Почти знаменита, или Через сплетни к звездам!

НЕ ПУТАЙТЕ ВНИМАНИЕ С УВЛЕЧЕНИЕМ

— Кому еще один «Беллини»? — спросила Зо, потому что в «Чиприани» на Сорок второй улице, в старом банке, перестроенном в элегантный коктейль- бар, нужно пить именно этот коктейль.

Кейт подумала, что это еще одно из тех мест в Нью-Йорке, которые больше похожи на декорации к съемкам старого фильма.

Три слухетера и Зо напивались после просмотра мировой премьеры фильма с участием Тома Круза. Пол хотел сам пойти в кино, но из-за того, что его сын слег с температурой, в последний момент отдал приглашение и пресс-пропуск Кейт. Она размышляла над тем, стала бы колонка Пола интереснее, если бы он и сейчас, как лет этак десять назад, лично посещал вечеринки. Почти все журналисты колонок слухов, которых встречала Кейт, не состояли в браке и встречались с кем-то младше себя, кто очень, очень любит ходить по вечеринкам.

Так уж получилось, что все они — Кейт, Зо, Тим, Блейк и Робин — сидели в «Зигфелде» в одном ряду (чуть слева, неподалеку от оркестровой ямы), где расположились и все остальные журналисты колонок слухов. Полного заполнения зала пришлось ждать целый час, а самые знаменитые гости премьеры явились последними. Такие динозавры мира СМИ, как Тиффани Голд и Подлиза, чтобы показать всем свое заслуженное потом и кровью величие, стояли посередине шестого ряда, пока не начали гасить свет. На Тиффани было бледно-голубое платье, похожее на кимоно — потому, как догадалась Кейт, что фильм был снят в Японии. Подлиза был в белом костюме, при красной бабочке и вяло помахивал знакомым, словно усталый участник парада — зрителям.

— Пожалуйста, давайте не будем такими через тридцать лет, — сказал Тим, а Кейт только от мысли о подобной возможности испытала шок.

Покончив с «Беллини», они с блокнотами и диктофонами наперевес направились на постпремьерную вечеринку. Зо флиртовала с Тоддом Слэттери — парнем, с которым уехала домой с открытия «Лаша». Слава богам, Тодд в этот раз был без Актера-Оппортуниста, звонившего Кейт накануне и напрашивавшегося сопровождать ее на это сборище.

— Что ж, начнем веселье, — проговорил Блейк, вытягивая диктофон из кармана синего клубного пиджака.

Девушки со списками гостей провели всю компанию внутрь и демонстративно расцеловали Блейка и Тима в щеки. Блейк представил Кейт царственной предводительнице списочных девушек. Затем списочная королева упорхнула в поисках Тома Круза, а одна из ее подданных позвала Блейка, Тима и Кейт позировать для фото в Wirelmage.com. Парни сдавили Кейт с двух сторон, обхватив ее руками.

— Ага, можно подумать, что кто-нибудь разместит наше фото, если мы не нарвемся на скандал, — сказал, смеясь, Тим.

— Но подыграть нашему нарциссизму — неплохой ход, — добавил Блейк, передав визитную карточку фотографу.

Кейт пожалела, что не накрасилась. Ей пока неведомы те простые правила, что знают почти все герои сайта, фотограф которого их снимал: позируя, следует выставить одну ногу немного вперед и на лицо никогда не помешает нанести побольше матовой пудры. Если повернуться боком (как это сделала Кейт), то предплечья покажутся просто огромными. Тоньше всего руки выходят на фото, если положить их на бедра. Симпатичная, но уже пять лет не снимавшаяся в кино актриса, проходя мимо, от души обняла Тима — ее груди чуть не выскакивали из декольте.

— Привет, сладкий, — произнесла она и удалилась.

Тим передернул плечами.

— У всех нас есть свои любимчики среди звезд второй величины, — сказал он Кейт. — Они полезны, когда у нас выдается сухая пятница — затыкают дыры своим дерьмом. Более того, они просто информационная сокровищница, когда напиваются. Они даже не подозревают о том, что хранят столько полезных сведений.

Кейт здесь никто ничего не шептал на ушко. Ее не кидались расцеловывать здешние знаменитости, не дергали за руку агенты. Она представления не имела, о чем можно спросить у окружающих, как заставить кого-либо из гостей сказать что-нибудь в диктофон или хотя бы ей лично. Тим беседовал с Томом Крузом, а Блейк загнал в угол главную героиню картины, которая так тоща, что ее лопатки торчат из спины, словно маленькие крылья.

Ким Кэттролл прислонилась к стене, словно отдыхая. «Она уж точно может сказать что-нибудь, достойное внимания», — подумала Кейт и, сделав глубокий вдох, направилась к актрисе, сжав в руке диктофон. Внезапно рядом с Ким, сияя натянутой улыбкой, возникла девушка со списком гостей в руках. Кейт объяснила ей, что она здесь от «Экзаминер» и пишет о вечеринке.

— Не больше пары вопросов, пожалуйста, — сказала твердо девушка, словно за Кейт выстроилась очередь из желающих взять интервью у ее клиентки.

С близкого расстояния кожа Ким отливала оранжевым, словно она пользуется кремом для автозагара или, хуже того, у нее разлилась желчь. На экране она выглядит гораздо лучше. Но в том, как вести себя на приемах, хватки не потеряла. Она рассказала Кейт, что Том Круз был первой кинозвездой, в которую она влюбилась.

Кейт закончила свое блиц-интервью, и тут за руку ее схватил Блейк.

— Пошли, — сказал он, — надо выметаться отсюда.

Все четверо — причем Тим держал Зо за руку — выбежали из «Чиприани», остановившись только, чтобы забрать у выхода тяжелые пакеты с подарками. Кейт гадала — хватит ли ей одной-единственной цитаты знаменитости, которая и о премьере-то ничего не сказала. Может, ей стоило попробовать прорваться к Тому?

Тим думал иначе.

— Ко дню сдачи твоей колонки на следующей неделе мы уже напечатаем статьи об этом приеме, –

сказал он и схватил лишний пакет. — Мы тебе одолжение делаем, что вытягиваем отсюда.

Упаковку подарков они разодрали уже в такси. Тим выпил миниатюрные бутылочки с водкой, а пустую тару выкинул в окно, разбрызгав осколки прямо по дороге. Водителю такси Кейт предложила красный лак для ногтей — вдруг он женат или растит дочь. Он улыбнулся и сунул бутылочку в карман.

— А куда мы едем? — спросила Кейт, когда они проехали вокзал Пенсильвания.

Уже 1:11 ночи. Она загадала желание — поскорее выпустить в «Экзаминер» сенсационную статью, чтобы доказать, что она тоже умеет брать интервью не только у тех, кто жаждет его дать, или у тех, о ком редакторы и слышать не желают. Так как события развивались стремительно, она боялась даже задумываться о чем-то — чтобы не пропустить нечто важное.

— Куда-нибудь, — произнес Тим и поцеловал Зо в шею.

Они подъехали к двери без вывески, над которой горела только красная лампочка. Кейт подумала — откроется ли когда-нибудь ей Нью-Йорк так, как этим ребятам.

Внутри темно, множество автоматов с видеоиграми, старые диваны и мотоцикл — обычный городской подвал, а Тим с Блейком здесь словно у себя дома. Тим ушел за бесплатными напитками, а Блейк сконцентрировался на музыкальном автомате. Внезапно стало совершенно неважно, где в этот момент находились все знаменитости города и чем они заняты. Большой, словно медведь, бородач представился как «Тони — владелец бара» — этого самого бара «Юг», который явно служил ребятам местом отдохновения. Тони хлопал парней по спинам, рассовывал по карманам талоны на бесплатную выпивку. Он поблагодарил Тима за статью на прошлой неделе — там было упомянуто, что участник шоу «Субботним вечером в прямом эфире» обжимался в туалете «Юга» с девчонкой, которая была вовсе не его подружкой-модельершей.

— Тони, я всегда готов обменять рекламу на бесплатную выпивку, — сказал Тим.

Тони что-то прошептал ему на ухо.

— Эд Нортон! — громко воскликнул Тим, тряся головой.

Тони кивнул, а Тим накарябал что-то на салфетке и сунул ее в карман джинсов. Через два дня в «Колонке А» появится материал о том, что некий уважаемый бойцовский актер в клубе на Юге поставил некую фанатку на колени.

Кейт начала понимать, что, хотя Тим, кажется, постоянно кладет на свою работу с прибором, в действительности он трудится круглосуточно.

Из автомата послышалась песня «Роллинг Стоунз» «Нельзя получить все, что хочешь, когда захочешь», и Блейк, тряся светлым чубом, начал танцевать так, словно он один в собственной спальне и шторы на окнах задернуты.

— Да, я могу! — кричал он во время припева. — Да, я могу!

Все пустились в пляс, и Кейт впервые почувствовала себя в этом городе как дома или хотя бы как в общежитии университета, в котором, если знать, где искать, в любое время суток можно было найти друзей. Кейт ощутила себя частью армии стойких солдатиков, не покидающих вечеринки до последнего, которые стоят, пока держат ноги, да еще и получают за это деньги.

— Хочу кое-что тебе показать, — сказал Блейк и потащил Кейт по темному коридору к туалетам.

Кафельный пол в трещинах, повсюду окурки, грязь и смятые пластиковые стаканчики, мусор оставлял следы на отворотах брюк Блейка. Кейт порадовалась, что сегодня надела платье. Он провел ее мимо древней фотокабинки — вся она была оклеена его и Тима фотографиями с девушками разной степени привлекательности — с пирсингом, татуировками и макияжем «героиновый шик». Оттолкнув в сторону старый зеленый диван и открыв потайную дверь, Блейк явил глазам Кейт небольшую комнату с длинным карточным столом и складными металлическими стульями.

— Добро пожаловать в клуб, — объявил он и предложил ей дорожку кокаина.

Она вдохнула порошок — и только кокаин влетел в ее ноздри, Кейт мгновенно почувствовала, что готова рассказать Блейку все свои тайны.

Она тряхнула головой, освобождаясь от заколок, провела рукой по волосам, распутывая их, и заметила, что Блейк внимательно за ней наблюдал.

— Что?

— Кейт, ты красивая, — сказал он, проведя рукой по ее щеке. — Тебе не кажется, что нам надо поцеловаться? Ну, пообжиматься слегка, чтобы расслабиться?

От напряжения он аж заскрипел зубами, и Кейт поняла, что завтра утром ему будет стыдно. Блейк в их с Тимом дуэте — вежливая половина. Кроме того, Кейт хотела бы, чтобы он был ее союзником, а не партнером в отношениях, которые не продлятся дольше пары недель. Он уже рассказал ей о Бетани, и Кейт не хотелось бы способствовать чьей-либо измене — тем более что она всегда считала, что подобные поступки плохо отразятся на ее карме, скажутся на ее собственных отношениях с кем-либо в будущем. Что посеешь, как говорится, то и пожнешь.

Она отстранилась от приятеля, и он сел на стул и вздохнул. Затем улыбнулся, а она вдруг прозрела: вполне могло статься, что это была проверка.

— Ладно. Что же, я попробовал. Но если ты передумаешь…

Кейт знала, что ее слова будут одной из тех фраз, когда имеешь в виду одно, а выходит другое, но все равно произнесла:

— Ты мне очень нравишься. Давай лучше надолго, надолго останемся друзьями?

Блейк улыбнулся.

— Что ж, это откровенно, — сказал он, пожимая ей руку, словно они только что познакомились, — джентльмен Блейк вернулся.

Кейт была не прочь уехать домой, но не знала, когда уходить соберутся остальные. Не хотелось бы, чтобы они подумали, что она из породы хлюпиков.

— Мне правда надо домой, — сказала она, хотя понятия не имела, как заснет, если сердце ее бьется, словно отбойный молоток. — Завтра у меня крайний срок подачи материалов в печать.

— Давай я подарю тебе тему для публикации, а ты посидишь еще, — ответил Блейк, раздавливая небольшой кусочек кокаина своим ламинированным пресс- пропуском.

— Ас чего ты отдашь мне материал, которым можешь воспользоваться сам?

— Потому что я его дать в печать не имею права. А ты, когда мне нужно будет, дашь что-нибудь взамен.

Вынюхав еще дорожку, он рассказал, что на прошлой неделе кинопродюсер Генри Штейн самолетом был перевезен с карибского курорта Сен-Барте в больницу в Верхнем Ист-Сайде.

— «Тайме» утверждает, что у него какая-то заразная болезнь, но мой отец и моя чудовищная мачеха за день до этого случая ужинали с ним и утверждают, что в действительности у него, словно воздушный шарик, лопнуло от какого-то заражения яичко, — сказал Блейк, откинув с глаз волосы и спрятав маленький пакетик в карман пиджака.

— Неужели мы можем такое напечатать? — спросила Кейт, оживившись.

Есть список тех, кого Лейси готова утопить при первой возможности, и Генри Штейн его возглавляет, потому что однажды удерживал одного из заместителей Пола в борцовском захвате, когда тот на приеме попытался взять у него интервью.

— Ну, я не могу, потому что тогда, не вынеся еще одного позора перед своими богатеями-друзьями, моя матушка откажет мне в горничной, — ответил он, прикуривая. — Но тебе стоит.

«Горничной?»

— А как доказать эту историю?

Он засмеялся и сделал глубокую затяжку.

— Да, сделать это будет нелегко, но попробовать стоит. Уверен, что, если у тебя получится, Пол и Лейси будут впечатлены.

Кейт захотелось отблагодарить его, но чем — в голову не приходит. Единственное, что у нее есть — мужчина ее мечты.

— А тебе тогда надо написать что-нибудь о Марко Манчини, — сказала она, даже не подумав, пойдет ли это на пользу ее пассии или нет.

— Это тот, что открывает ресторан «Побережье» через пару недель? Я недавно приглашение как раз получил. Почему я должен о нем писать?

— Мои источники в ресторанном бизнесе утверждают, что за ним стоит присматривать, — ответила Кейт.

Ему не обязательно знать, что ее источник — Зо. Она подумала, надо ли было отдавать идею, но Блейк, кажется, распорядится ею лучше. Кроме того, Лейси, скорее всего, скажет, что «надо отдавать долги», когда Кейт расскажет ей о том, как получила историю о Штейне. А если Блейк напишет-таки о Марко или о «Побережье», то она все равно может присвоить лавры себе.

— Что же, поинтересуюсь, — сказал он. — Ты с ним знакома?

Кейт тряхнула головой, пытаясь прогнать внезапное желание вынюхать дорожку кокса, которую только что выложил перед ней Блейк. Она не призналась, что впервые попробовала этот наркотик, хотя и знала о нем достаточно из наблюдений за перепадами настроения и параноидальным поведением Зо.

— То есть ты решила просто стать его крестной феей в мире СМИ?

— Нет, я… — Кейт глубоко вздохнула и отвернулась от стола с кокаином. — Нет, я подумала, что это было бы для тебя неплохой наводкой.

Блейк поднял бокал.

— За нашу профессию, — произнес он, и Кейт протянула свой бокал ему навстречу.

По пути из подвала Кейт забежала в туалет, чтобы позвонить на свой автоответчик и пересказать историю о Штейне, дабы не забыть детали — попрактиковаться в том, что переняла у Бейка на приеме Терри Барлоу.

— Гарри Штейн. Яичко. Шарик. Сен-Барте, — прошептала она в мобильный.

Пытаясь не прикасаться ни к чему в грязном туалете, она подкрасила губы и внимательно рассмотрела себя в зеркале. Ее волосы, глаза и губы не изменились, но какое-то искажение черт присутствует, словно каждый глоток алкоголя, каждый лист табака видны из-под кожи.

Наверху Тим сообщил ей, что Зо выскочила за сигаретами в индийскую забегаловку — скорее всего, злая как черт, потому что Тим не предложил сходить за ними сам. Это одно из испытаний, которые она устраивает своим поклонникам, и, похоже, он его провалил. Блейк снова уединился с музыкальным автоматом— выбирал репертуар. Зазвучала «По уши влюблена» Бейонс, и Блейк вновь пустился в пляс.

Кейт села на диван рядом с Тимом, сбросила туфли и размяла уставшие пальцы ног.

— И как вы, ребята, держите такой ритм, да еще каждую ночь? — спросила она, едва подавив зевок. Хотя на самом деле она хотела спросить «зачем».

— Просто надо хотеть быть знаменитым на четыре процента, — ответил Тим, приканчивая свою выпивку.

В пустом стакане, борясь с наступающей смертью, постукивали кубики льда.

Кейт не знала, почему — из-за наркотиков, выпивки или близкого рассвета, — но слова Тима имели смысл. Она тоже считает, что лучше четыре процента, чем ноль. Нет ничего хуже ноля процентов.

— По-моему, это Энди Уорхол сказал, что каждый в своей жизни переживает пятнадцать минут славы, — сказала, наконец, она.

— Но это не так. Все не могут пережить свои пятнадцать минут славы. Все — это очень много людей, а пятнадцать минут — это слишком мало. Может, четверть от одного процента населения будет знаменита на четверть часа.

Тим стукнул кулаком по столу так, что чей-то мобильный телефон свалился на грязный цементный пол бара. Никто не обратил на это внимания.

Его рецепт показался ей знакомым.

— По-моему, в семидесятых был такой фильм — «Семипроцентное решение», — проговорила Кейт, вспоминая, что название фильма имеет какое-то отношение к количеству поглощаемого Шерлоком Холмсом кокаина. Интересно, они с Блейком в потайной комнате в подвале вынюхали больше или нет?

— Алло! Ты слушаешь? Я не о фильмах тут говорю. Я тебе твержу об ограниченности! Я говорю, что все мы, — он раскинул в стороны руки, — все мы, ну, по крайней мере, ты, я и те, с кем мы общаемся, должны стремиться быть знаменитыми хотя бы на четыре процента. Это не такая известность, чтобы попадать на обложки крупнейших изданий страны, не такая, чтобы нельзя было пройти по улице без того, чтобы на тебя не напали поклонники. Но достаточная, чтобы определенная часть населения знала твое имя, хотела бы посидеть рядом с тобой на обеде, услышать от тебя нечто значимое. Достаточная, чтобы наши лица были смутно знакомы, но не светились бы постоянно на фотоотчетах о приемах и вечеринках. Достаточная, чтобы получить хороший стол в ресторане и бесплатную дурь, но недостаточная, чтобы расплачиваться за эту известность жизнью под увеличительной лупой. Быть достаточно знаменитыми, чтобы другие уверяли тебя — пусть лживо, — что им понравилась твоя последняя статья, что ты хорошо смотрелся в телепрограмме или что они ждут не дождутся, когда ты напишешь что-нибудь еще. Достаточно знаменитыми, чтобы тебе постоянно предлагали работу с повышением, которое обеспечивают тебе твои четыре процента. Знамениты на четыре процента, крошка. Четыре процента!

Блейк бросил на них взгляд, пожал плечами и вернулся к кормлению музыкального автомата четвертаками.

— Четыре процента! — кричал Тим. — Чуть больше, и ты рискуешь все потерять.

Он опрокинул в рот стакан и заказал еще.

— Сорок процентов — это дерьмо! Кто-нибудь, нет — я точно завалю тебя. Да я все соки из тебя выпью. А ты еще и заплатишь за это. Но если у тебя всего четыре процента, то никто не боится, что ты перетянешь все внимание на себя. Четыре процента достаточно, чтобы тешить собственное эго и не страдать от излишней звездности, — кричал Тим, размахивая руками и перевернув только что принесенное ему пиво.

— Можно мне еще одно пиво? — проорал он в никуда. Он оглядел бар, в котором они провели уже несколько часов, и словно впервые заметил грязный пол, обшарпанную мебель и туалетные сиденья, висящие над баром. — Так. О чем это я?

— Знамениты… на четыре процента, — медленно подсказала Кейт.

— Ах, да. Если остановиться на четырех процентах, то это когда ты не жаждешь славы настолько, чтобы уродовать лицо уколами ботокса. Если стремиться к четырем, то их можно получить — можно получить даже сорок, но если перевалил за пятьдесят процентов, то тебе хана. Ты начнешь торговать собой, психовать, сходить с ума, станешь подстилкой, стремящейся к очередному ночному телеэфиру. Смотрите телевизор, люди! — крикнул он в зал, в котором не было никого, кроме Блейка и бармена. — Там всегда одно и то же!

Тим наклонился ближе к ней и рыгнул — Кейт почувствовала амбре всего спиртного, что он выпил сегодня.

— Ну, и кто знаменит на четыре процента? — спросила она.

— Во-первых, подумай об этом чертовом мире в целом. Четыре процента славы значит, что непальские шерпы или какой-нибудь серфер в Австралии о тебе слыхом не слыхивали. Но мамочка, сопровождающая детей на футбольную тренировку, может, и слышала. Владелец отелей, с которым крутит роман Ума Турман, — прекрасный тому пример. У него огромная квартира, горячая девчонка и он ходит на лучшие вечеринки. Но попадает ли его мордашка на обложки таблоидов? Нет! Он никогда не будет знаменит больше, чем на двадцать процентов, потому что не стремится к этому и ежемесячно платит своему агенту тысячи долларов, чтобы тот держал его персону подальше от прессы, если это ему невыгодно.

— То есть, по-твоему, причина его долгожительства в том, что он не стремится стать больше, чем скромной знаменитостью?

— Да, хотя, может, это поведение неосознанное. Это не научный эксперимент, знаешь ли. Здесь все основывается на инстинктах.

Вошла Зо с двумя пачками сигарет, Блейк подозвал ее к музыкальному автомату и спросил, есть ли у нее четвертаки. Тим этого даже не заметил.

— Но актеры разве не должны стремиться к ста процентам? — спросила Кейт.

— Если хотят получать хорошие роли — нет. Как только ты переходишь рубеж в восемьдесят пять процентов, становится неважно, к чему ты стремишься. Но чтобы достичь таких высот, мало желать только известности. Надо стремиться к качеству и продолжительности карьеры. Если хочешь продержаться подольше, надо жаждать больше, чем простой славы.

Кейт подумала, хватит ли ей когда-нибудь мужества, чтобы взять интервью у того, кто знаменит больше, чем на один процент.

— Ну и у кого сто процентов славы?

— Ну, шерпы, скорее всего, знают о Билле Клинтоне. О Мадонне. О принцессе Диане.

— А пятьдесят?

— Кейт!

Его язык начал заплетаться, а глаза стали слезиться от постоянного кашля. Он закурил.

— Ты не улавливаешь смысла моих слов. Тут дело не в цифрах. Дело в системе!

Шатаясь на каблуках своих красных туфель, утопающих в грязи пола, подошла Зо.

— О чем, ребята, болтаете? — спросила она, сев к Тиму на колени и обняв его за шею.

— Так, о работе, — ответил он. — Обсуждаем всякие трюки.

На рассвете Тим и Зо, наконец, решили уехать из «Юга».

— Когда я гуляю с вами, ребята, мне нужно брать с собой темные очки, — сказала Зо, щурясь на отсветы мостовой.

— С нами веселее, чем с Тоддом Слэттери, а?

— Я не встречаюсь с Тоддом Слэттери.

— Вот и хорошо. Не хотел бы я, чтобы ты встречалась с тем, кто сделал операцию на носу и подбородке только для того, чтобы походить на Бена Аффлека.

Зо засмеялась, явно впечатленная.

— Это что, правда?

— Правда. Я знаю грязные секреты всех и каждого.

Тим быстро поймал такси и спросил адрес Зо, но она сказала, что хочет поехать к нему, а не домой. Наверное, волнуется о том, что подумает швейцар, или боится, что они — о, ужас — столкнутся с ее отцом, когда тот будет уходить на работу.

Когда такси подъехало к дому Тима, они уже настолько были увлечены исследованием тел друг друга, что Тим, почти не глядя, расплатился по счетчику. У него мелькнула мысль внести эту поездку в статью служебных расходов, так как Зо может в будущем оказаться полезной в выкачивании информации о заклятых друзьях ее папеньки. Толчком к стене и крепчайшим поцелуем в губы Тиму удалось отвлечь Зо, чтобы она не заметила, как по лестнице прошмыгнула крыса. Он забренчал ключами. Нет, ему точно надо маркировать ключи цветом, но это же глупо, как вообще люди до этого доходят?

В квартире, расчищая им место, Тим свалил на пол (вернее, туда, где на ковре лежала грязная одежда и пустые пивные банки) с дивана груду газет. Расстегивая розовый кружевной лифчик Зо, он размышлял, можно ли выкачать из нее что-нибудь достойное завтрашней статьи прямо сейчас. Завтра будет поздно.

Ее отец точно сейчас во что-нибудь замешан. Тим провел руками по ее белой, словно не видевшей солнца, коже. Девочки из частных школ — такие, как Зо, — сидят на скамеечках в широкополых соломенных шляпах. Он поднял ее (она весила не больше пятидесяти пяти кило), отнес в соседнюю комнату и бросил на постель, но возбудиться так и не смог — ему пришлось принять полбутылки найквила, чтобы избавиться от внезапного приступа явно антисексуального кашля.

— Может, тебе стоит отказаться от курения, хотя бы пока кашель не пройдет, — предложила Зо.

Он прикурил, сделал глубокую затяжку и выпустил колечки дыма.

— Никому не нравятся пораженцы.

Она спросила, нужно ли ему время, чтобы собраться с силами, и он утвердительно кивнул. Они приняли по таблетке амбиена каждый и легли. Они хотели друг друга — действительно сильно хотели, — но коктейль химических веществ, бродивший по их венам, замедлял биение их сердец и выдавливал холодный пот даже под одеялом.

Зо проснулась рано, сказала что-то о том, что ей необходимо быть в редакции, где состоится презентация повара-новичка. Голова Тима снова была тяжелой, словно из нее медленно вытекает мозг. В следующий раз он так не накачается. В следующий раз они таки займутся сексом. Она сказала еще что-то про то, что ее наряд не подходит для утренних встреч, а ему послышалось, что она начала рассказ о том, что не приняла противозачаточное, — Тим запутался.

— Поход ранним утром в магазин «Банана репаблик» — лучший совет о моде, который мне когда-либо дала Кейт, — объясняла тем временем Зо.

Она бродила по квартире, обходя пустые коробки из-под китайской еды и груду почты, лежащую на полу. Надела красные ажурные трусики, но они оказались на размер больше. Дерьмо. Тим, на другом конце комнаты, понял, что это — белье Даниэль. Будь у него уборщица, этого бы не случилось. Зо сняла трусики и, кривясь, посмотрела на этикетку.

— Никогда бы не надела белье от «Викториас сикрет», — проговорила она, бросив их обратно на пол и взбив свои длинные черные волосы.

Название фирмы на этикетке, кажется, обидело ее сильнее, чем мысль о том, что это чужие трусики.

— Но ты мне нравишься гораздо, гораздо больше, — произнес он, подойдя к ней и, взяв ее лицо ладонями, поцеловал. — Гораздо, гораздо больше.

Зо засмеялась так, словно ей все равно. У нее есть дела поважнее, чем у ее предшественниц. Ее интересует только «здесь и сейчас». Она перестала искать свое белье, надела платье и заляпанные туфли. Уходя, она оставила ему свой номер и телефон своей уборщицы. Зо — девушка инициативная. Зо не подстилка. Тим почувствовал, что на рассвете с его души слетела часть копоти, и не знал, радоваться ему или испугаться. Он понял, что чувствует нечто, а это уже больше, чем он ожидал.

— Бренда Старр! Сегодня ты припозднилась! — воскликнул утром Джо. — Ты, должно быть, была на премьере нового фильма Тома Круза!

Он показал ей фотографию в «Дейли метро», где кинозвезда шествовал по красной ковровой дорожке «Зигфилда». Кейт вспомнила, как ради этого кадра фотограф издания чуть не повис на ограждающих дорожку вельветовых канатах, за что Круз на него наорал — мол, разрешения сначала надо было спросить. Приглядевшись к фотографии в руках Джо, на заднем плане она заметила пол-лица Тима. «Знаменит на один процент?»

Джо не терпелось услышать о приеме все, и Кейт рассказала ему, как брала интервью у Ким Кэттролл.

— Она уже вышла в тираж, — грустно произнес Джо, положив руку на свое растущее пузо.

Зная, что за покупку свежей прессы платит издательство, он еще раз убедился, что Кейт не забыла взять чек. Да, каждый кулик на своей кочке велик.

— Ты следишь за скандалом со Стенли Шталем? — спросил Джо, прикоснувшись к вязаной шапочке Кейт. — Твой приятель из «Колонки А» написал сегодня, что у доктора есть высокопоставленные друзья, которые тоже могут попасть под обвинение в продаже своих акций до вердикта Управления по контролю за продуктами и лекарствами США. По мне — вот это занимательная история.

— Для тебя и всех репортеров города, — заметила, волнуясь, Кейт.

Скандал разгорался. Никому не известно, кто из шишек-приятелей Шталя будет обвинен следующим, потому что дело еще не передано на рассмотрение в суд. Пол тоже работал над этим материалом, но результатов в расследовании не добился.

— Нашла, наконец, своего Бэзила?! — прокричал ей вслед, как всегда, Джо.

— Сначала отыщи мне черные орхидеи, а я затем найду парня, — ответила она, повернулась и, уходя, пробормотала: — Какой смысл искать, если потом его придется постоянно спасать?

Когда Кейт, наконец, добиралась до редакции, первым делом она попыталась расшифровать интервью с Ким Кэттролл. Вставила мини-кассету в диктофон, но голос Ким звучал, словно из-под воды. Кейт открыла диктофон, из него на пальцы вывалилась размотанная пленка. Что ж, по крайней мере, актриса не сказала ничего ценного… Но это не освобождает Кейт от подачи материала!

— Это случается и с лучшими из нас, — произнес сидящий рядом с Кейт спортивный обозреватель Гевин. — Поэтому тебе и нужен цифровой диктофон, как у меня.

Он протянул ей небольшую машинку, которая легко уместилась бы в кармане. Кейт записала название модели в надежде, что сможет себе позволить такое приобретение.

Она отправилась в офис Лейси и Пола, где поведала им, что на вчерашней премьере в «Чиприани» видела Тима и Блейка.

— Их материалы выйдут раньше нашего, — сказала она, надеясь, что тем самым избавится от написания статьи.

— Ну, а у тебя есть что-нибудь, чего нет у них? — спросила Лейси.

— Я взяла интервью у Ким Кэттролл.

Они были впечатлены еще меньше, чем Джо.

— Она сказала что-нибудь достойное упоминания? — спросила Лейси, и Кейт отрицательно покачала головой.

— Ну, хотя бы весело было? — вступил в разговор Пол.

Кейт отметила, что, несмотря на то что сегодня он не идет ни на какое мероприятие, он в приличном костюме.

— Определенно, — ответила она. — Тим с Блейком настоящие весельчаки.

— Угу, слыхали, — промычала Лейси, вздернув брови, и, когда думала, что Кейт этого не видит, бросила на Пола обеспокоенный взгляд.

Чтобы они не подумали, что она не работает, а только развлекается, Кейт судорожно начала вспоминать еще что-нибудь достойное.

— На прошлой неделе на Сен-Бартсе яичко Генри Штейна лопнуло, словно воздушный шарик. Именно поэтому он сейчас в больнице, хотя его агент утверждает, что это какое-то вирусное заболевание.

Они подняли головы и широко улыбнулись.

— Вот это мне нравится, — сказал Пол, подняв брови. — И под этим материалом должно стоять твое, а не мое имя.

Лейси кивнула.

— В первую очередь пройдись по «Нексису»[16] и убедись, что никто еще ничего не писал по этому поводу. Затем звони его агенту Тому Слэттери.

— Но будь осторожна, — сказала Лейси, записав телефон Тоддэ и протянув его Кейт. — Он полный говнюк.

Имя Тома Слэттери показалось Кейт смутно знакомым, но где она его слышала, вспомнить не удалось. Она вернулась к своему столу и начала работу. О яичке Генри в «Нексисе» не говорилось ни слова.

Ее работу прервал звонок Зо, которой не терпелось поделиться тем, что произошло вчера дома у Тима.

— Я в жизни не видела более неухоженной квартиры, — рассказала она. — Это патология какая-то.

Кейт попыталась объяснить, что у нее нет времени, что ей надо сдавать материал, но Зо ее не слушала.

— У него после кокса не встал, так что мы просто какое-то время целовались.

— А мне казалось, что Тим тебе нравится, — сказала Кейт, думая, что, хотя сейчас всего половина третьего, Зо уже глотнула пару таблеток риталина.

— Нравится достаточно, чтобы хотеть переспать с ним еще раз и на этот раз заняться сексом. Но на бойфренда он не тянет.

— Это потому, что он пишет в колонку слухов и пьет, или потому, что его квартира неухожена?

— Потому что я в данный момент не ищу себе Мистера Совершенство, — ответила подруга.

Кейт подумала над тем, сойдет ли журналист колонки слухов за Мистера Совершенство. Зо продолжала щебетать, а Кейт понадеялась, что неизбежный разрыв Зо с Тимом не испортит ее отношений с ним и Блейком.

— Я обещала пообедать с ним в воскресенье в «Да Сильвано». Агент ресторана дарит ему бесплатный обед за заметку о том, что Тим видел у них Сару Джессику Паркер.

— Что же, если свидание намечено на воскресный вечер, значит, у него есть еще минимум одна подружка, — мягко произнесла Кейт, чтобы хоть чуть-чуть охладить пыл подруги.

Нет ничего хуже, чем считать, что ты у руля отношений с мужчиной, а в реальности — оказывается наоборот. А Кейт почти уверена, что Тим вечерами занят развлечениями со смазливыми агентшами и восходящими звездами модельного бизнеса.

— По крайней мере, я попаду в «Да Сильвано», не проторчав час в очереди.

Мимо в облаке «Шанель № 5» проплыла Лейси, и Кейт вспомнила, что ей надо работать.

— Слушай, а ты не знаешь парня по имени Том Слэттери?

— Ну конечно знаю. Это тот парень, с которым я целовалась в «Даше», а потом с его другом актером мы все поехали в «Маркиз».

Так вот почему его имя показалось Кейт знакомым — да, надо быть внимательнее к мелочам.

— Он полный засранец — так мне и не перезвонил. Но целуется он великолепно, и квартирка в Вест-Виллидж у него что надо. Тим, кстати, рассказал мне, что Тодд сделал пластику на носу и подбородке, чтобы походить на Бена Аффлека.

— Неужели?

— Да. Он просто кладезь информации. Общение с Тимом — словно поход в бутик, где продаются слухи.

Кейт для начала попыталась дозвониться до больницы «Леннокс-Хилл», куда, по словам Блейка, отвезли Генри Штейна, но ей там ничего не сказали. А своей матери Блейк вопросы задавать не станет, можно и не просить.

— Но поверь мне, это правда, — сказал он, когда Кейт говорила с ним по телефону после звонков в больницу. — Единственное, о чем лжет моя мать, — ее возраст.

Тим, в свою очередь, утверждал, что ничего, кроме того, что Генри болен какой-то заразной болезнью, он не слыхал.

— И, слушай, остерегайся Тома Слэттери, он полный засранец.

— Буду, спасибо. Как день проходит? — спросила она Тима, не желая, чтобы он подумал, будто она звонит только, чтобы попользоваться им.

Но и Зо обсуждать ей тоже не хочется.

— Думаю, сегодня — день РЕТА. Никто интересный не нашкодил и не попался.

Через пару часов Лейси напомнила Кейт, что близится срок подачи материала. Это значит, что пора звонить Тому напрямую. Кейт немедленно набрала номер в надежде услышать автоответчик, но Том взял трубку.

— Привет… хм… это Кейт Саймон из «Экзаминер».

— А, привет. Ты подруга Зо Миллер, да?

«Черт. Он запомнил. Но засранцем пока не кажется».

— Я, в общем-то, звоню по поводу статьи о Генри Штейне, над которой работаю.

— О нет, он что, снова кого-то захватил борцовским приемом? — спросил он, смеясь.

«Уф. Легче, чем я думала».

— Нет, я не о том.

— А о чем тогда? Я знаю, что у вас, ребята, сегодня крайний срок подачи материалов в печать.

Кейт была готова дать в печать все, что он ни произнесет. Но злилась, понимая, что ей не удается придумать нечто заковыристое, чтобы задать правильно поставленный вопрос.

— В общем, — она запнулась. — Это немного странно, но я слышала, что он в больнице потому что… — снова замолкла, — потому что, хм, его яичко лопнуло, словно воздушный шарик.

Том не произнес ни слова, но дышал в трубку тяжело.

— Э-э, я слышала из достоверных источников, что, э-э, его яичко лопнуло как шарик и…

Он оборвал ее криком.

— Ты что, твою мать, шутишь? Скажи мне, что это шутка! — теперь он кричал так громко, что Гевии слышал все, не поднимая трубки. — Ты. Должно. Быть.

Шутишь. Твоя профессия, твою мать, тошнотна. Ты мразь среди мрази. Да что ты знаешь?

Кейт постаралась не расплакаться.

— Я просто делаю свою работу, — сказала она, эхом вторя услышанным от Пола словам. — Вы комментируете, подтверждаете или опровергаете информацию?

— Ты пожалеешь, что спросила у меня, — рявкнул он и бросил трубку.

Она положила голову на стол, и столешница приятно охладила ее разгоревшиеся щеки и лоб.

— Надо делать дело, малыш, — произнес Гевин, вторя словам главного редактора, которого все здесь называют Директором. — Всем нам.

Примерно через час Кейт подскочила от звонка телефона и взмолилась всем богам, чтобы это был не Тодд. А может и хуже — Директор. С Полом и Лейси она уже сможет поговорить. Но это Директор. Он страшен, и, наверное, этот страх ей не перебороть никогда.

— Зайдите ко мне в кабинет, — сказал он, и она запаниковала, уверенная, что дело касается материала о Генри Штейне.

Он уволит ее за это?

Со дня собеседования при приеме на работу Кейт не была в кабинете Директора ни разу, и короткая дорожка от ее стола в кабинет начальства показалась ей бесконечной. Сдвинув в сторону стопку газет, она села на кожаный диван. Он закрыл дверь. Она пересчитала бутылки скотча, стоящие на верхней книжной полке — семь.

— Кейт, — произнес он, помолчав некоторое время. — Не надо было спрашивать Тодда Слэттери о яичке Генри Штейна. — Он не смеялся. — В будущем этот человек может сильно осложнить нашу работу.

— Но Лейси с Полом сказали, что вам бы понравился этот материал, — сказал она, надеясь, что никого не подставляет.

— Да, понравился бы, — заметил он, глядя в окно. — Но тут вступает в игру ряд политических осложнений.

— Осложнения?

— Лучше я не стану вдаваться в подробности, — сказал шеф, потирая виски. — Достаточно лишь сказать, что вмешалась моя старая знакомая — Ева, подруга Пола и приятельница Генри.

«Заклятый друг?»

— Черт, да у нее друзья повсюду. Она очень близка с Генри и звонила мне прямо из его палаты, чтобы сделать выговор, — он вздохнул. — Давай просто забудем об этом материале. И пожалуйста, не отдавай его в «Колонку А» или в «Манхэттен мэгэзин». Мы уже слишком наследили, чтобы потом сказать, что ни при чем.

Кейт думала, что редакторы «Экзаминер» всегда играют по правилам. Если сам Директор волнуется о защите журналиста с хорошими связями из конкурирующего издания, то как вообще писать колонку? Зачем ей прикрывать Евиных друзей, она ведь ничего для Кейт не сделала? Как ей хотелось бы, чтобы было учебное пособие с диаграммами, графиками и таблицей коэффициента славы по каждому персонажу. Чтобы можно было оценить риск, на который ты идешь, огорчая персону А, защищая персону Б, и так далее. Она знала сейчас лишь то, что знала крайне мало, а объяснять ей никто ничего не будет, потому что игра далеко не всегда идет по правилам.

* * *

Продюсер с канала «Ви-эйч-уан» попросил Тима подъехать для того, чтобы съемочная группа выставила свет и камеры для съемки. Тим годами участвовал в этих тупых телешоу — программах, где они разжевывают материал «Колонки А» и читают его, пока на экране идет изображение танцующих знаменитостей, банкетов и дорогих машин. И им неважно, правдив слух или нет. Подача материала в выгодном свете — вот главное. Зритель жаждет видеть, как знаменитости блистают или летят в тартарары. Важны только крайности. Текст лишь сопровождает картинку.

Несколько недель назад, когда в невыносимо душной комнате без окон несколько часов подряд Тим участвовал в монтаже подобной программы, он попытался донести до продюсера шоу тот факт, что Натали Портман не покупала квартиру в башне «Гранмерси-парк». Что это был простой рекламный ход, которым строительная компания пыталась повысить продажи. В действительности актриса купила дом в Вест-Виллидж. Но канал уже снял здание, и Тиму пришлось смириться.

Как бы не ненавидел Тим съемки и грим, который не стереть салфетками, которые выдают участникам шоу по окончании программы, внимание телевидения ему импонировало. Кто-либо из его родственников или друзей, увидев знакомое лицо на экране, непременно ему позвонит и оставит сообщения типа «Ты знаменитость!» или «Не забывай о нас, маленьких людях!» Он — самый знаменитый из их знакомых. На встрече выпускников школы ему наперебой задавали вопросы о звездах, создавалось впечатление, что он с ними всеми дружен. По крайней мере, не пришлось вести тоскливый рассказ о себе, о новом доме с задним двором или о втором ребенке.

Сейчас телеканал готовился запустить новое шоу с постоянным составом ведущих, а не менять их от программы к программе.

— Большинство народа боится кого-либо обидеть и не может острить, как это выходит у тебя, — сказал продюсер.

Тим решил отнести это в разряд комплиментов.

Он, по ходу разговора, рассылал электронные письма, просматривал сегодняшнюю прессу и не особенно вдавался в суть телефонного разговора, пока продюсер не сбросил бомбу.

— И мы готовы тебе платить.

Тим прекратил набирать заметки.

— Сколько?

— Около двадцати пяти штук в год.

Тим включил свой приятный голос, которым пользовался только в общении с информаторами.

— Су-упер!

— Су-упер! Тогда тебе от меня позвонят и назначат время для выставления камер на следующей неделе.

Даже статья Робин о том, что Брюс Спрингстин забыл во время концерта слова «Рожден, чтобы бежать», не задела Тима, погруженного в размышления над возможностью развития проекта «Ви-эйч-уан» в полноценную карьеру, которая, наконец, позволит приобрести авиабилеты на Фиджи или в Новую Зеландию. На телевидении платят не в пример больше, чем в печатных СМИ, а он знал, что выглядит хорошо и с юмором ведет себя во время тупых телешоу: главное не напиваться за ночь до съемок.

Он взял в руки свежий номер «Готам мэгэзин», и при виде разворота с фотографиями журналистов колонок слухов его сердце учащенно забилось. Он прочел текст и проклял себя за то, что проспал. Мама точно с удовольствием добавила бы эту статью в альбом, которым хвастается перед своими подругами в салоне красоты. Блейк в классическом костюме, сидя за столом, выглядел умно и загадочно. Фотография сделана под таким углом, что казалось, будто это у него собственный кабинет. Слегка размытая фотография Тима, пьющего пиво прямо из бутылки, была размещена в уголке страницы, посвященной «Колонке А». Наверное, это тот снимок с Wirelmage.com, что был сделан на дне рождения Холли Мэй. За плечо его обнимала рука — Даниэль и ее красная кожаная куртка. Цитата «…быть журналистом колонки слухов — все равно, что провести Рождество на "кислоте"» выведена крупными толстыми буквами прямо в центре страницы (эту цитату Тим не постеснялся стянуть у Лары Флинн Бойл). Тим выдрал из журнала страницу, чтобы отправить матери. Она будет горда и этим. Он — единственный член их семьи, о ком пишут в журналах.

Секретарь отца позвонила Блейку по офисному номеру и объявила, что отец ждет на линии.

— Соединяйте, — ответил Блейк, раздраженный тем, что отец никогда не звонит напрямую — словно не хочет потратить минуту, ожидая, пока сын снимет трубку.

— Проходящий у нас в компании практику стажер только что показал мне номер «Готам мэгэзин», — ровным голосом произнес отец, но каждое отчетливо оброненное им слово словно покрыто коркой льда. — А утром в спортивном клубе я видел тебя в одном из этих глупых телешоу о знаменитостях. Дважды в день — это вдвое больше, чем я готов терпеть.

Зачем отец платит тренеру: чтобы тот наблюдал, как он, идя по беговой дорожке, смотрит телевизор?

— Не знал, что мне нужно утверждать у тебя любое свое появление в средствах массовой информации, — ответил Блейк, развернув журнал.

Ему показалось, что он, сидящий на фото за столом Зануды, преисполнен большего достоинства, чем на своем рабочем месте.

— Я не могу понять, почему ты не ушел еще из этой колонки. Я ведь могу способствовать тому, что тебе дадут место в «Форбс». Будешь писать о чем-нибудь значимом, например, о рынке ценных бумаг.

— А может, мне нравится моя работа, — ответил Блейк, устав от одного и того же разговора, который возобновляется каждые несколько недель. — Может, я хорош на своем месте.

— А может, когда ты поймешь, что надо расти, станет уже поздно. Может, ты поставишь мою обеспеченную старость и свое наследство под угрозу? И я буду вынужден жить на девяносто тысяч в год? Ты об этом не думал? Ты обо мне хотя бы думаешь? Думаешь, мне нужны дополнительные нервотрепки?

Блейк подумал, что еще за нервотрепки придумал себе отец. Может, распсиховался из-за того, что против Стенли Шталя выдвинули обвинения. Именно такие громкие дела заставляют волноваться отца и его приятелей. «Это могло случиться и со мной», — думает каждый из них. Только когда разражается скандал подобного масштаба, они соизволяют уделить внимание случившемуся. Кто бы там ни сказал, что Эдит Уортон испортила себе жизнь от скуки, он был прав.

— Ты звонил моему знакомому, ну, редактору «Бизнес уик»? Не упускай свой шанс, даже если не желаешь принять от меня помощь.

Блейку страшно захотелось ляпнуть, что он собирается писать книгу. Уехать из города. Сделать, наконец, что-либо на свое усмотрение. У его отца нет серьезных связей в издательском бизнесе. Но Блейк не придумал еще, о чем будет эта книга, и не уверен в том, может ли он вообще высказаться по поводу чего- либо более серьезного, чем брачные клятвы Джессики Симпсон. Сплетни въелись в него до мозга костей, стали неотъемлемой частью его сущности, чем-то неподконтрольным, как чихание.

Кейт позвонила Нику на работу и спросила его мнение о статье в «Готам мэгэзин». Он попросил ее подождать, нашел номер у Пьера и вернулся к телефону.

— Правду сказать? — спросил он.

— Правду.

— Ну, я не уверен, что ты должна этим заниматься, — сказал он. — Особенно если все еще планируешь в будущем стать репортером криминальной хроники. Ведь для этих ребят анонимность — только плюс.

Теперь Кейт решила, что отсылать статью родителям не станет.

— Я буду заниматься этим, пока не найду что-нибудь получше. Ты не думай, я не собираюсь посвятить сбору сплетен всю жизнь, — сказала она, оправдываясь.

— Тогда нужно особенно внимательно отнестись к кругу знакомых. Нью-йоркцы больше значения придают не тому, чем ты собираешься заняться через пару лет, а тому, где работаешь сейчас.

Одна из выставочных пони прискакала, цокая каблучками, к Тиму с известием, что в холле его ожидает посетитель. Глядя на то, сколько препон приходится пройти гостю, чтобы попасть в редакцию, можно подумать, что здесь — сверхсекретный военный объект.

— Еще одна телеграмма-песня? — спросил он.

На прошлой неделе пиар-агентство, раскручивающее новый стриптиз-клуб у Таймс-сквер, прислало в редакцию четырех танцовщиц, наряженных в костюмы французских горничных, чтобы те подавали всем желающим steak аu poivre[17] как пример кухни заведения— словно кто-то пойдет туда ради еды. Спортивные комментаторы объявили тот день лучшим на неделе, а Тим и Чарли получили от благодарных коллег бесплатные билеты в первые ряды на игру «Нике».

«Пони» потрясла хвостом и пожала плечами.

— Какая-то девушка с поддельным британским акцентом.

— Короткие светлые волосы? Слегка не в себе?

«Пони» кивнула и положила руку на свое соблазнительное бедро.

— Точно — сумасшедшая.

Тим схватил сигареты и ринулся вниз. Тупая сучка не понимает намеков. Ну, сколько еще раз надо отказывать ей? Он назначал ей свидания, предлагал выпить, но отменял встречи, а потом не отвечал ни на звонки, ни на письма. Неужели у нее нет подружек, которые не позволили бы ей так унижаться?

Когда он вошел в холл, Даниэль встретила его широкой улыбкой. Она была одета для похода в ночной клуб: обтягивающие кожаные брюки, туфли на высоком каблуке, черный свитер с открытыми плечами и крупные серебряные серьги. Он не сказал ей, что у нее на зубах отпечаталась помада, и сам нервно улыбнулся, словно психопат.

— Ты что здесь делаешь? — спросил он, жестом пригласив ее выйти с ним из здания.

Они стали под мигающей красным бегущей новостной строкой, где Тим боролся с искушением читать новости, а не смотреть на Даниэль. Он прикурил, предложил сигарету ей, но она отрицательно покачала головой. Уже в начале дня она выглядела уставшей, так что Тим слегка побаивался, что, если редактор заметит их, то подумает, что она — проститутка.

— Я видела тебя по телевизору вчера! Ты был неотразим. Наверное, они много тебе за это платят, да?

Обычно Тим хорошо разбирался в людях, но от этой сумасшедшей тетки не знал, чего и ожидать.

— Так что ты здесь делаешь, я не расслышал?

— Ну, я была неподалеку и…

— А что ты тут делала? Ходила на прослушивание в бродвейское шоу?

Она засмеялась и прикоснулась к его плечу. Он представил себе, как ее палец прожег дыру в его плече размером с десятицентовик. Надо от нее избавиться.

— Слушай, Даниэль, прости, если раньше не сказал ясно, но наши отношения мне не подходят.

Она вздохнула и скрестила на груди руки, толкнув свои груди вверх — к вырезу свитера, который и без этого был слишком низким. Тим заподозрил, что она ошибочно посчитала его ценным призом, подумала, что он настоящая знаменитость.

— В этот раз такое объяснение не сработает, — сказала она со странной улыбкой, словно за спиной приберегла какой-то сюрприз.

Нет, ей надо избавляться от поддельного британского акцента.

— Нам следует принять ряд серьезных решений.

Она выглядела счастливой, даже слегка не в себе.

Он пригласил ее прогуляться с ним по улице в сторону Таймс-сквер. Ему не хотелось бы, чтобы кто-либо из редакторов видел их вместе.

Даниэль взяла его под руку и прижалась, словно юная девица, которая отправляется с кавалером на выпускной.

— Тим, — сказала она громким, возбужденным шепотом, — я беременна.

Дальше по улице мужики в касках отбойными молотками вгрызались в асфальт. Неподалеку выла сирена. Женщина с картонным рекламным объявлением на груди сунула им желтые рекламные листовки.

— Что?

«Она ведь не сказала того, что я подумал?»

— Мы беременны, — повторила она и, улыбаясь, продемонстрировала передние зубы, измазанные помадой.

Тима словно ударили обухом по голове. Нет, это он хотел огреть ее по животу или столкнуть ее с лестницы. Из-за угла вырулила карета «скорой помощи» и, сверкая огнями, направилась в их сторону. Ему захотелось заявить, что ребенок не его. Потребовать ДНК-тест. Обозвать ее бесноватой заблуждающейся сучкой. Но Тиму врали достаточно долго, чтобы он с первого раза мог отличить ложь от истины.

Он закрыл уши руками.

— Я не слышу тебя! — прокричал он, мечтая, чтобы «скорая» остановилась рядом, чтобы его положили на носилки и увезли к чистой белой койке. — Я не слышу ни слова из того, что ты говоришь.