Глава 52
Рита
— Даня, ничего мне сказать не хочешь? — выпалила я, не удержавшись, когда Пономарев приехал помогать.
Рабочие доделывали ремонт. Еще немного усилий, и будем на финише. Потом — генеральная уборка, подбор мебели по дизайнерскому проекту. Ой, еще не близко… Не близко к завершению, а так хочется уже растянуться на новом диванчике, открыть бутылочку… компота или сока гранатового! Ведь вино, увы, не положено, но как хотелось бы, мммм… Ох, рожу, а потом еще грудью кормить — и сколько не пить вина? Маленький, ты меня на такие жертвы толкаешь! Ты бы только знал. Похоже, я вино пока буду видеть только в мечтах и облизываться.
— Хочу, конечно. Бригадир на тебя облизывается… — фыркнул Пономарев. — Глаза не сломай! — голос повысил.
— А я не про то! — отмахнулась. — Про Волкова что слышно?
— Ничего особенного, — и глазом не моргнул, подлюка. — А что?
— Да так, ничего. Уточняю… Мало ли… — отвела взгляд в сторону. — Как ему там в ожидании суда живется?
— Хорошо ему живется, — фыркнул Пономарев. — Чифир гоняет, курит, конфеты трескает. Сидит, как барон, девочек выбирает посмачнее.
— Ему и девок туда поставляют? — сделала вид, что возмущена.
— Увы, система не безупречна. Подмазать, кому надо, можно и девочек, и дурь…
— И все? Больше ничего, надеюсь.
— Так это его потолок. Все. Там выше не прыгнуть.
Как складно он врал! И я бы поверила, если бы не знала, что дела обстоят совершенно иначе!
Мартина бы мне врать не стала.
А Даня… Ну, что — Даня?
Друга нашла себе, ага… Временного союзника, который играет по своим правилам и не честен со мной до конца.
Не знаю, почему я так взъелась! Просто чувствовала, что это — неправильно.
Волк неидеальный, его есть за что посадить. Но и бить человека так, как избили Савелия по приказу Пономарева — не по-человечески. Хуже зверья…
Хотел бы посадить честно, как он меня убеждал, так и доказывал бы фактами, а не силой выбивал из Волкова признания.
— Если бы что-то было, я бы тебе сразу сказал, Рит! — приобнял за плечи. — Распереживалась, что ли? Зря, я же рядом. Волков — в тюрьме.
— И бог с ним, — отмахнулась я.
Внутри все кипело от праведного возмущения.
От недовольства, что “друг” так нагло мне сейчас в глаза соврал. Сказал бы честно, что Волкова измолотили… Не знаю, была бы другой моя реакция? Я просто задумалась, сколько еще скрывал от меня Пономарев и может скрыть в будущем? Как использовать в своих интересах? Ведь стало ясно: он и по головам пойдет, и по этой самой голове пройдется чужими сапогами, чтобы своих целей достичь.
Нет, с таким мне точно не по пути. Я оглянулась, выдохнула:
— Знаешь, я ведь ни одного гвоздя не забила в этой квартире… Неправильно это как-то.
— Что? Ну ты придумала… — рассмеялся.
— Правда-правда. Я тут в одной книге читала, что ребенок чувствует то же, что чувствует его мама. Поэтому важно, чтобы перед глазами находился тот самый нужный пример. Вот пацан у меня будет. Значит, должен быть пример мужского поведения, что-то такое острое, по-настоящему мужицкое.
— Так вот он я — будущий крестный отец, — заулыбался Пономарев. — Чем не пример?
— Возьми доску, дай гвоздь забью! — попросила я. — Чувствую, что моему пацану понравится. Подержишь?
— А ты умеешь? — засомневался Пономарев.
— Умею, конечно. Мой папаня же пацана ждал, в хоккей меня учил играть… Крутилась я рядом с ним постоянно в детстве. В общем, не бзди, Даня. Гвоздь только придерживай.
Пономарев еще немного поворчал, но все-таки нашел брусок, длинный гвоздь и всучил мне молоток. Я размахнулась, как следует, и… шмякнула его по руке.
— Бляя… — Пономарев затряс рукой, роняя капельки крови. — Ты что? Ты мне по пальцам попала… Кожу сорвало. Лишь бы не перелом! Дай сюда! — потребовал, шипя от боли.
От вида его крови и перекошенного от боли лица во мне поднялась какая-то волна торжества, будто я выпустила чертика из табакерки, и он радовался произошедшему.
— В чем дело, Даня? Не нравится? Больно, что ли? Ах ты, бедняжка… Ничего, до свадьбы доживет. Тем более, тебе всего одному пальчику бо-бо, да? Не так, как нашему общему знакомому, которого измолотили так, что он на ногах едва держится!
— Ты… Ты из-за этого отброса, что ли? — удивился Даня. — Из-за Волкова.
— Ты говорил, что честно хочешь его упечь за решетку. Честно, а не так…
— Ааа… Общие знакомые напели? Вся эта криминальная шайка-лейка достойна только одного — за решеткой гнить.
— Осторожнее. Ты сейчас моих лучших друзей задеваешь. Лучших, Даня, это проверенных временем, а не одной сомнительной сделкой, которая с твоей стороны уже нарушается. Крысятничать нехорошо.
— Какого черта ты вообще в это лезешь, Рит? Тебе какое дело? За решеткой сгниет — туда ему и дорога.
— Богом себя возомнил? Бессовестный ты, Даня. На роль крестного отца моему Сеньке можешь не примеряться! И дружба твоя — с каким-то душком. Теперь я не уверена, что ты со мной просто дружишь, а не держишь про запас на всякий случай.
— На какой случай, Рита? Ты что несешь, а? Бля… Палец болит и не проходит, походу, ты мне его перебила.
— Не знаю, на какой, Даня. Но лучше держись от меня подальше. Не нужна мне такая дружба. Боком она мне выйдет.
Так разошлась, что даже не сразу поняла, как выдала в запале имя, что придумала волчонку — Арсений.
Арсений Савельевич. Неплохо звучит, кажется.
Признавать Волкова отцом я не собираюсь, но все-таки Арсений Савельевич звучит очень даже красиво… Для себя подчеркиваю, не для кого-то.
Уж тем более не для того, кому дети не нужны вообще!
***
Потом, значительно позднее, Мартина обмолвилась в разговоре, что Волкову вынесли приговор, осудили и направили на лечение в учреждение закрытого типа.
Не в тюрьму.
Ох, наверное, Пономарев бесился!
Мне-то откуда знать, я с ним всякое общение прекратила. Я могла понять все — и честолюбие, и азарт, и желание справедливости.
Все, кроме подлости…
И я честно считала, что больше никогда-никогда больше не встречусь с Волковым, не услышу его голос, не увижу его, если бы не один поздний осенний вечер…