Покорение

Глава 16

Тирл вгрызся в яблоко, наблюдая за тренировавшимися на ристалище людьми брата. Впрочем, ему, наверное, следует считать их своими людьми, поскольку Оливер так тяжко болен. Сам Тирл был уверен, что брата убивает ненависть. Даже на смертном одре Оливер Говард был способен думать и говорить исключительно о распре с Перегринами.

— Они наверняка попытаются отобрать все, ради чего я так много трудился, — твердил он день и ночь. — Ты должен быть сильным и не допустить этого. Удерживай их на расстоянии. Они скоро узнают, что больше некому отражать их атаки…

Тирл даже не позаботился ответить брату. Похоже, весь мир считает его слабаком! Собственный брат уверен, что у него не хватит храбрости удержать земли! А Перегрины целиком с ним согласны. Даже его жена…

Но он резко одернул себя. Лучше не думать об этом. Собственно говоря, все три месяца, что Тирл пробыл дома, прошли в постоянных усилиях не думать о женщине, на которой имел глупость жениться. Четыре недели после возвращения он метался в лихорадке и жару, несколько раз был при смерти: следствие жестокого избиения людьми Перегринов, приговоривших его без суда и следствия.

В тот день, три месяца назад, во время долгого мучительного пути в замок Говардов он видел перед собой жену. Тирл считал, что она придет в ярость, увидев, что сотворили с мужем братья. Он знал: временами Заред не верит ему, а иногда попросту не понимает, но был убежден, что она знает его достаточно хорошо и никогда не поверит в преступные намерения похитить мальчика. Разве он способен пасть столь низко, чтобы выместить злобу на невинном ребенке?

И все же, спешившись и посмотрев ей в глаза, он понял, что Заред поверила самому худшему. Посчитала, будто Тирл совершил то, в чем его обвиняли. Даже прожив с ним некоторое время, проводя в его обществе целые дни, она вообразила, что он не погнушается украсть ребенка. Решила, что он женился на ней только затем, чтобы еще больше разжечь вражду между семьями. И ненависть в ее взгляде была сильнее любви, которую она, возможно, испытывала к нему когда-то.

Боль в сердце и теле была такова, что ему стали безразличны издевательства Перегринов. И он чисто инстинктивно прикрыл собственным телом мальчика от удара одного из людей Перегрина. Боль на мгновение ослепила его, но этим поступком он спас свою жизнь. Впрочем, тогда ему было все равно, ибо его ненависть к Перегринам была ничуть не меньше ненависти Перегринов к Говардам.

Он ответил на вопросы Лайаны, потому что впервые увидел в замке Морей лицо, не искаженное ненавистью. И тупо наблюдал, как Лайана становится между ним и своим мужем.

Только когда Тирла провозгласили невиновным, вперед выступила Заред и сказала, что готова идти с ним. Готова идти, ибо ей доказали, что он не такой злодей и негодяй, каким она его считала. Но теперь уже он не захотел ее. Она не поверила ему, не поверила после того, как пробыла рядом несколько недель и видела, каков он на самом деле. Не поверила, когда он признался ей в любви. Верила только братьям и их неутолимой ненависти. Видно, ненависть значила для нее куда больше, чем любовь.

Он не помнил, как умудрился сесть в седло и добраться до того места, где раскинули лагерь люди его брата. Они отвезли его домой в телеге. Тирл то и дело терял сознание, а позже жена Оливера преданно ухаживала за ним, когда он метался в жару и бреду.

Теперь он почти выздоровел, но нуждался в солнце, воздухе, физических упражнениях и еде. Особенно еде, потому что сильно похудел за последние три месяца. Жанна утверждала, что еще несколько недель, и он будет как новенький, но Тирл в глубине души сознавал, что никогда не оправится до конца от того, что случилось с ним. Каким он был наивным ребенком, когда женился на отродье Перегринов! Вообразил, будто его любовь победит ее ненависть. Но он ошибся. Ошибся и проиграл. Победила ненависть.

Тирл прислонился к стене, впитывая солнечный свет, и не сразу заметил нечто необычное в одном из людей брата, хрупком мальчишке, показавшемся ему знакомым. Он уже где-то видел эту манеру держать меч…

Парнишка не выглядел очень сильным, зато был ловок, проворен и уворачивался от большинства направленных на него ударов.

Тирл внезапно сел прямо и тихо выругался.

Никакой это не мальчик! Это его жена!

Первым его порывом было схватить ее за волосы и вытащить с ристалища, вторым — оставить там, где она есть. Но если кто-то из людей брата узнает в ней одного из Перегринов, ее убьют сразу же, как только с уст Оливера слетят слова приказа.

Он снова заставил себя прислониться к стене. Как давно она пробралась в замок Говардов? И как сумела сохранить свой пол в секрете от окружающих? Ведь она наверняка живет вместе с остальными воинами и спит с ними рядом.

Ему снова захотелось схватить ее, но он вынудил себя оставаться на месте. Будь проклята она и вся ее семейка!

Он не сводил глаз с Заред и ее противника и каждый раз, как тот пытался наступать, Тирл едва не подскакивал. А когда парень выбил меч из руки Заред, он готов был вмешаться, но все же не тронулся с места. И с отвращением уставился на яблоко в своей руке. Когда он успел раздавить его?

Заред снова увернулась от противника и побежала за своим мечом. Нагнувшись, чтобы его поднять, она улыбнулась Тирлу. Значит, с самого начала поняла, что он следит за ней, и прекрасно знала, как это на него подействует.

Тирл отвернулся. Он не позволит жене вообразить, будто волнуется за нее. Собственно говоря, он вовсе не волновался за нее! Плевать ему на то, что станется с ней и ее семейкой!

Услышав звон стали, он быстро обернулся. Заред лежала на земле, а парень приставил меч к ее горлу и улыбался, словно намереваясь вонзить его в нежную плоть.

Тирл не помнил, как оказался рядом и оттолкнул мальчишку. Тот покатился по земле. Заред осталась лежать неподвижно, улыбаясь ему.

— Вижу, ты вполне здоров, — тихо заметила она.

— Без участия и помощи твоей семейки, — буркнул он, пытаясь припомнить гнев и ненависть, которые испытывал в тот день, когда покинул замок Перегринов. Теперь же он видел только, какая она хорошенькая. На щеке красовалось грязное пятно.

— Я пришла, чтобы быть с тобой, — прошептала она, доверчиво глядя на него. — Я тосковала по тебе. Поняла, что не могу без тебя. Мне было так плохо…

У Тирла едва не вырвалось, что он тоже тоскует по ней. Ему не хватало ее смеха, их занятий чтением, ее воодушевленности и безыскусности. Он хотел, чтобы она называла его слабаком, которому следовало бы встать с постели уже через несколько дней. Жанна была хорошей сиделкой, но Оливер еще много лет назад сломил ее дух, так что выздоровление затянулось.

— А я и не думал о тебе, — надменно бросил он. Заред снова улыбнулась.

«Ну как это люди не понимают, что она женщина? — в сотый раз удивился он про себя. — Она так же женственна, как луна и звезды».

Заред попыталась встать, но он поставил ногу ей на живот.

— Стоит мне раскрыть, кто ты есть на самом деле, и мой брат велит тебя убить! — усмехнулся он.

Она сжала его щиколотку. Он не налег на ногу, не придавил Заред к земле. Ей совсем не было больно.

— Ты все еще не выносишь щекотки? Что, если я пощекочу тебе ступню?

— Ни в коем случае, — сурово изрек он. — И ты мне не нужна. Поэтому убирайся.

— Зато ты мне нужен. Все эти месяцы я была очень несчастна.

— По-моему, в тот день, когда я ушел, тебе было все равно. Ты считала, что я украл ребенка. Поверила, что я способен причинить ему зло.

— Люди глазеют на нас, — прошипела она и хотела встать, но он придержал ее. Заред вздохнула и подложила руку под голову. — Да, я поверила, что ты виновен. Но можешь ли ты меня осуждать? Ты исчез одновременно с малышом. Откуда мне было знать, что ты его не тронешь?

— Ты была моей женой и давно успела меня узнать.

— Кто может поручиться за то, что у другого на сердце?

— Ты должна была поручиться! Ты должна…

— А ты должен был взять меня с собой! Уж кому, как не тебе, знать, что у меня на сердце?! — завопила она.

Тирл поспешно обернулся и огляделся. Каждый воин на ристалище, все женщины, дети и старики во дворе собрались у него за спиной и с тревогой наблюдали за происходящим. Еще несколько минут, и кто-нибудь отправится к Оливеру доложить, что на ристалище творится нечто необычное.

Поэтому он поспешно снял ногу с живота Заред и злобно прошипел:

— Иди со мной.

Она встала, отряхнулась и окинула его страстным взглядом.

— С радостью, — кокетливо пропела она.

Тирл, сделав вид, что игнорирует ее, направился в главное здание и поднялся на второй этаж, в свою спальню. Поскольку он шел впереди, то и не заметил, как глаза Заред вылезли из орбит, а рот сам собой раскрылся при виде такой неслыханной роскоши. Она видела нечто подобное в поместье Маршаллов, но по сравнению с этими богатствами оно казалось просто конюшней. Все столы и камины были уставлены золотом и серебром, стены увешаны шпалерами, а на полу лежали пушистые ковры.

Наконец они оказались в его комнате, и он протянул руку поверх ее головы, чтобы закрыть дверь.

— А теперь объясни, почему оказалась здесь? Может, тебя послали братья, чтобы убедить меня отдать им поместья? Прослышали, что мой брат умирает? Или…

Он осекся, потому что Заред принялась скидывать с себя одежду. Ей хотелось поговорить с ним, объяснить, что прийти сюда — только ее решение, и ничье иное, что ей пришлось выдержать настоящую битву с Роганом, прежде чем тот согласился дать ей свободу. Но она хорошо знала, что переговорить Тирла невозможно. Муж всегда умел убедить ее, заставить сделать все, как желает он, так что, возможно, только таким способом ей удастся заткнуть ему рот.

Тирл ошеломленно наблюдал, как она развязывает шнуровку и снимает камизу. У него не было женщины с самого дня отъезда из замка Перегринов. Но не потому, что он не хотел… Дважды он выбирал хорошеньких судомоек и пытался затащить их в постель. Молодые женщины были готовы на все до такой степени, что Тирл уже отчетливо слышал звон золотых монет в их карманах. Вопреки себе он помнил, что Заред полюбила его не за деньги. Просто полюбила. Полюбила, поняв, что он не ее враг.

— Не надо, — прошептал он.

Заред стянула шоссы и уставилась на мужа. Не успел он оглянуться, как она бросилась ему на шею. Он поймал ее в тот момент, когда она обхватила ногами его талию. Крепко стиснул ее голую попку и припал губами к губам.

Они любили друг друга, как люди, умирающие от желания, так жарко и быстро, как позволяли их упругие молодые тела.

Когда они закончили, Заред полусидела на полу, прижатая спиной к деревянному сундуку, а спина Тирла была согнута под таким неестественным углом, которого абсолютно невозможно достичь в обычных условиях.

— Ты прикончила меня, — простонал он, а когда смог снова двигаться, отнес на кровать, потянул на себя и прикрыл их обоих простыней.

Заред немного полежала, зажмурившись от страха и счастья. Она пробыла в замке Говардов четыре дня и часто видела Тирла, который до этого часа ее не замечал. А она все время боялась, что у него не осталось к ней никаких чувств. Но когда муж все-таки узнал ее и обдал гневным взглядом, она сразу поняла, что он по-прежнему принадлежит ей.

Заред подняла голову и поцеловала его подбородок.

— Простишь меня?

— Нет.

Его губы произнесли «нет», но рука ласкала волосы, а глаза смотрели с любовью.

— Придется мне усерднее пытаться завоевать тебя. Когда ты оправишься после сегодняшних испытаний, я проделаю с твоим телом кое-что новенькое.

— Правда? — заинтересовался Тирл и оттянул ее голову за волосы, чтобы взглянуть в глаза. — Что ты здесь делаешь, негодница? Ждешь ночи, чтобы открыть ворота поджидающему невдалеке брату?

— Можешь бодрствовать всю ночь и следить за мной, если не доверяешь, — посоветовала она, потершись попкой о его бедра.

Он прижал ее к груди.

— Ты проклятие моей жизни. Как я жалею, что люди моего брата похитили тебя! Не повстречай я тебя, моя жизнь была бы куда проще и спокойнее!

— Ты так не думаешь, — уверенно объявила Заред, приподнявшись, чтобы взглянуть на него. — Я пришла сюда не из ненависти, не желая предать тебя, а из одной лишь любви. Хотела прийти раньше, но Лайана упросила меня подождать. Она каким-то образом ухитрялась получать известия о тебе. Я…

Она замялась. Тирл подозрительно прищурился.

— И не думай ничего от меня утаивать!

— Хорошо. — Заред прерывисто вздохнула. — По-моему, это жена твоего брата посылала гонцов, и те сообщали, что с тобой все хорошо. Когда ты едва не умер, мы с Лайаной целыми днями стояли на коленях в часовне, моля Бога о твоем выздоровлении. Энн Маршалл к тому времени приехала в Морей и тоже молилась с нами.

Тирл кивнул. Возможно, молитвы женщин помогли ему справиться с болезнью.

— Бьюсь об заклад, твои братья не молились о выздоровлении Говарда.

— Вот тут ты ошибаешься, — покачала головой Заред. — Роган изменился. Пока не знаю насколько, но он стал другим. По-моему, всему причина осознание того, что он едва не потерял сына, а потом лишь по чистой случайности оставил в живых человека, спасшего мальчика. Сыграли роль и увещевания Лайаны. То, что она пыталась втолковать много лет, наконец-то пустило корни, и он опомнился. Вряд ли он хочет растить сыновей, чтобы их безжалостно убили. Думаю, он хочет дожить до того, чтобы увидеть внуков.

— На чьих поместьях?

— Не знаю. Лайана говорит, что с таким приданым, как у нее и Энн, можно построить новый замок или отремонтировать старый. Кажется, Роган обдумывает эту мысль.

Тирл согласился, что для упрямого, иссушенного ненавистью Рогана это большие перемены.

— Ты знаешь моего брата с худшей стороны. Но в душе он добр и мягок. И не хочет никого убивать. Он был… так жесток с тобой, боясь, что ты повредишь его семье. На его месте ты вел бы себя точно так же, не находишь?

— Значит, он был жесток по необходимости? — бросил Тирл, стараясь сдержать гнев при воспоминании о несправедливостях, которым был подвергнут. Но это оказалось нелегко. К сожалению, он вполне мог понять обе стороны. — Итак, что заставило тебя явиться сюда?

Она поцеловала его в шею.

— Я говорила. Не могу жить без тебя. Ты меня смешишь.

— И очень я рассмешил тебя в тот день, когда твои братья меня избили? — проворчал Тирл.

— Нет, тогда я не смеялась. Но сказала, что хочу уйти с тобой и остаться навсегда.

— До тех пор, пока опять не посчитаешь, что я причинил зло кому-то из твоих драгоценных братьев?

— Нет. Отныне я верю только тебе. И всегда буду на твоей стороне. Против них.

Несколько минут он лежал совершенно неподвижно. Потом поднял голову и долго смотрел в ее глаза. И увидел, что она не лжет. В ее глазах сияла не только любовь, но и преданность, верность и доверие.

Он прижал ее голову к своей груди.

— И что нам теперь делать? Ты не можешь оставаться здесь.

— Я останусь там, где ты. Собираешься идти в бой? Я буду рядом.

Тирл улыбнулся и вздохнул:

— Вряд ли это потребуется. Но, если ты останешься здесь, вполне возможно, начнется битва. Мой брат наверняка уже прослышал о случившемся сегодня утром и потребует объяснений.

— Скажи, что ты воспылал пристрастием к мальчикам и…

— Где ты слышала о подобном? — искренне ужаснулся муж.

— От Энн Маршалл. О, Тирл, она такая занимательная женщина! Столько всего знает! Просто удивительно! Мы с Лайаной ловим каждое ее слово!

— Этой женщине следовало бы держать рот на замке.

— Такой хорошенький ротик? — удивилась Заред. — Она прекрасна, верно?

— Как красивая ядовитая змея. Лучше скажи, как она ладит с Северном.

Заред звонко рассмеялась:

— Похоже, он ей нравится. Вряд ли он понимает ее лучше, чем мы с Лайаной, но в таких случаях просто целует или тащит в постель. По-моему, она иногда специально подначивает его, чтобы он почаще это делал.

Тирл тоже рассмеялся. Может, его ошибка в том, что он слишком внимательно слушал женщин? Наверное, нужно действовать, как Северн: когда женщина слишком много говорит, лучше просто уложить ее в постель.

— Чему еще Энн тебя научила? — спросил он, надеясь, что невестка показала ей какие-нибудь экзотические любовные игры.

— Она разгадала загадку.

— Я всегда считал, что Энн Маршалл очень хорошо умеет разгадывать загадки, — бросил он тоном, каким мужчины отзываются о чересчур умных, по их мнению, женщинах. — И какую же загадку она разгадала?

Несмотря на благие намерения стать идеальной женой, Заред не смогла сдержать гримасы отвращения при виде такого невежества.

— Загадку Перегринов.

— Прости мою глупость, но я не слишком много знаю о твоей семье.

— Бьюсь об заклад, что твой братец знает о загадке Перегринов.

Тирл не ответил, только взглядом попросил продолжать.

Она повторила загадку.

— Энн сказала, что ей все равно делать нечего в замке Морей: думаю, Северн все время боится, что она сбежит, и…

— Твой брат мудро делает, что тревожится по этому поводу, — пробормотал Тирл.

Заред ничего не ответила, потому что не хотела уделять много внимания брату и его строптивой жене. Страшно подумать, что между ними происходит! Когда об этом упоминалось при воинах гарнизона, те бледнели и выразительно трясли головами. А Северн вечно был покрыт глубокими царапинами и синяками.

— Энн уверена, что все дело в цвете волос, — заявила она и, когда Тирл недоуменно вскинул брови, продолжила: — Красное и черное. Цвет волос. — Она помедлила. — Первый ребенок Рогана и Лайаны…

— Тот, чью жизнь я спас? — с невинным видом уточнил он.

— Их первый ребенок родился рыжим, как отец, зато второй сын черноволос, как мать Рогана.

— Какое отношение это имеет к загадке?

— «Когда красное и белое сотворят черное». Видишь? У Рогана рыжие волосы, у Лайаны — почти белые, а вместе они сотворили черноволосое дитя.

Тирл улыбнулся и кивнул:

— А вторая строчка?

— «Когда черное и золотое станут единым».

— Золотистые волосы Северна и черные — Энн.

Заред восхищенно уставилась на него и кивнула. Нет, в уме ему не откажешь!

— Мы с тобой — это предпоследняя строчка. «Когда единственный и красное сольются».

Он улыбнулся, но тут же задумчиво нахмурился:

— Ты, разумеется, «красное», значит, я — «единственный»? Но это вовсе не так, если предположить, что «единственный» означает «единственное дитя Говардов». А как звучит последняя строка?

— «Тогда ты все узнаешь».

— Что именно?

Заред немного помолчала, прежде чем ответить.

— Энн и Лайана думают, что тогда мы узнаем, кто истинный владелец поместий.

Она боялась смотреть на мужа. Если верх возьмут братья, это будет означать, что Тирл проиграл. Сама она не слишком рвалась завладеть замком, но очень не хотелось видеть, как муж теряет все. С другой стороны, очень тяжело сознавать, что братья столько лет боролись напрасно…

Тирл сразу понял, о чем она думает.

— Трудный выбор, верно?

Он не добавил, как рад, что ей приходится делать этот выбор. Всего несколько месяцев назад она и не подумала бы усомниться в том, кто должен владеть поместьями. Разумеется, ее братья. Человек же, за которого она вышла замуж, мог, по ее мнению, катиться ко всем чертям. Но теперь она окончательно запуталась, не зная, кому отдать свою преданность.

Он притянул ее к себе и крепко обнял.

— Не волнуйся, любовь моя. Ты все поймешь, когда придет время.

— Я могу отличить добро от зла! — негодующе возразила Заред. — И понимаю, что правильно, а что — нет! Что должно быть сделано, и кто…

Но тут он поцелуями заставил ее замолчать.

Именно в разгар самого жаркого поцелуя дверь с шумом распахнулась, и в комнату ворвались четверо рыцарей. Зрелище, представшее их глазам, повергло бедняг в ужас. Со стороны казалось, что Тирл страстно целует мальчишку, тем более что из-под простыни виднелись только коротко остриженные волосы Заред.

Тирл понял, что они подумали, и принялся было объяснять, но тут же прикусил язык. Он не мог представить им свою жену, урожденную Перегрин, как не мог стянуть простыню и показать, что перед ними женщина.

Заред поняла, что муж впервые в жизни растерялся, не находя слов. О нет, такой возможности она не упустит.

— Милорд, — обратилась она к Тирлу деланным баском, — надеюсь, теперь вы купите мне те доспехи, что обещали, после того, что я… сделал для вас?

Она показала на постель.

Тирл пронзил ее негодующим взглядом. Мужчины смущенно откашлялись.

— Что вам нужно? — рявкнул он, повернувшись к ним.

— Леди Жанна умоляет вас прийти. Ваш брат умирает.

Заред молча наблюдала, как Тирл вскочил с постели и стал одеваться. В загадке говорится, что «единственный и красное сольются», и тогда они все узнают. Если Оливер умрет, Тирл останется единственным Говардом.

Одевшись, Тирл повернулся к ней.

— Оставайся здесь. Не смей выходить из комнаты, — приказал он и, помедлив, добавил: — Можно доверять тебе, или поставить перед дверями стражу?

Она оказалась достаточно сообразительной, чтобы понять, что случится, если весть о ее пребывании в замке дойдет до ушей Оливера. Пока он жив, его ненависть к Перегринам тоже жива.

— Я останусь здесь, — поклялась она, не обращая внимания на взгляды мужчин, направленные в спину Тирла. Еще будет время открыть им правду.

Он стал целовать ее, но тут же вспомнил о посторонних и выпрямился.

— Надеюсь, ты сдержишь слово, — бросил он и исчез.

Оставшись одна, Заред откинулась на подушки и огляделась. Вот за эту роскошь сражались и умирали ее родные. За эту роскошь две семьи, ее и Тирла, убивали друг друга.

Она повернулась на живот и закрыла глаза. Муж забыл о ненависти к ней, и сейчас это самое главное в мире.

Через несколько секунд она уже крепко спала.