Почти знаменита, или Через сплетни к звездам!

НАЙДИ СЕБЕ ЗАМЕНУ

Теперь телефон Кейт звонил редко. Приглашения, которые все еще поступали, она охотно отдавала бы Робин, которая с первого дня совместной работы вела себя очень корректно. Кейт стало казаться, что она незаметна; она даже начала бояться, что никогда не получит достойного материала, что пропадет в чистилище, провалится в черную дыру безвестности, куда уходят журналисты колонок слухов, когда лишаются своих мест.

Внезапно вечера Кейт оказались свободными. Без бойфренда и без работы, которая требует постоянного присутствия на вечеринках, она даже не знала, что и делать. Что ж, по крайней мере на сегодня у нее есть планы — прощальный ужин с Зо. Та переезжает в Лос-Анджелес — главным образом, чтобы оторваться от родителей, которые подали наконец на развод. Слепая статья в «Вименс Веар дейли» о любовнице отца стала для матери последней каплей. Громкий развод означал, что мать Зо получит достаточно денег, чтобы вести прежний образ жизни, — что смягчило удар от публикации, в которой сравнили ее возраст (пятьдесят четыре) с возрастом любовницы-дикторши (тридцать четыре).

«Последнее, чего я хочу— так это участвовать в подобном спектакле», — сказала Зо, объясняя причины своего переезда на Запад. Она уже нашла себе место в агентстве талантов, принадлежавшем другу ее отца. Она заявила, что работа в «Гурмэ» отрицательно сказывалась на фигуре, хотя на самом деле причиной набранного веса было то, что она бросила нюхать «спиды»[30]. Ей нравится мысль об обедах со звездами, идея найти бойфренда с квартирой и пляжным домиком.

Кейт поехала в ресторан в центре города — не в новое заведение, не туда, где агент убедится, чтобы ее посадили за хороший столик или предоставили бесплатный обед, а в обычное кафе с садиком. Сегодня было достаточно тепло, чтобы поужинать на открытом воздухе. Ей вдруг показалось, что в толпе она заметила Марко, но это вряд ли был он. Он мерещился ей почти ежедневно, ее обостренное воображение рисовало ей миражи.

Однако в этот раз это действительно был Марко. У Кейт перехватило дыхание. А потом она разозлилась. Что он вообще делает в Вест-Виллидж? Он никогда сюда не заглядывал. А она-то думала, что это территория, свободная от прошлого.

— Привет, красавица, — сказал он, и Кейт мгновенно ощутила себя такой.

Вот так просто. В этом и заключался талант Марко. Шарм.

— Как дела? — спросила она.

— Не так хороши, как у тебя после повышения.

Ага, значит, он тоже отслеживал ее жизнь в прессе.

Ей хотелось бы узнать, отправил ли он Кристине деньги, начал ли общаться с сестрой — ведь это она, как оказалось, звонила и рассказывала о ситуации с его женой.

— Я выслал Кристине чек на круглую сумму, — ответил он на немой вопрос. Он до сих пор видит ее насквозь. — Это если тебе еще интересно.

— Мне интересно.

— А еще я поговорил с сестрой и, думаю, у нас все наладится.

— Рада за тебя, — сказала она, хотя он выглядит несчастным.

Его глаза припухли, под ними синяки — отпечаток бессонных ночей.

— Я пробуюсь на роль ведущего в новое телешоу, — заметил он, и фраза прозвучала отрепетированно. — Мне не помешала бы пара упоминаний в прессе. Теперь, когда моя агентша работает на Криса, а вы с Блейком ушли из колонок светской хроники, я даже не знаю, кому и звонить.

Не дождавшись от нее реакции, он продолжил:

— Это реалити-шоу о том, как стать хорошим поваром, где оценки выставляют зрители. Нечто схожее с «Американским идолом», только про еду, — заметил он, а Кейт подумала, что и эти слова тоже кажутся подготовленными заранее.

— Понимаешь, — вновь не дождавшись реакции, продолжил он, — шеф-повару необходимы восемь качеств. Характер, образ, шарм, великодушие…

— Но, — перебила его Кейт, — где же умение готовить? Разве хороший повар не определяется качеством приготовляемой им еды? Как может публика судить о поваре, если не может попробовать блюда во время телепрограммы?

Марко покачал головой, вперив свои шоколадные глаза в лицо Кейт, которая мгновенно вспыхнула под его взглядом.

— Умение готовить — одна восьмая успеха. Зрители оценивают участников по семи оставшимся признакам, и победитель получает место повара в одном из трехзвездочных ресторанов Нью-Йорка.

— По мне, так если блюдо хорошее, то мне плевать, что повар — уродливый толстый грубиян, — сказала она, мысленно спрашивая себя, когда это Марко решил, что его настоящий талант — вовсе не искусство приготовления изысканных блюд.

— Нет, не плевать! — ответил, засмеявшись, он, но смех его был нервозен. — Разве ты ничему от меня не научилась?

Он положил руку ей на плечо, и она с трудом не отреагировала на волну дрожи, пробежавшей по телу, вспомнившему, как эти пальцы бродили по ее коже под белым потолком его квартиры. Никто уже не сможет заставить ее чувствовать себя так, как с Марко, но, наверное, это и не плохо. Избалованность граничит с гниением.

— Ты обучил меня всему, — ответила она. — Я стала твоей лучшей ученицей.

Она повернулась и, не оборачиваясь, ушла, хотя чувствовала его обжигающий взгляд между лопаток. Ее ждала Зо, которая с наслаждением проглотит рассказ об этой случайной встрече. Через пару минут Марко будет разобран на мельчайшие детали и проинспектирован с особой тщательностью. «Он пробуется в реалити-шоу!» Еще ведро керосина в пламя. Так легче.

Но Кейт почти услышала, как закрытые створки ее сердца затрещали. Не доверяя себе, она ускорила шаг — чуть не побежала.

Тим попытался ложиться пораньше. Он присутствовал на открытии художественной выставки и на ужине после презентации пока-не-открытого-но-в-скором-будущем-очень-модного ресторана в центре города. Это мероприятие было из тех, что проходят степенно, словно сцены в кинофильмах о Нью-Йорке десятилетней давности. Он набрал материала на две статьи, договорился пообедать с двумя потенциальными информаторами. Весь вечер он потреблял тоник с лимоном. Уже две недели прошло с ухода Чарли, и это время стало самым длинным безалкогольным периодом в жизни Тима со школьных лет.

Он даже пошел в спортзал — воспользовался наконец бесплатными купонами на посещение, подаренными ему агентами. Обнаружил неизвестные доселе мускулы своего тела и понял, что если просыпаться пораньше, то ощущения, что голова набита ватой, не будет преследовать тебя весь день.

В 1:11 ночи проснулся его телефон. Зо. Наверное, ошиблась номером спьяну. Он ответил. Весенняя ночь так тепла, что он уже начал заранее ужасаться при одной мысли об одиноких летних выходных, замаячивших на горизонте; сейчас он в трусах под одной простыней. Услышав его голос, она начала говорить, даже не дослушав приветствия. Может, хочет приехать?

— Скучал по мне? — спросила она.

Он не понял, что за игру она вела. Для Зо нет ничего святого, кроме «здесь и сейчас», так зачем возвращаться в прошлое?

Прежде, чем он успел ответить, она сказала, что будет по нему скучать, хотя и игнорировала его звонки целый месяц. Тим почти дошел до нужной кондиции, чтобы принять решение напечатать статью о ее отце, который повеселился со своей любовницей в гостинице «Трамп интернешнл».

— Я уезжаю из Нью-Йорка.

Тим представил, как она сидит на своем широком белом подоконнике, смотрит на автомобили, бегущие по Пятой авеню, и разговаривает с ним. Он пожалел, что вообразил себе, что она приедет.

— В гости заедешь? — медленно спросила она.

Хрен с ней. Это Тим хотел бросить ее первым. А получилось, что все бросили его и он остался в одиночестве — последний на ногах.

— Ко мне на вечеринке подходила Даниэль, — сказала она, и его сердце остановилось, заледенев. — Она думала, что я могу заставить тебя увидеться с ней.

Тим промолчал.

— Я ответила, что не думаю, что кто-либо может заставить тебя делать то, что ты не хочешь.

— Можно сказать и так.

— А как иначе? Какова твоя версия? — повысила она голос. — Скажи мне, а то знаешь что? Меня ведь спросят. От этого не отвертеться. Никогда.

Он закутался в простыню. Наверное, сегодня полнолуние. В квартире как-то слишком светло.

— Ты закончила?

Больше не было смысла терпеть все это дерьмо.

Она вздохнула.

— Сделай мне одолжение, — и он понял, почему она позвонила. Она бы улетела не попрощавшись, если бы он не был ей нужен. — Постарайся особенно не тиранить их. — Ее голос задрожал. — Мама очень тяжело переживает все происходящее.

Тим давно усвоил, что обещать что-либо в ситуациях, подобных этой, нельзя. А ее отец только и делал, что заставлял Тима почувствовать себя лишним.

— Постараюсь, — ответил он и положил трубку, не дослушав, что там Зо продолжала говорить. Он выключил мобильный телефон и выдернул стационарный из розетки. Заглотнул последнюю таблетку амбиена и стал ждать знакомого отупения и оглушающего облака тьмы.

На следующий день он минимум раз в час порывался перезвонить ей. Он проверил расписание ее любимой авиакомпании, чтобы угадать, когда она полетит. В шесть вечера он наконец сдался и позвонил. Он хотел попрощаться. Он хотел побеседовать в последний раз — без просьб и обещаний. На звонок сразу ответил автоответчик. Ее уже не было.

Позднее, на премьерном показе кинофильма в «Зигфелде», он столкнулся с Робин. В отсутствие Блейка и Кейт ему не хотелось ни с кем сидеть рядом. Все переменилось, остались неизменными только динозавры, занимающие первые ряды.

После фильма их на зарезервированном автобусе отвезли в «Чиприани», и как только Тим вошел внутрь, официант вручил ему «Беллини». Он автоматически сделал глоток сладкой персиковой жидкости. А что ему оставалось делать? Оглядел толпу гостей в поисках девочек-распорядительниц: они были нужны ему, чтобы пройти в вип-зону и взять интервью у молодой актрисы, сыгравшей главную роль в картине. Чокнувшись с Робин, он выпил еще один бокал «Беллини». А потом вспомнил: «Мне нельзя этого делать». Это может показаться неправдоподобным, но до сей секунды эта мысль не приходила ему в голову. Автопилот — не объяснение для Пузана. Вращающиеся двери заклинило от пытавшейся прорваться сквозь них толпы. Уходить никто не собирался.

Кейт вернулась домой еще засветло— довольная, что теперь между ее работой и отдыхом существует четкая грань и что ей не жаль, что никто не пригласил ее на премьерный показ кинокартины. Тем не менее она опасалась, что ей быстро надоест возвращаться домой спозаранку. И все равно она улыбнулась, когда разувалась. До июня остались считанные дни — пора привезти от родителей летнюю одежду.

Она села на диван и включила телевизор. Гостем ток-шоу был Марко. То, что он оказался в ее гостиной, казалось жестоким изощренным наказанием. В университете, чтобы расстаться с парнем, надо было все- го-то перестать ходить в определенные бары или на тот или иной этаж библиотеки — тогда все получалось легко. Вездесущесть ее бывшего заставляла Кейт как одержимую придумывать способы избегать его. Чтобы хоть как-то оградиться, она решила перестать общаться с общими знакомыми.

Марко демонстрировал, как готовятся его знаменитые устрицы и морские ежи — надо тщательно вскрывать раковины, чтобы сберечь жидкость, которая пойдет в соус вместе с томатным соком и фруктовым нектаром. Сладость, соль, горечь и кислинка, сказал он. Четыре составляющих, которые, кажется, — неотъемлемая часть жизни самой Кейт.

Сидевшей в одиночестве Кейт показалось, что она во сне, где-то под водой, где все размыто, однако бешеный стук сердца вернул ее в реальность. Один взгляд на то, как Марко ложкой вычерпывал ежа из черного панциря, заставил ее снова пожелать ощутить этот вкус, осязать, как он, словно шелк, льется в горло. Внезапно она почувствовала необходимость позвонить Марко. Но вместо этого набрала телефон местного японского ресторанчика и заказала ужин на двоих — для себя и Ника.

— Четыре уни, пожалуйста, — сказала она, надеясь, что вкус ежей поможет.

Заказ доставили как раз к приходу Ника, так что Кейт поставила на стол две тарелки, разложила на них ломтики рыбы и рисовые роллы, как учил ее Марко. Надо смешать цвета. Сначала смешай пасту из васаби и соевого соуса, а затем положи ее на рыбу.

Они поели, сидя на диване и глядя в телевизор — перескакивая с канала на канал. Холли Мэй давала интервью в новом купальнике, который рекламировала для «Спорте иллюстрейтед», — ее кожа была покрыта идеальным загаром. Кейт не смогла заставить себя переключить канал, хотя Ник настаивал на том, что это необходимо. Звенящий голосок интервьюера спросил Холли Мэй о ее личной жизни, и та ответила, что встречается со знаменитым музыкантом, выпустившим популярный альбом, — Марко словно не существовало. Может, поэтому он названивает Кейт. Может, он одинок. Но вызнавать, правда ли это, рискованно — она тоже одинока.

«Иногда любовь случается неожиданно», — произнесла с экрана Холли Мэй, отбросив светлые волосы и улыбнувшись.

— Она просто звезда, которая трахает звезд, — заметил Ник, выключив телевизор.

Новость о том, что Марко бросили, должна была успокоить Кейт, однако она напряглась. Она попыталась расслабить лицо, кожа на котором, казалось, сейчас лопнет. Она вся зачесалась, ей стало больно.

— Ты в порядке? — спросил Ник, пристально поглядев на нее.

Он включил свет и присмотрелся повнимательнее.

— У тебя опухло лицо.

Кейт подбежала к зеркалу и увидела, что ее глаза превратились в щелки. Ник сбегал за лекарством от аллергии. Он подумал, что это от суши, хотя раньше аллергии на пищу у Кейт не было. Он заставил ее лечь в постель и положил на глаза мокрое полотенце.

— Дышать тяжело? — спросил он, набирая номер своего отца — педиатра.

Она отрицательно покачала головой.

— Отец говорит, что если тяжело, надо немедленно ехать в больницу и делать укол адреналина.

— Ненавижу больницы! — простонала она.

Ник повесил трубку и дал ей две таблетки бенадрила, она запила их водой и улеглась спать.

На следующее утро Ник отвез Кейт к аллергологу, который учился в одном университете с его отцом и согласился принять их в 8:15.

— Ух ты, меня даже отвезут в лимузине? — спросила она, забираясь в авто, надев темные очки, потому что глаза и губы были все такими же опухшими.

— Комплимент от Пьера.

В приемной Ник взялся за старые журналы, а седовласый врач принялся за Кейт.

Она рассказала ему о суши на ужин.

— Вы ели что-нибудь необычное? Что-нибудь, что до того пробовали всего пару раз?

Она поведала ему об уни и заплакала, когда поняла, что до того пробовала их дважды — с Марко.

— Вы плачете от боли? — спросил врач, надавив пальцами на припухлость над губой.

Она только кивнула.

— Что ж, это мог быть испортившийся кусочек рыбы или соус, — сказал он. — А может, это свежая версия аллергии на семечки какие-нибудь. Однако думаю, что это реакция на морских ежей. Это один из редких продуктов, аллергия на которые проявляется не сразу. Аллергия как бы копится в теле.

Он взял в руки пластиковый инструмент с зубчиками, на которые были нанесены различные аллергены, — рыба, кунжут, соя — и оцарапал ей ладонь.

Боль была не сильная, но вполне ощутимая — она прямо почувствовала, как врач вгрызся в ее тело, исследуя то, что она ела. Она вспомнила про сладость, соль, горечь и кислинку устриц и морских ежей — смесь любви и расставания. Чтобы вновь не расплакаться, она сконцентрировалась на дыхании.

Одни царапины остались обычными красными полосками — похожими на те, которые оставляет игривый котенок. Но та, что оставил зубец с эссенцией морских ежей, вспухла, налилась багровым цветом.

— Теперь ваш организм не принимает морских ежей, — изучив царапину, резюмировал врач. — Больше ни-ни.

Он сказал, что опухоль пройдет через пару дней, но если она вновь попробует морских ежей, то получит отек легких. Теперь ей надо носить с собой лекарство, на которое он выписал рецепт, на случай, если она случайно проглотит нечто, на что проявится ре акция. Ее тело сказало то, что уже давно понял разум. Марко ядовит.

— Остерегайтесь, — добавил врач. — Если будете пренебрегать этим, можете умереть.

Несмотря на то что лицо ее опухло и болело, Кейт успокоилась. Теперь она знает. У нее есть оружие. Она не повторит той же ошибки дважды. В ее ДНК встроено нечто, что не дает ей потреблять вредные для нее вещи. Тело покажет красный свет, предупредит, подскажет. Она вспомнила о том, что рассказывал Марко о живущих в неволе тунцах. Может, это тоже способ, которым ее тело адаптировалось к тому, что уже засело в ее мозгах. Ее отловили, и с каждым разом сбежать становится труднее и опаснее.

Кейт никогда не была религиозным человеком, но она помолилась о благополучном исходе дел. Она молилась о прощении всех своих грехов, о том, чтобы все скрытые ею секреты истратили свой яд. Чтобы лицо Кристины вновь обрело красоту. Молилась о том, чтобы в Бруклине нашлась поляна черных орхидей. Чтобы нашлось исцеление от болезни «мало-мало-мало».

— Поосторожней также с тем, что наносите на тело, лучше не использовать косметику до тех пор, пока не укрепите свою иммунную систему, — продолжал вещать врач, а Кейт только радовалась тому, что больше не обязана работать на приемах и встречаться с шеф-поваром. Аллергию она заработала сама, но и вылечить ее тоже сможет самостоятельно.

Чтобы позаботиться о ней, Ник взял выходной на весь день, и по пути домой они прошли мимо газетного киоска.

— Теперь твой бывший дружок не слишком хорошо выглядит, — сказал Джо, показав Кейт обложку журнала «Женский мир».

Марко выглядел бледным и опухшим — он сам бы назвал себя «намакароненным». Она кинулась было покупать журнал, чтобы прочесть интервью, но остановила себя и прошла мимо киоска, даже не задержавшись.

Этим же вечером Кейт рассказала Нику о царапинах на руке и что каждая из них напоминает ей о некоем случае из ее жизни. На ней карта вкусов. Вот воспоминание о первом именинном торте — на нем розовые цветы. Тут тунец с родительского гриля, который она ела на выпускной. Здесь икра из «Побережья».

Ник взял ее руку и подставил под свет лампы у дивана. Царапины еще розовые, но уже тают. Она чувствовала себя лучше, хотя отметина от ежей все еще была припухшая и саднила. Это напоминание. Красный, запрещающий свет.

— Может, оно и к лучшему, — пробормотал Ник и попросил ее закрыть глаза.

Она почувствовала, как, взяв ее лицо в ладони, он поцеловал ее припухлые веки. Она никогда не чувствовала себя такой красивой. Из кафе ниже этажом слышалась музыка, и она впервые задумалась о том, что, возможно, так было каждый вечер, когда их не было дома. Может, им стоит найти квартиру поспокойнее. Она почему-то уверена, что теперь они будут проводить гораздо больше времени дома вместе.

Кейт открыла глаза и посмотрела на Ника. Она поняла, что это новый старт, вторая попытка, нечто, что они не планировали, чего не ожидали найти в Нью- Йорке. Что-то, что медленно, но верно становится понятным в свете миллионов лампочек, горящих далеко от них, за рекой.