ВАРВАРА
– Я не в себе? А ты, Коль, в себе? Ты слышишь то, что я тебе говорю?
– Ты не говоришь, Варвара, ты орешь и психи мне свои показываешь. Вот чего ты своей выходкой добиваешься?
– Я чего добиваюсь? Выходкой?
Мы словно глухой с немым разговариваем. На разных языках абсолютно.
– Да, ты, Варя. Я не узнаю тебя. Где твой ум, детка, где сдержанность, здравый смысл, самодисциплина и выдержка, которыми я всегда восхищался?
– Что?
Смотрю на Пригожина и не пониманию.
Кто это чудовище, что вселилось в тело моего мужа?
Сейчас я как никогда согласна на таз и цемент. Благо в Питере воды много, найду куда скинуть.
– Посмотри, в кого ты превратилась, дорогая! Лицо красное, зрачки расширенные, руки трясутся, губы до крови искусала. Разве это нормально?
– Когда муж – предатель и гуляка, да, нормально!
Пригожин запрокидывает голову и шумно выдыхает, будто чертовски устал, ворошит волосы на макушке и кривится:
– Давай договоримся так: ты сейчас выпьешь успокоительного и ляжешь спать. Завтра сиди дома и никуда не ходи, отдыхай. А когда я вернусь из командировки, мы с тобой спокойно все обсудим. Поняла? Надеюсь, нескольких дней тебе хватит, чтобы вновь стать моей адекватной девочкой, готовой к диалогу.
– Коля, это шутка такая, да? – смотрю на Пригожина и чувствую, что глаз дергается. Раз. Другой. Третий. Приходится растереть его костяшкой пальца, чтобы прекратить тик. – Или ты так изощренно надо мной издеваешься?
– Нет, Варя. Я пытаюсь внести конструктив.
Разводит руки в стороны, а я снова шарахаюсь. Не хочу, чтобы он мены трогал.
– Конструктив?
Не верю собственным ушам.
– Да, милая. Ты же слышала, что я тебе сказал? Я. Люблю. Тебя. Понимаешь? Только тебя. Остальное всё – издержки производства. Да, немного странные. Но на ситуацию ведь можно под разными углами смотреть.
– Точно издеваешься, – уже не спрашиваю, а утверждаю.
А он лишь усмехается и тычет в меня пальцем.
– Вот! Я про это и говорю. Ты не можешь адекватно воспринимать мои слова, потому что на нервах. Но пока я буду отсутствовать, подумай, родная. Сколько мы еще будет по съемным квартирам ютиться? Нам детей уже пора заводить. И куда их тащить, а? В съемный угол?
– К-какие дети?
Он рехнулся?!
– Маленькие, пищащие, на меня и тебя похожие, – подмигивает муж, а потом становится серьезным. – Варь, не думай про Крылову. Тамара совершенно ничего для меня не значит. Как и я для нее, повторяю тебе десятый раз. Воспринимай наши встречи с ней так же, как и я.
– И как же ты их воспринимаешь, стесняюсь спросить?
– Как шабашку, солнце. Шабашку, которая позволит прийти нам к нашей мечте быстрее. По моим прикидкам мы уже к концу года сможем купим себе собственное жилье! Как же хорошо всё складывается!
Ноги перестают держать. Дернув стул, не сажусь на него, а буквально падаю.
Каков молодец!
Всё сосчитал. Всё распланировал.
А мои слова – как об стенку горох.
Небо-небо…
– Пригожин, не в квартире счастье, – говорю, уже слабо надеясь на то, что он услышит хоть слово. – Не в статусной машине, не лопающемся от наличия денег кошельке. Счастье в том, чтобы между мужем и женой были взаимные любовь, поддержка и уважение, общие цели и ценности, эффективная коммуникация и принятие другого таким, какой он есть. Коль, я думала, это наш с тобой случай. Но ошиблась.
– Варя, послушай…
– Нет, Коля, это ты послушай. Твои ценности и идеалы для меня чужды. Нет, я больше скажу, они мне противны. Омерзительны. Паскудны. Я их презираю. А теперь презираю и тебя. Ты отвратителен.
– Брось! Ты обижена, понимаю. Я бы на твоём месте был просто в бешенстве. Но это пройдёт, милая. Ты подумаешь и поймёшь, что ничего страшного не произошло. Я по-прежнему твой. Весь твой, каким был вчера, позавчера и пару месяцев назад. И никуда от тебя не денусь.
– Пару месяцев? – выуживаю суть. – Ты ахаешь свою старушку пару месяцев? Ой, фу…
Прикрываю рот ладонями.
Нет, я – не дура, я – мегатупица. Два месяца он мне изменяет! А я и не заметила. А еще гордилась своей проницательностью.
Какой кошмар!
– Варь, перестань. Успокойся, детка. Я вернусь из командировки, и мы еще раз поговорим.
– О чем нам говорить, Коля? Диагноз и так ясен. Пациент не жив, а мертв. Я с тобой ни за что не останусь. Я подаю на развод. Это дело решенное.
– Не смей о нем даже заикаться! – повышает голос и бьет открытой ладонью по столу перед моим носом.
Бах!
Вжимаюсь в спинку стула, но вопрос задаю:
– Почему это?
– Потому что мы вместе!
Бах!
– Потому что я – твой любимый муж!
Бах!
– Потому что у нас всё хорошо!
Бах!
– У нас всё отвратительно, – качаю головой.
А он нависает надо мной огромной самоуверенной скалой и холодно ухмыляется:
– Нет, милая. Всё отвратительно у тебя будет, если ты вздумаешь от меня уйти. Ты не сможешь жить на свою мизерную зарплату, детка, да еще и Сашку содержать. Твоих грошей вам не то что на съем квартиры не хватит, даже на еду. А еще транспорт, шмотки, родительские сборы. Или в деревню к своей мамашке вернешься?
– Надо будет, вернусь, – задираю подбородок.
Ни за что не покажу, как он меня пугает.
– Окей, моя милая. Тогда вот еще на досуге о чем подумай. Что скажут органы опеки, если ты со мной разведешься? Не отнимут ли они у тебя, нищей бабы-одиночки, твою любимую племянницу, а?
Небо…
Я смотрю на него и вижу: он абсолютно уверен в том, что я передумаю. Перебешусь, проревусь, напсихуюсь, взвешу все «за» и «против»... и да, не только останусь его женой – тряпкой и дерьмоглотательницей, но и, пролечившись, снова раздвину перед ним ноги.