Рита
Стоило мне только потянуться вверх, к дверце шкафа, как сзади талию оплели сильные, горячие руки.
— Сава, подожди. Скоро перекус, который ты так хотел… — прошептала я, млея, загораясь, тая.
Возможно ли привыкнуть к этим касаниям — ужасно жарким, откровенным и таким нежным? Ох уж эта звериная хватка в сочетании с особой нежностью, когда покусывает, тянет кожу, но тут же целует, лижет, бормочет признания!
Иного мне и не надо. Боже, понимаю, что иначе бы я и не смогла, всегда оставалась бы недовольной, неудовлетворенной, чувствуя себя не так, как надо.
— Я много чего хотел. И хочу! Вот сюда… Снова излишки семени вынуждают яйца потяжелеть, — признался Волков, вставив в меня два пальца, терзая ими.
— Это не подождет, что ли? — возмутилась для приличия.
Сама же попку назад оттопырила, будто приглашая — войди глубже, трахни, натяни…
Еще и еще!
— Это…
Волков перестал терзать мое лоно пальцами, их сменила тяжелая, большая головка члена, с чавканьем проникшая внутрь.
— Это не то, что не подождет. Это охренеть как нужно принять. Сжать… Выдоить! Срочно… — начал двигаться сразу же.
Не щадя.
С большой оттяжкой долбился в меня так резко и сильно.
Я начала покрикивать, мысленно прося прощения у соседей. Они и так в курсе, что наша семья — не самая тихая, Волчонок иногда без устали носился, прыгал, пел, носился, как юла, с довольными воплями, гоготал по всей квартире. Теперь еще и это… Звуки секса. Крики. Шлепки. Стоны…
— Боже, на меня пожалуются. Ааааа… Сав… Сав, осторожнее, блять! — взвыла, когда он особенно жестко толкнулся. — Ты меня сейчас порвешь! — заскулила.
Но следом по телу пронесся огненный шар удовольствия, как первый предвестник приближающегося оргазма.
— Ну, что ты на жалость давишь, а Пирожочек меня просто хавает под самый корень, сжимает пиздецки. Знаешь, как круто? — протянул с рыком. — Быть в тебе — так… Столько… Без границ… Ты самая… Моя самая… Моя…
Пальцы Волкова, сминающие задницу с двух сторону вдруг переместились. Одной рукой он начал колдовать над клитором, второй собрал немного смазки и… надавил на заднее колечко.
— Впускай, сладкая. Пора попочку в дело пустить!
— Оооо… Не сразу же! — сжалась, зная, какой у него немаленький прибор, а после длительного воздержания еще и жесткий, как камень, раскаленный прут.
— Сегодня просто начнем разрабатывать. Не думала же ты, что я настолько праведным встал? У меня на твою попку такие охеренные запросы. Ты просто встать не сможешь после того, как отжмакаешь мой хер свой тугой задницей…
Я не ожидала такого потока откровений от Волкова, смешанного с признаниями в любви и словами о том, что он хочет иметь со мной большую семью. Как в нем это уживалось, соседствуя прекрасно: жаркая похоть вкупе с горячей нежностью и искренними переживаниями за семью.
— О да… Вот так.. Добавим еще? — пророкотал возбужденно.
Я поплыла по реке экстаза. До моего обоняния донеслись запахи макарон, которые, кажется, уже не просто тушились с фаршем, но, блин, жарились! Точь-в-точь, как я, отжариваемая любимым мужчиной.
— Сав, сейчас все к чертям сгорит… — захныкала я. — Горелое есть будешь, что ли?
— Да пох… Один черт, вкуснее баланды будет! — простонал. — Я на низком старте, держись…
Перед глазами заплясали алые пятна. Он двигался всюду, был во мне, ласкал требовательно, трахал, выжимал, брал меня уверенно. Ноги подкосились в момент оргазма, и я, до сих пор державшаяся рукой за дверцу кухонного шкафа, буквально повисла на нем всем своим весом, кончая.
Тело выгибалось еще больше навстречу движениям Волкова.
Его взрыв и приход к пику удовольствия я ощутила всей своей киской, мгновенно переполнившейся его спермой. Он надавил и замер безумно глубоко, как будто нанизал меня на острый, длинный шампур, и я билась в экстазе, билась, пока вдруг…
Раздался какой-то ужасный треск, грохот.
— Аааааа!
Я бы не успела отскочить!
Но Волков был проворнее и шагнул назад, утягивая меня за собой. В тот же миг верхняя часть кухонного шкафа рухнула. Просто рухнула, а у меня в руках осталась только его небольшая дверца.
Стоял ужасный грохот. Ведь там, где один, там и второй упал!
Прямиком на мою плиту и сковороду с макаронами, которые уже просто уверенно горели и только не дымились!
Треск, грохот.
Звон битой посуды…
— Ааа… Мои тарелки! Мои кружки… Мои… О ужас! И ужин… Ужин сгорел!
Волков за моей спиной обнял меня крепче и поцеловал в мокрую шею.
— Даже если бы не сгорел, то расплющило бы.
— Моя посуда! — всхлипнула я. — Мой кухонный гарнитур.
— Да он на засохших соплях и одном честном слове держался, ну. Не расстраивайся! Это повод обновить кухню.
Волков обошел меня, качнул ногой дверцу, оттуда посыпались битые тарелки.
— Глянь, одна уцелела! — показал мне. — Давай.
— Что?
Я вытирала слезы. Моей кухне пришла хана! Вот что творится, а!
— Давай вместе разобьем, — предложил Волк. — На счастье!
— И что дальше? Традицию заведем?
— Ну, а что? — пожал широченными плечами. — У меня семьи не было, у тебя в семье… даже не знаю… Есть ли достойные традиции?
Я отмахнулась, не желая думать о дурном.
— Дату запомни! — предложил Волк с азартом. — Будем хуярить в этот день посуду. В хламину разносить просто! Давай, ну…
Я рассмеялась сквозь слезы.
— Ты такой дурак, Сава!
— Сыну предложи пару тарелок разбить, он точно не откажется.
— Я даже не сомневаюсь.
— Бьем?
Я осмотрела масштабы бедствия и выдохнула.
— Ну и хрен с ним!
— Вот и правильно.
— Что я, за одну тарелку буду цепляться? Бьем!
Мы вместе швырнули тарелку об пол, было как-то по особенному весело и непривычно.
— Вот только ужина у нас нет! Извини…
Волков выключил плиту, которая упорно продолжала жарить.
— Теперь точно в душ. Одевайся, — скомандовал. — В ресторан поедем. Гуляем до рассвета! А я пока людей вызову, здесь бардак вынесут…
— До рассвета, значит? А Сенька? Я по нему ужасно скучаю…
— И я тоже. Ну и тебя дожарить нужно.
— Я — уже.
— Нет, — покачал головой. — На ногах стоишь, значит, еще не прожарил, как следует!