом. Чем ближе к цели, тем сильнее искушение. Развернуться и броситься наутек. Сдаться. Сбежать. Капитулировать. Но дорога будто сама ведет меня. Только вперед.

Кончики пальцев жжет, сводит судорогой от дикого напряжения. Меня колотит озноб, бросает из жара в лед. Бой пульса рвет барабанные перепонки.

Я продолжаю идти. Осторожно, ровно. Как по стальному канату. Над пропастью. Одно неверное движение — да здравствует бездна.

Замираю, прислушиваюсь, пытаюсь угомонить, урезонить собственное сердце. Пара мгновений и награда обретает своего героя.

— Зачем все эти игры? — доносится до меня знакомый голос. — Даже если я одержу победу, пути назад не будет. Я не выйду отсюда живым. Ты не позволишь. Так ради чего? Просто издеваешься? Тянешь время? Думаешь, получить какую-то информацию?

Стас.

— Нет, информация тебе не нужна. Ты и без меня знаешь достаточно. Знаешь абсолютно все, что пожелаешь. Источников хватает. Ладно. Может причина в любопытстве? Ведь я рядовой мошенник. Мелкая сошка. Таким как ты на один зуб. Пережевать и выплюнуть. Однако я сумел скрыться, водил твою команду за нос. Неужели это зацепило? Давай, признайся. Поясни.

Молчание служит ему ответом.

В гнетущей тишине я не решаюсь даже шевельнуться. Боюсь привлечь внимание. Таюсь и выжидаю.

— Смертник заслуживает ответа. Но видно у тебя другое мнение. А я не в том положении, чтобы спорить и качать права. Ну, пускай. Тоже помолчу.

Ни в коем случае. Не смей. Как же мне тогда продвигаться дальше?

К счастью, мой бывший жених не умеет держать ни слово, ни паузу. Возможно, ему просто нравится звук собственного голоса. Или нравится нарываться.

Стоп, почему мы расстались? Мы же были идеальной парой. Два придурка, напрочь лишенные инстинкта самосохранения.

Он предал меня.

Точно.

Но разве это причина для прекращения отношений?

Эка невидаль, с кем не бывает.

Люди регулярно лажают. Единственная ошибка не должна испортить целую жизнь. Не должна. Не должна. Не должна же?!

— Отпусти ее, — говорит Стас.

И я вздрагиваю.

— Отпусти мою сестру.

Перевожу дыхание.

— Она не виновата. Она не заслужила всего того, что ей выпало. Она и так очень долго страдала. Будто расплачивалась за мои грехи. Но ты ведь не станешь отыгрываться на женщине. Не твой уровень. Ты получил меня, поэтому она больше не нужна, никак не пригодится. Просто дай ей свободу. А со мной особо не церемонься. Хочешь — пытай. Только ее сюда не впутывай. Она же не при чем. Ни при делах.

Полцарства за ответ. Полцарства, которого у меня нет.

Молчание убивает.

— Послушай, я вообще не планировал ввязываться во все это. Я завязал, начал с чистого листа, отошел от бизнеса. И я уж точно не хотел посягать на чужое. На твою… женщину. Но какой выбор у меня был? На кону стояла жизнь моей сестры. Как бы ты поступил на моем месте? Хотя о чем я. Ты бы никогда на моем месте не оказался. У парней вроде тебя все заранее просчитано. Все схвачено.

Я успеваю сделать несколько шагов, пока Стас болтает. А после снова застываю, ожидаю ответную реакцию. Однако никакой реакции нет.

Может, у моего бывшего поехала крыша? Сдали нервы, вполне закономерно. Может, он реально сам с собой дискуссию ведет?

— А знаешь, я не стану больше лгать, — продолжает Стас. — Я бы ничего не стал менять. Ну, кроме одного момента.

Резкий скрип заставляет содрогнуться. Кажется, будто деревянный табурет скользит о камень. Или не кажется?

Невольно подаюсь вперед.

— Я мог заработать миллион долларов. В ту ночь. Я упустил главный куш. До сих пор жалею. Не про деньги.

Господи. Боже мой.

Надеюсь, он действительно обращается в пустоту.

— Я бы мечтал взять ее. Хоть раз. Сделать своей. По-настоящему. Заставить простонать. Заставить закричать. Заставить забыть. Обо всем. Об этом долбаном мире. О тебе.

Хватит.

— Да только у меня не было ни единого шанса.

Заткнись.

— Я мог коснуться ее. Мог обнять. Дотронуться до губ. Прижать крепко. Повалить на кровать, подмять под себя, целовать часами. Но я не чувствовал ничего. От нее. Она оставалась далеко. Вроде и рядом. Совсем близко. Но не со мной.

Умоляю, остановись.

— Я бы отдал за нее жизнь, — смеется. — А я и отдал. Жаль, не свою. Сестры. Хотя это не поздно исправить, ведь так?

Идиот.

Срываюсь и бегу. Забываю обо всех предосторожностях. Больше тянуть нельзя, еще немного и спасать будет некого.

— Я знал, что ты придешь, — от этого хриплого голоса моя разгоряченная кожа враз покрывается инеем.

Глава 20.2

Замерзаю изнутри, застываю в миллиметре от последнего поворота. Вжимаюсь в стену, не отваживаюсь шагнуть вперед. Даже моя тень не смеет преступить черту, тонет в темноте.

— Я настолько предсказуем? — спрашивает Стас.

— Делай ход.

— Зачем? — отмахивается. — Какой в этом смысл?

— Попробуй победить.

— Ты все равно меня убьешь.

— Смерть от моей руки еще надо заслужить.

— Хорошо. Притворюсь, будто поверил. Так чего ты хочешь?

— Я хочу закончить нашу партию.

Даю руку. Даю голову.

На отсечение.

Он знает, что я здесь.

Чует, чувствует.

Он обращается ко мне.

— Ладно, держи, — заявляет Стас.

Очень характерный звук.

Фигура скользит по шахматной доске.

— Учти, я не намерен сдаваться. Это может затянуться до бесконечности.

Неужели действительно играют?

Просто играют?

— Нет, не может.

Легкий скрежет, дерево опять царапает камень.

Очередной ход звучит будто приговор.

— Шах и мат.

— Что, — бормочет Стас. — Как…

— Ты молодец. Неплохо себя проявил. В среднем я выигрываю за девять ходов. В данном случае потребовалось двенадцать. Прекрасный результат. Поздравляю.

— Давай повторим, — произносит отрывисто. — Давай новую партию. Это же слишком быстро и скучно. Никакого азарта.

— Тебе не на что играть.

— Я найду.

— Твоя жизнь в моих руках.

— Не самая удачная ставка, — хмыкает. — Спорим, придумаю получше?

— Не стоит унижаться и портить впечатление мольбами.

— Я просто хочу повеселиться напоследок.

— Мы повеселимся.

Кровь стынет в жилах. От его елейного тона. Прежде ровно и четко. Безразлично, без эмоций. А теперь обманчиво-мягко, как обещание самой сладкой сказки.

Все туже затягивается вокруг шеи удавка.

— Ну, да, представляю, — говорит Стас. — Притащить кого-то в пыточную, заставить играть на собственную жизнь. Наверное, такое для тебя в порядке вещей. Особенно когда рядом куча охраны. Сам ты вряд ли оказывался по ту сторону.

— Если это облегчит твою участь, можешь считать меня трусом.

— Спасибо. Даже не ожидал подобной милости.

— Я знал, что ты придешь, — его голос как удар кнута прямо вдоль позвоночника. — Но не ожидал, что будешь дрожать и жаться за стеной.

— Чего? — спрашивает Стас. — Ты сейчас о чем?

— Я обращаюсь к твоему ангелу-хранителю.

— Не…

— Как и несколько минут назад.

— Я не понимаю.

— Обернись и посмотри на единственную причину, по которой ты до сих пор жив.

Время вышло.

Пора, брат. Пора.

С вещами на выход.

Кто-нибудь. Заметьте меня. Услышьте меня. Вызовите 911. Самостоятельно не смогу. Не справлюсь. В затхлых подземельях этого особняка паршиво ловит мобильная связь.

Я не тяну на Зену принцессу-воина, загартовану в полум’ї битви. Я даже на бюджетную версию Лары Крофт не вытягиваю. Приятно познакомиться. Лора Подольская. Не своя и не чужая. Отчаянная психопатка. Печально известная заложница собственного образа.

— Отпусти его, — говорю, покидая темноту.

Мой голос тих и надтреснут. Тает как высохший хворост в погребальном костре. Но кажется оглушительно громким в пронзительной, гробовой тишине.

— Отпусти, — повторяю твердо, прибавляю: — Пожалуйста.

Держу спину прямо. Держу пистолет за спиной. Не чувствую ничего кроме знобящей дрожи пульса под кожей.

Я выхожу как на сцену, однако мне давно уже не до игры. Не до шуток и не до смеха. Не до чего вообще. Выжить бы. Выкарабкаться. Ухватиться за острую грань. И хоть бы даже оцарапавшись, выбраться на поверхность.

Впереди маячит черно-белый эскиз. Измятая, искалеченная гравюра. Рванные, дерганные линии формируют единую картину. Как смазанные штрихи, выведенные рукой безумного художника, расплываются, ускользают от сознания, но сливаются в одно полотно.

Деревянный стол. Достаточно длинный, в человеческий рост. Выполнен просто, без изысков. Наспех сколочен из потемневших от времени досок. Не слишком ровный, необтесанный. Планки прибиты вкривь и вкось, торчат в разные стороны.

Интересно, кому захочется пировать здесь?

В центре стола покоится шахматная доска. По бокам возвышаются два табурета. Строго напротив, выставлены с математической точностью.

Я замираю. Не щурюсь, не напрягаю зрение. Я застываю на безопасном расстоянии. Нет смысла подступать вплотную. Рисковать.

Я знаю, кто ходит черными, а кто — белыми.

— Лора, — пораженно выдыхает Стас.

Поворачивается, впивается взором в мое лицо, не способен скрыть удивление. Однако я его почти не замечаю. Улавливаю реакцию фоном.

— Это только между нами, — обращаюсь к другому. — Он лишний.

Ряд пыточных агрегатов. Железные крючья изголодались по чужим страданиям. Мрачные, зловещие. Изъеденные не то ржавчиной, не то кровью. Они будто оживают, сперва мелко подрагивают, потом расходятся во всю мощь.

Металлический лязг.

Мне чудится или все по-настоящему? Скрип. Скрежет. Может, просто сквозняк? В моей голове.

Впечатляет, конечно.

Только гораздо сильнее терзает молчание.

— Уйди, — с ужасом бормочет Стас. — Прошу, уйди.

Нет.

Никогда.

«Стоп» невозможен у такой машины как я.

Содрогаюсь, но делаю шаг вперед. Еще и еще. Сокращаю расстояние. Отправляюсь под нож. Оголяю шею, опускаюсь на колени. На плаху. На эшафот.

Мой взгляд прикован к моему палачу.

Намертво.

Посмертно.

До скончания веков.

Рваный ритм пульса разрывает грудь на куски. Рваные рифмы замерзают на языке. И слова несуществующей молитвы пламенеют глубоко внутри.

Я кричу, не размыкая уст.

Шепчу.

Глухо, тихо.

Прерывисто.

Как пульсирующие круги. От случайно брошенного камня. На прежде безупречной водной глади.

Обернись.

Вернись, вернись.

Ко мне.

Мои губы неподвижны, но я так хочу, чтобы ты услышал.

Хочу. Безнадежно. До боли. До дрожи. Хочу. С безумным остервенением. Хочу. Яростно и неистово. Фатально.

Хочу тебя.

Всего.

Бешеного. Дикого.

Лютого зверя.

Моего.

Я подхожу вплотную, совсем близко. Я окончательно лишаюсь разума. Я забываю обо всех своих планах.

Мой мужчина так близко.

И так далеко.

Будто чужой.

Его профиль точно высечен из камня. Вырезан прямо на границе света и тьмы. Резко, жестко, по живому.

Каждая его черта отзывается внутри меня. Отбивается. Моментально находит самый горячий отклик.

Я протягиваю руку вперед. Не ту, что с пистолетом. Левую. Я могу прикоснуться к нему, провести ладонью по щеке. Ощутить колючую щетину.

— Нет, — четко и холодно, даже не поворачиваясь в мою сторону, и чуть позже, после короткой паузы, мягко, почти ласково, тоном любовника: — Если только не хочешь проверить, насколько крепкие у тебя кости.

Отшатываюсь, отдергиваю руку.

Отступаю назад. Совсем немного. Меньше чем на шаг.

Утыкаюсь взглядом в шахматную доску и невольно содрогаюсь. С шумом втягиваю воздух, едва удерживаюсь от вскрика.

Белые клетки залиты кровью. Не все. Но достаточно много. Белые фигуры тоже изуродованы красным. Не все. Только те, которые в стороне. Не на поле боя.

Проклятье.

— Не бойся, — издевательский смешок. — Это моя кровь.

— Я не боюсь, — сглатываю так, что горло саднит.

— Правда?

Он даже не смотрит на меня, однако ощущение такое, будто тысячи плетей полосуют кожу. Вмиг охлаждают пыл. Разом избавляют от смелости.

Пара шагов назад.

Не страх. Здравый смысл.

— Я просто хочу, чтобы он ушел. Убрался отсюда. Навсегда.

Господи, что за чушь я несу?

Замечаю, как дергается его рот при слове «навсегда». Губы кривятся, обнажая зубы. Не усмешка. Оскал голодного хищника. Зверь чует добычу.

— То есть пускай выметается. Не совсем, а как бы… в общем. Короче, пусть уходит на все четыре стороны. Куда подальше. Вместе со своей сестрой.

Пистолет весит тонну в моей руке.

— Мы сами все утрясем, — стараюсь звучать убедительно.

Да только не верю в это.

Ни секунды.

С тем же успехом можно лечить открытый перелом силой самоубеждения. А нет, даже там больше шансов на удачный результат.

— Давай разберемся наедине. Хватит уже показательных выступлений. Покончим с этими дурацкими играми. Нам все равно никуда друг от друга не деться. Мы обречены.

Отлично. Просто потрясающе. Талант не пропьешь. Мое красноречие покидает меня. Вместе с жалкими остатками моего мозга.

Иногда надо вовремя заткнуться.

Но я не умею.

— Лора, — вдруг произносит Стас. — Тебе лучше уйти.

— А тебе вообще слова не давали, — раздраженно отмахиваюсь, обращаюсь к абсолютно другому человеку: — Пожалуйста, отпусти его. Пускай уходит. Убирается.

Он ничего не говорит. Просто поднимается. Так резко, что табурет отлетает назад, с грохотом врезается в один из пыточных инструментов.

Он смотрит на меня.

Прямо, в упор.

Впервые.

За все это время.

Или лучше сказать — с тех пор?

Он смотрит на меня.

И в его глазах разверзается ад.

Он смотрит на меня.

Так.

Будто хочет убивать и трахать.

Одновременно.

Трудно понять, какое из этих желаний сильнее.

Я примерзаю к месту. Леденею. Не способна сдвинуться в сторону, не способна даже вздрогнуть, повести плечом. Я целиком и полностью обесточена. Выведена из строя.

Эта игрушка порвалась.

Несите новую.

Я забываю о пистолете. Я забываю обо всем на свете.

Он надвигается на меня. С пугающей неотвратимостью стихийного бедствия. Мой самый жуткий. Самый сладкий. Ночной кошмар.

Идеальный пыточный агрегат.

Ограниченный выпуск. Немецкая сборка.

Машина смерти.

Машина для насилия.

Рукава его рубашки закатаны. Руки обнажены. До локтя. Выше. Даже и не скажешь, что под этой гладкой смуглой кожей пульсирует живая плоть.

Только капли крови срываются вниз. Стекают с его скрюченных пальцев. Темный галстук пропитан вязким багрянцем.

Тень накрывает меня. Пожирает. Без остатка.

Я такая маленькая.

Рядом.

Такая ничтожная.

Неужели я сама все это сделала?

Разбудила зверя.

Нас уничтожила.

Я не верю.

Я отказываюсь.

Он заносит надо мной руку. Ведет окровавленной ладонью по воздуху. Медленно, очень медленно. Будто хочет закрасить все. Стереть мое лицо.

Я не сопротивляюсь.

Тянусь к нему.

Повинуюсь незримым нитям.

Я подставляю себя под удар.

Опять.

Боковым зрением замечаю опасность. Стас покидает свой табурет. Ничто ему не мешает, ничто его не останавливает. На нем нет ни наручников, ни кандалов. Он свободен.

— Алекс! — восклицание срывается рефлекторно.

Я не успеваю ничего произнести. Не успеваю сформулировать. Однако фон Вейганд явно не нуждается в моих предупреждениях.

Он оборачивается и хватает Стаса за горло. Будто только и ждал этого момента. Реагирует мгновенно.

Отбрасывает противника.

Как мусор.

Небрежным жестом поправляет повязку на руке, затягивает туже, не обращает внимания на боль.

— А ты неплох, — заключает холодно.

— Не трогай ее, — хрипит Стас. — Не смей, гребаный урод.

— Ты мог завладеть оружием, — продолжает ровно. — Здесь столько игрушек, что глаза разбегаются. Кинжалы. Мечи. Стилеты. Но ты решил броситься с кулаками.

— Я и так с тобой справлюсь! — бросает яростно.

Шатаясь, поднимается. Выглядит не слишком уверенно. Измученный, бледный. Почти сливается со стенами подземелья. Теряется в пугающем пространстве.

— Ты пожалеешь, — сплевывает кровью. — Тебе стоило сразу связать меня.

— Предлагаешь избить младенца?

— Никогда не стоит недооценивать своего врага.

А знаете, чего еще не стоит делать никогда? Вырывать из пасти дикого зверя кусок сочного мяса.

— Лора, — говорит Стас. — Пожалуйста, уйди.

— Она не уйдет.

— Я не хочу ей навредить.

— Ты не сможешь.

Это звучит будто «вообще ничего не сможешь». Даже не надейся хоть когда-нибудь победить. Твои шансы гораздо ниже нуля.

— Ты не имеешь права ею распоряжаться, — мой бывший жених совершает очередную попытку самоубийства. — Она не твоя собственность.

Фон Вейганд ничего не отвечает. Не доказывает, не возражает. Не спорит. Достаточно выразительного взгляда. От того как он смотрит на меня, подкашиваются ноги.

Я едва удерживаюсь, чтобы не упасть. Ниц. На колени.

По его горящим глазам понятно, что он имеет и как. Сколько раз. В каких позах. Берет, не спрашивая разрешения. Нагибает и ломает. Раскладывает, где пожелает. На ледяном полу и на шелковых простынях. Вбивается мощными, сокрушительными толчками. Проникает вглубь, заполняя до предела.

Он владеет мной.

Безраздельно.

— Ублюдок! — выпаливает Стас и резко выбрасывает крепко сжатый кулак вперед, бьет прямо в цель.

Я содрогаюсь, будто удар попадает по мне. Грудь обдает огнем, желудок скручивает нервный спазм.

Фон Вейганд чуть сгибается, однако не отступает, с издевкой выдает:

— И все?

Стас продолжает атаковать. Не останавливается, пробует закрепить успех. Бросается на противника, выпуская на волю всю свою ярость.

Серия коротких ударов по корпусу. В одностороннем порядке. Передо мной оживает сцена из дурацкого боевика.

Никакого ответа. Никакого сопротивления. Ни единой попытки уклониться.

От этого еще во сто крат страшнее.

Надо прекратить беспредел. Остановить их. Прямо сейчас. Развести по углам. Наказать, вразумить. Достучаться до разума. Надавить на жалость.

Но что-то мешает, не позволяет ни шелохнуться, ни сдвинуться с места. Что-то держит за горло, не разрешает вырваться.

Я точно под кайфом от дикого ужаса и гнетущей паники. Я словно в обманчиво мягком, вязком коконе. Оплетена, окутана. Одурманена. Доведена до грани.

— Теперь ты рад? — рычит Стас.

Его кулак практически врезается в челюсть соперника.

Практически, но не совсем.

— Не совсем, — вкрадчивая ремарка будто эхо в моей голове.

Фон Вейганд отклоняется в последний момент. Ловко, молниеносно, с грацией жадного до крови хищника. Накрывает кулак противника своей ладонью. Это кажется нежным. Только недолго.

Раздается омерзительный хруст. Треск костей.

И утробный вопль ударяется о стены.

Стас падает вниз, на колени. Безвольно стекает на пол. Старается проглотить собственный крик. Перемежает стоны боли с проклятьями. Скулит сквозь стиснутые зубы.

Он пытается держаться. Даже теперь. Пытается скрыть страх, побороть ужас и выстоять любой ценой.

— Ты достоин уважения, — говорит фон Вейганд.

Почему этот комплимент звучит как эпитафия?

— Я не хочу… она… не должна видеть.

Господи, хватит.

Мечтаю проснуться. Мечтаю очнуться. Вернуться назад. На пару дней, на пару часов. Исправить, переписать, зачеркнуть лишнее.

Однако небеса привычно глухи к моим мольбам.

Я помню школьные драки. Довольно жестокие. Всякие стрелки и разборки стенка на стенку. Я помню мордобои в клубах. Кого-то случайно толкнули — и понеслась. Пьяные стычки привычное дело на свадьбах, на разных шумных праздниках.

Я много чего помню, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что разворачивается передо мной сейчас.

Фон Вейганд не бьет Стаса, нет.

Он его забивает. Убивает. Голыми руками.

А я ничего не могу сделать. Стою и смотрю. Судорожно сглатываю стремительно скапливающуюся во рту слюну.

Резкие, жесткие удары. Сильные, безжалостные как сама смерть. Методичные, размеренные, отточенные до безупречности.

Зрелище завораживает.

Хочется верить, что это просто инстинкт. Бесконтрольный, первобытный. Тот, который всегда заставлял людей искать развлечение в гладиаторских боях и жутких казнях.

Металлический запах крови щекочет ноздри.

Холод клубится под ребрами, а жар разливается внизу живота. Мышцы натягиваются, напрягаются до предела. Внутреннюю сторону бедер сводит нервный спазм. Гремучее сочетание льда и пламени увлекает за грань. Заводит, держит на взводе.

Я ощущаю возбуждение, и не понимаю, чье оно. Кому принадлежит. Не мне. Однозначно не мне. Ведь я не больная на голову. Не сумасшедшая. Не психопатка. Не извращенка. Не сдвинутая по фазе истеричка.

Черт, да я просто чокнутая.

— Нет! — кричу, срывая голос. — Прекрати.

Я поднимаю руку и направляю пистолет на фон Вейганда. Оружие трясется, буквально ходуном ходит во взмокшей ладони, четко повторяет мою собственную дрожь.

— Отпусти его, — очень стараюсь не запинаться, не срываться на шепот. — Пусть уходит вместе со своей сестрой. Пусть уходит с миром и все.

Ощущение точно сталь плавится под моими пальцами. А под ногами горит земля. Еще немного и меня похоронит бездна.

Палач отпускает жертву. Отвлекается. Но поворачиваться не спешит.

— Ты повторяешься, — заявляет холодно. — Это скучно.

— Не думаю.

Щелчок предохранителя вмиг заставляет его обернуться.

— Теперь мы сыграем по моим правилам, — нервно улыбаюсь.

Обхватываю пистолет второй рукой, отчаянно пытаюсь унять лихорадочный озноб, справиться с ядовитым волнением.

— Любишь, когда жестко, — ровно произносит фон Вейганд.

На каменном лице не отражается никаких эмоций. Ни гнева, ни раздражения. Ни тени удивления. Как будто я регулярно держу его под прицелом. Разгуливаю по особняку с оружием.

— Выгодная сделка, — заключаю с показным спокойствием. — Удаляем лишние элементы, занимаемся исключительно друг другом. Стас свою партию исполнил, поэтому может быть свободен. Будем считать это актом спонтанной благотворительности.

Полные губы растягиваются в усмешке. Мрачной, пугающей. Брови издевательски выгибаются.

— Ну, как пожелаешь, — хмыкает он.

Хватает Стаса за горло, поднимает рывком, впечатывает в ближайшую стену, вырывая из окровавленной груди гулкий стон.

— Нет, подожди, — бормочу поспешно. — Мы же договорились.

— Разве? — скалится. — Похоже, я это пропустил.

— Ты не должен его убивать, — леденею изнутри.

— Не должен, — повторяет насмешливо. — Но очень хочу. А я привык воплощать желания в реальность.

— Я могу предложить что-нибудь взамен, — бормочу лихорадочно. — Что-нибудь гораздо более интересное. Что-нибудь… что угодно.

— У всех твоих предложений вышел срок годности.

Так и застываю с открытым ртом, жадно глотаю воздух. Пытаюсь выдать пламенную речь, но слова не идут, застревают, забиваются глубоко в горле.

— Я буду стрелять, — не узнаю собственный голос. — Я выстрелю. Клянусь.

Фон Вейганд прошивает меня взглядом насквозь.

— Стреляй, — бросает ровно.

С ужасом наблюдаю за тем, что происходит дальше. Очередной мощный удар. И приглушенный вскрик Стаса рвет душу на части.

Боже, он просто забьет его насмерть.

Меня прошибает пот.

Я смотрю на все это, словно вижу впервые. Мотаю головой, будто стараюсь развеять жуткий мираж. Ощущаю угнетающее, тупое бессилие.

И вдруг замечаю спасительный знак.

— Алекс, — шепчу чуть слышно. — Пожалуйста.

Я вижу к чему фон Вейганд прижал Стаса. Не к стене. К кресту. К тому самому кресту, на котором прежде распинал меня. Допрашивал под кнутом, с пристрастием.

— Н-не здесь, — бормочу сбивчиво. — П-прошу.

Он перехватывает мой взгляд.

Вспоминает? Сомневается? Размышляет о помиловании? Забраться бы в его голову, понять бы как все исправить. Как изменить, оживить.

— Ты права, — произносит сухо. — Разделаю его в другом месте.

Сметает шахматную доску со стола. Расчищает поверхность. Что белые, что черные фигуры одинаково разлетаются во все стороны.

Я содрогаюсь. Радуюсь ничтожному выигрышу. Жалким мгновениям, которые позволяют отстрочить приговор. Вот только пощады не светит. И прощения тоже. И никто в целом свете нам не поможет.

Никто сюда не придет. Никто не рискнет. Не спасет.

Не на кого надеяться.

Кроме себя.

— Хватит, — приставляю дуло к подбородку. — Иначе я вышибу свои мозги.

— Валяй, — соглашается коротко. — Только целься хорошо.

— Я серьезно, — вдавливаю металл до боли.

— И я не шучу, — хмыкает он. — Если промажешь, пуля снесет лишь челюсть. Не самая приятная картина. Но жить будешь долго.

— Чушь, чепуха, — истерично хихикаю. — Это же просто авторская фантазия Паланика. В реальности с таким ранением никто не выживет.

— Проверь, — заключает спокойно.

Мой блеф на него не действует. И любой шантаж мимо. У меня нет ни единого шанса повалить этого зверя на обе лопатки.

Он укладывает Стаса на стол. Нарочито бережно. Заботливо.

— Пожалуйста, остановись, — выдаю с придыханием.

Пальцы немеют, липкие струи ледяного пота оплетают спину кружевом, позвоночник натянут как тугая тетива лука.

— Я же и правда выстрелю, — снова направляю на него оружие.

Руки дрожат так, что действительно могу случайно нажать на курок, начну палить по сторонам и сама не замечу.

— Давай, — холодно подстегивает фон Вейганд. — Я даже помогу тебе сделать правильный выбор.

— Лора, — хрипит Стас. — Уйди.

Закашливается, издает протяжный стон. У него нет ни сил, ни возможности бороться, а он все равно надеется меня спасти. Оградить от неизбежности.

— Я выстрелю, — заявляю твердо. — Я не шучу.

— Отлично, — бросает с насмешкой. — Так чего ты ждешь? Моего разрешения?

Фон Вейганд не обращает на меня особого внимания. Не расценивает как угрозу. Четко и методично воплощает свой замысел в реальность. Действует холодно. Без эмоций.

Настоящий палач. Экзекутор, не ведающий пощады.

Он пристегивает Стаса к столу, закрепляет запястья и лодыжки кожаными манжетами, фиксирует.

Стоп, что за…

Это же просто стол. Самый обычный стол. Ничем не примечательный. Рядовой. Не слишком качественный.

Откуда тут такие манжеты? Зачем?

Мой взор мутнеет, когда истина озаряет истерзанное сознание.

— Советую поторопиться, — фон Вейганд смотрит прямо на меня. — Я закончу с ним, а потом займусь тобой.

То, что я прежде приняла за неровно прибитые доски, оказывается рычагами, деталями зловещего механизма, который основан на крутящем моменте.

Нет никакого стола.

Это дыба.

Одно движение инквизитора — суставы растягиваются, связки разрываются. Дикий вопль сотрясает пространство. Обжигает нервно пульсирующие виски.

Я хочу зажать уши ладонями. Но пальцы намертво впиваются в сталь, вобравшую все мое тепло. Я хочу отвернуться. Закрыть глаза. Но мне не удается отвести взгляд даже на долю секунды.

— Прошу, — роняю глухо, как заведенная шепчу: — Прошу, прошу.

— Я оказываю ему добрую услугу, — ледяным тоном произносит фон Вейганд. — Вправляю кость на место.

То, что я прежде приняла за надежду, оказывается лишь горстью вязкого пепла, сгорает дотла в моих стремительно слабеющих руках.

Нет никакого выхода.

Это иллюзия.

— Не надо, — лихорадочно мотаю головой. — Пожалуйста, остановись.

— Я только начал.

Еще одно движение. Еще один вопль.

Он пытает Стаса и смотрит на меня. Не отпускает, не позволяет разорвать контакт. Держит за горло.

Его глаза вырывают мою душу ржавыми крючьями. Холодные, безразличные.

Я должна испытать отвращение. Должна ужаснуться. Отшатнуться, отпрянуть. Удрать за тридевять земель. Должна. Но не могу. Я не могу даже смежить смертельно отяжелевшие веки, трусливо укрыться от ожившего наяву кошмара.

Он издевается над человеком. Продуманно, хладнокровно. Со знанием дела, явно не в первый раз. Такое нельзя списать на состояние аффекта, на вспышку слепящей ярости. Слишком уж спокойны и размеренны движения, слишком сильна концентрация.

Он ведет себя так, будто все происходящее в порядке вещей. Абсолютная норма. Вот он разыгрывает шахматную партию, а вот растягивает жертву на дыбе.

Ничего особенного, никак не выбивается, не выходит за грань.

— Ублюдок, — бросает Стас, чуть дыша. — Гори в аду.

— Горю, — ухмыляется фон Вейганд. — С огромным наслаждением.

И я горю вместе с ним.

Куда он, туда и я.

Нормальных людей все дороги ведут в Рим, а меня направляют в подвал, в жуткие подземелья Валленбергов, в преисподнюю, в гости к самому Дьяволу.

Очередная насмешка судьбы.

Пистолет крепко зажат в моих руках, будто припаян к заледеневшим ладоням. Но я едва ли контролирую ситуацию.

Боль обжигает глаза, а зажмуриться не выходит.

Кажется, сталь плавится и растекается под враз озябшими пальцами. Раскаляется добела, плывет, вязкими каплями срывается на шершавый каменный пол.

А я плыву следом. Просто по инерции. Рефлекс.

Мой мозг отчаянно отвергает реальность. Отторгает правду, отказывается принимать очевидное. По привычке вступает в конфликт с объективной действительностью.

Тяга к смерти. Тяга к размножению.

Эрос и танатос.

Вожделение.

Я не знаю, чем еще объяснить свою безумную реакцию, если не бессознательным природным инстинктом.

Я жажду оказаться на месте Стаса. На жестких деревянных досках. Под этими жестокими, беспощадными руками. Я жажду принять всю эту чудовищную боль. Искупить вину своей собственной плотью. Я жажду истекать кровью. Для него. Одного.

Чистое помешательство. Затмение разума.

Мои внутренности скручивает от возбуждения. Дикого. Тягучего. Преступного. Тошнота подкатывает к горлу, а низ живота обдает сатанинским огнем.

Я просто хочу, чтобы он коснулся меня. И уже не важно как. Пусть пытает. Убьет. Пусть уничтожит.

Я хочу вернуть его.

И никакая цена не окажется слишком высокой.

— Алекс, пожалуйста, — кусаю губы до крови, зову того, кто быть может уже никогда не отзовется. — Скажи, что мне сделать. Как прекратить. Как остановить все это.

Ответом служит очередной жуткий крик.

А после воцаряется мертвая тишина.

— Что ты, — запинаюсь. — Ты его… убил?

— Он жив, просто отключился.

Грудь Стаса и правда вздымается. Едва заметно, неровно. Однако вздымается. А значит не все потеряно. Наверное.

Хотя какое на хрен «не все потеряно»?

Если на стороне Стаса только идиотка вроде меня, вооруженная идиотка, никогда не способная ничего решить, то дела его очень и очень плохи. Не позавидуешь.

— Пожалуйста, — выдаю сдавленно.

— В постели ты просишь гораздо лучше.

Зачем он говорит это? Здесь. Сейчас.

— Алекс.

— Еще раз назовешь меня так — вырву твой гребаный язык.

Звучит как вызов.

— Вырви! — я смеюсь, повторяю его имя снова и снова: — Алекс. Алекс. Алекс!

То тише, то громче. На самый разный лад. В разной тональности.

— Тварь, — хрипло и хлестко, как приговор.

Он даже не прикасается ко мне, но уже держит за горло. Его взгляд как клинок входит под ребра.

Я не успеваю закрыть глаза, не успеваю смежить веки, просто моргнуть. Не замечаю перемену кадров. Элементарно не улавливаю.

Реальность разлетается на части. Враз. Резко и сразу. Под ударом молота. Мир вокруг сжимается до единственной точки.

И не существует ничего между. Только неизбежность.

Жажда.

Жгучее жжение под кожей. Одержимое желание. Кипучее, пьянящее, срывающее печати на чертогах разума.

Его пальцы накрывают мою ладонь. Не согревают. Пускают по венам холод. Сминают, вдавливая в лед. Окунают в мерзлый омут.

Он овладевает мной.

До боли. До хрипоты. До судорог.

— Открой рот, — отрывисто произносит фон Вейганд. — Давай, смелее.

Прижимает дуло пистолета к моим губам, проталкивает так, что чуть зубы не выбивает, заталкивает вглубь, надавливает на язык, намеренно вызывая череду коротких спазмов, пробуждая рвотный рефлекс.

— Что еще ты у него отсасывала?

Содрогаюсь, но вырваться не пытаюсь. Пусть унижает, пусть издевается. Пусть хоть пристрелит прямо здесь.

Я заслужила.

И ярость. И злость. И эту гремучую ревность на грани ненависти.

Я победила.

Ведь ему пришлось коснуться меня.

— Сука, — выдыхает глухо. — Твоя гребаная святость тебя не спасет.

Металлический щелчок.

И удар за ударом.

Сталь бьется о камень.

Он спускает курок и разряжает пистолет.

В один момент.

— Проваливай, — как студеной водой обдает.

— Н-нет, — мотаю головой. — Никогда.

Он отстраняется, отбрасывает оружие в сторону.

Стальной лязг оглушает. Мне чудится, будто за спиной захлопывается решетка. Железные прутья жадно впиваются в натянутый до боли позвоночник.

Делаю шаг назад.

Рефлекторно.

Направляюсь прямо в капкан.

Покорно.

Точно завороженная.

Он наступает. Я отступаю. Разыграно как по нотам. Похоже на танец. Безумный танец над разверзшейся пропастью.

Оглядываюсь и замираю.

Позади темнота. Густая. Пульсирующая. Притягательная. Больше никаких эпитетов, никаких метафор. Все абсолютно реально. По-настоящему.

Мрачный проход. Но не тот, по которому я попала сюда. Новый поворот. И опять ни единого источника света. Ни единого всполоха.

Сплошная чернота.

— Пожалуйста, — шепчу я, и сама не знаю, о чем прошу.

Крупные ладони опускаются на мои плечи. Толкают в бездну. Не позволяют обернуться, погружают во тьму. Быстро. Резко. Без суда и следствия. Не оставляют шанса вынырнуть обратно.

Спотыкаюсь, теряю равновесие. Но он не позволяет мне упасть. Все-таки держит, даже стискивает крепче.

Пытаюсь привыкнуть, разглядеть хотя бы слабые очертания, контуры. Тщетно. В такой беспросветной темени мы навечно обречены бродить с широко закрытыми глазами.

Звериное рычание. Совсем близко. Будто в собственной груди.

И тут же звон цепей.

Дрожь охватывает тело, опутывает ажурной паутиной, пленяет, погружая в очередную паническую атаку. Липкий пот оплетает плоть тонкими нитями. Внутренности разом скручиваются в ледяной узел.

Проклятый холод.

Изыди.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я. — Где мы?

Как отличить правду от лжи, как ухватиться за стремительно ускользающую реальность, как приручить бешеную фантазию.

— Это ты мне скажи, — глухо бросает он.

Прижимает к прохладной шершавой стене, накрывает своим горячим телом. Будто вбивает в камень.

А потом раздается чудовищный грохот.

Ветер ударяет в лицо. Голова идет кругом. От резкого поворота соскальзываю на пол, падаю вниз, напрочь лишенная опоры.

Я больше не чувствую его.

Совсем.

Нигде.

Я больше не чувствую его руки на себе.

Как такое возможно?

Отряхиваюсь, медленно поднимаюсь, цепляюсь за стену. Царапаю неровную поверхность, ломая ногти. Нервно моргаю, привыкаю к свету.

Вот черт.

Пальцы невольно сжимаются в кулаки, мышцы напрягаются до предела. Кажется, сейчас из глаз полетят искры.

— Ублюдок! — кричу я. — Чертов ублюдок. Слышишь?!

Тишина служит мне ответом.

Бью стену, не скуплюсь на дикие вопли. Чувствую себя кошкой, которую выбросили на помойку. Отчаянно стараюсь вломиться обратно.

— Ненавижу, — бормочу сорвавшимся голосом. — Ненавижу тебя.

Оседаю на пол, давлюсь слезами. Продолжаю сражаться с безжалостной стеной. И со здравым смыслом. Не обращаю внимания на кровь. Сопротивляюсь истине.

Секретный механизм отправляет меня на прошлый уровень. Дверь опять захлопнута, прямо перед носом. Запечатана наглухо.

Фон Вейганд заманил меня в ловушку. Только расправа не входила в его планы. Он просто отшвырнул игрушку куда подальше.

Но я не собираюсь сдаваться.

Ощупываю стену в поисках секретного рычага. Если существует дорога сюда, значит, есть и дорога обратно. В кино такие штуковины всегда работают в обе стороны, нужно только понять, каким образом действует система.

Хренова реальность.

Через несколько минут я обессиленно утыкаюсь лбом в равнодушный камень. Судорожно выдыхаю, пробую придумать план получше. Наконец, оборачиваюсь в надежде отыскать иной путь. Вдруг рядом обнаружится подсказка. Или хотя бы тонкий намек.

Bloody hell.

Крик замерзает на губах, застывает глубоко в горле. А в жилах стынет лед, обращая меня в неподвижную статую. Худший кошмар обретает четкие, вполне осязаемые контуры.

Я не могу поверить, что действительно вижу все это наяву.

Кровавый ад.

Выглядит именно так.

Я закрываю глаза. Зубы отбивают барабанную дробь. Такт в такт. Я открываю глаза, надеюсь развеять мираж. Но только вокруг — ничего. Ничего не меняется.

По вискам бьет чужой голос, замогильным шепотом оживляет строки давно позабытой детской страшилки. Лаконично. Стильно. До дрожи в поджилках. До зимней стужи. Под кожей. Везде. Снаружи.

В черном-черном замке. Есть черный-черный подвал. Кто туда попал хоть раз, не выберется больше никогда. В черном-черном подвале. Есть черная-черная камера. Запечатанная наглухо, закованная в камень. В черной-черной камере. Есть гроб. Не черный. Серый. Ведь на сером гораздо лучше видно кровь. А в гробу, прямо под обглоданным временем кружевом минувших веков…

Отдай мое сердце!

Ударяет громом. По воспаленным, натянутым, наэлектризованным нервам. Взрывает пульс, ввергает в бешенство.

Нет, не отдам.

Оно уже там. Бьется. И замирает. Дает перебой. Цепенеет от судорог. Лишь по твоей команде. По приказу хозяина.

Моя жизнь в твоих руках.

С первого взгляда. Искра. С первого касания. Ток. Разряд за разрядом. Высоковольтные провода. Порваны. Под дикий, безумный бит тысячи невысказанных слов.

Дыши со мной. Ритм в ритм. Иди за мной. След в след. Во тьму. Без просвета. Считай со мной. До смерти.

Огонь.