Порочная игрушка

ГЛАВА 3

Она

— Не дергайся. — Дюбуа, ворча, осторожно моет мне голову.

При нормальных обстоятельствах я бы стонала от восторга. Но я, как дура, решила принять предложение психопата, который просто избил меня своим ремнем. И теперь я несчастна, потому что горячая вода жжет мою задницу.

Но ты в тепле. Скоро ты будешь чистой. И он обещал кормить тебя.

Я принимаюсь неистово чесать бедра и игнорирую любые мысли, где благодарю судьбу за него, а не ненавижу его.

— Где мой героин?

Дюбуа пропускает вопрос мимо ушей, потому что занят моими волосами. Я хмурюсь при виде воды, которая стала коричневой от моей грязи. Я — грязное уличное животное. В моей жизни были дни, когда я бы ужаснулась от того, что вижу. Теперь вся эта нравственность выброшена в окно. Никто и ничто меня не волнует. Жизнь — отстой. Все просто.

— Мне нужны наркотики, Дуба-ва, — я коверкаю его имя с южным акцентом.

Он опускает в воду мочалку и вытирает мое лицо. Он не смотрит мне в глаза, и глупые слезы затуманивают мой взгляд. Это адски унизительно — когда какой-то красивый черный мужчина моет вас, словно вы грязное животное, подобранное с улицы. Он не хочет встречаться со мной взглядом. Эта мысль меня расстраивает больше, чем хочу признать.

Я хочу что-то значить для кого-то. Для кого угодно.

— Ты сможешь сама выбрить подмышки и ноги или нужна моя помощь?

Он наступает на больную мозоль, и мне хочется накричать на него.

— Почему ты не смотришь на меня? — спрашиваю я, проглатывая комок в горле. — Я такой же человек, как и ты.

Дюбуа приподнимает брови, и его почти черные глаза встречаются с моими. В уголках его глаз грустные морщинки. Меня согревает то, что он чувствует что-то, даже по отношению ко мне, куску грязного мусора.

— Расслабьтесь, мисс, — говорит он на выдохе, когда заканчивает мыть мое лицо. — Мистер Кеннеди позаботится о вас. Но его методы…

Я вопросительно приподнимаю бровь.

— Грубы? Оскорбительны? Никуда не годны?

Его глаза мерцают, и я вижу, как он борется с улыбкой.

— Я собирался сказать «нетрадиционны». Ваши ругательства с британским акцентом кажутся милыми, но я бы посоветовал вам держать их при себе. Мой босс заботится о своих вещах — и вы, и я являемся такими вещами. Но не путайте это с добротой. Он может быть злым и жестоким. Если хотите насладиться проведенным с ним временем, советую вам натянуть на лицо улыбку и придерживаться его правил, несмотря на то, насколько они могут быть необычны.

Слова Дюбуа милы, и я не могу не усмехнуться.

— На самом деле, я не англичанка, но буду держать лицо, если вы думаете, что это мило, — флиртую я.

В его глазах мелькает не то смятение, не то страх. Он хватает меня за плечи и трясет.

— Что вы имеете в виду?! Вы не британка? — с шипением спрашивает он, и его сильные пальцы оставляют следы на моих руках.

Я хмурюсь.

— Я из Джорджии. Но живу здесь последние шесть лет. Я научилась воспроизводить британский акцент по необходимости. Гребаные ублюдки пользуются тобой, если узнают, что ты американец. Уж я-то знаю.

Он оборачивается через плечо, чтобы проверить, нет ли за спиной Брэкстона, затем снова поворачивается ко мне. Если бы он мог побледнеть, то сейчас был бы белее мела.

— Обещайте мне, что вы никогда не будете упоминать о Джорджии. Вы родились и выросли в Великобритании. Понимаете?

— Но я не…

— Я добавлю вам пятьдесят тысяч, просто никогда не упоминайте об этом. Доверьтесь мне. Мистер Кеннеди не играет с американками. Если бы он знал... Обещайте мне, Джессика.

Услышав, как он называет меня по имени, мне хочется расплакаться. Несмотря на то, что Рэббит — выдуманная фамилия, я оставила свое настоящее имя. Я уже потеряла большую часть прежней себя, но всегда останусь Джессикой.

— Прекрасно. Обещаю, — говорю я ему, и, наконец, беру бритву с бортика ванны.

Он с облегчением вздыхает и встает, чтобы дать мне закончить бритье в одиночестве. Я сделаю это не за дополнительные деньги. А потому, что непреодолимый страх в его глазах оставил след глубоко внутри меня. Однажды я уже видела похожий взгляд у моего брата. Взгляд, который никогда не захочу увидеть снова. Если на протяжении следующих шести месяцев, ради Дюбуа, мне придется делать то, что я обычно и так делаю, то нет проблем. Я пойду на это.

Зажмуриваюсь, и перед глазами вижу своего старшего брата — он смотрит на меня своими зелеными глазами, которые являются точной копией моих.

Не думай о нем.

Подумай о героине.

Подумай о чем-нибудь еще, блядь!

— Дюбуа, — раздраженно зову я, открыв глаза. — Мне нужны наркотики.

На этот раз его взгляд уже не пугает. Вместо этого я вижу там жалость. Ненавижу этот взгляд.

— Он позаботится о вас достаточно скоро, мисс.

После мытья Дюбуа заставляет меня пойти в душ. Капли, попадая на раненую задницу, причиняют боль, но она помогает притупить туман от наркотиков, которые Бракс дал мне до этого. Я ненавижу ясность, которую чувствую. Незамутненный кайфом мозг тут же сосредотачивается на моей паршивой жизни. И я ненавижу это. Поворачиваясь под душем, позволяю воде падать на саднящую кожу в том месте, где он бил меня. Это отгоняет любую мысль прочь и дает мне сфокусироваться на боли. Я всхлипываю.

Сосредоточься на боли, Джессика.

Вода прекращает литься, и кто-то заворачивает меня в мягкое, плюшевое полотенце. Не нужно поднимать взгляд, чтобы понять, что это он.

Обидчик.

Странный.

Брэкстон Кеннеди.

Хочу сказать ему, что он сукин сын, что мне не нужны его наркотики или деньги, но это было бы ложью. Это лучшая возможность из тех, что появлялись у меня за шесть этих гиблых лет. Я не могу отказаться, особенно теперь, когда дурманящий героин находится в пределах досягаемости.

От банана, что съела ранее, меня тошнит, и я вырываюсь из его объятий, забегая в туалет. Пока меня рвет, я с благодарностью чувствую тепло рук, убирающих мои чистые, влажные волосы от лица. Единственная пища, что я ела в течение нескольких дней, выходит из моего тела, и я ужасаюсь звукам, исходящим от меня. Бракс не предлагает никаких слов утешения или нежных ласк. Все, что он делает, это держит мои волосы.

Когда желудок становится пустым, я отползаю от холодного фарфора. Может быть, если немного посплю, то начну чувствовать себя лучше…

Мир вращается вокруг меня, угрожая новой тошнотой, пока Бракс несет меня из ванной. Холодок оседает на моей спине, и я начинаю дрожать в его руках.

— Та-ак х-хо-холодно.

Бракс ворчит и укладывает меня на кровать, где уже расстелено покрывало. Я знаю, что он, вероятно, хочет секса, и, откровенно говоря, это моя работа, но я собираюсь спасовать.

— Героин, Бракс, — бормочу я, когда он садится позади меня. Его теплое тело успокаивает мою дрожь, и я позволяю ему притянуть меня ближе, не обращая внимания на боль. Его губы касаются моего плеча, а горячее дыхание щекочет кожу.

— Ш-ш, сейчас спать, Банни.

Я просыпаюсь, и утреннее солнце светит прямо в глаза. Каждый мускул в моем теле болит. Черт, даже кости кажутся хрупкими и больными.

— Боже, — постанываю я. — Нужно как-то снять эту боль.

Массивная рука вокруг моей талии только нагревает уже раскаленное от боли тело. Я могу самовоспламениться в любой момент. Его тяжелое дыхание указывает на то, что он еще спит, поэтому я выскальзываю из кровати, а затем на дрожащих ногах бреду в ванную.

Роюсь в ящиках, пока не нахожу зубную щетку. Видимо, она его. Не заботясь о том, что собираюсь использовать одну из его личных вещей без разрешения, беру щетку и выдавливаю немного зубной пасты на нее. Чистить зубы — еще одна роскошь, которой я лишилась. У меня была зубная щетка в сумке, но я не знаю, где она теперь. Все туманно и запутано. Пока чищу зубы, роюсь в ящике, чтобы найти там любое обезболивающее, но, к моему разочарованию, нахожу лишь «Ибупрофен». Со вздохом разочарования полощу рот и включаю душ.

Нужен холод.

Я мокрая от пота, и мне нужно что-то, чтобы подавить кипящий жар моего тела.

Как только ступаю под ледяную струю, хныкаю от восторга. Холодная вода прогоняет пламя, и я получаю удовольствие от того, как она замораживает меня и раны в моей душе. Погружаюсь в темноту, когда Бракс врывается с громким криком.

— Какого хера ты делаешь?!

Открываю глаза и смотрю на него. Мои зубы стучат, и до меня доходит, что я не чувствую ног. Ломка накатывает на меня снова, и я чуть не падаю. Бракс ловит меня и делает воду теплее. Теплая вода, наконец-то, прогоняет холод. Он снимает боксеры и заходит ко мне под душ.

Не знаю, кто, черт возьми, этот человек, но я хочу, чтобы он держал меня и обещал, что все будет хорошо. Я едва могу стоять, и я благодарна тому, что Бракс прижимает меня к себе. Руками обнимаю его за талию и завожусь от прижатой ко мне толщины его еще вялого члена. Возбуждение иглами пронзает меня от ощущения его твердого тела рядом со мной. Я не чувствовала ничего похожего уже несколько лет. В последний раз, когда это было, один милый студент заплатил мне, чтобы я отсосала ему. Оказывается, он хотел пять по цене одного. В итоге, они по очереди трахнули меня, все пятеро. В любом случае, это не так уж и важно. Каждый парень был красив по-своему, несмотря на безобразные слова, которыми они называли меня. И когда один бросил мне героин, который был необходим, стало вообще насрать на то, что меня пустили по кругу пятеро ублюдков.

Это не было больно. И я почти кончила. А один парень даже поцеловал меня.

Когда они ушли, я не расстроилась. Просто приняла наркотики и отключилась от реальности, с болтающимися сиськами и использованными презервативами вокруг меня. Это было прекрасно. Я выжила.

— Банни?

Возвращаюсь из своего прошлого в настоящее. Своими красивыми глазами на прекрасном лице он пристально и с заботой смотрит на меня сверху вниз. На самом деле, Бракс — самое красивое создание, которое я видела в своей жизни, с этой его угловатой челюстью и гордо вздернутым носом. Хочу должным образом рассмотреть и его член.

— Ненавижу это прозвище, — ворчу я. — Ты не можешь просто звать меня Джессика?

Бракс опускает руки на мою задницу и грубо сжимает ее.

— Твое имя — Банни. Не спорь со мной.

Я вздыхаю и пожимаю плечами. Пятьсот тысяч. Ну, технически, пятьсот пятьдесят тысяч. Все, что нужно делать, это вести себя как британка, что бы ни случилось. Ничего страшного, я ведь не буду скулить о королеве и ныть о тостах.

— Хорошо, называй меня Банни. Теперь, где мой героин, Бр… — я осекаюсь, вспоминая те жгучие удары, — сэр?

Его глаза темнеют до серого за долю секунды, и я волнуюсь, что он начнет хлестать меня снова.

— Тебе все сошло с рук прошлой ночью. Больше такого не будет, — предупреждает он. — А что касается героина…

Я задерживаю дыхание, пока жду, что он расскажет мне, где и когда я его получу.

— Его не будет, Банни.

Нахмурив брови, я осматриваю его лицо в поисках улыбки. Но его черты серьезны и скучны. От этого кровь закипает, и меня охватывает желание выцарапать ему глаза.

— Прости, что? — Я начинаю впадать в ярость.

Бракс ухмыляется, и мне требуется приложить усилие, чтобы не взорваться.

— Нет наркотикам, игрушка. С этим покончено. Мои игрушки чистые — как внутри, так и снаружи.

На этот раз я не могу контролировать свой гнев и отталкиваю его от себя. Он ударяется спиной о кафельную стену и шокировано смотрит на меня. Не давая ему секунды, чтобы ответить, я бью его. Снова и снова, пока Бракс не начинает бороться со мной. В итоге моя грудь оказывается прижата к стене, а его пальцы запутываются в моих влажных волосах.

— У тебя серьезные гребаные проблемы, женщина, — рычит он, скручивая мои волосы крепче в кулак. — И, если помнишь, ты подписала договор.

Договор?

Прошлая ночь вспышками мелькает в моей памяти, неуловимая и расплывчатая. Какой договор? А, вспоминаю… Шесть месяцев и пятьсот тысяч…

— Ты сказал, что дашь мне наркотики, — скулю я.

Он усмехается мрачно и без чувства юмора.

— Ты научишься, Банни. Я — лжец. Мудак. Монстр, которого ты боялась в детстве. Ты — моя новая игрушка и теперь будешь делать все, что я, блядь, захочу.

Моя кровь стынет в жилах, и беспокойство охватывает меня. Я, наконец-то, поняла, что сделала что-то очевидно глупое, и что, в конечном итоге, я умру. Так же, как предсказывал мой брат Джуд, когда пытался спасти меня от моего прошлого задолго до того, как я переехала в Великобританию.

— Нет, я хочу вернуться домой. — И это правда… жаль только, что этого не будет.

Большим пальцем Бракс гладит мою щеку, и я чуть не плачу от интимности этого прикосновения.

— Мы оба знаем, что у тебя нет дома, — говорит он, и я слышу намек на печаль в его голосе. — Вот почему ты пошла со мной.

Бракс отпускает меня, и я сворачиваюсь в клубок у его ног. Слезы катятся по щекам, и мне хочется кричать, чувствуя жалость к себе. К тому времени, когда вода выключается, в голове не остается ни одной мысли.

Когда он одевает меня в теплый халат, я смотрю в пустоту.

Когда он кормит меня кусочками яйца и фруктов на завтрак, я ничего не чувствую.

Когда они с Дюбуа шепчутся о том, что будут делать дальше, я ничего не слышу.

Моя жизнь ничто.

Хочу вырваться из этого мира для того, чтобы бежать, бежать, и бежать, пока не сбегу со страниц бесконечной Вселенной. Для того чтобы ползать в нескончаемой, тихой пустоте небытия. Мой личный рай. Мой побег из ада.

День превращается в ночь. Ночь в день. И так далее, и так далее. Я плачу, кричу и умоляю, но ничто не унимает боль от ломки. У меня украли мое единственное лекарство. Я подписалась на все это бездумным росчерком своего поддельного имени. Моя дерьмовая жизнь отдана на шесть месяцев какому-то ублюдку, который даже не хочет, чтобы его имя произносили.

Слава Богу, он хотя бы не прикасается ко мне. Вместо этого он отходит в сторону, оставив Дюбуа грязную работу.

Вывод таких мощных средств, как героин, это некрасиво. Ужасающе. Отвратительно.

Брэкстон гребаный Кеннеди, по-видимому, не имеет яиц, которые необходимы для этого. Я поклялась заставить его заплатить за то, что он отнял у меня. Потому что когда украл мою жизнь, он толкнул меня в руки безумия.

Ненависть и кошмары моего прошлого столкнулись с настоящим, и я злюсь.

Я мечтаю расцарапать ногтями его красивое лицо.

Жажду вырвать его язык.

Хочу причинить ему боль, как и он мне.

Он может причинять мне физическую боль, но вынуждать встретиться лицом к лицу с разбитыми частями моей души — жестоко.

Сейчас я могу считаться его игрушкой, но когда разум в полной мере вернется ко мне, я сама буду играть со своей чертовой жизнью.