Джейкоб у дверей личного аудиенц-зала доньи Вальдедроны нетерпеливо закручивал и раскручивал завязки своей туники. Он ждал, хотя времени оставалось все меньше. Очень скоро Аде предстоит пройти испытание всей ее жизни. Если он сейчас уйдет, то успеет, но только к моменту ее гибели. Нет, его единственный шанс раскрыть предательство, замышляемое против Кастилии, – это дождаться патронессы. И, как ни больно это признавать, его долг – это безопасность королевства. Об Аде позаботится Габриэль.
Дверь приемной отворилась, и вошла Силия, графиня де Вальдедрона. Его размышления оборвались, и он спрятал беспокойные руки за спину. Стоя перед ним в сиянии полуденного солнца, она была похожа на ангела.
– Джейкоб, ты здесь.
Она приветствовала его на норманнском языке, на котором говорила ее сицилийская семья и английское дворянство. Отец научил Джейкоба придворному языку в надежде, что тот, когда вырастет, сможет стать королевским лекарем или учителем. Он казался ему совсем не таким трудным, как кастильский.
– Ваша светлость, – ответил он с поклоном. – Где ваша охрана?
– Я отослала. Знаю, тебе нужно многое сказать, и я не хочу любопытных ушей.
Она прислонилась к закрытой двери, глядя на него с восхитительной прямотой. Ослепительная в бледно-голубом шелке и тончайшей шерсти. Ее сияющие, медового цвета, глаза говорили о гораздо большем опыте, чем можно было ожидать от двадцатилетней. Джейкоб бесконечно восхищался этой молодой матерью двоих детей, вдовой. Она первой помогла ему в Кастилии.
– Благодарю вас, что встретились со мной, – тихо сказал он. – И что сохранили мой визит в тайне от его величества и его гостей.
– Ему не нужно знать обо всем, что происходит в моем доме. – Ее улыбка была мимолетной и горьковатой. Она подошла к столу и налила два кубка вина. – Ну а теперь расскажи мне все.
– Во время моего последнего задания, перед вашим отъездом в Сеговию, я перехватил письма.
Он улыбнулся и принял кубок. Он больше не потел, и руки не дрожали. Всегда одно и то же. Мысль о том, что придется говорить с ней, бросала его в дрожь.
– Ты не принес их сегодня к его величеству. Почему?
Он выдохнул и нащупал рукоять одной из своих изогнутых сабель, заметив, что она не попросила его снять оружие. Ей не следует быть такой доверчивой, даже в обществе преданного человека.
– Семья де Сильва под покровительством короля Фердинанда вернулась из изгнания, – сказал он. – Они вступили в сговор с леонцами и альмохада, намереваясь завоевать Кастилию и поделить трофеи.
Ее светло-медовые глаза расширились, но она умело скрыла свое потрясение. Настоящая аристократка.
– Эти письма обвиняют леонцев? Они осмелились...
– Послушайте меня! – То, как она вздрогнула, остановило бы его, но жизнь слишком многих людей зависела от того, чтобы его поняли. – Вас ослушались. Вы знали это? Судья, который должен был освободить Аду, приговорил ее вместо этого к суду через поединок. И никто не имеет права ей помочь. Она сражается за свою жизнь на судебной арене. А вы... – Он выхватил одну из сабель и взмахнул ею в ярких солнечных лучах. – А вы не потребовали, чтобы я снял оружие.
Она торопливо попятилась, расплескав вино на толстый шерстяной ковер.
– Ты хочешь навредить мне? – Вопреки очевидному страху, ее голос остался ровным.
Джейкоб убрал саблю в ножны.
– Конечно, нет, миледи, но вы слишком доверчивы.
– Возможно.
Из-за спины она вытащила кинжал длиной с ее ладонь. Их глаза на мгновение встретились.
Джейкоб улыбнулся и одобрительно кивнул.
– Семья де Сильва вернулась на Апеннины. Они считают, что военные действия возобновятся...
– ...по завершении перемирия. Как раз вовремя, для летней кампании. – Она убрала кинжал в ножны, спрятанные где-то в многочисленных складках голубого шелка. – Что о его величестве? Ты опасаешься за его жизнь?
Он колебался, слова застревали в его горле.
– Нет смысла скрывать свои мысли, Джейкоб, – сказала она.
Мало кто мог сопротивляться ее спокойной властности. Джейкоб даже не хотел пытаться.
– У тебя был доступ к письмам и вся информация. Пожалуйста, я спрашиваю твое мнение.
– Миледи, я считаю, что де Сильва подослали сюда, в Толедо, убийцу.
– Ты знаешь, кто он?
Он сглотнул.
– Да.
– Тогда я прикажу моей личной страже пойти с тобой. Арестуй предателей и не стесняйся отправить моих людей на освобождение Ады.
Ада смотрела на запертые двери. За стенами комнаты, где она стояла, в ожидании ревела толпа. Потом раздались оглушительные аплодисменты. Трое мужчин уже вышли через эти двери. Трое мужчин не вернулись. Каждый раз, когда один из них падал, арена взрывалась тем же самым ликующим ревом.
Ее запястья сковывали наручники, цепи тяжело свисали до колен. В правой руке она держала короткий меч. Именно его она выбрала среди оружия, доступного приговоренным. Ада не была официально приговорена, в отличие от тех людей, которых повесили за преступления. Она просто стояла на острие, чтобы обеспечить кровожадной толпе щедрую порцию зрелища, и все это во имя правосудия.
Но не было никакого правосудия.
Она выдохнула и закрыла глаза. Если она собирается пережить следующий час, ей нужно держать себя в руках.
Подошел бейлиф в сопровождении двух стражников в шлемах и доспехах. Он не размахивал топором и не затягивал веревки, но именно он откроет двери и отправит ее на бой.
– Ада из Кейворта, – объявил бейлиф. – За свои преступления, а именно долги и нарушение контрактов, заключенных с гражданами Толедо королевства Кастилии, тебе приказано предстать перед судом через поединок. Победи своего противникам и ты будешь освобождена. Ты признаешь эти обвинения?
– Я признаю продажность судьи.
Она ничего не могла с собой поделать. Правда была слишком ужасна. Она чувствовала абсурдную необходимость сообщить это своему тюремщику, как будто ее рассказ может открыть разум, давно глухой к мольбам осужденных.
Но бейлиф только заморгал.
– Если ты невиновна, то суд это докажет.
Ада сжала рукоять тупого меча. Хотя металл был относительно легким, ее рука уже болела. Ожидание.
– Вы действительно верите в это? – спросила она, глядя ему прямо в глаза.
Бейлиф обвел взглядом камеру.
– Тебе кто-нибудь поможет?
– Нет.
Он снова моргнул, но на этот раз его брови мрачно сошлись на переносице, похоже, это его тоже удивило.
– Никто не поможет?
– Мне не позволили, – сказала она. – Судья прогнал моего мужа, который хотел занять мое место. Думаете, я пришла сюда по собственному желанию или из чистого упрямства?
– Но ты же женщина.
– Да. – Ада улыбнулась, немного опечаленная смущением этого человека. – Ты посылаешь женщину на поле боя. Надеюсь, ты сможешь спать сегодня ночью.
Мимолетное сомнение, промелькнувшее на его лице, исчезло. Он кивнул стражнику, и тот снял наручники. Бейлиф повернулся и открыл двери.
Ее время пришло.
Каждая крупинка еды, которую она заставила себя съесть сегодня утром, выплеснулась на мрачный почерневший пол камеры. Почти опустившись на колени, она боролась с бесконечными волнами, которые отбирали у нее мужество. Но она так и не выпустила из рук меч. Теперь он стал частью ее.
Подняв глаза на широко распахнутые двери, она увидела, что бейлиф безразлично повернулся спиной. Ее судьба уже была решена. Ада черпала силы из своего негодования. Она еще не сдалась. И тюремщику не следует поворачиваться спиной к узнику, особенно когда у того в руках меч.
Когда-то она хотела убить Хамида аль-Баланси. Убить ради опиума – этот план казался, если смотреть в прошлое, слишком ужасным и гадким, чтобы даже думать о нем. Могла ли она убить невинного Пако, спасая свою жизнь?
Ход ее размышлений прервал бейлиф, опустившийся на колени рядом с ней. Он схватил ее за плечи и рывком поднял, прошептав на ухо:
– Ходят слухи, что он слепой на один глаз. Я не знаю, на который и даже правда ли это.
Впитывая эти слова, Ада оставила мысль лишить бейлифа жизни. Он предложил ей всю помощь, какую мог. Теперь дело за ней.
К счастью, она кое-что знала о слепых соперниках.
Габриэль размышлял, возможно ли сойти с ума, будучи свидетелем невообразимого. Когда Ада вышла на ослепительное весеннее солнце, он прижал ладонь ко лбу. Казалось, его мозг вот-вот взорвется. Жизнь, которую он так хотел разделить с Адой, стояла на грани уничтожения, а он скорее умрет, чем позволит этому случиться.
Со всех сторон арену окружала толпа. Де Сильва, молчаливый и высокий, стоял рядом с ним, его глаза обратились к Аде. Впрочем, как и глаза остальных людей, находящихся на этом высоком помосте. В уголках его губ появилась едва заметная улыбка. Он щелкнул пальцами.
Четыре руки, как тиски, сжали плечи Габриэля. Стража семьи де Сильва крепко держала его. Фальшивый пастух, один из приспешников де Сильвы, ухмыльнулся – его изуродованный глаз казался паразитом на его лице. Габриэля связали веревками по рукам и ногам. Он боролся, вырываясь из пут. Пальцы отца сжали его голову и повернули в нужную сторону. Габриэль не мог отвернуться.
– Ты смотришь, Габриэль? Это будет замечательное зрелище.
Толпа приветствовала выход противника Ады. Окровавленный после трех предыдущих побед, он был облачен в покрытые вмятинами доспехи и шлем с глухим забралом. Его изогнутый меч был явно арабского происхождения – возможно, привезенный из Святой земли.
И Ада должна была защищаться от такого человека?
Воин заметил ее у открытых дверей и пошел вперед, чтобы начать их поединок. Она ждала, ее подвижный маленький меч легко балансировал в обеих руках, ноги твердо упирались в землю.
Габриэль хотел крикнуть ей: «Беги!» – но молчал, дожидаясь, пока люди, пригвождавшие его к деревянному помосту, ослабят хватку, совсем чуть-чуть. И вот их внимание переключилось на арену. Габриэль сильно ударил плечом ближайшего стражника, опрокинув его. Затем вонзил локоть в грудь упавшего и отскочил от еще двух стражников, бросившихся на него.
Не вставая, он ударил обеими ногами человека, бросившегося на него с мечом. Меч отлетел далеко в толпу. Габриэль перекатился и пнул его в живот, тот ударился о перила помоста. Дерево затрещало.
И снова над ним был занесен меч, но Габриэль увернулся. Раздался лязг железа, а потом снова треск раскалываемого дерева. От удара стражник перелетел через барьер и рухнул на кровожадную толпу.
Ада выживет. Должна выжить. Все, что он мог, – это бороться в надежде, что ей хватит сил дождаться его помощи.
Габриэль быстро развернулся и тут же угодил в кулак отца. Его нос взорвался от боли. Голова отлетела назад, кровь хлынула в горло.
Инстинкт возобладал. Быстрее, чем он считал возможным, Габриэль оправился от удара и увернулся от меча де Сильвы.
– Габриэль!
Бланка?
Она пробивалась к нему вместе с Фернаном. Вооруженные, они распугивали зевак беспорядочными выпадами своего оружия.
– Мне бы хотелось закончить то, что я начала там, в купальне, – сказала она о поверженном пастухе. – Но твой способ, Габриэль, тоже сойдет.
Пока меч Фернана удерживал де Сильву, Бланка кинжалом Ады разрезала путы Габриэля. Едва почувствовав свободу, он выхватил свой меч у Фернана и поймал клинок отца своим собственным. Ярость ускоряла его движения и наполняла их еще большей силой.
Де Сильва умело отражал каждый удар, виртуозно уворачиваясь от выпадов Габриэля. Толпа расступилась, освобождая место для их поединка. Раскаленная ярость в лице де Сильвы не допускала поражения и не обещала пощады. Его рубашка порвалась под мышкой, когда он полоснул по левой руке Габриэля.
Габриэль увернулся, его меч опустился. Рукой он попытался зажать рану. Между пальцами хлынула кровь. Вместе с ней, казалось, вытекала из него вся сила, но он отказывался сдаваться. Смерть не могла напугать его, только не сейчас, когда Ада сражалась за свою жизнь.
Он нужен ей.
Габриэль сжал рукоять меча и снова бросился в наступление. Де Сильва яростно продолжал отражать сокрушительные удары своего взбунтовавшегося раба. Габриэль был для него всего лишь барьером, через который надо переступить на пути к власти. Но у этого барьера все еще было оружие и причина сражаться.
Меч в руках Габриэля стал легче и проворнее, заставляя де Сильву пятиться все дальше и дальше.
Один последний яростный удар, и де Сильва потерял равновесие и упал назад, цепляясь за сломанные перила. Габриэль перехватил свой меч, чтобы было удобнее держать, и занес его для смертельного удара. Легко. Это было легко.
Но он колебался. Он давал обеты, удерживающие его от осуществления мести этому человеку. Его отцу. Его хозяину. В монастыре он получил странные уроки, главным из которых был тот, что он не может больше убивать так же беспечно, как раньше.
Когда кованая сталь наконец-то коснулась плоти, правая рука де Сильвы и меч, который он держал, упали. Его безумный рык перекрыл рев толпы. Он прижал изуродованную руку к груди, и рык превратился во всхлипы.
Другой крик пронесся над ареной, и по покрытой шрамами спине Габриэля пробежала дрожь. Ада!
Бланка метнулась через помост и прижала кинжал Ады к шее де Сильвы.
– Беги!
Фернан прыгнул вперед, сдерживая де Сильву своим мечом – мечом, который он держал с убедительной властностью.
– Она права! Мы займемся им!
Габриэль кивнул и, с мечом в руке, бросился через толпу к арене. Его руки дрожали, его сердце билось только для Ады.