– Ты не позволишь мне?
– Нет. – Габриэль наконец перевязал ее руку. – Только не после всего того, что я сделал.
– Что я для тебя, овца? – Она отдернула руку и прижала к животу. Ее щеки расчертили соленые дорожки, но по крайней мере она перестала плакать. – Ты будешь моим пастухом и поведешь меня назад в овчарню?
– То, что я говорю, нацелено на помощь.
– Тебе на меня наплевать, – возразила она. – И ты ценишь меня только как отвлечение.
– Отвлечение?
– О, давай не забывать, как ты умеешь обращаться с мечом. – Она пригвоздила его насмешливым взглядом. – Ты думаешь, что можешь предложить помощь, но ты сам сбитый с толку человек.
– Сбитый с толку, я? Ведь это не я только что разбил себе руку.
Ее синие глаза сузились.
– Нет, ты воин, который думает, что у него есть терпение и сдержанность, чтобы стать священником. Но мне интересно, что твои наставники подумают, если узнают обо всем, что произошло. Неужели они примут тебя, с радостью пригласят тебя домой?
Те же самые отчаяние и неудача, с которыми он боролся всего несколько минут назад у реки, снова охватили его. Но на этот раз у него не было иллюзий.
– Нет, они не обрадуются, – сказал он.
– Тогда у меня есть предложение, если ты готов выслушать его.
Ощущая тревогу, он кивнул.
– Щедрое благодеяние, – бросила она с легкой улыбкой. Он уже научился остерегаться этой улыбки, как остерегаются рычания голодной собаки. – Я выслушаю все перлы мудрости, которые ты заготовил для меня. И я поддержу любую версию событий последних дней, какую ты скажешь. Наставникам нет нужды знать. Ты не веришь мне, но я это сделаю. Я буду слушать и защищать тебя.
– Ты будешь подчиняться?
Ее улыбка стала шире.
– Разумеется.
Он внимательно посмотрел на нее.
– Ничто не приходит легко, особенно с тобой. Чего ты хочешь?
– Скажи мне, кто ты?
– Inglesa...
– У тебя есть сила, Габриэль, – прошептала она. – Я отзывчивая, добросердечная, веселая. Абсолютно покорная и готовая слушать тебя. Все, чего я хочу, – это правда. От тебя.
– Я Габриэль де Маркеда.
Она провела кончиком пальца по мочке его уха, вниз по скуле, дальше по подбородку. Он встретился с ней взглядом. Она коснулась его нижней губы кончиком пальца.
– Изменить свое имя может даже сумасшедший, а ты не сумасшедший, – сказала она. – Расскажи мне.
Он сглотнул. Уверенность улетучилась. Он – жертва желания, возникшего между ними. Все, что он знал, все, о чем мог говорить в этом мире, была эта англичанка. Он пожертвовал своим будущим, своей безопасностью, возможно, даже своей душой. Ее благополучие затмило все остальное.
Он схватил ее за плечи. Их лица приблизились, их разделяла только его нерешительность. Он крепче сжал пальцы, но Ада не вздрогнула. Ее губы просто приоткрылись в молчаливом приглашении.
– Я твой хранитель, – прохрипел он.
– И ты меня хочешь.
– Да.
Он со всей силой притянул ее к себе. Она не сопротивлялась. Она принимала его и не сражалась с ним на дуэли, ее податливое тело льнуло к нему. Мягкие полные груди слились с твердостью его груди, унося прочь все, что осталось от его сомнений, рассудка, дыхания.
Да, он хотел наказать ее, но Ада не поддалась мощному нападению его поцелуя. Она принимала каждое движение его языка, встречая его с такой же пылкостью. Она запустила жадные пальцы в его волосы. Ее раненая рука обвилась вокруг его шеи. Она застонала, этот соблазнительный звук проник в его кровь, требуя большего. Она прикусывала его нижнюю губу. Крошечные искорки боли тонули в невероятном наслаждении – наслаждении, в котором он так долго себе отказывал.
Каждое прикосновение, каждая ласка тонула в безумных мыслях, которые он так старался подавить. Она была фантазией, ставшей реальностью, коварной богиней, посланной свести его с ума. А он и был безумным, целуя ее и лаская ее грудь. Она снова застонала и прижалась к его руке – еще одно приглашение, которое смело последние остатки его самоконтроля.
Губами он нашел изгиб ее шеи и целовал, целовал. Выгибаясь, она вцепилась в волосы на его затылке, сводя его с ума своей мягкостью и силой. Сдерживаемое желание горело в его легких, как будто он вдыхал огонь. Ничто не могло затушить этот жар. Только Ада, еще больше ее поцелуев и еще больше ее жаждущего, распутного тела.
Непослушными пальцами он попытался развязать завязки на ее шее. Узел привел его в замешательство.
Ада уперлась руками в его грудь и посмотрела ему прямо в глаза, дразня его даже сейчас. Синие глаза потемнели, зрачки расшились.
– Помедленнее, потому что я не могу помочь тебе. – Она взглянула на руку, которую он перевязал. – Недальновидно с моей стороны, я знаю.
– Где Бланка?
– Спит вон за теми деревьями, около лошадей.
Он кивнул и снова завладел ее ртом, но на него вдруг обрушилась удивительная нежность. Желание задержаться на бархатистой гладкости ее туб, шершавости языка и остроте зубов наполняло его восхитительной истомой.
Габриэль запустил руку в ее темные пряди. Он застонал и поцеловал ее, ничего не осталось, только его губы на ее губах, ее тело рядом с его.
Шнурки наконец-то развязались. У него вырвался вздох. Всего несколько мгновений, и она сбросила платье. Габриэль, затаив дыхание, смотрел на нее. Его руки страстно желали ощутить изгиб ее талии и нежную округлость бедер.
– Ты великолепна, – прошептал он.
Она покраснела – первый намек на смущение. Но все это исчезло в мгновение ока. Остался только голод.
– Твоя очередь.
Ада подталкивала и искушала, Габриэль колебался, пока желание тела не пересилило его совесть.
– Ты не передумаешь? – спросила она.
– У меня не осталось разума, чтобы передумывать.
Он медленно подошел к ней, и она могла только смотреть, завороженная. Единственным мужчиной, которого она видела обнаженным, был Хьюго, двуличный вор. Ее связь с ним была тайной, происходившей за спиной Мег. Он никогда не... демонстрировал себя с таким бесстыдным удовольствием. Да он и не мог столько продемонстрировать.
– Ты делаешь это намеренно? – сказала она, повторяя его слова, сказанные перед рассветом. – Я полагаю, чтобы насмехаться надо мной?
– Нет, чтобы посмотреть, что ты сделаешь дальше.
Она облизнула пересохшие губы и услышала, как он тихо застонал. Соитие с Хьюго было кратким и оставило у нее ощущение тошноты и сожаления. Сейчас ее живот сжался в предвкушении. Габриэль ждал, его глаза наполнились чем-то вроде мольбы, а ее воображение разыгралось.
Целовать его там, взять его в свой рот – эти мысли нельзя было игнорировать, они возбуждали ее с невероятной силой.
С намеренной медлительностью она опустилась на колени, подняла одну руку Габриэля, потом другую и положила их себе на затылок. Как только его ладони встретились с ее волосами, он сжал пальцы, собирая волосы в полные горсти. Он потянул, придвигая ее лицо еще ближе к себе и заставляя Аду отвести взгляд.
Ее язык коснулся чувствительной кожи – на вкус она была немного соленой. Габриэль зашипел и сильнее стиснул пальцы. Его руки излучали напряжение, даже легкую дрожь. Первобытный и возбуждающий, его пряный мужской аромат наполнил ее ноздри. Дразнить его легкими прикосновениями языка было одно удовольствие. Это был тоже наркотик, но более мощный и менее предсказуемый.
Глаза Габриэля закрылись, и Ада сосредоточилась единственно на ласке его члена. Он был шелковисто-гладкий, но твердый и бугристый. Она принялась водить языком круги. Он застонал и стал двигать бедрами в медленном ритме.
Осторожно, подстраиваясь под этот неторопливый ритм, она провела здоровой рукой вверх по его ноге. Да, эти колкие волосы. Да, эти длинные канаты мышц. Касаться его было именно так странно и возбуждающе, как она себе и представляла. Ее робкое прикосновение уступило более грубым ласкам.
Габриэль отпустил ее волосы и взял ее лицо в свои широкие ладони. Она застонала. Он ответил, освободив ее рот и опустившись на колени перед ней.
От этой внезапной перемены у нее закружилась голова. В его глазах не было никакого ответа, почему их игра вдруг закончилась.
– Что-то случилось?
Он решительно покачал головой.
– Полагаю, ты не хочешь, чтобы я кончил один.
– Кончил один?
– Получил свое освобождение сейчас, а не между твоих ног.
Ада провела двумя пальцами по губам. Они словно немного онемели.
– О...
Он поцеловал ее в плечо. Целомудренно. Мягко. С такой нежностью.
– Я бы не был так эгоистичен, – произнес он голосом, от которого у нее по коже побежали мурашки. – Только не без твоего позволения.
– Я хочу...
Он поцеловал ее в правое плечо. Вместо того чтобы отстраниться, он уткнулся лицом в ее шею. По ее коже побежали мурашки. Он пах водой и солнечным светом. Его волосы щекотали ей шею. Опустившись ниже, он взял в рот сосок. Она резко вдохнула и выгнулась всем телом. Он ласкал этот чувствительный пик неторопливо и сводяще с ума.
Ада извивалась.
– Ты хочешь... чего? – спросил он.
– Я...о-о...
Он прикусил зубами ее сосок. Ее глаза снова закрылись, – она растворялась в его ласке. Ада обнаружила, что лежит на спине, снова вытянувшись на теплой земле, но на этот раз ее спина была нагой. Трава щекотала и царапала, наслаивая ощущения в ее разгоряченной коже. Габриэль последовал за ней вниз и взял в рот другой сосок, повторяя эту восхитительную пытку...
Но вдруг Габриэль остановился и замер. Низкое солнце освещало его голову, образуя ореол, а лицо оставалось в глубокой тени.
– Габриэль? Что такое?
– Некоторые моменты длятся мгновение, но платим мы за них вечно.
Ей пришлось бороться с вдруг подступившими слезами. Она так устала. Ее тело умирало от желания, но разум был не в силах справиться с этой жаждой. К черту последствия. Ей было горько снова обнаружить себя в этом ужасном, неизбежном месте.
– Тогда сделай эти мгновения драгоценными, – сказала она. – Это то, чего я хочу.
Он со стоном завладел ее ртом, томность между ними превратилась в безумие. Сильные руки сжимали ее бедра. Ее тело хотело его. И в крепких тисках этих шокирующих желаний она находила удовольствие в своей покорности.
Она не думая раздвинула ноги, ею руководило только желание.
– Ада, ты девственница? – Его хриплый голос заставил ее глаза открыться.
– Ты был бы нежным со мной, правда?
– Да, – выдавил он.
Она вздохнула.
– Не нужно.
Застонав, он наполнил ее одним мощным движением. Она вскрикнула. Его мощные бедра задавали их общий ритм, быстрый и откровенный. Каждое движение наполняло ее и уносило все выше к небесам.
Она обхватила ногами его спину и сцепила лодыжки, впитывая его сладостную жестокость.
Быстрое дыхание Габриэля овевало ее шею, ритм движения нарастал до тех пор, пока его тоже не охватило наслаждение. Его тело замерло. Он не застонал и не закричал – он просто прошептал ее имя.