ВАРВАРА
Едва скидываю Санькин звонок, как телефон вновь пиликает.
На этот раз беспокоит Найденова.
– Варька, ну ё-моё! Разве так можно? – кудахчет она, как курица-наседка, не давая возможности вставить хоть слово. – Убитым голосом сказала мне, что пошла сдаваться врачу, не знаю какому, но, судя по твоей интонации, явно опасному, обещала перезвонить и успокоить… и что дальше? А дальше тишина! Пригожина, тебе не стыдно, а? Я же беспокоюсь, подруга! Два часа молчанки! Я места себе не нахожу и по рукам себя бью, уговаривая: подожди, Юлька, еще чуть-чуть, Варя непременно тебе перезвонит, она же обещала…
– Прости… – единственное, что удается произнести. Горло снова перехватывает спазмом.
Но Юльке и этого хватает, чтобы резко замолчать.
Мне в какой-то момент даже начинает казаться, что связь прервалась. Отстраняю телефон от уха, собираясь проверить догадку, но не успеваю, Найденова шумно выдыхает и вкрадчиво уточняет:
– По шкале п..здецовости, где один – это так, фигнюшка, а десять – полная хрень, на сколько баллов тянет ситуация?
– На сотню, Юль.
– Епать-колотить! Что-то по здоровью?
– И это тоже.
– О-хо-хонюшки, Варь, – выдыхает она протяжно, а в следующую минуту уже твердо уточняет. – Ты где есть? Я приеду. Спокойно всё обсудим и решим, как действовать. Главное, что ты жива. Это уже пятьдесят процентов успеха. А со стальным мы разберемся.
Зрение затуманивается, и по щекам сбегают слезы, но на подрагивающих губах рождается робкая улыбка. Это такое счастье, когда за тебя переживают. Даже вот такие упертые, немного шумные и сильно боевые девчата.
– Я дома, Юль. Только…
– Пригожин будет мне не рад? – выхватывает суть Найденова.
– Он пока отсутствует, но, когда появится… думаю, что он никому не будет рад.
– Поругались?
– Твоя фотография… – морщу нос и качаю головой, – ты не ошиблась, Юль. Он мне изменяет. Я сама своими глазами в этом сегодня убедилась. Но мы еще не разговаривали. Он с ней уехал.
– Вот псина подзаборная! – рявкает подруга, едва меня не оглушая, потом добавляет еще с десяток смачных определений кобелиных подвигов моего благоверного, что уши влет краснеют, а в конце резко предлагает. – Варь, а хочешь я в строительный заеду?
– З-зачем?
Не успеваю за ее логикой.
– О, тут вариантов много. Могу таз купить и цементную смесь. Еще веревку, скотч, проволоку, пластиковые стяжки. Ножовку, ножницы по металлу или просто большие хозяйственные, а еще кусачки… да, точно!
– А кусачки-то на кой?
– Ногти и язык брехуну отчекрыжим! Чтоб он свою мамзель-пенсионерку не только тем, что между ногами дрягается, не мог удовлетворить, но и всем остальным.
– Фу! Юлька! – кривлюсь, не успевая пригасить разгулявшуюся фантазию.
Но Найденова твердо поправляет:
– Не фу-Юлька, а чмо-Колька! – и подводит итог. – В общем так, дорогая. Я на низком старте буду где-нибудь поблизости. Звони мне, как освободишься. Я тут же примчусь. Ясно?
– Да хорошо… – и в этот миг слышу лязганье ключей в замке. – Всё, пришел…
– Удачи, Варь. И запомни, в состоянии аффекта людей даже не сажают. Два года исправительных работ только дают, – благословляет она меня на ратные подвиги, и первая сбрасывает вызов.
Кто бы что не говорил, но хороший разговор с боевой подругой неплохо мотивирует. Однозначно, я больше не хочу плакать и эмоционировать, зато то и дело рассматриваю варианты, предлагаемые строительным магазином и моей сообразительной гуру мести.
– Варвара, – Николай заходит в кухню, куда я за разговором успела переместиться, прямо в обуви. – Малышка, сколько раз я тебе говорил, чтобы ты мне всегда говорила, куда и когда собираешься? Видишь, что получается, когда ты меня не слушаешься?
Это всё, что он может мне сейчас сказать?
Я даже теряюсь немного.
Нет, много.
О-о-очень много!
– Пригожин, ты нормальный вообще? – уточняю на всякий случай. – Ты, предатель и изменщик, приходишь и кидаешь мне какие-то нелепые предъявы о том, что я не сказала тебе про клинику? А про своего бэбика от замужней дамы поведать не желаешь?
– Варя, Варя…
Он устало вздыхает и медленно приближается ко мне. Обнимает за плечи. Вернее, пытается обнять, а я отшатываюсь от него, вдруг осознавая: если он дотронется, если он сейчас только дотронется до меня, то… не разревусь – хуже, я его ботинки с остатками собственного завтрака познакомлю.
– Не подходи.
– Малышка...
На фоне огромного, почти двухметрового Пригожина со своими метр шестьдесят пять я и в самом деле смотрюсь маленькой девочкой. Поэтому «малышкой» он меня называет довольно часто и вполне оправданно. И самое поганое, что мне это нравилось до сегодняшнего дня. Очень нравилось. До щенячьего скулежа, ей-богу!..
Но сейчас эффект прямо противоположный.
Рвотные позывы на слова и близкое присутствие Николая так сильны, что я даже зажмуриваюсь, чтобы прийти в себя, и шумно дышу, немного наклонив голову.
– Не подходи, Коля. Правда. А то меня вырвет.
– Прекрати нести чушь! – бросает муж, не пытаясь скрыть раздражение. – Твои загоны – вот что действительно лишнее и совсем не вовремя. Но раз уж ты всё видела, родная… окей, давай присядем и поговорим, как взрослые люди.
Скотство! Это со мной что-то не так или всё-таки с ним?
Почему мужчина, которого я до сегодняшнего дня любила и считала идеалом мужчины, вдруг превратился в чужака?
– Спасибо, постою, – выдавливаю я сквозь зубы. – Только ты мне одну вещь объясни. Тебе совсем не стыдно? Нет?
– Малышка, умеешь ты трагедию из ерунды сделать.
Господи, Боже мой! Кажется, прозвище «малышка» я теперь ненавижу даже больше, чем имя Тамара.
– Измена законной супруге и секс с замужней женщиной, по-твоему, это ерунда?
Пригожин чертыхается.
– Ну что ты в бутылку лезешь? Что изменилось со вчерашнего дня?
– А ты не понимаешь? Нет? Ты же со мной был, потом с ней, а потом опять ко мне идешь… и так… сколько времени?
Он морщится и одним слитным движением сокращает между нами расстояние. Раз, и уже вжимает меня в себя.
– Да какая разница, Варь, – шепчет, касаясь губами уха. – Люблю-то я только тебя.
«Что ты знаешь о любви?» – хочется завизжать, но я отказываюсь устраивать сцену. Не заслуживает он даже ее.
– О любви хозяйке своей пой, старайся и дальше ей угодить! А мне не надо, понял?! – выплевываю и с невероятной для себя силой вырываюсь из прежде любимых, а теперь ненавистных рук.
– Варька, да не будь ты дурой! Это же такая удача! Крылова – жена миллиардера, у нее бабок немеряно. И от меня ей только одно надо – ласка да внимание. Не я сам. Она ж со своим кошельком, один черт, никогда не разведется. А мы заживем! Да я o таком даже мечтать не мог! Это же Шанс! Шанс с большой буквы, слышишь меня?
Внутри вакуум образуется.
Я молча отодвигаюсь от Пригожина еще дальше и брезгливо вытираю ладони о подол сарафана.
– Хочешь, чтобы я тебе счастья пожелала?
– Не мне, – мягко возражает он, поднимает руку, словно хочет погладить меня по щеке, но в последний момент передумывает и роняет её плетью вдоль тела. – Нам. Тебе и мне, малышка.
Господи! Идиот, как есть идиот!
Да по нему психушка плачет!
– Ты меня женскими болячками заразил, придурок, – качаю головой, отказываясь верить в весь этот бред. – У меня воспаление придатков выявили. Ты, мой муж, обещавший любить и оберегать, не только нарушаешь собственные слова, трахаешься, как теперь понимаю, за деньги, и плодишь ненужных никому детей, но и заразу распространяешь. Совсем больной?!
– Хватит! Прекрати истерику. Ты не в себе.