Открыть с первого, а потом со второго раза глаза у него не получилось. И то, по ощущениям казалось, что его пытается одолеть очередной глубокий и почему-то чёрный сон. Но, когда ему всё же удалось это сделать… то ещё какое-то время Кену продолжало чудиться, словно он спит. Уж слишком всё вокруг выглядело каким-то размытым, нечётким и буквально выступающим из тёмных сумерек.
Это действие мощного успокоительного. Как ни странно, но мозг выдал нужную базу без какого-либо усилия, будто работал, как новенький процессор, без ненужных для него помех со стороны других физических действий от парализованного тела. Ведь теперь ему не приходилось тратить на них большую часть своих возможностей и той же энергии.
К тому же, Кен прекрасно помнил схожие ощущения. С ним уже происходило подобное и далеко не раз. Особенно когда его буквально вытягивали с того света и запускали ему сердце от пережитого болевого шока. Правда, тогда хватало и одного укола адреналина, но… всё равно.
— Уже проснулся, солдатик? Что-то недолго ты там проплавал.
Какая-то немолодая медсестра с короткой светлой стрижкой и в тёмно-бирюзовой форме одной из нью-йоркских больницы, нагнулась над ним и сдержанно улыбнулась. Как раз перед тем, как принялась его осматривать и ощупывать, как и светить в глаза грёбаным мини-фонариком.
— Зрачки уже почти в полной норме. Хотя голова, скорей всего, будет кружиться ещё до самого вечера. Похоже, дежурный врач, который приехал тебя «спасать», малость переборщил с дозой успокоительного. Наверное, его смутили (а может и испугали) твои габариты. Побоялся, что тебе будет маловато, и ты обязательно всех раскидаешь всех по углам, как разъярённый гризли.
— Так я… не умер? — Кен с трудом разлепил губы и кое-как сдвинул во рту распухший от сильной жажды язык.
— Только не в мою смену, солдатик. И не в моей больнице. Ты бы здесь, скорей всего и не отлеживался, если б не лошадиная доза вколотого тебе успокоительного. Крови ты успел потерять не так уж и много. Пока тут отсыпался и валялся под физраствором, она явно успела частично восстановиться и без дополнительных вливаний, хотя, конечно, ещё не полностью (если что, я шучу). Так что… Не хочу тебя разочаровывать, но, чтобы убить такого, как ты, быка нужно было резать не вены, а сразу сонную артерию.
— Вы… наверное думаете, что я просто хотел… привлечь к себе внимание, да?..
Кен даже попытался криво усмехнуться, продолжая интуитивно шарить по общей палате интенсивной терапии едва ли осознанным взглядом, но ничего такого важного вокруг себя не подмечая. Похоже, сознание ни в какую не хотело возвращаться в данную реальность. Ему даже казалось, что он до сих пор ощущал онемение с полной парализацией всего тела, какие испытал ещё совсем недавно там…
Там? Но где там? Неужели во сне?
А как же смрад пещеры? Как же тот резкий запах железа и гниющей органики, которые он ощущал до сих пор… будто их частички осели у него в носу на рецепторах обоняния и даже немного попали в рот при дыхании. А першение в горле и лёгких после долгого и беспрерывного бега по пересечённой местности?..
— Думаю, на эти вопросы тебе лучше всего ответит твой психиатр на вашей ближайшей встрече. Как правило, в тюрьмах или изоляторах режут вены немного по другим причинам.
— Меня не собирались сажать в тюрьму… По крайней мере, не сейчас.
Тонкие брови медсестры с лёгким удивлением приподнялись вверх.
— Как бы там ни было, но на моём дежурстве о всех попытках свести счёты с собственной жизнью тебе придётся пока забыть, солдатик. Хотя, мне что-то подсказывает, ты тут всё равно долго не задержишься.
Как ни странно, но медсестра оказалась права. Притом, что Кен снова ненадолго провалился в дремоту. Но в этот раз ему снился вполне обычный сон. Кажется, берег частного пляжа на Лонг-Айленде с абсолютно неузнаваемыми образами незнакомых ему людей или вообще без оных. Кроме, возможно, одного момента, когда он увидел со спины Мию… Стоявшую по щиколотку в воде в полупрозрачном летнем платье и придерживающую одной рукой большую широкополую от солнца шляпу. Ему тогда стало очень не по себе. Захотелось её позвать. Подбежать к ней, но… Что-то его опять разбудило. Может даже вполне обычное волнение. Вернее, очень сильное волнение со сводящим с ума отчаяньем…
«Мне не нужно ничего в тебе вызывать, Вудард. За рулём твоей грёбаной тачки сидел ты. В ту аварию вы попали по твоей вине и только по твоей, а значит… Мия погибла из-за тебя. Всё просто, как дважды два. И когда это до тебя наконец-то дойдёт, вот тогда ты и поймёшь всю суть произошедшего. Всё то, что ты наворотил. Вот тогда я тебе действительно не позавидую…»
Господи… Кажется, только теперь он понял, что это такое… Что это такое возвращаться в этот грёбаный мир, в котором больше не было её. Особенно после того, как только что увидел её во сне. И от чёткого осознания, что это… далеко не последний с ней сон. Будут ещё. После которых он точно не захочет больше просыпаться. А сбежать при этом от себя… от этих долбанных чувств…
Но, что, чёрт возьми было до того, как ему приснилась Мия? Какие-то странные и бессвязные то ли воспоминания, то ли сумбурные образы с какими-то вполне реальными ощущениями. Ведь ему что-то снилось после того, как он резанул вену и дождался прибытия спасительной бригады. Именно после того, как в него вкачали лошадиную дозу успокоительного, и, по всем законам классики жанра, он должен был провалиться в сплошную черноту бессознательного. Под глубоким наркозом, как правило, тоже ничего не снится, поскольку отключается даже мозг. А тут…
Видимо, дальнейший сон с Мией на пляже Лонг-Айленда, перебил все воспоминания о предыдущих видениях, как-то вытеснив их из памяти или даже отключив саму память в определённых местах. Но ощущения… Эти странные ощущения, будто он вовсе не спал, а очень даже серьёзно так активничал. Кажется, даже… бегал?
Нет, это точно какой-то бред или побочные эффекты от успокоительного, в котором точно присутствовали наркотические препараты. Отсюда и всё это. Как и его убойное состояние, поскольку от потери крови так себя обычно не ощущают.
В общем, как бы там ни было, но когда Кен проснулся во второй раз, то уже увидел себя прикованным к поручню койки за запястье правой руки полицейскими наручниками. Что вызвало в нём соответствующий приступ смеха. Он нисколько не удивится, если всему этому поспособствовал Хардинг. Правда, по всем юридическим законам штата, пока его невиновность не доказана, он, да, считается серьёзным правонарушителем, а не просто подозреваемым, на которого в полицию накатал огромную телегу пострадавший от него истец. Притом, что само дело не стоило и ломаного гроша. По сути, оно даже не должно было дойти до предварительного судебного слушанья.
Вот только Хардинг не тот человек, с которым можно было хоть о чём-то договориться. Да и стал бы он понапрасну разбрасываться угрозами, если бы действительно не собирался воплощать их в жизнь?