После измены счастье есть (СИ)

Глава 24

ДЕМЬЯН

– Что у вас с девочкой произошло? – интересуюсь у сына, когда мы, навернув мяса с макаронами, отлепляемся от тарелок и уже сыто и лениво посматриваем на лежащий под прозрачным пластиковым куполом яблочный пирог.

Не то чтобы меня особо сильно занимали распри между детишками. Я в курсе, что Макс вырос и в свои восемнадцать вполне отдает отчет собственным действиям, иначе машину не подарил, как бы об этой не просил он сам и не уговаривала Томка. Но такой резкий переход от вражды к дружбе заставляет задуматься.

Максим не спешит отвечать. Интересуется, что я буду: чай или кофе? Потом готовит нам обоим напитки. Я не тороплю. Даю ему время собраться с мыслями. Но когда он все же открывает рот, чтобы ответить, подвисаю уже сам.

– Бать, а почему вы с матерью не разведетесь?

Мощный заход, ничего не скажешь.

Это как ожидаешь удар по почкам, а прилетает прямиком в лоб. От души.

– Хм… – теперь паузу на обдумывание беру я.

А Макс, решивший открыть тему, продолжает, глядя мне в глаза:

– Вы ж друг с другом практически перестали общаться. Я вас вместе вижу – раз в сто лет, по отдельности гораздо чаще, да и веселее. Нет, честно, я не понимаю, зачем вам это надо: просирать лучшие годы рядом с человеком, на кого по большей части давно плевать? Ты же не любишь ее, пап. А она не любит тебя, – говорит он прямо и твердо, ставя в конце предложений точки, а не вопросительные знаки. – Ну, или я совершенно иначе представляю это чувство.

Слушаю сына и удивляюсь, какие же мы с Томкой все-таки слепцы. А ведь наивно полагали, что отлично шифруемся.

Но нет. Всего лишь полагали.

А Макс многое видит. Видит, понимает, но не оценивает. И сейчас, открывая мне глаза, он не занимает чью-то одну сторону, не пытается сказать, что кто-то прав, а кто-то виноват.

Он всего лишь задает логичные вопросы, обоснованные, конкретные. И при этом будто дает волшебный пинок под зад. Заставляет очнуться и взглянуть на свою жизнь со стороны. Совершенно иными глазами.

– Ну, правда, отец, ведь не ради меня же вы вместе живете? Потому что это полный трэш, если так. В чем смысл держаться даже не за тонущий, а уже давно затонувший корабль? Я не понимаю, клянусь!

– Может, дело в привычке? – нахожу самый логичный ответ. – И по поводу любви, Макс, ты не совсем прав. Я люблю твою маму, за то, что она родила мне тебя. За то, что подарила лучшие годы своей жизни, как бы банально это не звучало. И она меня, думаю, тоже за что-то любит.

– За что-то… – повторяет он, будто пробуя слово на языке, после чего морщится, нисколько не удовлетворившись, и припечатывает. – Любят, бать, не за что-то, а вопреки всему. Нам так русичка говорила, и я с ней согласен. А еще когда любят, не предают. А то, о чем говоришь ты – это не любовь, а уважение… хотя, и оно у вас получается каким-то дерьмовеньким. С душком.

– Не выражайся, – осаживаю не в меру разговорившегося подростка.

Но Максим решает, высказаться до конца.

– Да хоть выражайся, пап, хоть нет. От правды не сбежишь. Вы с мамой не вместе. Давно уже нет. У тебя своя жизнь. У нее своя, причем, довольно насыщенная. И вам хорошо в те моменты, когда вы вдалеке друг от друга.

– Хочешь рассказать мне что-то конкретное? – прищуриваюсь, не упуская из виду «довольно насыщенная».

Откидываюсь на спинку стула и с интересом смотрю на сына.

Еще вчера я был уверен, что он вырос и поумнел, но только сегодня осознаю и параллельно охреневаю насколько. Потому что он уже не просто крепыш с меня ростом и наличием мозгов, позволяющих ему разделять вещи на плохие и хорошие. Он повзрослел внутренне и разговаривает со мной не с позиции подростковых ультиматумов, когда эмоции преобладают над разумом, а язык мелет, всё, что ни вздумается. Он обсуждает серьезные вещи, четко их проговаривая и обосновывая, будто успел их обдумать и проработать задолго до этого.

– Нет, – качает Макс головой. – Не хочу. Это не моя тайна.

Тайна, значит. Ну-ну.

Не подозревая о моих мыслях, сын поднимается из-за стола, забирает свою и мою чашки, но, прежде чем идти их мыть, смотрит мне в глаза и тихо добавляет.

– Я не буду против вашего развода, отец.

Прямолинейно.

Ничего не скажешь.