После измены счастье есть (СИ)

Глава 48

ДЕМЬЯН

– Крылов, ты совсем рехнулся?! – набрасывается на меня Тамара, едва я переступаю порог кабинета, в котором ее заперли еще вчера.

Подскакивает с дивана на ноги и, сжимая кулаки, несется навстречу.

– Я беременная! Мне нервничать нельзя! А ты меня, как собаку, в конуре запер. Совсем рехнулся на старости лет?!

Смотрю на ее перекошенное лицо, гневно скривленные губы и глаза, мечущие молнии, и не понимаю, когда она успела превратиться в настолько токсичную, циничную и бездушную бабу?

А я? Где были мои глаза?

Как давно я ослеп по отношению к ней, раз не заметил разительных изменений? Они же не за неделю и не за месяц произошли…

– Прекрати истерику и возьми себя в руки, – произношу, не повышая голоса.

– Истерику?! Истерику?! – передразнивает она меня, переходя на ультразвук, и резко вскидывает ладонь вверх. – Да ты мне всю душу вымотал, гад!

Замахивается, но ударить не успевает. Перехватываю руку прямо в полете и, сдавив до ощутимой боли, немного заламываю назад.

– Угомонись лучше сама, – цежу, четко проговаривая каждое слово. Все еще надеюсь, что до ее ушедшего в отпуск мозга наконец дойдет, какую дичь она творит, – иначе позову тех, кто поможет тебе это сделать.

На полном серьезе рассматриваю идею вызвать к этой истеричке санитаров и вколоть успокоительное. Может, хоть оно сделает ее более вменяемой.

– Господи! Как же я тебя ненавижу! – выплевывает Томка, отступая на пару шагов и потирая запястье.

Но хотя бы драться больше не лезет. Лишь обнимает себя за плечи и смотрит, как на врага народа. К чему я давно привык.

– Ненавидь на здоровье. Только меня одного. У меня шкура толстая, переживу, – предлагаю ей, пряча руки в карманы брюк, и уже жестче добавляю. – А вот к детям больше даже не думай соваться, не пощажу. Поняла?

– Что? Ты мне угрожаешь? – таращит глаза.

Качаю головой.

– Я тебя предупреждаю.

– Не хочу с тобой говорить!

Да кто бы сомневался.

Только я не мальчик, который будет ждать, когда барыня передумает.

Прохожу по комнате туда-обратно. Тормознув у мини-холодильника, достаю бутылку воды, свинчиваю крышку, делаю несколько больших глотков и все же озвучиваю вопрос, который, сука, никак не дает покоя.

– Том, скажи мне, ни хера не понимающему, ты вообще каким местом думала, когда ехала разбираться с шестнадцатилетней девочкой к ней домой? Явно же не головой, да?

– Да нет, милый мой! Как раз-таки головой! – снова психует Томка, а дальше несет абсолютную чушь, от которой у меня волосы на голове шевелятся. – Все из-за нее у нас испортилось, понимаешь?! Из-за нее! Если бы эта буйная малолетка не мотала нервы Максу, я не ездила бы в школу на разборки каждую неделю и с Пригожиным не замутила бы, пытаясь нервы свои успокоить. А значит, и наша семья, Дёма, не развалилась бы!

«Ты дура? Или так здорово прикидываешься?» – хочется задать вопрос, вместо растираю ладонями лицо и пытаюсь найти сил, чтобы не придушить идиотку.

Это ж насколько нужно всё вывернуть, чтобы…

Да к черту!

Отставляю бутылку в сторону и беру в руки пульт, включаю висящий на стене телевизор.

– Что ты делаешь? – недоуменно спрашивает бывшая Крылова, а ныне Гусева, но я игнорирую ее вопрос.

Сама прекрасно всё видит.

– Сядь на стул, – предлагаю ей по-хорошему, а, когда замечаю, что мои слова она игнорирует, мысленно машу рукой и отхожу к окну.

Опираюсь на подоконник и жму на кнопку воспроизведения.

– Что это? – сипит Томка десять минут спустя, теряя боевой задор и даже слегка бледнея.

– Это, Тамара, запись с уличной камеры видеонаблюдения, – произношу, стараясь не поддаваться на эмоции, потому что меня, смотрящему на момент аварии, где в машину моего сына влетает пьяный урод, снова колотит.

А кто всему виной?

Баба сорока лет, вбившая в свою пустую голову какую-то чушь и сунувшаяся к дитю, чтобы обелить свои дерьмовые поступки.

Нормально вообще? Есть ум в черепной коробке или как?

Бля, да нету его у нее. Ни капли. И спрашивать не хрен, так всё ясно.

– После того, как ты «разобралась» с девочкой, – объясняю бывшей суть ее идиотского поступка, – у Саши открылось кровотечение. Максим повез ее в больницу, а то, что ты видишь – результат поездки.

– Наш сын попал в аварию? – сипит Гусева.

Неверяще качаю головой и, едва сдерживаясь, цежу, чтобы до нее наконец дошло.

– Оба. Ребенка. Попали. В аварию! ОБА!

– Боже!

Неужели первая нормальная реакция?

– Дём, я хочу поехать к сыну. Он как? Мой мальчик сильно пострадал?

М-да, горбатого могила исправит.

– Он против твоего приезда, – говорю прямо, махнув рукой на попытку достучаться до мозга. – Категорически.

– Но я мать!

И ведь я думал, что хорошая.

Растираю лицо руками и выключаю телевизор. Откидываю пульт на подоконник, скрещиваю руки на груди и обрисовываю для бывшей жены новую реальность.

– В больницу тебя никто не пустит, это первое. Не пытайся прорваться. Второе, в течение двух дней твой бизнес в этом городе будет прикрыт. Насовсем. Третье, советую паковать чемоданы и уезжать.

– Что?

– Я не шучу, Тамара. Продавай то, что у тебя осталось, и уезжай из Питера. Тебе здесь больше не рады.

– А кто ты такой, чтобы указывать мне, где жить?

Гусева задирает подбородок, на что лишь холодно усмехаюсь и говорю твердо, чтоб до нее наконец дошло.

– Я тот, кто превратить в ад жизнь любого человека, посмевшего вредить близким и дорогим мне людям.

– Дорогим тебе людям? – повторяет она вслед за мной, обескураженно хлопая глазами. – Погоди-ка… тебе, что, эта девчонка, – как там ее? – Сашка, кажется… дорога?

– Она дорога Максу, – поправляю ее, – а значит, дорога и мне.

Кривит губы, будто кислый лимон целиком съела.

– Да это же подростковая блажь, Крылов! Макс уедет за границу через пару месяцев и думать забудет про эту малолетку. А ты из-за нее меня из города выгоняешь?

Качаю головой и больше не собираюсь сотрясать воздух. Бесполезно.

Оттолкнувшись от подоконника, направляюсь к выходу. Уже на пороге притормаживаю.

– Дверь открыта, Тамара. Ты свободна, но… за каждым твоим шагом будут следить. Через четыре дня, если всё еще будешь в городе, а твой бизнес не будет выставлен на продажу, я приму меры. Поверь, они тебе не понравятся.

Жестко?

Может быть.

Но я свой выбор сделал. И менять решение не собираюсь.

Об одном жалею. Зря ставил палки в колеса, когда Тамара хотела сделать аборт. Не уверен, что женщина, в которую превратилась моя бывшая жена, сможет сделать ребенка счастливым.

Дай бог, чтобы я ошибался.

Дай то бог.

Что же касается Макса. Он – парень взрослый. Когда отойдет и поразмыслит, сам решит, хочет с матерью общаться или нет. Я давить не буду и приму любой его выбор.

Покидаю офис, навсегда закрывая дверь в прошлое.

– Куда, Демьян Константинович? – уточняет Павел, едва сажусь в авто.

– В больницу. К своим.

Варю нахожу в палате Макса. Санька тоже там. И вся эта веселая троица залихватски щебечет на английском. Тихонько приоткрываю дверь и, прислонившись плечом к откосу, стою и с улыбкой за ними наблюдаю.

Живые, общительные, дорогие и любимые.

Нервное напряжение, что держало весь день в ежовых рукавицах, наконец отступает. Я даже плечами веду, чтобы понять, что бетонная плита больше на них не давит.

– О, пап, привет, – сын первым меня замечает. – А мы тут недавно вышедший фильм обсуждаем. Хотим на премьеру, когда меня выпишут, сходить.

– М-да? – отталкиваюсь от косяка и захожу внутрь, слыша, как за спиной, захлопывается дверь. – Отличная идея. А меня с собой возьмете?

– Конечно, возьмем, – кивает Санька. – Да ведь, Варь?

Смотрит на свою старшую родственницу.

Я тоже на Варю смотрю. Моя красавица стремительно розовеет, но взгляд не отводит.

– Будем рады компании, Демьян, – произносит она негромко. – Но обсуждать фильм, чур, только на английском. Максиму надо его подтянуть перед поступлением. Ты готов?

– I'm always ready, my dear, – подмигиваю ей.

Варвара заливается краской сильнее и, спрятав глаза, качает головой. Зато молодежь, не стесняясь, хихикает.

– Вы не против, если я у вас Варю на сегодня украду? – уточняю у них, подходя к своей красавице ближе. Протягиваю ей руку, чтобы помочь подняться, и сжимаю крепче, когда она меня касается.

– Нет. У нас все равно через десять минут ужин, потом процедуры, – отвечает за обоих Санька, стреляя в тетушку хитрыми глазками.

– Точно так, – тут же поддакивает Макс.

– Спасибо, молодежь, тогда прощаемся до завтра.

Уже в машине притягиваю свою красавицу к себе ближе. Обнимаю обеими руками, прижимаю к груди и касаюсь носом ее слегка вьющихся волос.

Делаю глубокий вдох. Втягиваю легкий цветочный аромат и с тихим стоном закрываю глаза. Блаженство.

– Варь, помнишь, я тебе месяц перед свадьбой обещал дать? – спрашиваю негромко, вырисовывая на ее спине узоры.

Запрокидывает голову, смотрит мне в глаза, чуть заторможенно кивает.

– Помню, да.

– Хочу свои слова назад забрать, – продолжаю серьезно. Чувствую, как напрягается в моих руках, явно неправильно понимая суть, и спешно договариваю. – Варь, я так долго не выдержу, милая. Соглашайся замуж прямо сейчас.

– Что?

Зависает и даже, кажется, не дышит. Потом раз хлопает ресницами, два, и губы свои красивые облизывает, к чертям срывая мою выдержку.

– Я серьезно, – произношу уже громче. Вытаскиваю коробочку с кольцом, открываю и ей протягиваю. – Не забывай, я же у тебя командир, тиран и деспот. Так что отказа не принимаю. Вообще.

– А что принимаешь? – хмыкает моя женщина, пряча в уголках губ улыбку.

– Только «да». Твердое и безоговорочное.

– А подумать? – улыбается она чуть шире.

Вот уж нафиг! Лишнее!

Вытаскиваю кольцо и надеваю ей на безымянный пальчик. Пару секунд любуюсь, радуясь, что подошло идеально, как для нее изготавливали, и, наклонившись, прикасаюсь к узкой ладошке губами.

– Варюш, много думать – вредно, – убеждаю. – Хотя над именами детей можешь и подумать. Ты, кстати, кого больше хочешь, мальчика или девочку? Или обоих?

– Что? Дём, ты сейчас о чем? – хмурит бровки.

– О том, милая, – улыбаюсь довольно, – что сегодня мы не только спим в обнимку. У нас будет всё.

– Всё?

– Всё-всё-всё! Я же тиран… опять забыла?