Порочная игрушка

ГЛАВА 4

Он

Неделю спустя

— Анализ крови чист, венерических заболеваний нет. У нее была половая инфекция, и стенки влагалища были воспалены, но стероиды и антибиотики все исправили. Тест на беременность отрицательный, устройство контроля над рождаемостью мы установили. Содержание сахара и электролитов в крови низкое, но после вывода наркотиков этого и следовало ожидать. Держите ее сытой и чистой. Кроме того, она прекрасно восстанавливается. На мой взгляд, она более чем готова для путешествий. Я оставлю лекарства, устраняющие тошноту, особенно для перелета. Также необходимы еще несколько дней, чтобы закончить процесс детоксикации.

Я киваю в знак благодарности врачу, которого привлекал шестнадцать раз из двадцати.

— О, и мистер Кеннеди? — бормочет он себе под нос. — Я обнаружил небольшое рубцевание на шейке матки, когда осматривал ее. Это типично для предыдущих операций и процедур, в том числе и родов.

Мне любопытно, но эта информация может подождать. На данный момент у нас есть более важные вопросы. Мы жмем друг другу руки, и врач выходит, не говоря больше ни слова и зная, что оплата его работы придет на его счет, прежде чем он подойдет к своей машине. Дюбуа нажимает несколько кнопок в приложении на своем телефоне, и я понимаю, что перевод денег осуществлен.

— Когда мы уезжаем? — спрашивает он после того, как засовывает телефон обратно в карман. Насколько я знаю, он сделает для меня все что угодно, но я также понимаю, что ему неприятно присутствовать здесь. Его плечи расслабляются каждый раз, когда мы возвращаемся домой.

Я смотрю на свою игрушку, которая сидит на подоконнике, прижав колени к груди. Ее взгляд обращен на оживленных жителей Лондона. Серые спортивные штаны, что я купил для нее, поглотили ее крошечную фигурку, в то время как толстовка с капюшоном подходит ей лучше всего. Она кажется маленькой и хрупкой в этой одежде. Я разочарован тем, что процесс детоксикации мешает ей съедать достаточно. А также тем, что она выблевывает чуть ли не большую часть того, что съедает. Именно этот этап игры я ненавижу. А также получать игрушки после того, как они пройдут этот этап. Я не могу тренировать их или играть с ними, пока они не готовы, а эта хрупкая женщина абсолютно не готова.

— Завтра. Организуй самолет. И, пожалуйста, купи ей из одежды то, что ей подойдет. Нельзя везти ее через весь мир так, будто ее похитили.

Он кивает и уходит. Мой взгляд возвращается к ней, и я вздыхаю. С того момента в душевой, когда я сказал, что героин она больше не получит, Банни ведет себя так, будто я убил ее щенка. Упрямая женщина не говорит мне ни слова. Не то чтобы я пытался говорить с ней. Знаю, она злится, но со временем придет в себя. Совсем скоро она будет умолять, чтобы я поиграл с ней.

— Есть хочешь, Банни?

Она вздрагивает и качает головой. Я подхожу к ней ближе, и меня передергивает, когда вижу ее отросшие корни волос. Я уже попросил Дюбуа позвонить Картье. Карт был личным парикмахером всех моих игрушек. Меня беспокоит то, что он смазлив, но тот факт, что он предпочитает парней любой из моих девочек — единственная причина, почему я держу его рядом. Кроме того, он работал в Беверли-Хиллз, прежде чем я перевез его в Вашингтон, так что Карт один из лучших стилистов на Западном побережье. Дюбуа сказал, что Картье обещал отполировать мою игрушку. Звучит как музыка для моих чертовых ушей.

— Ты должна попробовать съесть что-нибудь, — приказываю я ей. — Я могу попросить их принести все, что захочешь.

Она поворачивается ко мне и с отвращением морщит губки, как будто весь мой вид вызывает у нее тошноту. Хочу придушить ее за этот взгляд. Хочу выбить все дерьмо из ее неблагодарной задницы. Хочу трахать ее так жестко, чтобы она пару дней не смогла ходить.

Тем не менее, я остаюсь спокойным. Моя игрушка со мной. И она никуда не денется — нет никакого смысла слетать с катушек в первую же неделю.

— Сказала же, что не хочу есть, — цедит она сквозь зубы.

Несмотря на то, что она не та игрушка, какую я изначально искал, рад видеть, что она выглядит хорошо. Мы выяснили, что она довольно привлекательна, когда отмыли ее, и она перестала вонять, как чертова свинья. Ее большие зеленые глаза больше не затуманены дурью. Вместо этого, время от времени в них вспыхивает ярость. Видимо, Банни планирует мою преждевременную кончину. Когда она видит, что я смотрю на нее, ее маленький дерзкий нос становится розовее на несколько тонов. Когда она со мной разговаривает, от движений ее идеальных полных губ мой член твердеет. А это происходит нечасто.

Всю неделю я мечтал о ее ротике, и о том, что она может им сделать. Одна из причин, почему я выбираю бездомных проституток — то, что они хорошо осведомлены в искусстве секса. Ничего из того, что я предлагаю, не удивляет их. А со всем остальным они учатся справляться.

Но эта игрушка?

Ее податливый рот наводит на мысль, что работает она им как надо. Хочу погрузить свои пальцы в ее окрашенные волосы и смотреть, как Банни покорно склоняется над моим членом. Не могу дождаться, чтобы вытрахать ее сердце и мозг, толкнуть на грань безумия. Ломать интереснее самых сильных. Я уже представляю момент, когда это произойдет.

Ее глаза встречаются с моими. Ненависть и гнев исчезают. Она светится изнутри от любви ко мне. Шокирующие слова благодарности слетают с ее губ. Благодарность за мою щедрость. За боль, которую причиняю — я всегда со сладким удовольствием действую по этой схеме. Ее стремление — сделать все, о чем бы я ее ни попросил.

Идеальная игрушка.

— Ты будешь есть. Даже если мне придется связать тебя и кормить с ложки, и я это сделаю. Пока ты со мной, ты не будешь голодать. Я плачу тебе огромную кучу гребаных денег, чтобы ты была моей. А я забочусь о своих вещах. Теперь тащи свою задницу к тому столу и жди свою еду. Я сделаю заказ, — говорю я резко и безапелляционно. Не собираюсь с ней пререкаться.

Она смотрит на меня, сползает с подоконника и идет мне навстречу. Я ожидаю еще одной истерики, как в душевой на прошлой неделе, и готовлюсь сдержать ее, если это будет необходимо. Вместо этого она идет мимо меня к столу и по пути толкает плечом. Исходящий от нее сладкий аромат меда и ванили, от мыла в отеле, возбуждает меня. Я голоден и хочу попробовать ее. Хватаю за руку и подтягиваю к себе.

Наши взгляды встречаются, и мгновение я смотрю в ее глаза. Она еле сдерживает проклятья, которые вертятся у нее на языке. Слова, которые повлекут за собой суровое наказание. Ее задница почти зажила. Знаю, что Банни боится боли, которую я причиню ей, как только она снова перейдет грань.

А я обязательно это сделаю.

Сделаю настолько больно, что она будет умолять меня, чтобы я разрешил ей снова стать грязной, замерзшей и бездомной шлюхой.

От моего взгляда исходит угроза, и она слегка вздрагивает. Этой игрушке нравится делать вид, что она сильная, но в глубине души она понимает, кто здесь хозяин. Я буду владеть ее телом в течение следующих пяти месяцев и трех недель.

Внутренний голос кричит мне придушить ее. Сбить спесь с ее лица. Толкнуть ее на пол и трахать, пока она не закричит.

Но, на данный момент, я спокоен.

Укротитель во мне хочет попробовать ее. Он не жадный. Он тот, кто держит на поводке монстра в моей голове.

Попробовать ее.

Склонив голову к ее лицу, я вдыхаю с ее губ мятный запах горячего чая, который она потягивала до этого. Она потрясающе пахнет. Не могу дождаться, когда приведу ее в дом и в свою постель.

Она пытается вырваться, но я сжимаю пальцами ее растрепанные волосы. Повернув голову игрушки влево, я отклоняю ее назад. Ее шея беззащитна, и я хочу укусить ее, пометить. Но пока что придется довольствоваться этим.

Коснувшись губами ее кожи чуть ниже уха, слышу ее легкий вздох. Член мгновенно встает, и меня охватывает желание вонзиться в нее. Пробежавшись языком по ее соленой коже, упиваюсь ее особенным вкусом. Хочу попробовать каждый укромный уголок ее тела, чтобы узнать, какой из них самый сладкий. Она хнычет, и я втягиваю ее плоть между зубами, заставляя скулить. Я сосу достаточно сильно, чтобы оставить синяк, а затем выпускаю ее кожу с громким, вульгарным хлопком.

— Соленая. Как и твое отношение. — Я отпускаю игрушку и толкаю в направлении стола.

Ужин ничем не примечателен. Банни ковыряется в еде, пока я делаю покупки через телефон. Теперь, когда я узнал ее чуть-чуть лучше, понял ее индивидуальность, хочу, чтобы дома для нее все было готово.

— Какой у тебя размер обуви?

— А тебе зачем? Хочешь знать, какого размера ботинок я засуну тебе в задницу?

Поднимаю взгляд от своего телефона, чтобы увидеть, как, приподняв одну бровь, она смотрит на меня поверх своего овощного супа, к которому едва притронулась. Бросает мне вызов.

— Сколькому еще тебя нужно учить, — говорю с рычанием, не обращая внимания на то, как член становится толще. — Жду не дождусь, когда начнутся твои уроки. Тогда я научу тебя, что хороших маленьких игрушек не должно быть ни видно, ни слышно.

Не впечатленная моей угрозой, она резко встает и гордо направляется к двери.

— В жопу твой дурацкий договор. Все было хорошо, пока не появился Темный Не-прекрасный Принц с его Черной тачкой, Черным дворецким и попытками исправить мою Чертову Черную жизнь!

Она распахивает дверь, но я уже рядом, чтобы захлопнуть ее. Игрушка оборачивается и смотрит на меня в упор. Она такая маленькая, гораздо ниже меня, а блеск ее глаз может затмить блеск бриллиантов. На прошлой неделе я думал, что она будет податливой, и из нее будет легко вылепить идеальную игрушку. Но теперь... Теперь я могу сказать, что она будет моей самой большой проблемой.

Двигаясь аккуратно, провожу кончиками пальцев по ее щеке вниз к шее, продолжая смотреть на нее угрожающим взглядом.

— Чего ты хочешь? Сосать мой член, как и всем ублюдкам на улице? Хочешь, чтобы я называл тебя малышкой? Ты этого хочешь, Банни?

Она опускает взгляд к моим губам и расслабляется.

— Я не знаю, чего хочу, — наконец, шепотом, отвечает она.

Я вдыхаю запах ее волос и прижимаюсь губами к ее уху.

— Ну, это хорошо, потому что я знаю, чего хочу я. А хочу я тебя, Джессика. У меня на тебя прекрасные планы. Так что будь хорошей девочкой, и позволь мне поиграть с тобой.

Мое горячее дыхание вызывает у нее стон. Он еле заметен и почти неуловим, но я его слышу. Так-так, моя маленькая игрушка любит лесть. Она плавится, как воск, когда я называю ее по имени. Надо будет использовать это как инструмент. Я поиграю в ее маленькую игру, пока она не окажется дома, в моей постели.

— Джессика.

Она снова стонет, и я точно знаю, как играть с ней.

— Что?

— У нас завтра долгий день. Давай хоть немного поспим.

Я рад, что она не сопротивляется и позволяет мне отвести ее обратно в кровать. Нежно потянув ее к себе, я медленно стягиваю с нее всю одежду. Я слишком хорошо знаю, как страстно она хочет, чтобы я прикасался к ней, и какое-то время я буду баловать свою маленькую игрушку.

Кроме того, она отплатит мне в десять раз больше, когда мы окажемся дома.

И я смогу выпустить своих внутренних демонов.

Буду делать с ней то, на что она так легко согласилась.

После того как мы оба оказываемся в постели голыми, я притягиваю ее ближе к себе. Синяки на ее заднице почти прошли, так что я крепко сжимаю ее. Сладкая попка игрушки прижата к моему члену, и я мечтаю о том, каково это будет, когда я, наконец, смогу погрузиться в ее горячее тело. Прямо сейчас я хотел бы остановить время. Чтобы закрыть глаза и просто обнимать теплую и такую сложную женщину. Чтобы молчать о том, кто я и кто она, чтобы уткнуться носом в ее волосы, забыв обо всем хотя бы ненадолго. Это так заманчиво.

Позже, когда я практически сплю, она спрашивает:

— Бракс, почему ты до сих пор не спал со мной? Я имею в виду, ты же нанял проститутку. Разве ты не хочешь меня?

Ее голос, такой мягкий и неуверенный, делает мой член твердым, несмотря на то, что она использует мое имя. Прижимаясь к ее заднице, я отвожу волосы от ее уха и шепчу:

— Совсем наоборот, Джессика. Я хочу тебя так, что мне физически больно воздерживаться от того, чтобы прямо сейчас не перевернуть тебя и без остановки не трахать до завтрашнего дня...

— Доктор ведь сказал, что я чиста… — Она замолкает, будто считает, что это причина того, почему я ждал.

— Но у меня есть определенные потребности и желания, — мурлычу я ей на ухо. — И они не могут быть удовлетворены в Лондоне. Это небезопасно. Вернувшись домой, я смогу быть свободным, чтобы играть со своей игрушкой так, как хочу.

От моих слов она вздрагивает, и, чтобы отвлечь от еще большего количества вопросов, я скольжу рукой между ее ног. Пальцем провожу по темным волоскам ее киски и лениво поглаживаю клитор. Секс для нее — работа. Но я изменю это.

— Расслабься, — воркую я. — Хочу, чтобы ты прочувствовала вкус того, что я намерен дать тебе.

Ее тело расслабляется, и с каждым новым движением пальца она раскачивает свои бедра, помогая себе достичь кульминации. Тихий вздох срывается с ее губ, и она кончает. Если бы я не был внимателен, то не заметил бы его.

Такой тихий.

Такой милый.

Такой с виду незначительный.

Прямо как моя игрушка.

— Большинство женщин кричат и плачут, когда кончают, — говорю я мягко. Даже Свон была крикливой.

— Я не похожа на большинство женщин.

Ее слова врываются в мою голову и пускают корни внутри моего мозга. Стараюсь отогнать их и вспомнить планы, что у меня есть для нее, но то, как Банни гладит мою руку, лежащую между ее ног, отвлекает меня.

Темнота в комнате согревает меня.

Ее присутствие успокаивает меня.

Эти нежные прикосновения меня отвлекают.

— Спокойной ночи, Бракс, — бормочет она настолько тихо, что я едва слышу. Но я слышу. И это второй раз, когда я позволил ей назвать меня по имени без последствий. Если бы не обнимал ее так, будто это моя девушка, а не игрушка, я бы выскользнул из постели и сделал пометку в блокноте, чтобы не забыть.

Я сдерживаюсь, чтобы не засмеяться вслух.

Конечно, я не забуду.

Я никогда не забываю.

— Мама. — Я трясу ее своей маленькой ручонкой. — Проснись.

Затем отдергиваю руку, потому что ее кожа такая холодная. Сопли стекают на мою губу, и я вытираю их рукавом. Мама так много спит. Иногда я мечтаю о том, как она играет со мной или обнимает меня, чтобы согреть.

— Мама. — Я трясу ее снова и начинаю плакать. — Я хочу есть.

Она переворачивается, и как монстр издает ужасный звук.

— Ам-м-м-м.

Ее грудь болтается на виду, так что я хватаю одеяло и прикрываю ее.

— Мама, у меня живот болит.

Она что-то бубнит, но я не знаю, что она имеет в виду.

Прошлой ночью, когда мама привела в квартиру мужчину и заставила меня спать в шкафу, пока она работала, мне было страшно.

Я хотел вернуться в приют. По крайней мере, там мама не ведет себя, как больная, и есть другие дети, чтобы играть с ними.

— Моя сумка, — ворчит она.

Я карабкаюсь, чтобы найти ее сумку, и я рад, что странный мужчина с прошлой ночи ушел. Он напугал меня и заставил мою маму кричать всю ночь. Ее сумка тяжелая для шестилетнего меня, но я надеюсь, что она полна еды.

— Я есть хочу, мама.

Она игнорирует меня и садится. Ее каштановые волосы неопрятны, и я надеюсь, что она скоро помоет их. Я не люблю, когда мама выглядит больной.

Первое, что она вытаскивает из своей сумки, это сигареты. Поджигает одну и засовывает в рот, прежде чем выдохнуть все это на меня. Через несколько минут она роется в своей сумке еще раз, чтобы вытащить свои специальные штучки.

— Мама сначала должна принять лекарство, а потом мы пойдем и найдем немного еды, — убеждает она меня, доставая ложку и пакетик.

Я снова растираю сопли по лицу и жду, пока ей станет лучше. Когда маме становится лучше, я мечтаю, что она станет медсестрой и сможет помочь другим людям тоже почувствовать себя лучше. Она хлопает рукой по матрасу на полу рядом с собой, и я залезаю к ней под одеяло. Я в страхе смотрю, как она готовит свое специальное лекарство.

Она вкалывает его в себя и вскоре падает спиной на матрас.

— Мама, я голоден. Не ложись спать.

Шприц торчит из ее руки, и я боюсь, что она уснет и не проснется.

— К-крекеры в моей с-сумке, Бра…

Затем мягкий храп заполняет комнату, и я начинаю плакать. Не люблю, когда мама так много спит. Так как она еще спит, я осторожно вытягиваю шприц из ее руки и прикладываю свой грязный палец туда, где немного бежит кровь. В конце концов, она остановится, и мама будет спать еще долго. Я начинаю плакать так сильно, что сопли стекают мне в рот, и снова вытираю их рукавом рубашки. Мне холодно, и мама греет меня, но еще я голодный.

Выскальзываю из-под одеяла и начинаю рыскать в ее сумке. Там нет никаких крекеров, только пластинка жвачки. Живот очень сильно болит, но я не хочу брать ее жвачку. Мама говорит, что она нужна для работы.

Громко рыдая, я забираюсь обратно под теплое одеяло и прижимаюсь к своей голой маме. Эти страшные люди снимают ее одежду и дают ей деньги после этого. Я хотел бы иметь деньги, чтобы отдать ей, и она могла купить нам что-нибудь поесть. Я бы никогда не заставил ее снимать одежду и мерзнуть. Я почти засыпаю, когда под одеялом становится намного теплей. Мама снова обмочилась в постель. Такое бывает из-за ее лекарств. Мне нравится это тепло, поэтому я тоже писаю и прижимаюсь к ней.

Я люблю свою маму и надеюсь, что она скоро поправится.

Холодное тело под моей ладонью пугает меня. Я рывком просыпаюсь, игнорируя серый свет раннего утра, льющийся через окно, и отползаю прочь от нее. Мне нужна секунда, чтобы осознать, что моя игрушка посреди ночи скинула с нас одеяло. В комнате сильно похолодало, и, судя по виду снаружи, на улице мерзко и холодно. Я подавляю дрожь. Ночные воспоминания сохранилась в густоте воздуха и побудили к походу под теплый душ.

Мне приходится почти ошпарить себя горячей водой, чтобы начать осознавать происходящее.

Эта новая игрушка.

Она другая.

Абсолютно другая.

Боюсь, что, сделав ее своим юбилейным двадцатым подарком самому себе, на самом деле обременяю себя кем-то, кто найдет способ пробудить мою тщательно спрятанную душу. Прошло более десяти лет с тех пор, когда мне снилась мама, и все же сейчас я думаю о ней.

Пусть Дюбуа побудет с Банни, пока мы не вернемся домой. Не могу выйти из себя. Особенно сейчас, когда я так близок к тому, чтобы привести ее домой.

Я не позволю ей отнять у меня безмятежность.

Она будет моей особенной игрушкой.

Я заслужил ее.

И буду наслаждаться каждой гребаной минутой, трахая ее разум и сердце, так же как это делали со мной много лет назад.

Что посеешь, то и пожнешь, и теперь Банни заплатит за грехи моей матери.