ГЛАВА 4

По согласованию сторон было установлено, что турнир должен проходить на трех смежных, достаточно обширных полях; северные и западные границы образовывала речка, невдалеке от которой располагался лагерь, с юга пространство ограничивал край небольшого леса. С востока никаких естественных преград не было, но ограничение все же установили: неподалеку там находилась деревушка, но всякая попытка переноса боев в ее пределы каралась немедленным снятием с состязаний.

Ближе к середине первого поля были установлены загородки, ивовые плетни; за ними рыцари во время турнира могли находиться в безопасности, выйти из боя или по крайней мере получить передышку. Сейчас, едва взошло солнце, здесь собирались рыцари со своими оруженосцами и слугами. Харви разминался — взмахи рук, повороты корпуса. Оружие и доспехи блестели в лучах утреннего солнца; рыцари обменивались репликами — здесь хватало и беззлобного подтрунивания, и агрессивных выпадов.

— Отсюда тебе будет хорошо видно бой, — сказал Харви брату, — но будь готов по моему знаку подать запасное копье или щит.

Александр кивнул; Харви уже восседал на гнедом жеребце и держал его на короткой узде, так что голова коня почти касалась груди. Боевое копье было вставлено в специальную ременную петлю у седла; сине-золотой щит пока был сдвинут на широченную спину старшего брата. Александр держал запасной щит — он оттягивал левую руку, а правой удерживал вертикально большое запасное копье. Фляга с водой была подвешена на ремешке через плечо, а в холщовой сумке было два медовых пирога. Другие оруженосцы, собравшиеся за плетнем, были экипированы подобным же образом.

— А как вы будете различать, кто свой, а кто противник?

— Легко, — бросил Харви. — Каждый боец выкрикивает имя своего лорда-покровителя. Кто не выкрикивает — значит, сражается сам за себя. Сегодня я — человек Джеффри Дардента. Его противник — Сэйер де Квинси. Следовательно, всякий, кто на ристалище крикнет «де Квинси» — моя добыча. — Он чуть ослабил узду. — Будь начеку и не выходи за ограду. Если выйдешь — станешь добычей. А я пока не могу позволить себе платить за тебя выкуп.

Александр виновато пожал плечами.

— Куда мне сейчас на ристалище. Я с трудом удерживаю щит и копье, а уж орудовать ими… Так что побеспокойся о себе.

Харви улыбнулся.

— Этим займется мой сторожевой пес. — И указал взглядом на фигуру одетого в красное и черное Арнауда де Серизэ, который как раз заставлял своего коня гарцевать по ристалищу. — Ну, брат, пора. — И с этими словами Харви пустил коня через поле.

Левая рука уже болела; Александр опустил щит ребром на землю, а затем освободил и правую, прислонив копье к плетню.

Рыцари собирались в две неровные шеренги, одна против другой. Некоторые, прежде чем примкнуть к «своим», скрещивали копья с противниками, как бы проверяя силу и отвагу бойцов из другого лагеря. Кони сталкивались и ржали, комья земли летели из-под копыт; волнение нарастало, кажется, уже ощутимо запахло боем. Горло Александра пересохло, а сердце заколотилось так, словно он сам уже оказался среди бойцов.

— Де Квинси! — завопил парень, стоящий неподалеку, и ударил по изгороди. — Квинси! Квинси!

Александр собрался уже ответить собственным кличем: «Дардент!» — но посмотрел на фигуру парня и внушительные мускулы, не скрытые кожаной безрукавкой, и почел за благо промолчать… Вечером, когда все свершения дня будут позади, он сложит песню и вложит в нее все увиденное и прочувствованное…

Тем временем сквозь крики, стук копыт и лязг оружия донесся звук охотничьего рога. Соперники умерили пыл, и наступило мгновение, когда все прочие звуки поглотил хриплый и тревожный рев; затем загрохотали копыта — линии рыцарей, набирая ход, ринулись друг навстречу другу. Земля содрогалась от тяжкой конской поступи, ристалище расцвело яркими красками рыцарских нарядов и бликами на стальных остриях; и вот — гром, лязг и скрежет столкновения, и все так, будто сам он, Александр, врезается…

Вцепившись в лозу плетня, он пробовал следить за продвижением сине-золотого — Харви и красно-черного — Арнауда сквозь водоворот людей, коней и оружия. Лязг стали о сталь, глуховатый рокот щитов, гулкие удары по шлемам, ржание, топот, крики — все это билось в груди Александра, горячими толчками пульсировало в жилах…

Конь галопом проскакал мимо изгороди, волоча по полю рыцаря, который тщетно пытался высвободить ногу из стремени.

— Де Квинси! — закричал в восторге сосед Александра, когда к изгороди приблизился богато разодетый, в прекрасных доспехах рыцарь, гарцевавший на породистом коне.

С другой стороны подскакал другой рыцарь, в красно-желтой накидке, соответствующей геральдической расцветке щита. В правой руке у него вертелась цепь; приблизившись, он обрушил мощный удар по шлему противника. Тот не смог вовремя подставить щит; шлем выдержал и спас тем самым жизнь молодому рыцарю, но сила удара и грохот ошеломили, и он не смог удержаться в седле. Падение в тяжелых доспехах с коня опасно и болезненно; а соперник подхватил узду жеребца, освобожденного от тяжести хозяина, и поскакал на дальний конец поля: сдать коня как приз.

Парень, стоящий около Александра, умолк, глаза его потемнели. Тем временем рыцарь, выбитый из седла, медленно перевернулся и пополз к изгороди. Парень прикусил губу, и выскочил на ристалище — помогать.

Александр колебался недолго, он просто не мог оставаться пассивным наблюдателем — и это, в сущности, составляло добрую половину причин неудачи его монашеской карьеры.

Отринув строгое предупреждение Харви о необходимости осторожности, он схватил запасное копье брата — для защиты — и выбежал на ристалище помочь.

Вместе с парнем они схватили поверженного рыцаря за руки и поволокли к укрытию. Казалось, особого внимания они не привлекли — самая гуща схватки переместилась к противоположной стороне ристалища, — и им благополучно удалось почти добраться до изгороди. Но тут подскакал соперник, рыцарь в красно-желтом одеянии: он вернулся, чтобы потребовать выкуп за жизнь поверженного.

— Дардент! — проревел он глухо через опущенное забрало шлема. Грозный цеп угрожающе вращался над головой, а конь уже приблизился вплотную.

Не раздумывая ни мгновения, Александр схватил копье двумя руками и ткнул куда-то в центр круга, описываемого стальной цепью. Мгновение — и цепь обмоталась вокруг древка копья; рывок оказался силен, Александр не удержал копье, но и рыцарь от неожиданного рывка потерял равновесие. Конь поднялся на дыбы, и всадник тяжело рухнул оземь, задев при падении ноги Александра. Преодолевая боль и потрясение, юноша подхватил копье Харви со все еще намотанным вокруг древка цепом и отступил за изгородь, где рыцарь, ради спасения которого он выбегал на ристалище, уже стаскивал шлем.

Воин в двухцветной накидке сел и огляделся; тяжелое дыхание вырывалось сквозь забрало. Затем, громыхнув доспехами, поднялся на ноги и, выхватив меч, ворвался внутрь изгороди. Александр наставил копье, рыцарь увернулся, перехватил левой рукой древко у самого наконечника и рванул себе за спину. Александр невольно сделал шаг — и тогда рыцарь, выпустив копье, схватил юношу за грудки и, приподняв, швырнул на землю.

— Хочешь сражаться, мальчишка? — прорычал он, надвигаясь с обнаженным мечом в деснице. — Так я тебя сейчас проучу…

— Здесь же убежище! — крикнул Александр, превозмогая боль. — Вы не можете меня здесь тронуть!

— Правильно, ле Буше, здесь нельзя! — отрезал оказавшийся неподалеку один из наблюдателей, коренастый мужчина в потертом нагруднике и с глазом, закрытым большим кожаным кружком. — Вы же знаете правила.

Рыцарь оглядел толпу зрителей, затем бросил меч в ножны, сдернул с древка копья свою цепь и кивнул:

— Очень хорошо.

Затем наклонился, схватил Александра за шиворот и выволок его на ристалище.

— Вот теперь он не в убежище, и я могу делать с ним что угодно.

Александр трепыхался, но не мог высвободиться из железной руки ле Буше. Десятки лиц смотрели на него с сочувствием, несколько голосов что-то выкрикивали, но никто не ринулся на помощь.

— Ты, пащенок, и того не стоишь, но я преподам тебе урок, — и Удо ле Буше повел цепом в движении, в котором ощущалось даже некое сладострастие.

Посреди ристалища Харви разомкнул дистанцию с очередным соперником и отъехал чуть в сторону — перевести дыхание и оглядеться. Прорези в его турнирном шлеме не давали хорошего обзора, но в общем-то видимость сегодня была неплохой: влажная земля не пылила под копытами, не то что в разгар сезона, когда видимость часто становилась нулевой. Справа от него Арнауд поверг одного за другим двух соперников в редком для него приливе воинственности. Обычно Арнауд действовал куда сдержаннее, но сегодня его как шило в задницу кололо. Уже набирался неплохой выкуп — доброе предзнаменование, поскольку турнир продолжался меньше часа, и на поле еще хватало поживы. Харви жестом показал напарнику, что самое время поехать к укрытию, передохнуть и промочить горло парочкой глотков чего-нибудь крепкого. Арнауд кивнул, соглашаясь, повернул коня, и рыцари неспешно, озираясь во избежание внезапного нападения, поехали к неближнему островку за плетеной изгородью. Вдруг Арнауд приблизился, дернул Харви за рукав и указал вперед.

— Смотри… Возле укрытия…

То, что Харви увидел, пронзило его холодом. Он мгновенно отдал повод, пришпорил верного Солейла и помчался через ристалище яростным галопом.

Удар цепью по ребрам — и Александр, не в силах сдержать крик, рвущийся из горла, покатился по земле и сжался в комок. Зажмурясь, он слышал лязг цепи и свист разрезающего воздух железного шара; горячие слезы — а он не пролил ни одной под ударами плети — заливали лицо…

Но очередной удар не состоялся, остановленный грозным рыком брата:

— Останови удар, ле Буше, или это будет твой последний шаг на божьей земле!

— Монруа, а тебе-то что? Держись подальше! — огрызнулся ле Буше, но не ударил.

— Это мой брат, мой самый младший брат, и какого рожна ты его лупишь?

— Он первый на меня напал, с копьем! Я что, должен улыбнуться и по головке его погладить?

Александр, все еще лежа на земле, подал голос:

— Вовсе нет. Я пытался помочь упавшему… — Он попытался заглянуть в прорези шлема Харви. Тот передернул плечами, а Александр продолжил. — Он собирался добить его этой цепью. Вот я и вмешался…

Александр с трудом сел, обхватив ребра руками. Они огнем горели, а дыхание вырывалось короткими судорожными толчками.

— Отпустите его, ле Буше, — сказал Арнауд, вставая между рыцарями. — Это же зеленый мальчишка, еще даже правил не знает. Такое больше не повторится. Так ли уж пострадала ваша гордость?

— Я из-за него потерял выкуп! — зарычал ле Буше и ткнул пальцем в сторону Харви. — Ты мне заплатишь из своего кошелька!

— Еще чего! — заорал возмущенный Харви.

Александр опустил голову. Больно… Но это — боль осознания допущенной ошибки. И надо посмотреть, как будут дальше развиваться события.

В это время из-за изгороди вышел спасенный им рыцарь и приблизился к Александру. Без шлема, на лбу и скуле — изрядная ссадина. Едва за двадцать; светло-каштановые волосы и мазок рыжей бородки.

— Это неслыханно, ле Буше! — вступился он. — Парень выбил вас из седла, и если бы следовал правилам, то приставил бы копье вам к горлу и потребовал выкуп!

Шлем Харви повернулся к Александру, и брат спросил, показывая на Буше:

— Ты спешил его?

Александр кивнул:

— Цепь намоталась на древко твоего копья, ну я и дернул.

Харви, не комментируя, обратился к ле Буше:

— Мы можем забыть об этом инциденте. На все ваши претензии я могу выдвинуть свои.

— Вы не посмеете!

— Что? — жестко поинтересовался Харви. — Вы позволяете себе бросить мне вызов?

Воцарилась напряженная тишина, Так что было слышно, как скрипнула рукавица ле Буше на держаке цепи и мелко перебирал копытами жеребец Харви. И тут послышался нарастающий топот: к ним по ристалищу галопом приближались трое всадников, выставив копья, что означало вызов на бой. Напряжение сразу разрядилось. Удо ле Буше метнулся к своему коню, перехватил уздечку, сунул ногу в стремя и вскочил в седло. А затем сказал с издевкой:

— Смелые речи, Монруа. Да, я позволяю себе бросить вам вызов, после завершения вашей удачной охоты. Но очень сомневаюсь, что вы сможете заплатить назначенную мною цену! — И поскакал через поле.

Харви отпустил в его сторону проклятие, вскочил на Солейла и рявкнул на Александра:

— А ну в укрытие! И даже если увидишь, что меня собьют, убьют, что угодно, — не смей поднимать задницу с торфа! Понял?

— Но я же не думал…

— Проклятие, убирайся, некогда мне слушать детский лепет! — И, даже не взглянув на то, повиновался ли брат приказу, выставил копье и поскакал навстречу вызывающим. Арнауд держался рядом с Харви, нацелясь на левого из приближающихся соперников.

Александр задержался — отсюда ему было хорошо видно, как Харви разбил щит противника, сбросил соперника с коня и стремительно повернулся, чтобы схватиться с рыцарем, который скакал в центре, и затем отступил в укрытие.

— Это был храбрый поступок, юноша, — сказал спасенный им участник состязаний, — и я тебе очень признателен. — Он подал руку. — Меня зовут Джон Маршалл. Когда бы я тебе ни понадобился — не смущайся, приходи.

Александр пожал протянутую руку, но от пережитого волнения и боли не смог выдавить ни звука.

Джон Маршалл улыбнулся.

— А тебя как зовут?

— Монруа, сэр. Александр де Монруа.

— Я тебя не забуду, обещаю. — Рыцарь отпустил руку, еще раз благодарственно кивнул и в сопровождении своего оруженосца удалился.

Александр, приложив руки к опаленным болью ребрам, какое-то время смотрел ему вслед.

В тот вечер, когда Харви и Александр вновь собрались на поздний обед у семейного очага де Серизэ, разговоры не утихали. У Арнауда и Харви первый день турнира сложился очень удачно: хорошие трофеи и несколько вполне приличных выкупов. И они с энтузиазмом подробно обсуждали каждый удар, каждую защиту и контратаку. Говорили и о смертельном столкновении Александра с грозой ристалища Удо ле Буше.

— До сих пор не могу поверить, — говорил Харви, чей недавний гнев, вызванный неповиновением Александра, изрядно смягчился от успешного дня и превосходного вина, — что тебе удалось сбросить его с коня. Боже правый, только подумать: зеленый юнец, только из монастыря — и спешить такого! Прямо как Давид и Голиаф!

— Он этого просто так не оставит, — предупредил Арнауд, который выпил не меньше, чем Харви, но был несколько угрюм. — Известный головорез…

— Силы Господни, он что, попытается снова сцепиться с мальцом?

— Нет, но мы…

Харви хмыкнул и разлил остаток вина по кубкам.

— Ладно, выпьем и забудем. По последней — завтра рано вставать, — выпил залпом и покосился на брата. — Как теперь твои ребра, Алекс?

— Печет, — с сожалением сказал Александр и осторожно провел рукой по тугой полотняной перевязи. Боль несколько смягчил полученный вечером прекрасный подарок: раззолоченная перевязь, преподнесенная Джоном Маршаллом в знак признательности.

— Наденете, когда завоюете рыцарские шпоры, — сказал тот с приятной улыбкой.

Как выяснил Харви, Джон Маршалл приходился племянником Уильяму Маршаллу, знатному лорду, владельцу обширных поместий в разных уголках Англии, Уэльса, Ирландии и Нормандии, который находился в близких отношениях с правителями Анжуйской династии. В молодости барон Уильям считался едва ли не сильнейшим из турнирных бойцов, но и сейчас, на пятом десятке, он оставался могучим воином. То, что Александр обратил на себя внимание представителя клана Маршаллов, было еще одной причиной, унявшей гнев Харви.

— Завтра останешься в лагере, — сказал он брату. — Надо почистить и смазать доспехи.

И тут же добавил:

— При всем твоем бойцовском мастерстве мне будет куда спокойнее знать, что ты находишься не слишком близко от ристалища.

Александр только осторожно пожал плечами. Боль в ребрах не способствовала желанию спорить, да и вообще после сегодняшних приключений не хотелось пока что лезть в гущу событий.

Неслышно из полутьмы выплыла Манди и наклонилась между сидящими, убирая со стола пустую посуду. Аромат смолистых курений и лаванды коснулся ноздрей Александра. А Харви глянул на девушку, сощурился и воскликнул с негодованием:

— Вы что, закутали ее в плат? Такие замечательные косы!

— Пришло такое время, — сообщила Клеменс, выходя из шатра, где при светильниках заканчивала шить. — Вы, к сожалению, не единственный, кто обратил внимание на ее волосы, Харви. Она уже больше не ребенок, а молодая женщина, а в нашем семействе придерживаются приличий.

Больше всего Харви поразила чопорность тона, которым заговорила Клеменс, но рыцарь быстро овладел собой и сказал:

— Да, конечно… Просто все так неожиданно… К сожалению, это правда… — Он улыбнулся Манди. — Я ведь помню ее малышкой, по колено мне ростом… Как летит время!

— Вот именно, — согласился Арнауд с печалью.

А Манди подергала за край плата и пожаловалась:

— У меня от него все зудит, так жарко… Такая дрянь…

— Очень скоро привыкнешь, — отозвалась Клеменс. — Через пару недель станешь чувствовать себя неловко с непокрытой головой.

— Но другие девочки ничего такого не носят.

— То, что приличествует вам, никак не связано с уровнем их воспитанности. — В тоне матери ощущалось острое предупреждение.

— Да, но мне…

— Достаточно. Манди, — прервал ее Арнауд. — Ты смущаешь наших гостей и ставишь себя в неловкое положение: Ты будешь носить плат, потому что мы решили: пора. И больше ни слова об этом.

Подбородок девочки задрожал; Манди поджала губы, схватила пустой кувшин и исчезла в шатре, оставив всех в неловком молчании.

С напряженной улыбкой Харви поднялся, помог встать Александру и сказал, разряжая обстановку:

— Доигрался, Арнауд. С утра у тебя была одна женщина на руках, а теперь целых две.

Арнауд чуть принужденно фыркнул:

— Девушка с характером. Вспыхнет, а чуть позже начинает раскаиваться.

Он, тоже поднялся и пошел проводить братьев де Монруа. И уже отойдя от света очага, сказал:

— Да, две женщины на руках, и одна — с ребенком. Вот так. Где-то в канун дня святого Мартина я снова стану отцом.

— Так вот почему ты сегодня на ристалище дрался как лев! — воскликнул Харви. — Мои самые сердечные поздравления вам обоим. — Он обнял и похлопал друга по спине. — Надеюсь, малыш будет похож на мать.

Арнауд сказал со слабой улыбкой:

— Лишь бы не слишком велик — надо подумать о матери… — Он оглянулся, пристально и с беспокойством посмотрел на Клеменс, сидящую у огня, кивнул и продолжил. — Нам с Манди надо будет помогать… И надо пораньше позаботиться о пристанище на зиму. Сами понимаете, она не каждый год рожала; мы пытались быть осторожными…

Расстроенное выражение лица Арнауда мгновенно отрезвило Харви, но что он мог посоветовать? О родах он знал разве что дело это грязное и опасное, впрочем, и Арнауд знал не намного больше.

— Ну если что понадобится — я всегда пожалуйста. Только свистни, — сказал Харви и еще раз, но бережнее, как бы в знак поддержки, похлопал напарника по плечу.

Харви и Александр были уже на полпути к своему шатру, когда наткнулись на человека, с пьяным отчаянием ползущего по молодой травке. Ряса монаха-бенедиктинца была изодрана; кружок давно не бритой тонзуры изрядно зарос щетиной.

Харви фыркнул не столько с удивлением, сколько с отвращением, и со словами: «Снова заблудились, брат Руссо»? — поставил слугу церкви на ноги.

— Алекс, помоги его поддерживать.

Кривясь от брезгливого отвращения, Александр подхватил «брата Руссо» за предплечье. Оказывается, даже просто находиться рядом с монахом было непросто, а этот еще источал зловоние винного перегара и давно немытого тела.

Покрасневшие глаза бегали из стороны в сторону и остановились неподвижно, хотя осмысленного выражения так и не приобрели; икнув, монах сказал: «Carpe diem, quam minimum credula poster», и тут же уронил голову на грудь.

— Ты разобрал, что он там несет? — спросил Харви. — Как напьется, так по латыни только и шпарит.

— Это из Писания. «Не заботьтесь о дне завтрашнем, он сам о себе позаботится», — сказал вполголоса Александр, стараясь поменьше вдыхать монашеское зловоние. Не человек — полуразложившийся труп; и так похож на персонаж из ночных кошмаров…

— А похоже на философизмы самого брата Руссо. Пошли, отведем его в палатку.

Поддерживая, но чаще волоком, они доставили брата Руссо на другую сторону центрального лагерного кострища; там, где стали часто попадаться женщины и дети в тряпье и лохмотьях, стояла обветшалая полотняная палатка, на одном из кольев которой был укреплен грубый деревянный крест.

Как только они оказались внутри, то разжали руки, и брат Руссо рухнул как подкошенный на свое ложе — дощатые нары с пучком несвежей соломы. Впрочем, через несколько мгновений он отверз уста и произнес: «Dominus vobiscum», сотворил нетвердою рукою крестное знамение — и окончательно провалился в пьяный сон.

Александр машинально перевел:

— Идите с Богом. — И братья выбрались из палатки.

— Его можно спокойно оставить, — сказал Харви. — Ничего с ним не случится. Я его уже не раз приволакивал отсыпаться.

Александр внимательно посмотрел на костер неподалеку. Одна из женщин у костра бесстыдно обнажила грудь и сложила губы в подобие поцелуя — откровенное приглашение. Другая же, светлая блондинка, не стала приглашать, а вскочила и приблизилась к братьям.

— Харви, — промурлыкала она, ластясь, как кошка, к Харви. — Я слышала, что вы сегодня завоевали несколько прекрасных призов. — Она подхватила старшего брата под руку и прижалась грудью.

Харви оттолкнул ее.

— Отцепись, Элис, я здесь по делу.

Элис надула губки и вопросительно посмотрела на Александра.

— Ну вот еще, — хмыкнул Харви, — катись к своему Осгару.

— О, Харви, — не сдавалась Элис. — Вы же знаете, что я всегда предпочитаю вас…

— Ну да, конечно, потому что сегодня у меня в кошельке зазвякало! — И Харви, непреклонно мотнув головой, взял брата под руку, и они быстро зашагали прочь.

Элис подбоченилась, какое-то время постояла, затем сплюнула и, вихляя задом, вернулась к своему костру.

— Кажется, я ее уже видел, — сказал, хмурясь, Александр.

Харви прочистил горло и сказал:

— Она была в моей палатке, когда я тебя притащил…

— Ты ее хорошо знаешь?

— Ха, слишком хорошо! Лагерная шлюха; в своем деле — мастерица, а еще замечательная умелица выпотрошить кошелек. Постоянства, само собой, не больше, чем у западного ветерка. — Тут Харви взглянул на брата и сказал: — Даже не строй никаких планов на ее счет!

— Да что ты, я просто полюбопытствовал…

— Смотри, чтобы любопытство не спустилось ниже пояса.

Александр мгновенно придумал несколько вариантов отповеди, но почел благоразумным промолчать и не провоцировать новое знакомство с мощной десницей Харви. Так что после паузы спросил совсем о другом — о монахе, которого только что отволокли в палатку.

— Брат Руссо? — переспросил Харви и выразительно потер кончик носа. — Француз, был домашним священником у одного благородного семейства. Выперли за растрату и пьяный дебош… помимо всего прочего. Когда он трезвый — такое тоже случается, — он служит нам исповедником, ну и отправляет всякие обряды. Тем и зарабатывает — крестины, отпущения грехов…

Они добрались до своего шатра, Харви стал развязывать полог и продолжал:

— Он, конечно, не имеет настоящего церковного сана, но разве настоящий служитель церкви станет заботиться о душах тех, кто живет за счет турниров, — ну разве что за исключением самых высокородных… и за щедрую плату. Они ведь считают, что всякий, кто погиб на турнире, как бы совершил самоубийство, а потому не достоин церковных милостей.

— Да, знаю. У нас в Кранвелле отцы-настоятели не раз проповедовали о греховности таких сборищ…

— Так что, возможно, я помог тебе спасти жизнь, но зато погубил твою душу, — сухо сказал Харви.

Александр пожал плечами, проходя вслед за братом под пропахшие плесенью своды. И сказал глухо, зная, что этой ночью без кошмарных видений не обойтись:

— Худшей погибели, чем в стенах Кранвелла, быть не может…

Загрузка...