НИКОЛАЙ
– Ну здравствуй, Прига. С возвращением, – произносит Евдокимов сухо, как только моя нога покидает тамбур вагона и ступает на перрон Ладожского вокзала.
Сам начбез приехал встречать?
То, что дела мои хреновы, к бабке не ходи.
Но все равно стараюсь держать лицо:
– Добрый день, Петр Максимович.
Евдокимов на улыбку не отвечает, как и руку не жмет. Смотрит холодно, изучающе. Явно просчитывает, как я себя сейчас поведу.
Похоже с тем, что день добрый, я немного поспешил.
Евдокимов это и подтверждает.
– Сам пойдешь? Или дурить будешь? – кивает в сторону парней.
Тех двое. Рассосредоточены. С виду расслаблены, но это видимость. Оба наготове. И не факт, что где-то поблизости нет других.
– Сам.
– Ну хоть так.
Петр Максимович ведет подбородком, без слов указывая направление.
Сжав сильнее ручки сумки, закидываю ее на плечо и подчиняюсь. Начальник безопасности следует на шаг позади. Парни пристраиваются один впереди, второй позади. Всё четко. Не выпустят.
– Может объясните, причину такой дружеской встречи? – закидываю удочку, стараясь держаться независимо и смело.
Хочется понимать, какой конкретно мой косяк привел к тому положению, в котором я сейчас нахожусь. А то вдруг сболтну лишнего.
– Тебе весь список перечислить, Николай?
Мля… такой ответ начбеза напрягает еще больше. Ноль конкретики и в то же время есть понимание, что грешок отыскали не один.
Хреново.
Прямо на выходе нас поджидает черный минивэн. Стекла тонированные.
Менты трутся поблизости, но ни машины, стоящей впритык к пешеходке и явно нарушающей ПДД, ни меня, ведомого в оцеплении, в упор не замечают. Подай я голос, они, суки, еще и глухими прикинутся.
Попадос!
Как только остается пара метров, дверь машины плавно отъезжает в сторону. Меня с обеих сторон хватают за локти и не совсем нежно заталкивают внутрь. Охранники садятся с обеих сторон, подпирая плечами. Евдокимов – напротив.
– Вы мне…
– Поймай тишину, Прига, – произносит начбез тихо, но так вдохновенно, что я принимаю его слова за дружеский совет и затыкаюсь.
Как ни странно, везут меня ни в лес, ни в поле, ни на ковер к Крылову, а ко мне домой.
Вместе со мной поднимаются. Осматривают квартиру, забирают всю электронику, по которой я могу хоть с кем-то связаться, предупреждают, чтоб из квартиры даже носа не казал, после чего уходят.
Ох..реневший вконец, не знаю, радоваться мне или печалиться. Выглядываю в окно. Наружка стоит и даже не прячется. Уверен, свинтить не выйдет. Но через пару дней все же пробую.
То, что сделал это зря, объясняют доходчиво и больно. Очень больно. Не жалея.
Но лицо не трогают.
Ответ – почему? – получаю через сутки, когда в мою квартиру, как к себе домой, входит Крылов. Ни здрасьте, ни насрать…
– Через несколько дней едешь в суд. У тебя развод с Варварой, – ставит он в известность, разглядывая меня, как мерзкую букашку. – Советую подписывать бумаги, не задавая лишних вопросов, не препятствуя расторжению брака, и даже не глядя.
– А если я не хочу? – проверяю границы допустимого, стараясь чтобы голос не дрожал.
Бесит меня, что я не понимаю эмоций Демьяна Константиновича. Он закрыт наглухо. И говорит отчего-то про мою жену, а не про свою.
Я ж рассчитывал, что он из-за Томки меня прессанёт, все же каждый мужик – собственник, пусть ему его баба уже, по сути, на хрен не упала. А он со мной по поводу Варьки базарит.
– Тебе подсказать, куда засунуть своё «не хочу», или сам сообразишь? – пригвождает он меня к месту тяжелым взглядом.
– Не нужно.
– Ну смотри, – разминает шею, хрустя позвонками. – И да, Коля, если дурить вздумаешь… то лучше не надо… документы на развод ты в любом случае подпишешь. А вот зрячим или слепым, с целыми пальцами или сломанными – решать тебе. Во втором варианте будет сложнее, сам понимаешь, но ты в любом случае будешь стараться так долго, пока графологическая экспертиза не поверит, что это писал ты. Уяснил?
Становится дурно.
– Я…
– Да или нет?
– Да.
Крылов покидает квартиру, и только тогда я делаю первый нормальный вдох. Жуткий мужик. Мизинцем не тронул, а я едва от страху не обделался.
Оставшись один, беру себя в руки и рассчитываю, что трое-четверо суток у меня в запасе есть. Что-нибудь с побегом придумаю. Но оно никак не думается, обложили гады со всех сторон. И почему-то от Пахома весточки нет. Этот жмот от своих денег никогда не отказывается. Должен бы был на разборку ко мне приехать…
Ответ – куда делся дружбан? – получаю через сутки.
– Собирайся, – командует Евдокимов, вваливаясь в мою квартиру, как к себе домой.
– Куда?
Жду, что как обычно не ответит. А когда слышу…
– С Теремом знакомиться, Прига. Куда ж еще? Твой дружок Пахом без тебя у него в гостях уже неделю скучает.
… понимаю: лучше бы не спрашивал.
Пробирает так, что живот от фантомных болей сводит.
Суки! Опять бить будут! Больно!
– А как же мой развод? – уточняю хрипло. – Мне Демьян Константинович про него говорил.
– До него точно доживешь, – «успокаивает» начбез.
Ненавижу тварей! Зажрались со своими бабками! А я всего лишь хотел быть таким же, как они, крутым и независимым. И жить так же хорошо.
И вообще, это Томка мне на шею вешалась – муж ее не удовлетворяет. Не я к ней яйца подкатывал. Она виновата! И перевод тот чертов Варька делать должна была, я – всего лишь посредник. Вот и трясли бы ее!
Но ее, гадину, не трясут. Убеждаюсь в этом час спустя, когда вижу Варвару рядом с Теремом и Крыловым.
Зрелище общающихся небожителей и моей супружницы настолько поражает, что сижу и пялюсь на них через затемненное стекло, открыв рот.
Это что за подстава такая?
Варька, сучка, с ними за моей спиной снюхалась?
Ну шалава!
Хочется выйти и врезать этой дуре хорошенько, чтобы место свое знала. Позорить меня! Но я пристегнут наручниками, не рыпнуться. А на все просьбы водителю меня отпустить, лишь угроза вырубить поступает.
Остается только молча кипеть и смотреть. И, оказывается, есть на что! Мою тихоню-жену вместе с рыжей мелкой дурой, ее племянницей, Крылов, в свою личную машину, аки барынь, сажает. И говорит так, что даже я слышу, чтоб Варька его ждала вечером.
Моя жена своего ёб..ря вечером!
Вот гадина! Проститутка! Шлюха!
Меня на части разрывает от бешенства, правда, через час, когда в подвал, как мешок с картошкой скидывают, а потом за связанные руки к крюку в потолке подвешивают, становится не до жены-подстилки. Тут бы самому уцелеть…
Следующие часы, дни сливаются в один непрекращающийся кошмар.
Издеваться Терем умеет. Этот псих меня не бьет, но морально ломает так, что крыша ехать начинает. День, ночь – ничего не понимаю. Я даже на дурку и смирительную рубашку уже согласен, только бы этот монстр угомонился.
Выдохнуть получается, когда меня к мировым судьям везут, развод оформлять. Встречи с Варькой жду с предвкушением. Раз больше не на ком, так хоть на этой сучке, что строила из себя тихую овечку, отыграюсь.
Не получается. Эта дрянь приезжает впритык по времени. Еще и не одна. С адвокатом. И тот нас даже на секунду одних не оставляет.
Решаю на него забить, Варвара все-таки пока моя жена.
– Ну что, дрянь, – говорю ей с ледяной улыбкой, – перед богатым мужиком ноги раздвинуть вздумала, шлюха?
Жду, что испугается, будет мямлить, но эта стервоза подбородок задирает и, глядя мне в глаза, без стыда и совести заявляет:
– Перед мужиком, Коленька. Перед настоящим мужиком я ноги раздвинула. Ведь ты-то у нас даже не он, как оказывается. А так… кучка вонючего говна.
– Чего?!
Ух как меня вскидывает!
Только сделать ничего не успеваю. Как и сказать.
С выбитыми зубами вообще хреново разговаривать.
А после меня снова к Терентьеву возвращают, и я уже не надеюсь, что выживу. В какой-то момент, когда этот псих Тимур сподабливается ко мне спуститься, даже интересуюсь:
– Вы меня убьете?
Сам себе не верю, но в голосе звучит надежда. И такое бывает, да.
Но Терем только усмехается:
– Убивать тебя? Зачем? Какой мне прок с мертвеца? Ты разве в виде трупа мне долги вернешь? Нет, – отвечает он сам себе. – Так что готовься жить долго, Коля. Пока все сворованные у меня бабки не отработаешь…