Глава 47
Рита
— Волков, мы же договаривались! Если что-то нужно, звони заранее, я… — зашипел врач.
Я всегда считала: частные клиники самые лучшие. Теперь, находясь в одной из таких клиник поздним вечером, уже так не думала.
Волков с размаху шлепнул врача по плечу.
— Срочная операция. Аборт. Делай. Любые деньги. Прямо сейчас… Любые бабки… Золото. Тачку мою хочешь? А бабу мою? — засмеялся. — Не эту, другую. Любую. Их много… Скромница, стерва, девственница, развратница… Любую достану. Что угодно, Санжаров. Действуй…
Врач скользнул по мне взглядом, сглотнул.
— Согласие девушки?
— Ты меня послушай! — сжал пальцами его щеки. — Сделаешь! Или я все твои грешки сдам. Останешься и без бонусов, и без лицензии, и под суд пойдешь. И на зоне я тебе такую жизнь устрою, будешь общей девкой.
Я сползла к краю дивана. Коридор пустой — бежать?
Нет, сбоку замаячил хмурый водитель.
— Хорошо, подготовим операционную. Срок? — поинтересовался у меня врач.
Волков не дослушал, разжал пальцы:
— Дальше сами.
***
Мне сунули в руки что-то.
— Переодевайтесь. Сорочка, тапочки…
— Живее, — прокаркал из дальнего угла Волк.
Время таяло.
Даня запаздывал.
Из глаз покатились горькие слезы.
Что ты за человек такой нехороший, Даня?! Впервые к тебе обратилась, с мольбой, даже мысленной, а ты… подводишь!
Время зачем тянешь?
— Ты человека убьешь. Возьмешь грех на душу? — попыталась достучаться я.
— Я же говорил тебе: на чужой член присядешь — убью!
— Ребенок здесь при чем, кусок ты… Ты… Ты не зверь! Ты хуже! Хуже… Не называй себя Волком. Ты падальщик. Ты гиена, ты шакал. Шакал! — швырнула в него резиновым тапком.
— Переодевайся и марш в операционную.
— Не пойду… По доброй воле — не пойду. Тебе меня связать придется, кляп в рот заткнуть и обколоть наркозом!
— А я сделаю! — рявкнул он.
Я отпрыгнула в сторону, схватилась за металлическую каталку, толкнула ее в сторону Волка. С нее посыпались мелочи, лоток с инструментами, пузырьки какие-то.
Волков прыгнул в мою сторону.
Грохот стоял ужасный.
Неужели от одной маленькой металлической каталки столько шума?!
Все смазалось в одно пятно: прямоугольники холодного света, двери, темная фигура чудовища, прыгнувшего ко мне, мат, грохот.
Как в преддверии ада.
Двери распахнулись, раздался топот чужих ног. В коридоре грохотали голоса, кажется, помощнички Волка улепетывали. За ними бежали люди в форме.
В помещение заскочил еще один человек. Лица его я разглядеть не успела.
Волков дернул рукой за пояс брюк слишком быстро.
Почему-то я точно знала, что он успеет выстрелить и попадет. Тогда отцом моего ребенка станет убийца. Хуже не придумаешь…
Не думая, я прыгнула на руку, он автоматически дернулся и угодил мне кулаком по лицу, в нос.
Вспышка боли. Перед глазами от удара потемнело.
Я отлетела, рухнув на задницу.
Сразу же полилось по лицу теплым и красным.
По губам, по шее, на грудь хлынула кровь.
Волков застыл, смотря на меня с ужасом. Как будто только вид крови его немного привел в чувство.
— Рит… Рит… — потянулся ко мне. — Я не хотел. Иди ко мне, Рит. Тебе больно?
Я в ужасе принялась отползать: он все еще был с пистолетом в руках. Спина уперлась в холодную стену, руки накрыли голову в беззащитном жесте.
Сейчас бахнет, маленький. Будет немного страшно, но быстро…
Надеюсь, что быстро.
Гулкий грохот раскатился, отражаясь от стен.
Но не в меня.
Не в меня.
Боли нет, ничего нет.
Сердце еще рвется из клетки, лупит под ребра.
Я распахнула глаза, их жгло от слез.
Все раскачивалось.
Пол, потолок, стены.
Раскачивалась из стороны в сторону, как безумный паяц, и фигура Волка, который просто рухнул на пол и опустил голову между коленей, повесив ее.
Последнее, что я различила, как пальцы Волкова впились в темные волосы, а потом его смели в сторону градом ударов, вытащили в коридор.
Между мной и Волковы протиснулся Пономарев, присел.
— Хорошо, все хорошо. Рита, отмирай. На меня посмотри. На меня! Моя ты умница. Все хорошо! — обнял. — Испугалась!
— Плохо! Плохо! Я… Какого черта ты тащился так долго? — закричала, начала бить его, рыдая.
— Все хорошо. Вставай. Давай врач тебя посмотрит. Лицо опухшее.
— Только не здесь. Не в этой клинике. В другую меня вези! — забилась в истерике. — И мне плохо, живот крутит.
— Сейчас все будет! — заверил меня Пономарев. — Все будет, обещаю!
***
Спустя время
— Это мне?
Я наблюдала, как Пономарев опустил на стол пакет с фруктами и обратился к медсестре:
— Ваза найдется? Будьте так добры…
Я посмотрела на букет в руках Пономарева.
Орхидеи.
Мои любимые цветы.
В груди еще кольнуло воспоминанием, как Волк ткнул в небо пальцем и сразу же попал в точку.
Он решил угадывать с орхидей. Нет, не так. С Архидей…
Как смешно мне тогда было.
Как давно это было…
В другой жизни. Не со мной, наверное. И не с ним. С другими — яркими, красивыми, полными жизни и огня.
Мы — просто побледневшие, выцветшие от времени фотокарточки по сравнению с теми героями из прошлого.
Я все никак не могу прийти в себя.
Вот уже третью неделю лежу в больнице за городом. На сохранении.
Врачи говорят, можно выписываться, угрозы выкидыша больше нет, а я… не хочу.
Я сейчас ничего не хочу. Ничего, маленький, прости. Я и поесть себя заставляю только, чтобы ты не голодал.
Мне иногда кажется, что это не я поддерживаю жизнь в сыне, не он от меня зависит, но наоборот, через тонкую пуповину я, как истлевшая оболочка, набираюсь от сынишки крохами жизни.
— Почему синие? — поинтересовалась я. — Синие и фиолетовые. Под цвет моих синяков? — попыталась пошутить.
— Брось, ты красотка. Подбирал бы я букет под цвет твоих синяков, принес бы зеленовато-желтое.
— Ясно. Спасибо за цветы. За фрукты.
Пономарев придвинул стул ближе к кровати, пытливо посмотрел мне в лицо.
— Ну, что еще? — не вытерпела я. — Не спрашивай. Не знаю я больше ничего о Волкове. Не знаю, Даня. Я тебе сразу правду сказала, ничего о его делишках не знаю и сказать не могу. Ты мне не поверил, дурак. Я тебе по каплям скармливала то, что и так все кругом о Волкове знают, и лишь надеялась, что тебе надоест, и ты оставишь меня и мою семью в покое. Вот и все. Больше ничего…
— Ладно, не нервничай! — накрыл мою руку своей. — Разберемся. Будем работать с чем есть. Пусть не за то, за что он сесть должен, но я все-таки засажу Волкова за решетку. Значит, ничего было не зря. Горжусь! — посмотрел на меня. — Ты просто львица.
— Да уж! Дура я, а не львица. Дур, случайно, не коронуют? Я бы стала королевой всех дурочек.
Пономарев рассмеялся.
— Брось, не наговаривай на себя. Умная ты баба. Я бы даже сказал, слишком. И еще одно. Ты мне жизнь спасла. В курсе? Я бы… не успел, — добавил он нехотя. — Засиделся за кабинетной работой. Интуиция еще не подводит, но реакция уже не та. Каюк.
— Так что ты мне теперь жизнью обязан, что ли?
— Ага. Друзья навеки.
— Упаси боже, иметь таких друзей, Даня.
— Думаешь, я плохой друг? Вот и посмотрим. Выписываешься когда?
— Уже можно, но я… хочу еще немного здесь побыть. Все думают, что я спонтанно в отпуск укатила, пусть так и будет.
— Может, кого видеть хочешь?
— Нет, не хочу. Хотя… Я бы не отказалась узнать, как дела у сестры. Не куролесит ли она…
— Узнаю, — кивнул Пономарев, потом скосил взгляд на живот. — Ребенок от… — не договорил.
— Своего не признаешь, что ли? — усмехнулась я. — Ты же папаша!
— Если только крестный в будущем, — ухмыльнулся Пономарев. — И все же… это ребенок…
— Мой это сын! — оборвала я. — От мужика там только сперма. Сын — только мой, и больше ничей.