Победитель, или В плену любви

ГЛАВА 27

Легкий весенний дождь барабанил в закрытые ставни весь день. На улицах Руана было грязно и слякотно, хотя, конечно, условия были не так плохи, как при зимних дождях. Запах свежей растительности, обещание более теплой погоды витали в воздухе. В доме плавали запахи дыма и готовящейся еды, вина и чеснока, свежего хлеба и кипящего супа. Манди долго думала, что бы приготовить на обед к приходу Александра. Первым импульсом было устроить пир, какой обычно делают при королевском дворе в важные дни. Позолота, спиртное, пряные соусы и дорогие специи; возможно, даже песочный сладкий сахар или рафинад, привозимый из экзотических восточных стран и стоящий целое состояние. К счастью, этот импульс быстро прошел. Изысканная трапеза не произведет должного впечатления на Александра, который уже знал о ее источнике богатства и сам жил в большом доме. Кроме того, она редко устраивала торжественные обеды, даже когда приезжал Иоанн. И было бы глупо делать это сейчас.

То же самое было с одеждой. Она не поддалась искушению надеть свое шелковое платье цвета морской волны, все блестящее жемчугом и расшитое золотом, а вместо него выбрала простое платье из лиловой шерсти, придававшее ее серым глазам голубые огоньки. Платье было пышным, рукава на запястьях были облегающими. Вокруг талии она завязала пояс из вытканных вместе серебряной и лиловой ниток, и надела короткую кремовую мантилью, закрепив ее сиреневой лентой. Она заплела волосы до середины длины, а остальная часть ниспадала водопадом до конца шелкового покрывала. Манди знала, что это ее красит.

Пусть и не светлые, столь воспеваемые в песнях и рыцарских романах, ее бронзово-каштановые волосы были блестящими и густыми. Однажды Александр поднес их к лицу и…

Злясь сама на себя, она отогнала эту мысль. Она не могла позволить подобных мыслей. Все, что они будут делать, — так это разговаривать.

Внизу тявкал Тизл. Она услышала стук в дверь, звук открывающейся задвижки, а потом — голос Александра, разговаривавшего с впустившей его служанкой. Также зазвенел голос Флориана, визжавшего от восторга. На мгновение ее охватила слепая паника и мысль запереть дверь в свою опочивальню и отказаться выйти…

Злоба на саму себя усилилась. Она прищелкнула языком, покачала головой над собственным поведением и спустилась по открытой деревянной лестнице встречать гостя.

Он стоял на пороге, отдавая Хильде своей плащ, сияющий драгоценностями дождевых капель. Его худощавое тело увеличивала темно-зеленая льняная туника. На шее был простой серебряный крест на кожаном шнурке. Отстегнув ножны, он прислонил меч к закрытой двери. Флориан лишь взглянул на меч Александра, потому что все его внимание было сосредоточено на маленьком щите, который он надел на левую руку. Щит был точной копией большого, с кожаной рукоятью и украшенный латунной обивкой по краям. Рисунка не было, но фон пестрел голубым и золотым — цветами рода де Монруа.

— Смотри, мама, смотри! — Флориан плясал от радости. — Щит, мой собственный щит!

— Покажи-ка, — Манди нагнулась, чтобы рассмотреть его, и восхитилась.

— Надеюсь, ты не против, — сказал Александр. — Один из гарнизонных солдат делает их в качестве приработка к жалованью.

Она молча покачала головой. Лицо ее сына светилось. Было бы подло отказаться, и хотя на щите были цвета де Монруа, на нем не было фамильного герба, что не допускало мысли, что подарок был формой прав на ребенка.

— Тебе я тоже кое-что принес, — сказал он и, когда она выпрямилась, протянул ей маленький валик стеганой кожи длиной примерно с ладошку.

Она посмотрела на подарок, потом на Александра, но не взяла его.

— Тут нет ничего такого, против чего мог бы протестовать твой… домовладелец, — сказал он с неопределенным жестом, как будто прочитав ее мысли. — Просто подарок гостя хозяйке дома в благодарность за обед. Пожалуйста.

Все еще не уверенная, что стоило так делать, Манди приняла подарок и, развернув кожаную обертку, обнаружила, что видит не драгоценность, как она предполагала, а кошелек-пенал, украшенный со вкусом подобранными мелкими птичьими перышками и наполненный окрашенными в зеленый и красный цвета остяками гусиных перьев. Подарок возвращал во времена их дружбы, когда между ними была лишь приятная вспышка, а не большой пожар…

— Ты не знаешь моего домовладельца! — сказала она, но не предприняла попытки вернуть ему пенал, напротив, ее пальцы крепко сжимали его. — Но я благодарю тебя. Полагаю, подарок уместен, если мы собираемся сочинять сказки о нашем прошлом.

С пылким напряжением он смотрел за тем, как она открывала пенал, и расслабился только, когда ее пальцы сжались, и она притянула сверток к себе. Теперь его глаза снова сузились.

— Никаких сказок, — сказал он. — Только правду.

Ее радость от трогательного подарка, дюжины писчих перьев, отразилась и на его лице, когда она поставила перед ним тарелку супа, налитого, из котелка, с куском черного хлеба — пищу ристалища и боевого лагеря.

Флориан сморщил нос и отказался от супа, уверенно покачав головой, и довольствовался куском грубого хлеба, намазанного медом, и маленькой чашкой фруктового отвара.

— Иоанн знает? — спросил Александр немного погодя, после того как развлек Флориана, поиграв с ним, и, наконец, отнес его в постель, совсем сонного.

— О чем? — Манди вылила остатки вина в кубок Александра, и щеки ее слегка покраснели.

Похлебка и вино, вечер и огонь разбудили волнующие воспоминания, горько-сладкие и опасные. Возможно, ей стоило приготовить более официальное блюдо.

— Он знает, что отец Флориана — рыцарь, но не знает, кто именно; он, в общем-то, и не искал больше сведений.

Она поставила кувшин на стол и нахмурилась, подбирая слова, чтобы он правильно понял ее.

— Иоанн по природе своей подозрителен, он думает, что каждый хочет воткнуть нож ему в спину. Ему также нужно быть в центре внимания, быть единственной важной персоной, и, если он не может заставить свое окружение любить себя, он заставляет повиноваться посредством страха.

Она посмотрела на Александра, сидящего по другую сторону стола: ее серые глаза были мрачны.

— Он не захочет слышать о тебе ничего хорошего и охотно признает россказни, пятнающие твою репутацию. Уже одна только весть о том, что у меня с визитом побывал мужчина, серьезно испортит ему настроение.

Ее взгляд метнулся на Урсулу, которая тихо убирала на заднем плане.

Александр поднял кубок и покрутил в пальцах, глядя на темное вино. Затем искоса глянул на Урсулу и спросил тихо:

— И ты будешь его успокаивать?

— Ну конечно!

Его губы скривила улыбка.

— Никогда не представлял тебя марионеткой в руках мужчины.

— А я не марионетка. — Румянец ее стал еще более густым. — Я уступаю ему по своей воле. Как я уже говорила, это лишь маленькая цена за то, что я получаю взамен.

— Значит, ты рада платить; так кто же я такой, чтобы вмешиваться? — сказал он с жестом отказа от своей мысли, но в тоне его звучал сарказм. — Очевидно, моя цена была не слишком высокой.

Она сжала кулаки и почувствовала боль от золотых колец на пальцах, говорящих о плате Иоанна. С усилием она сохранила самообладание и, держа себя в руках, жестко выдавила:

— Я не хочу ссориться!

С тихим стуком он опустил свой кубок на стол и шумно выдохнул.

— Я тоже, — сказал он. — И, кроме того, именно я сказал, что необходима правда, а не сказки. Когда я спросил, знает ли Иоанн, я не имел в виду время, которое мы провели вместе на ристалище, и нашего ребенка.

— Тогда что же?

— Мне интересно, сказала ли ты ему, кто ты на самом деле. Что твой дед — Томас Стаффорд?

— Боже мой, нет! — На этот раз она не отступила. — Это значило бы дать зажженный факел шкодливому ребенку. Я ничего не говорила ему о своем прошлом, кроме того что мои родители путешествовали по турнирам.

Он согласно кивнул.

— Как внучку Стаффорда многие бароны были бы рады видеть тебя женой своих сыновей. Известно, что Иоанн недолго хранит верность. Когда он узнает, он может хорошо продать тебя тому, кто даст больше всех, — возможно, твоему собственному дедушке, ведь теперь ты его единственная наследница.

Манди бросила на него удивленный взгляд.

— У дедушки есть сын, я точно знаю, что есть.

— Уже нет. Жерве умер бездетным две зимы назад. У твоего дедушки нет ближайшего наследника, и я знаю, что он хочет найти тебя.

Он рассказал ей о своем визите к Стаффорду после ее исчезновения и о своем разговоре с больным Жерве Фитц-Парнеллом в Чепстоу.

— Ты стала призом, Манди, — серьезно сказал он, — редким призом, наследницей, которой ты мечтала стать.

Манди наполняло лишь недоверие к его словам.

Она взяла кубок и прислонила к губам, но вкус вина, сладкий и пряный на языке, не приносил облегчения.

— Мне надо было остаться в Лаву, — холодно сказала она.

Тишина нарушалась только треском поленьев в очаге и каплями дождя в ставни.

— Я рад, что ты там не осталась, — через какое-то время сказал Александр. — Возможно, я никогда бы не увидел тебя опять, нашего сына… и это бы меня все так же волновало.

— Ты не можешь претендовать на него, — сказала она в панике.

— Официально — нет… разве что если ты решишься выйти за меня замуж.

Она почувствовала тяжесть в желудке, в легких и сердце и уставилась на него, онемев от шока.

— Но я не попрошу тебя об этом, потому что в последний раз, когда я это сделал, ты сбежала, как ошпаренная кошка.

Встав, он подошел к ставням и снял крючок.

Внутрь вошла прохладная апрельская ночь, поднимая слои дыма из очага. Свежий воздух наполнил комнату ароматами распускающейся весны.

Александр прислонился к стене и всмотрелся в ночь, словно мог видеть сквозь нее.

— Кроме того, — сказал он в дождливую темноту, — теперь нас многое разделяет. Хотя я — рыцарь на службе у могущественного Уильяма Маршалла, у меня нет дома, который я мог бы назвать своим. Я все еще не могу предложить тебе ничего лучшего, чем открытую дорогу и несколько месяцев то тут, то там в замке, пока я играю роль временного охранника. Не говоря уже о том, что сделал бы со мной принц Иоанн, — добавил он, как бы с сочувствием к самому себе.

Она изучала его, пытаясь понять истину, скрытую за самоуничижительным юмором.

— Тогда зачем вообще упоминать о женитьбе?

Он пожал плечами.

— Чтобы сказать, что ты можешь на меня рассчитывать, когда я тебе понадоблюсь. Я бы хотел, чтобы ты искала меня, а не убегала прочь. Именно поэтому я подарил тебе эти перья — это, можно сказать, символ.

Манди кусала нижнюю губу.

— Я не убегу, — через какое-то время сказала она.

— Обещаешь? — Он оглянулся, и она заметила вспышку страсти в его глазах прежде, чем он успел потупить взор.

— Обещаю, — сказала она.

Как бы хотелось знать, что это на самом деле — мудрость или просто ей не хватило сил отказать, хотя причин для отказа было достаточно. Вспышка страсти в его глазах, безумная и яркая, пробуждала сильные чувства и воспоминания…

Он кивнул.

— Тогда это все, что я позволю себе в этот вечер.

Он дотянулся до простого серебряного креста на своей груди и покрутил его на кожаном шнурке.

— Что случилось с крестом твоей матери? — спросила она, переводя разговор в менее опасное русло.

Он посмотрел на одну из своих рук, пробежал по ней большим пальцем и отпустил.

— Я проиграл его Удо ле Буше в ту ночь, когда Харви был ранен. Мы сражались, и я проиграл.

— Жаль, я знаю, что реликвия значила для тебя.

— В конце концов, я вышел из схватки живым. С тех пор я не видел ле Буше, но слышал, что он присоединился к свите Уильяма де Броза. Каков господин, таков и слуга. — Он скорчил выразительную мину. — Де Броз продаст собственную бабушку, если посчитает это прибыльным. Я ношу простой крест не как напоминание того, что я потерял.

— А почему?

Александр не ответил, спросив:

— Ты не возражаешь, если я напишу Харви в Пон л’Арк о том, что ты нашлась?

— Нет, я…

Она замолчала, потому что Александр вдруг отшатнулся от окна, но потом так же неожиданно подскочил.

— Хью?

В отверстии появился его оруженосец, влажные волосы прилипли ко лбу, а черты напряглись от возбуждения и беспокойства.

— Я шел к двери, сэр, но тут увидел раскрытые ставни и вас, там стоящего. Лорд Уильям зовет вас в замок, немедленно. Король. Ричард умер, только что прибыло известие, и лорду Уильяму нужны гонцы.

— Хорошо, Хью, иди к двери, я сейчас выйду.

— Сэр.

Лицо оруженосца исчезло, и Александр отвернулся от окна.

— Я все слышала, — сказала Манди, освобождая его от необходимости рассказывать. Она уже встала и принесла ему плащ, который сушился у огня.

Новость не была неожиданной, но слышать это вот так — все еще шокировало, как и знать, что ее любовник теперь не только наследник Анжуйской империи, но и правитель.

Александр принял плащ из ее рук и, накинув его на плечи, застегнул застежку.

— Нет покоя грешным, — сказал он с искренним вздохом. — Несколько следующих дней все будет кувырком. Хорошо, что мы смогли сначала поговорить. Мне пора. Спасибо за вечер.

Он взял ее за руки и поцеловал ее, сначала в одну щеку, потом в другую, но она могла сказать, что мысли его занимали новости, принесенные его оруженосцем.

— Да хранит тебя Бог, береги себя, — сказала она.

— Да хранит тебя Бог. — Он сжал ее руки, отпустил и умчался в дождливую апрельскую ночь.

Манди закрыла за ним дверь, но оставила ставни широко растворенными и долгое время еще стояла у окна, всматриваясь в темноту.