Прислушался ли он тогда к советам доктора Меллона? Отчасти, да и нет.
Во-первых, и для начала, он пока не ставил перед собой никаких задач по переезду из Нью-Йорка в другое место, а то и вовсе в другую страну. Он не видел больше в этом смысла хотя бы потому, что это не изменило бы в его нынешней жизни ровным счётом ничего. К тому же, уезжать куда-то без Мии, где её не будет ни в прямом смысле, ни в косвенном, — само по себе уже выглядит полнейшим абсурдом. Ведь он уже когда-то это делал. Сбегал в другие страны, даже на другие континенты.
И что с этого? А ничего. Стало только в разы хуже. Причём для них обоих. Поскольку все его дурацкие и именно инфантильные выходки нанесли непоправимый вред их жизни только потому, что он, сука, гордый и очень обиженный на весь мир. Он не сумел простить выбор любимой женщины, после которого даже не стал выяснять, почему она так сделала, или что заставило её это сделать. И вместо того, чтобы провести хоть какое-то, пусть и банальное частное расследование, он всё решил за них двоих. Напридумывал себе чёрт знает что, сам же поверил во весь этот бред, как в истину последней инстанции, а потом сбежал зализывать раны в самые горячие точки мира.
А теперь пожинает плоды всех навороченных им ранее ошибок. И ничего не может ни сделать, ни изменить. Ведь это реальный тупик. Та пресловутая точка невозврата, которая, как правило и в конечном счёте, становится финальной. Ведь дальше уже двигаться некуда, потому что не зачем. Потому что уже всё… Предел достигнут.
Жизнь — это движение? Хочешь выжить — не останавливайся!
Серьёзно? Кто это ему такое вообще сказал? Причём так чётко и ясно, подобно какому-нибудь рекламному лозунгу на рекламном билборде, который он видит каждый день по дороге на работу, но не обращает на него совершенно никакого внимания. Но тот всё равно впечатался в его подсознание и теперь, время от времени, всплывает в памяти или крутится на языке, подобно дурацкому мотиву намертво въевшейся в подкорку песенки.
Нет. Уже определённо поздно что-то делать и куда-то стремиться дальше убегать. Всё уже закончилось. Ещё там, на 87-ом шоссе, не доезжая до грёбаной границы Канады всего каких-то несколько десятков миль. В том кювете, буквально посреди леса, в одно мгновение ставшего одним сплошным чёрным пятном безлюдной пустоты и полного ничего.
Он ведь до сих пор не знал, как такое случилось. Кто стал главным виновником аварии? Кто отобрал у него Мию.
Сука!
Уехать из Нью-Йорка? Поменять имя? Это же право смешно и не имеет больше никакого смысла. Куда, а, главное, зачем? Он уже давно своё отъездил. Теперь настало время остановиться и, тем более, остаться там, где его самое место. Там где он и хотел всегда быть — рядом с ней. Рядом с Мией. Он же обещал ей, что теперь их ничто не разлучит — ни жизнь, ни смерть. А обещания надо выполнять. В особенности такие обещания…
Кен практически не обращал внимания на то, что его тогда окружало, и как он добирался от манхэттенских кампусов государственного госпиталя ветеранов (на пересечении 1-ой Авеню и Восточной 23-ей улицы), где располагался один из основных приёмных кабинетов доктора Меллона, до своей собственной берлоги на Лонг-Айленд в Бруклине. На Сейнт-Маркс Авеню. Более-менее приличный район Нью-Йорка, где вперемешку с террасными таунхаусами красовались чудом сохранившиеся с сороковых и пятидесятых небольшие постройки бывших когда-то фабрик, кооперативных мастерских и прочих помещений, которые сдавались в те далёкие времена под офисы или склады. Теперь в них находились жилые площади и, как правило, весьма немалых квадратных метров. Это где каждая квартира имела высоту в две стандартные квартиры (а то и все три) и именно от оформления подобных апартаментов когда-то в миру и появился такой дизайнерский стиль интерьеров, как лофт. А какие там были шикарные лифты (по большей части грузовые). Настоящая добрая (или добротная) классика
Как раз в одном из подобных зданий Вудард и приобрёл пару лет назад свои впечатляющие хоромы на последнем этаже. По сути, настоящий цеховой зал с мощными кирпичными стенами, квадратными колоннами вместо стеновых перегородок и панорамными окнами с низкой посадкой массивных подоконников. Он даже не стал расчленять их на раздельные друг от друга зоны, как и дробить на более мелкие помещения. Не видел в этом никакого смысла. Даже уборная с душевой ограждалась от общей комнаты всего лишь полупрозрачной стенкой из акрилового небьющегося оргстекла. И достроенный второй уровень под спальню с ведущей на него сквозной винтовой лестницей так же прекрасно просматривался почти с любой точки нижнего основного яруса.
Хорошая берлога. Просторная и без всяческих излишеств. Соответствовала ему, в особенности его габаритам, наверное, как ещё ни одно другое помещение или дом, в которых ему приходилось до этого жить. Он даже успел в каком-то смысле к ней прикипеть, прорасти неглубоко корнями в её очень даже домашнюю, но всё равно стопроцентную холостяцкую обстановку. А после того, как здесь впервые появилась Мия…
Забавно, но он даже испытывал чувство лёгкого сожаления от мысли, что ему придётся отсюда уехать и именно в те дни, когда они действительно собирались это сделать и когда уже поехали…
Он же не собирался сюда возвращаться вообще никогда. Настроился на это и даже в какой-то степени уверовал, что обрезал все корни, которыми всё же сумел здесь зацепиться и… Вот он снова вставляет ключ в массивные двери своей почти элитной квартирки. Практически не задумываясь, как это делает. Как на чистом условном рефлексе проворачивает ключ в замке в той последовательности, в какой всегда запирал его во время своего ухода.
После чего вошёл внутрь огромного, но всё равно уютного из-за обилия мягкой кожаной мебели помещения. Свалил два больших пакета с продуктами на ближайший у кухонной стойки столик. Посмотрел на самый маленький бумажный кулёк в другой своей руке с эмблемой аптеки и наклейкой индивидуального заказа на определённое имя от лечащего врача, и кинул его небрежным жестом к остальным покупкам.
Он даже не собирался проверять точное наличие выписанных ему доктором Меллоном лекарств. Стандартных баночек, на которых были прописаны не только названия медикаментозных препаратов с немалым содержанием опия, но и имя Кеннета Вударда. Поскольку ему было на них просто плевать. Ведь он не собирался их принимать, от слова совсем. Даже чтобы просто заснуть или заглушить с их помощью весь тот Армагеддон, который обязательно восстанет в его голове очень и очень скоро.
Для данной задачи он привык пользоваться давным-давно проверенными и идеально себя зарекомендовавшими услугами от доброго старины Джека Дениэлса. Чем он и не преминул воспользоваться, достав из одного пакета пухлую квадратную бутылку с содержимым из классического крепкого бурбона — Old No.7. Открутил крышку, прошёлся дальше в кухонную зону, где отыскал рядом с мойкой в груде сваленной немытой посуды относительно чистый стакан. После чего ненадолго отставил бутылку на край керамогранитной столешницы и решил наконец-то снять с плеч чёрную косуху.
Всё это время он старался не думать. Просто фиксировал последовательность своих действий, чтобы не переключаться мыслями на другие вещи… На те вещи, которые усилят то состояние, с которым он теперь жил постоянно. Как с огромной разросшейся внутри него опухолью из тупой боли, тупого бессилия и тупой пустоты. Опухолью, от которой банально не существовало никаких известных науке лекарств. Человечество за все тысячелетия своего так называемого цивилизованного существования так и не сумело придумать от этой болезни ни лечения, ни нужных от него грёбаных медикаментозных средств. Особенно, от его хронической и крайне запущенной стадии.
Кен плюхнулся на центральный диван, повторяя один из привычных для себя ритуалов из своего не такого уж и далёкого прошлого. Перед этим поставив стакан с бутылкой на толстую столешницу низкого журнального столика из лакированного массива чёрного дуба, а после подхватив оттуда подзаряжённый за прошедший день тёмно-серебристый ноутбук. Поднял ультратонкую крышку, запустил операционную систему, расположил ноут поудобнее на бёдрах. И только потом потянулся уже одной рукой за наполненным больше чем наполовину стаканом.
Сам стакан он ставил на нижнюю часть леттопа, если было нужно что-то набирать на клавиатуре. К тому же он пользовался беспроводной мышкой вместо заранее отключённого тачпада.
Ввёл пароль. Проверил подключение к беспроводному интернету только что включённого им роутера. Запустил браузер с поисковиком. Ненадолго завис в раздумьях и наконец-то сделал первый небольшой глоток из стакана. Потом начал набирать рандомный набор слов, надеясь, что система сама подскажет, как правильней нужно писать и делать максимально точный запрос по волнующей его теме.
«Мёртвый мозг». «Запредельная кома». «Вегетативное состояние».
Какая банальщина, Кен. Ты же уже перечитал все найденные на эту тему статьи и сайты. Даже по нескольким форумам прошёлся. Зачем ты тратишь на эту чушь своё время?
А на что ему ещё его теперь тратить?
Ну, поищи в коем веке что-нибудь новенькое и воистину интересное. Например… «Параллельные миры». «Сознание за пределами мозга». «Внешнее измерение». Внутреннее. Невидимое нашему глазу.
Включи своё воображение. Ты же далеко не глупый мальчик, хотя и бывший спецназовец, трижды контуженный и пару раз побывавший у черты между смертью и жизнью… Если и не на том свете, то на той стороне тьмы по любому.
Кен ненадолго закрыл глаза, чтобы немного отдышаться и прогнать нагнавшую его дурноту. Пить на голодный желудок — не самое разумное решение. Но так хотя бы он скорее вытеснит быстрым опьянением всю эту творящуюся в его голове дурь. Потому что он не хотел ничего больше искать. Какой смысл что-то искать, когда даже понятия не имеешь, что ты хочешь найти. А, главное, для чего.
Всё уже закончилось. Закончилось ещё несколько дней назад. А сейчас он просто болтается в этом мире и в окружающей его реальности, как какой-нибудь призрак в физической оболочке. Причём никак не может сообразить, на кой ему вообще эта оболочка — только одна бессмысленная с ним возня и ничего более.
Он сделал ещё один глоток, в этот раз побольше, и полез в жёсткий диск на своём ноуте в раздел с видео. После чего время ощутимо остановилось. Точнее, начало двигаться где-то там, в параллельных потоках внешней действительности. И довольно таки быстро двигаться, пока он пребывал в то ли в пространственном кармане отдельно от всего и вся, то ли просто завис в пустоте ни с чем не связанной. Хотя только-то… смотрел видосики или нарезку из видосиков, которые сам же и сделал. Вернее, насобирал. За все эти годы. А теперь их пересматривал. Снова. Снова. И снова. Там где была Мия. Как правило, только одна Мия. Со всевозможных ракурсов и в абсолютно разных настроениях. При таком освещении, при сильно приглушённом. При использовании одного фокуса линзы или камеры, а вот это уже абсолютно другой объектив и глубина съёмки…
Некоторые он крутил по кругу, чуть ли не по десятку раз. Те, которые, как ему казалось, вышли самыми удачными и идеальными. Или где Мия что-то ему рассказывает, вернее, пересказывает какое-нибудь случившееся с ней за день приключение. И он понимает, что не просто хочет слушать её голос… Он хочет запомнить каждое произнесённое ею слово, с той интонацией или задержкой дыхания, с которыми она всё это говорила. И, в особенности с тем выражением глаз, с коим она на него тогда смотрела…
До его не особо-то сильно контуженного средним опьянением слуха не сразу достиг звук громкого стука в дверь, а затем пронзительной (точнее нетерпеливой) трели входного звонка. Кажется, он очнулся где-то через минуту, уже после того, как до него дошло, что к нему кто-то пришёл и пытается сейчас достучаться до его сознания буквально. Причём стук настолько усилился, что, казалось, ещё совсем немного, и с дверных петель посыплется строительная штукатурка.
— Кто там? — Кен не придумал ничего умного, как повернуть отяжелевшую голову в сторону и крикнуть через плечо раздражённым охрипшим голосом.
Но стук после этого снова повторился, а дверной звонок буквально изошёлся на пронзительную сирену, извлекаемую из его крохотных недр с помощью беспрерывного нажима на его кнопку со стороны лестничной площадки.
Кому и вправду могло ударить мочой в голову припереться к нему домой в десятом часу вечера? Хотя, могли ведь заранее позвонить на мобильный, если этому кому-то и вправду потребовалось от него что-то срочное. Вот же долбоёбы херовы. Похоже, технический прогресс здесь ещё не до всех дошёл.
Вудард всё же заставил себя подняться с хорошо пригретого им места и с большой неохотой, даже совершенно не пошатываясь, направился к злосчастным дверям главного входа в квартиру. И, конечно же, он не думал соблюдать никаких мер безопасности, даже в этом относительно спокойном районе. Он их вообще никогда раньше не соблюдал. Притом, что входная дверь была почти бронированной, но только благодаря своим бывшим владельцам.
Так что он не просто отпёр замок, но и даже не подумал накинуть хотя бы цепочку, перед тем как открыть неизвестному гостю. Как и не проверил наличие бейсбольной биты, стоявшую недалеко у входа рядом со стойкой для уличных вещей, и которую держал там на всякий безопасный случай. Наверное, только потому, что так было принято.
Стук и трель прекратились сразу же, едва на той стороне расслышали, как он начал возиться с дверным замком. Но чего он точно не ожидал увидеть за приоткрытой им панелью, так это невозмутимую физиономию Хардинга.
— А я уже начал переживать и даже подумывать о том, чтобы взломать двери. — проговорил Николас совершенно апатичным голосом, в котором не чувствовалось ни единой нотки волнения или того же озвученного переживания.
— Какого хера ты тут забыл, Хардинг?
— Как грубо, Кен. Только не говори, что ты после такого гостеприимного приветствия теперь и вовсе не впустишь меня в квартиру.
Вударду всё же пришлось пошире открыть двери, но только для того, чтобы проверить свои нехорошие предположения. Он скорее почувствовал, а не разглядел дополнительные тени стоявших поодаль от Ника на небольшой лестничной площадке как минимум двоих темнокожих верзил в обычной непримечательной одежде самых обыкновенных прохожих. Добротные ботинки, отутюженные с идеальными стрелками брюки, простенькие жакеты, поверх серых рубашек. Ни дать ни взять, а точно какие-нибудь свидетели Иеговы или ещё какой христианской секты, выискивающие среди заблудших и грешных душ Большого Яблока самых идеальных для себя жертв.
А вот Ники, что совершенно не удивительно, как всегда был одет с иголочки. Будто заранее готовился к этой встрече. Хорошенько выбрился (и соответственно надушился каким-то там дико дорогущим одеколоном только с натуральными ингредиентами и амбре), возможно даже подстригся, поскольку причёска и вправду выглядела несказанно идеальной и уложенной волосок к волоску. Вроде бы и простенький льняной костюм тёмно-синего цвета, без галстука и поверх белой сорочки с воротником-стойкой, но сидит на нём как влитой, шитый строго по его меркам и особенностям далеко не хилой фигуры. Руки небрежно спрятаны в карманах брюк, и вытягивать хотя бы одну для возможного рукопожатия он явно не спешил, если и вовсе не собирался. Даже не поверишь сперва, что это именно он устроил весь тот шумовой апокалипсис со стуком и дверным звонком.
— Учитывая, как ты сюда прорывался и, судя по всему, прихватил с собой этих молодчиков, чтобы и в самом деле снести мне двери… Скажи спасибо, что я вообще их открыл, а не позвонил сразу же в полицию.
— Да будет тебе, Кен. — в этот раз Хардинг даже улыбаться не стал, поскольку в его изначальные планы не входили подробные разъяснения о всех предпринятых им попытках достучаться до Вударда. — Я не ожидал, что ты не услышишь звонка, хотя в какой-то степени допускал подобную вероятность. Ты ведь мог сейчас валяться бездыханным телом где-нибудь на полу, после принятия лошадиной дозы прописанных тебе сегодня Меллоном таблеток.
— Поэтому ты и решил подождать со своим нежданным визитом? Прийти сюда как можно позднее, да? — Кеннет жёстко усмехнулся, с напускным интересом рассматривая плохо освещённое лицо что-то явно замыслившего соперника. — Надеялся, что я так и сделаю. Наглотаюсь таблеток, вместо того, чтобы просто продырявить себе голову лишь одним нажатием на курок.
— Раз ты не сделал это в прошлые дни, то, скорее, не сделаешь и в ближайшие. Хотя, да, выглядит это довольно странным. Особенно после того, как ты перерезал себе вены в полицейском изоляторе.
Кен слегка прищурился, чуть приоткрыв рот в едва угадывающейся усмешке, которая больше напоминала застывшую гримасу хищного рычания. Он рассматривал всё такое же ничего не выражающее лицо Хардинга очень пристальным и внимательным взглядом, будто выискивал на нём хоть что-то, что могло его немного заинтересовать или даже удивить.
— Я так понимаю, ты уже «не помнишь», благодаря кому я это сделал, и кто именно меня на это подтолкнул?
— Ты уже давно большой мальчик, Кен. Разве не ты сам принимаешь за себя решения? Ты ведь больше ничего подобного с собой уже не делаешь, как я погляжу.
— И, судя по всему, только поэтому ты сюда и заявился? Потому что я ничего с собой не делаю, да, Ники? Не устраиваю себе передоз, не прыгаю с крыши и не сношу собственную старым, как этот мир, способом. Неужели тебя и вправду это так сильно задело, что ты не выдержал и снова решил меня навестить? Проведать лично, как и узнать, что же со мной не так?
Хардинг ответил не сразу, снова мило улыбнувшись, притом что глаза его оставались совершенно бесчувственными и пустыми. Практически мёртвыми. И только поэтому по ним невозможно было ничего прочесть. Что одновременно и пугало, и в какой-то степени отталкивало, словно при виде негласного предупреждения о смертельно опасной угрозе. Говорило прямо и без обиняков держаться от их владельца как можно подальше.
«Боюсь, Хардинг в этот раз точно не захочет оставлять тебя в покое. Если он уже поставил перед собой какую-то определённую на твой счёт цель, то уже точно с тебя не слезет.» — слова доктора Меллона всплыли в памяти Вударда сами по себе. Будто дополнительным к уже увиденному напоминанием о нависшей над Кеннетом опасности. Возможно даже смертельной опасности.
— По-твоему, я уже не могу навестить тебя по каким-то иным причинам? Учитывая, что нас с тобой связывает куда больше общего прошлого, чем последняя трагедия. Мы ведь… так мало с тобой общались. Притом, что нам есть что обсудить. Очень и очень многое. Скажем так, прилично накопившееся за последние десять лет.
— Серьёзно? Раньше, значит, ничего такого тебя не волновало, а теперь вдруг накопилось? И именно для нашего предстоящего обсуждения ты прихватил с собой этих крепких и явно натасканных для определённого общения ребят?
— Это Роджер и Аарон. Они работают в моей клинике санитарами. Я прихватил их с собой только в качестве подстраховки и не более. На всякий пожарный, как говорится. Какими бы благими не были мои намеренья, боюсь, я не сумею справиться с тобой физически, если что-то выйдет из-под моего контроля, а тебя банально сорвёт с места в карьер.
— Думаешь, я не успею свернуть тебе шею прямо сейчас? — Вудард слегка склонил голову, с не особым интересом наблюдая за реакцией Хардинга на свой далеко не риторический вопрос.
— Думаю, если бы ты хотел это сделать на самом деле, то сделал бы это ещё пару минут назад.
И то верно. Хотя руки Кена не переставали зудеть с той самой секунды, когда он рассмотрел перед собой бесчувственное лицо Николаса. Странно, что он сумел вообще себя тогда сдержать, хотя и не видел ни одной для этого веской причины. Может кроме одной единственной, то что Ник мог уже написать на него более реальное заявление в прокуратуру.
Кеннет ещё раз посмотрел в сторону молчаливых санитаров и заметил в руках одного из них кожаную барсетку приличного такого среднего размера, больше походившую на классический докторский саквояж. То, что она принадлежала Хардингу, он догадался по её внешнему недешёвому виду и натуральной коже. Едва ли самые обыкновенные санитары психиатрической клиники Хардингов могли позволить себе такие люксовые вещи.
— Они останутся здесь, на площадке. Единственным для этого условием будет моя просьба не запирать входных дверей.
— И данный чемоданчик останется вместе с ними? — Кен так и не понял, почему вообще об этом спросил. Он ведь не собирался никого впускать. Тем более Ника. Это же равносильно тому, как пригласить в свой дом самого Дракулу.
— Конечно. — и снова Хардинг улыбнулся одними губами, не спуская глаз с лица Вударда, подобно всё тому же вурдалаку, который пытается забраться в голову своей жертве и прочесть все имеющиеся у неё мысли. Чтобы потом навязать свои…
— А с чего ты вообще взял, что я тебя впущу? Пытаюсь напрячь память, но всё равно ничего не могу припомнить из того, что бы мне хотелось с тобой обсудить, Ник.
— Может сейчас ты и не в состоянии что-либо вспомнить, но, обещаю, я сумею тебе всё напомнить. Даже о том, о чём ты вообще никогда не задумывался.
— Звучит, скорее, как угроза.
Но Кен почему-то сделал то, то действительно не собирался делать. Он ещё больше раскрыл дверь и отступил в глубь квартиры, тем самым приглашая незваного гостя войти внутрь.
— Уверен, ты теперь всё, что связано со мной, воспринимаешь только как за угрозу. И в этом плане я тебя прекрасно понимаю.
Николас переступил порог спокойным шагом, но набрасываться на Вударда не стал. По крайней мере, не сейчас. Может только поэтому Кен и расслабился преждевременно, отступая ещё дальше и на какое-то время разворачиваясь к Хардингу спиной.
Большая ошибка, Кен. Как ты вообще мог до такого додуматься?
— Боюсь, ты и представить себе не можешь, как на самом деле я тебя воспринимаю, Ник. Для этого ещё не придумали подходящих слов, метафор и ассоциаций. Но так уж и быть. Раз протащился сюда из самого Сандс-Пойнта…
Он так и не вспомнит, почему тогда отвернулся от Хардинга? Хотел пробежаться быстрым взглядом по погружённым в ночные сумерки внутренностям квартиры и включить несколько ночников в центре гостиной зоны?.. Кажется, на это ушло не более пяти-семи секунд. А потом, когда он снова повернулся к Нику, то совершенно не ожидал, что тот окажется так близко за его спиной и… направит в его лицо струю из небольшого баллончика под лекарственный распылитель…