Джейн надула было губы, но слышать его смех было настолько приятно, что через несколько секунд она просто сидела на корточках и смотрела на него, сама слегка улыбаясь. Когда он смеялся, его суровое, покрытое шрамами лицо становилось более молодым, даже красивым, поскольку тени покидали его глаза. Что-то дрогнуло у нее в груди — что-то, причиняющее боль и одновременно пробуждающее необычное чувство нежности. Ей хотелось подойти к нему и обнять, дабы быть уверенной, что тени никогда не коснуться его вновь. Она посмеялась над этим абсурдным желанием защитить. Если кто-либо и может позаботиться о себе, то это Грант Салливан. И вряд ли он поприветствовал бы проявление заботы, он, наверное, принял бы его за сексуальное приглашение.
Чтобы скрыть свои чувства, она начала складывать свои вещи в рюкзак, а затем вопросительно подняла на него глаза.
— Не хотите воспользоваться зубной пастой? — предложила она.
Он все еще посмеивался.
— Спасибо, солнышко, но у меня есть зубной порошок, и я воспользуюсь водой из фляги. Боже! «Перье»!
— Ну, мне ведь надо было запастись водой, а возможности стащить флягу у меня не было, — резонно объяснила она. — Поверьте мне, я предпочла бы иметь флягу. Мне пришлось обернуть все бутылки материей, чтобы они не звякали одна о другую или не разбились.
Это казалось ей вполне логичным, но его снова развеселило. От смеха он уселся на землю, сгорбив плечи и содрогаясь, и смеялся до тех пор, пока слезы не потекли у него из глаз. Наконец, отсмеявшись, он принялся чистить зубы, но время от времени у него продолжали вырываться смешки, которые подсказали Джейн, что он все еще находил ситуацию чрезвычайно забавной. Она чувствовала себя беззаботной, довольная, что заставила его смеяться.
Пощупав свою блузку, она поняла, что та высохла, хоть и стала жесткой.
— Можете забрать свою рубашку назад, — сказала она ему, повернувшись, чтобы снять ее. — Спасибо, что одолжили.
— Твоя высохла?
— Полностью. — она сняла его рубашку и бросила на свой рюкзак, затем поспешно начала надевать свою блузку. Она уже продела одну руку в рукав, когда он яростно выругался. Она подскочила от испуга и оглянулась на него.
С мрачным лицом он быстро шагал к ней. Еще мгновение назад светившийся от смеха, теперь он напоминал грозовую тучу.
— Что случилось с твоей рукой? — спросил он резко, схватив ее за локоть и притягивая ее ушибленную руку к себе, чтобы осмотреть. — Почему ты не сказала мне, что ушиблась?
Джейн свободной рукой попробовала запахнуть блузку, чтобы прикрыть свою голую грудь, чувствуя себя ужасно уязвимой и выставленной напоказ. Она постаралась изобразить невозмутимость, но ее попытка была сведена на нет его близостью и полным игнорированием ее скромности. Ее щеки покраснели, и, стремясь хоть как-то скрыть смущение, она посмотрела вниз на свою сильно ушибленную руку.
— Перестань быть такой скромной, — прорычал он раздраженно, пока она возилась с блузкой. — Я уже говорил, что видел тебя совсем без одежды. — Это была смущающая правда, но она не помогала. Она стояла не шевелясь, с пылающим лицом, пока он осторожно исследовал ее руку.
— Это — чертовски сильный ушиб, солнышко. Как твоя рука?
— Она болит, но я могу ею пользоваться, — сказала она натянуто.
— Как это случилось?
— Тут несколько причин, — сказала она, пробуя скрыть свое смущение за непринужденным поведением. — Вот этот ушиб — результат того, как вы ударили меня по руке, прокравшись в мою спальню и напугав меня до полусмерти. Большой и разноцветный — от падения с того обрыва вчера утром. Эта небольшая интересная метка — от ветки, которая качнулась назад и задела меня…
— О’кей, я уловил идею. — он пропустил ее волосы сквозь пальцы. — Я сожалею, что ударил тебя, но я не знал, с кем имел дело. И я бы сказал, что мы сравнялись в счете, во всяком случае, после того удара ногой, который ты мне нанесла.
Джейн в раскаянии распахнула свои темно-шоколадные глаза:
— Я не хотела этого, правда. Это был только рефлекс. Я сделала это, не задумываясь. С вами все хорошо? Я имею в виду, я не причинила вам какого-нибудь непоправимого ущерба?
Скупая невольная усмешка скривила его губы, когда он вспомнил мучительное возбуждение, вызванное ею.
— Нет, все находится в рабочем состоянии, — уверил он ее. Его пристальный взгляд опустился туда, где она прижимала блузку к своей груди, и его ясные янтарные глаза потемнели до цвета расплавленного золота. — Разве ты не удостоверилась в этом, когда мы стояли и целовались в ручье?
Джейн невольно посмотрела вниз, но ее взгляд тотчас метнулся вверх, когда она поняла, куда смотрит.
— О, — невыразительно произнесла она.
Грант медленно покачал головой, уставившись на нее. Она была постоянным парадоксом, непредсказуемой смесью невинности и упрямства, неожиданного жеманства и невероятной смелости. Он никак не ожидал, что она окажется такой. Он начинал наслаждаться каждым моментом, который проводил в ее обществе, но, осознав это, почувствовал беспокойство. Он был обязан вытащить ее из Коста-Рики, но поставит под угрозу собственную боеспособность, если позволит себе увлечься ею. Тревога за нее может затмить его разум. Но, черт возьми, сколько мужчина может сопротивляться? Он хотел ее, и с каждым мгновением желание усиливалось. По какой-то непонятной причине он чувствовал себя более оживленным, более счастливым. Вне всякого сомнения — он покорен ею! Он либо смеялся над ней, либо испытывал желание поколотить, но в ее компании он никогда не испытывал скуки или раздражения. Забавно, но он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь раньше смеялся вместе с женщиной. Смех, особенно в течение последних нескольких лет, был в его жизни редкостью.
Завизжавшая обезьяна привлекла его внимание, и он посмотрел вверх. Пятна солнечного света, пробивающиеся через переплетенные кроны деревьев, напомнили ему, что они теряют драгоценное время.
— Надень свою блузку, — сказал он коротко, и отойдя от нее, приладил за плечами свой рюкзак. Он закрепил его пряжкой, затем повесил ее рюкзак на правое плечо, а автомат перебросил через левое. К этому времени Джейн успела одеть и застегнуть блузку. Вместо того чтобы заправить ее в штаны, она завязала концы узлом на талии, как она это делала с рубашкой Гранта. Он уже углубился в джунгли.
— Грант! Подождите! — позвала она, бросившись за ним.
— Ты не должна отставать от меня, — сказал он жестко, не замедляя своего темпа.
Ну хорошо, значит, он думает, что она не сможет? Джейн кипятилась, шумно дыша, двигаясь за ним вслед. Она ему покажет! И он может идти к черту со своим великодушным жестом мачо и нести оба рюкзака, если ему так хочется, она не собирается предлагать свою помощь! Но он никогда не действует, как мачо, вдруг поняла она, и это уменьшило ее негодование. Он и в самом деле был сильным и неутомимым.
По сравнению с мучительным предыдущим днем, все шло спокойно, не было и следа других людей. Она двигалась за ним по пятам, ни разу не пожаловавшись на заданный им жесткий темп, хотя жара и влажность были еще хуже, чем днем прежде — если это вообще возможно. Не было никакого намека на ветерок под толстым, густым пологом растительности. Воздух был неподвижным и тяжелым, наполненным густыми испарениями. Она сильно потела, пот пропитал ее одежду и заставлял испытывать потребность в хорошей ванне. Омовение в ручье днем раньше помогло освежиться, но не могло сойти за полноценное купание. Она сморщила нос. От нее, наверное, пахнет, как от козла.
Ну и ладно, сказала она себе. Если она потеет, то и он тоже. В джунглях, наверное, требуется потеть.
Они остановились где-то в середине утра, чтобы отдохнуть, и Джейн устало взяла у него флягу.
— У вас есть таблетки соли? — спросила она. — Я думаю, мне не помешает одна.
— Ты не нуждаешься в соли, солнышко, тебе нужна вода. Выпей.
Она выпила, затем передала флягу ему назад.
— Она почти пуста. Давайте перельем сюда «Перье» и выбросим пустые бутылки.
Он кивнул, и они смогли избавиться от трех бутылок. Когда он был готов снова двинуться в путь, Джейн спросила:
— Почему вы так спешите? Вы думаете, что нас все еще преследуют?
— Нас не преследуют, — сказал он кратко. — Но они ищут нас, и чем медленнее мы движемся, тем больше у них шансов нас обнаружить.
— Здесь? — со смешком спросила Джейн, обводя рукой окружающий их лес. В любом направлении видимость составляла не более десяти футов.
— Мы не можем остаться здесь навсегда. Не надо недооценивать Турего; он может мобилизовать маленькую армию на наши поиски. Как только нас засекут, он тут же узнает об этом.
— Ну ведь хоть как-то с ним можно сладить, — настойчиво сказала Джейн. — Он, конечно же, действует не по заданию правительства?
— Нет. Вымогательство и терроризм — его собственный маленький побочный бизнес. Мы, конечно же, знали о нем, и время от времени подкидывали ему кое-какую информацию, которую считали нужным.
— Мы? — как бы невзначай переспросила Джейн.
Его лицо тут же стало замкнутым, столь же холодным и непроницаемым, как стена.
— Оборот речи. — мысленно он ругал себя за то, что был настолько небрежным. Она была слишком сообразительна, чтобы упустить что-нибудь. Он поспешил продолжить их путешествие сквозь лес, пока она не начала задавать новые вопросы. Он не хотел говорить о своем прошлом, о том, каким он был. Он хотел забыть обо всем этом и никогда больше не вспоминать.
Около полудня они остановились, чтобы поесть, и на этот раз им пришлось довольствоваться походными пайками. Одного быстрого взгляда на их содержимое оказалось для Джейн достаточно: она запихивала это в рот и глотала, стараясь не слишком распробовать вкус того, что ест. Как оказалось, пайки не были слишком уж плохими, но были отвратительно мягкими. Каждый из них выпил по бутылке «Перье», и Джейн настояла, чтобы они снова воспользовались дрожжевыми пилюлями. Раскат грома известил о приближении ежедневного ливня, поэтому Грант быстро нашел им убежище под скалистым выступом. Вход в эту нишу был частично прикрыт кустарником, превращая ее в уютное маленькое убежище.
Они сидели, наблюдая за ливнем в течение нескольких минут. Затем Грант вытянул свои длинные ноги и откинулся назад, оперевшись на локти.
— Объясни мне, как это твой отец хотел защитить тебя, лишив наследства?
Джейн наблюдала за маленьким коричневым пауком, который полз по земле по противоположной стороне ниши.
— Все очень просто, — сказала она рассеянно. — Мне не нравилось жить под круглосуточной охраной, как хотелось ему, поэтому другим приемлемым решением было устранить стимул для похищения.
— Это смахивает на паранойю — видеть похитителей за каждым деревом.
— Да, — согласилась она, все еще наблюдая за пауком. Он наконец исчез из поля зрения, скрывшись в щели в скале, и она с облегчением вздохнула. — Он немного помешан на этом, потому что боится, что в следующий раз ему не удастся вернуть меня живой.
— В следующий раз? — резко переспросил Грант, ухватившись за смысл ее слов. — Тебя уже похищали?
Она кивнула:
— Когда мне было девять лет.
Она ничего больше не добавила, и он понял, что ей не хотелось ничего уточнять. Но он не собирался ей этого позволить. Он хотел знать о ней больше, узнать, что происходит в ее нестандартном сознании. Для него было внове такое всепоглощающее любопытство к женщине, это было почти принуждение. Несмотря на расслабленную позу, напряжение сковало его мускулы. Она лаконично изложила только сухие факты, но инстинкт подсказывал ему, что похищение сыграло большую роль в формировании той женщины, какой она была теперь. Он был близок к тому, чтобы проникнуть в тайны ее души.
— Что случилось? — приступил он к расспросам, стараясь, чтобы его голос звучал небрежно.
— Двое мужчин похитили меня, когда я возвращалась из школы, отвезли в покинутый дом и заперли в чулане, пока папа не заплатил выкуп.
Объяснение было очень кратким, на грани нелепого. Как могло что-то столь травмирующее, как похищение, быть сжато в одно предложение? Теперь она сидела, уставившись на дождь с задумчивым, отстраненным выражением лица.
Грант слишком много знал о тактике похитителей, о средствах, которые они использовали, чтобы вынудить тревожащихся родственников заплатить требуемый выкуп. Смотря на ее тонкий профиль с полным, возбуждающим ртом, он чувствовал, как что-то свирепое зарождается в нем от мысли, что над ней, возможно, надругались.
— Они тебя изнасиловали? — Он больше не заботился о поддержании непринужденной позы. Резкость его тона заставила ее взглянуть на него с некоторым удивлением в экзотически раскосых глазах.
— Нет, они ничего такого не сделали, — заверила она его. — Они только оставили меня в том чулане… одну. Там было темно.
И по сей день она боялась темноты, боялась оставаться в ней одна. Так вот откуда ее страх.
— Расскажи мне об этом, — мягко подтолкнул он.
Она пожала плечами:
— Тут нечего много рассказывать. Я не знаю, как долго я находилась в чулане. Рядом не было никаких других зданий, поэтому никто не услышал моих криков. Эти двое просто оставили меня там, а сами перебрались в другое место, чтобы вести переговоры с моими родителями. Спустя некоторое время я решила, что они никогда не вернутся, я умру в этом темном чулане, и никто никогда не узнает, что со мной случилось.
— Ваш отец заплатил выкуп?
— Да. Но папа все же не глупый. Он знал, что у него нет надежды вернуть меня живой, просто доверившись похитителям, поэтому он связался с полицией. И очень хорошо сделал. Когда похитители возвратились за мной, я подслушала, как они обсуждали свои планы. Они просто собирались убить меня и выбросить где-нибудь мое тело, потому что я их видела и могла опознать. — Она наклонила голову, внимательно разглядывая землю, как будто это как-то могло отделить ее от того, что она рассказывала ему. — Но полицейские снайперы уже окружили дом. Когда эти двое мужчин поняли, что пойманы в ловушку, они решили использовать меня как заложницу. Один из них схватил мою руку и, приставив пистолет к моей голове, вынудил идти перед ними, когда они оставили дом. Они собирались взять меня с собой, чтобы, оказавшись в безопасности, убить меня.
Джейн пожала плечами, затем глубоко вздохнула:
— Я не планировала этого, клянусь. Я не помню, то ли я споткнулась, то ли просто на мгновение потеряла сознание. Так или иначе, я упала, и державшему меня мужчине пришлось выпустить меня, чтобы не потерять равновесие. В течение секунды пистолет не был направлен на меня, и полицейские выстрелили. Они убили обоих мужчин. Тому… тому, кто держал меня, пули попали в грудь и в голову, и он упал на меня. Я была вся забрызгана его кровью, она была на моем лице, моих волосах… — ее голос затих.
На мгновение что-то проступило на ее лице — абсолютный страх и отвращение, которые она испытала, когда была ребенком. Он видел, что как и тогда, когда он спас ее от змеи, она пытается взять себя в руки. Он наблюдал, как она изгоняет страх, заставляя тени уйти. Ее лицо приобрело обычное выражение, и в глазах даже мелькали веселые искры, когда она повернулась, чтобы посмотреть на него.
— Хорошо, теперь — ваша очередь. Расскажите мне о чем-нибудь, что случилось с вами.
Когда-нибудь он больше не будет чувствовать вообще ничего и примет леденящую, омрачающую жестокость его жизни, не раздумывая. Пока же он не мог избавиться от воспоминаний. Они были такой же его частью, как цвет глаз и форма тела, они пропитали его плоть и кровь, саму его жизнь. Но когда он смотрел в удивительно чистые глаза Джейн, то понимал, что не имеет права осквернять ее мозг даже самым приукрашенным рассказом о жизни, которую знал. Как-то ей удалось сохранить часть себя столь же чистой и прозрачной, как горный ручей, как часть детства, которая навсегда незапятнанна. Ничто из того, что с ней случилось, не затронуло ее сути, лишь увеличило ее мужество и отвагу, которые он видел уже дважды, когда она решительно брала себя в руки и снова смело смотрела вперед.
— Мне нечего рассказывать, — сказал он мягко.
— Ну да, конечно! — не согласилась она, передвинувшись по земле так, чтобы сидеть лицом к нему. Ее ноги сложились в такую невероятную фигуру, что он моргнул. Она оперлась подбородком на руку и окинула его взглядом, такого большого и сдержанного, такого умелого. «Если этот человек вел обычную жизнь, то я съем свои ботинки», — сказала она себе и бросила быстрый взгляд на упоминаемый предмет обуви. Прямо сейчас они были в чем-то зеленом и мягком. Ой-ей-ей! Пока не почистишь, их не станет есть даже козел. Она снова обратила свой темный пристальный взгляд на Гранта и начала изучать его с серьезностью ученого, смотрящего в микроскоп. Его лицо со шрамами было твердым, состоящим из плоскостей и углов, бронзовая кожа туго обтягивала жестко вылепленные черты. Его глаза были как у орла или льва — она никак не могла решить, какие именно. Их чистый янтарный цвет был более ярким, хотя и не настолько насыщенным, как у топаза, похожим на желтый алмаз, и, как глаза орла, его глаза видели все. Они были настороженными, лишенными выражения, они скрывали почти невыносимое бремя опыта и усталого цинизма.
— Вы агент? — спросила она, не сдерживая любопытства. Почему-то за эти несколько минут она отказалась от идеи, что он был наемником. Тот же род занятий, думала она, но несколько другое поле деятельности.
Он скривил губы.
— Нет.
— Хорошо, зайдем с другой стороны. Вы были агентом?
— Каким именно агентом?
— Прекратите уклоняться от моих вопросов! Агентом «плаща и кинжала». Вы знаете — мужчины в пальто, которые имеют по сорок удостоверений личности.
— Нет. У тебя разыгралось воображение. Я слишком легко опознаваем, чтобы хорошо работать под прикрытием.
Это было правдой. Он выделялся, как воин на чаепитии. И вдруг она поняла.
— Вы уволились?
Он молчал так долго, что она подумала, будто он не собирается отвечать ей. Он казался полностью погруженным в свои мысли. Затем он решительно сказал:
— Да, я уволился. Еще год назад.
Глядя на его неподвижное, ничего не выражающее лицо, она почувствовала боль внутри.
— Вы были… оружием, не так ли?
В его глазах была ужасающая ясность, когда он медленно перевел свой пристальный взгляд на нее.
— Да, — сказал он резко. — Я был оружием.
Они нацеливали его, стреляли им, и наблюдали, как он разрушается. Он был непревзойденным, поняла она. Даже до того, как она его узнала, как только увидела, как он скользнул в ее темную спальню, словно тень, она поняла, насколько смертоносным он мог быть. И было в нем что-то еще, что она могла видеть теперь. Он уволился по собственному желанию, повернулся спиной и ушел от той мрачной, покрытой тенью жизни. Конечно, его начальству не хотелось терять его таланты.
Она потянулась к нему и накрыла его руку своей, ее пальцы, тонкие и нежные, обвились вокруг его необычайно сильных. Ее рука была намного меньше и более хрупкой, он мог сокрушить ее неосторожным движением своих пальцев, но в ее касании была безоговорочная вера в то, что он не обратит эту силу против нее. Его грудь поднялась в глубоком вздохе. Он хотел взять ее прямо здесь, в грязи. Хотел повалить ее и сорвать одежду, забыться в ней. Он хотел продлить ее прикосновение, хотел всех ее прикосновений, внутри и снаружи. Но потребность в ее атласной женской плоти была настолько жгучей, что он не мог удовлетворить Джейн, наспех овладев ею, а на большее не было времени. Дождь ослабел и в любой момент мог полностью прекратиться, а по спине растекалось неопределенное ощущение, которое подсказывало ему, что они не могут позволить себе задерживаться дольше.
Но время пришло, и она знала об этом. Он прервал их соприкосновение, чтобы обхватить рукой ее подбородок. Его большой палец слегка погладил ее губы.
— Скоро, — сказал он глубоким от желания голосом, — ты ляжешь со мной. Прежде, чем я верну тебя твоему отцу, я собираюсь взять тебя, и, судя по тому, что сейчас чувствую, я полагаю, что пройдет много времени, пока я закончу с тобой.
Джейн сидела неподвижно, ее глаза были как у испуганного лесного зверька. Она даже не могла протестовать, потому что неприкрытое желание в его голосе наполняло ее разум и кожу воспоминаниями. Днем раньше, стоя в ручье, он целовал ее и трогал с такой первобытной чувственностью, что впервые в жизни она почувствовала в себе закручивающееся, извивающееся напряжение желания. Впервые она захотела мужчину и была потрясена незнакомыми ощущениями в своем собственном теле. Теперь он делал это с ней снова, но на сей раз он использовал слова. Он заявил о своих намерениях прямо, и в ее голове начали формироваться образы их переплетенных тел, его обнаженного, великолепного тела, накрывающего ее.
Он наблюдал за сменой выражений, мелькавших на ее лице. Она выглядела удивленной, даже немного потрясенной, но не была сердита. Он понял бы гнев или даже веселье, но ее сбивающее с толку удивление ставило его в тупик. Это было похоже на то, как если бы никто из мужчин прежде не говорил, что хочет ее. Ну что же, пусть привыкает к этой мысли.
Дождь остановился, и он, подняв рюкзаки и винтовку, забросил их на плечи. Джейн молча последовала за ним, когда он шагнул от подножия скалы во все увеличивающуюся жару. От земли клубами поднимался пар, тотчас укутавший их душным, влажным одеялом.
Она молчала всю оставшуюся часть дня, углубившись в свои мысли. Остановившись возле ручья намного меньше того, который они видели днем прежде, он посмотрел на нее.
— Хочешь принять ванну? Как следует искупаться возможности нет, но ты можешь немного поплескаться.
Ее глаза засияли, и впервые за весь день улыбка заиграла на ее полных губах. Ему не требовалось ответа, чтобы понять, как она отнеслась к этой идее. Усмехаясь, он нашел маленький кусок мыла в своем рюкзаке и протянул ей.
— Я покараулю, а затем ты сможешь оказать мне ту же услугу. Я буду там.
Джейн посмотрела на крутой берег, на который он указывал. Это было лучшая точка для обзора окрестностей — ему оттуда будут хорошо видны ручей и близлежащая местность. Она хотела было спросить, собирается ли он смотреть и на нее тоже, но потом передумала. Как он уже указывал, было слишком поздно для скромности. Кроме того, она чувствовала себя более безопасно, зная, что он будет рядом.
Он взобрался на крутой берег ловко, как кот, и Джейн обратила свой взгляд на ручей. Он был шириной около семи футов и по глубине доходил до середины икр. Но это было похоже на рай. Она отыскала в рюкзаке свою единственную смену нижнего белья, затем села, чтобы сбросить ботинки. Бросив нервный взгляд через плечо туда, где сидел Грант, Джейн увидела, что он повернулся к ней в профиль, но она знала, что он будет наблюдать за ней краем глаза. Она решительно стянула штаны и отошла от них. Ничто не удержит ее от того, чтобы искупаться… разве что другая змея или ягуар, поправила она себя.
Обнаженная, она осторожно пробралась по каменистому ложу ручья к большому плоскому камню и села на него в нескольких дюймах от воды, которая была очень холодной, так как текла с большой высоты. Но именно прохладную воду будет приятно почувствовать ее перегревшейся коже. Она плескала воду на лицо и голову до тех пор, пока ее волосы не намокли. Она чувствовала, как понемногу потная липкость оставляет ее волосы, пока пряди не стали более шелковистыми под ее пальцами. Тогда она взяла из-под ноги, куда поместила для сохранности, маленький кусок мыла и намылила тело. Эта маленькая роскошь заставила ее ощутить себя заново родившейся, и чувство умиротворения медленно росло в ней. Это было просто наслаждение — купаться в ясном, прохладном потоке, но к этому добавлялось ощущение своей наготы, полного отсутствия ограничений. Она знала, что он сидит на своем месте, знала, что он наблюдает за ней, и чувствовала, как напряглись ее груди.
На что это было бы похоже, если бы он спустился с того берега и плескался в воде вместе с ней? Если бы он взял одеяло из своего рюкзака и положил ее на него? Она закрыла глаза, и дрожь пробежала по ней, когда она подумала о его твердом теле, придавливающем ее, толкающемся в нее. Прошло очень много лет, да и небольшой опыт, который она приобрела с Крисом, не научил ее, что желание может управлять ею, но с Грантом она была совсем другой женщиной.
Ее сердце тяжело билось в груди, когда она ополаскивалась, набирая воду в ладони и выливая на себя. Встав, она отжала волосы, затем выбралась на берег. Дрожа, надела чистое нижнее белье, затем с отвращением натянула запятнанные штаны и рубашку.
— Я закончила, — позвала она, зашнуровывая свои ботинки.
Он беззвучно возник рядом с ней.
— Устройся на том же самом месте, где сидел я, — проинструктировал он, передавая автомат ей в руки. — Ты знаешь, как этим пользоваться?
Оружие было тяжелым, но видно было, что она не в первый раз держит его в руках.
— Да. Я довольно хорошо стреляю. — Она ухмыльнулась. — Во всяком случае, по бумажным мишеням и глиняным тарелкам.
— Этого вполне достаточно. — Он начал расстегивать рубашку, и она застыла, не в силах оторвать взгляд от его рук. Он сделал паузу. — Ты собираешься охранять меня прямо здесь?
Она покраснела.
— Нет. Извините. — Она поспешно развернулась и взобралась на берег, затем уселась точно в том месте, где сидел он. Отсюда были видны оба берега ручья, но в то же самое время здесь было где укрыться, если бы возникла такая потребность. Он, наверное, выбрал это место, как лучшую точку для наблюдения, даже не задумываясь об этом, просто автоматически перебрав все варианты и выбрав самый подходящий из них. Он мог уволиться, но его навыки остались при нем.
Движение, вспышка бронзы, которую она уловила краем глаза, подсказало ей, что он вошел в ручей. Она чуть отвела свой пристальный взгляд, чтобы вообще его не видеть, но одно знание того, что он был столь же нагим, как была она, заставило неравномерно биться ее сердце. Она сглотнула, затем облизала губы, принуждая себя сконцентрироваться на окружающих джунглях, но желание посмотреть на него не проходило.
Она услышала плеск воды и представила его, стоящего там, как дикарь, голым и полностью в своей стихии.
Она закрыла глаза, но эта картина никуда не исчезла. Абсолютно не способная себя контролировать, она медленно открыла глаза и повернула голову так, чтобы видеть его. Она повернулась лишь чуть-чуть, на несколько миллиметров, пока не смогла видеть его краешком глаза, но этого было не достаточно. Взглядов украдкой ей было мало. Она хотела изучить каждый его дюйм, впитать взглядом все его мощное тело. Полностью повернувшись в его сторону, она устремила на него взгляд и застыла. Он был красив, настолько красив, что она забыла, как нужно дышать. Не будучи красивым в общепринятом смысле, он имел необузданную силу и изящество хищника, был красив пугающей красотой охотника. Он был весь бронзовый, его загар был глубокого, ровного коричневого цвета. В отличие от нее он не повернулся спиной на случай, если она будет смотреть; он полностью игнорировал скромность. Он мылся, а она могла смотреть или не смотреть — как ей вздумается.
Его кожа была гладкой и блестящей от воды, и капельки, застрявшие в волосах на груди, блестели как алмазы. Волосы на его теле были темными, а на голове благодаря солнцу приобрели русый цвет. Они покрывали его грудь, тонкой полосой спускаясь вниз на его плоский мускулистый живот и расширяясь снова у соединения ног. Его ноги были столь же крепкими, как стволы деревьев, длинными и перевитыми мускулами, при каждом движении они перекатывались под его кожей. Он напоминал ожившую картину одного из художников прошлых лет.
Он полностью намылился, затем присел на корточки в воде, чтобы ополоснуться так же, как это делала она, набирая воду в ладони. Ополоснувшись полностью, он повернулся и посмотрел на нее, наверное, чтобы проверить, что она делает, и встретился с ее пристальным взглядом. Джейн не могла отвести глаза, не могла притвориться, что не уставилась на него с почти болезненным любопытством. Он стоял в потоке, не двигаясь, смотря на нее, как и она смотрела на него, позволяя ей в деталях рассмотреть его тело. Под ее ищущим пристальным взглядом его тело начало пробуждаться, твердеть, стремительно возбуждаясь.
— Джейн, — сказал он мягко, но тем не менее она услышала его. Она была настолько настроена на него, столь болезненно чувствительна к каждому его движению и звуку, что услышала бы его, даже если бы он шептал. — Ты хочешь спуститься сюда?
Да. О, боже, да, она хотела этого так, как не хотела ничего и никогда. Но она все еще немного боялась собственных чувств и поэтому сдержалась. Это было той ее частью, которую она не знала, и не была уверена, что сможет управлять ею.
— Я не могу, — ответила она так же мягко. — Еще нет.
— Тогда отвернись, солнышко, пока у тебя еще есть выбор.
Она дрожала, почти неспособная сделать необходимое движение, но наконец справилась с собой и отвернулась от него, слушая, как он выбирается из воды. Меньше чем через минуту он бесшумно появился возле нее и забрал автомат у нее из рук. Он также захватил оба их рюкзака. Как и раньше, он никак не прокомментировал произошедшее только что.
— Мы отойдем от воды и разобьем лагерь. Скоро стемнеет.
Ночь. Долгие часы в темной палатке, лежа рядом с ним. Джейн последовала за ним, и когда он остановился, помогла проделать ту же работу, которую они делали предыдущей ночью, устанавливая палатку и маскируя ее. Она не протестовала против холодных походных пайков, но ела, не ощущая вкуса. Вскоре она заползла в палатку и сняла ботинки, ожидая, когда он последует за ней.
Когда он тоже заполз в палатку, некоторое время они неподвижно лежали рядом, наблюдая, как постепенно меркнет слабый свет. Затем все поглотила тьма.
Напряжение пульсировало в ней, сковывая мускулы. Темнота давила на нее, как невидимый монстр, который высасывал ее дыхание. Сегодня ночью у нее на языке не вертелось никаких навязчивых вопросов, она чувствовала себя странно робкой, а ведь уже она годами не позволяла себе быть в чем-то робкой. Она больше не узнавала себя.
— Ты боишься меня? — спросил он, при этом его голос звучал нежно.
Одного звука его голоса оказалось достаточно, чтобы она немного расслабилась.
— Нет, — прошептала она.
— Тогда иди сюда и позволь мне отогнать от тебя тьму.
Она почувствовала, как он взял ее за руку, притягивая к себе, и затем оказалась в объятии рук настолько сильных, что ничто не могло угрожать ей, пока они обнимали ее. Он устроил ее у себя под боком, уложив ее голову в выемку своего плеча. Легким, как прикосновение крыльев бабочки, поцелуем, он коснулся ее макушки.
— Спокойной ночи, солнышко, — прошептал он.
— Спокойной ночи, — ответила она.
Еще долго после того, как он заснул, Джейн лежала в его объятиях с открытыми глазами, хотя и не могла ничего видеть. Ее сердце билось в груди медленными, сильными толчками, и она чувствовала внутри смутное беспокойство. Ей не давал заснуть не страх, а шевельнувшееся в груди чувство, которое переворачивало все в ней. Она точно знала, что с ней было не так. Впервые за очень много лет с ней было все в порядке.
Она научилась жить, никому полностью не доверяя. Не имело значения, что она научилась наслаждаться собой и своей свободой; в ней всегда жило чувство смутного недоверия, которое не позволяло ей дать мужчине слишком приблизиться. Ее никогда еще так сильно не влекло к мужчине, чтобы пренебречь опасениями — до этого случая. До Гранта. И теперь влечение переросло во что-то более сильное. Правда ошеломила ее, но все же она была вынуждена признать: она любила его. Она не ожидала этого, несмотря на то, что в течение двух дней она чувствовала, как это растет в ней. Он был суровым и любил командовать, имел тяжелый характер, и его чувство юмора было весьма слаборазвито, но он с нежностью смывал с нее змеиную кровь, всю ночь держал ее за руку и выбирал дорогу так, чтобы сделать их путь как можно легче для нее. Он хотел ее, но не взял, потому что она не была готова. Она боялась темноты, поэтому он просто держал ее в своих объятиях. Любить его было сразу и самой легкой, и самой трудной вещью из тех, которые она когда-либо делала.