После измены счастье есть (СИ)

Глава 19

АЛЕКСАНДРА

Девять дней, что я не видела тётушку, пролетают, как один миг. Я очень по ней соскучилась, но не представляю, как быть дальше. Как смотреть ей в глаза и молчать о том, что ее любимый мужчина ее предал? Как улыбаться, зная, что я, покрывая лгуна, сама становлюсь лгуньей?

До сих пор не могу отпустить ту ситуацию, где Николай тискается со своей начальницей в машине возле школы. А та не только не сопротивляется его поцелуям, но довольно улыбается и в ответ облизывает его.

Фу! Какая гадость!

Физичка вдохновенно вещает новую тему, чиркает на доске формулы, указывает рукой то на одно, то на другое. Я же воспринимаю ее бормотание, как белый шум.

Неинтересно.

Подперев голову кулаком, отворачиваюсь к окну и смотрю на стекающие по стеклу редкие капли дождя.

Как же символично. Плачет природа. И моя душа тоже плачет за тётю и за себя.

Я собиралась молчать. Ради этого и уехала в бабушке, чтобы время прошло, память наполнилась новыми событиями, и всё плохое забылось.

Но оно – вот гадство! – никак не забывается. И тяжесть вины из-за молчания не становится меньше, а будто прибывает, и всё сильнее давит на плечи.

Нет!

Не смогу я Варе врать. Никак не смогу. Это мерзко и подло.

Пусть лучше она на меня обидится, возненавидит, как гонца, принесшего дурные вести, пусть даже не простит и прогонит к бабушке в деревню жить, но я скажу. Так будет правильно.

Сильный тычок под ребра заставляет вынырнуть из нерадостных мыслей и злобно глянуть на соседа. А затем и перед собой, куда он кивает, выпучивая глаза.

– …Мамаева, я к кому обращаюсь?! – недовольно восклицает Подорожникова, кажется, называя мою фамилию не в первый раз. – Каникулы кончились, хватит летать в облаках!

– Простите, Надежда Кирилловна, голова что-то разболелась, – выпаливаю, морщась.

– Это потому, что вы в своих дурацких гаджетах пропадаете сутки напролет, забывая про еду и сон. Нет бы, как нормальные люди, гуляли на улице и радовались весеннему солнышку. Нет! Зачем? Лучше игрулечки, видосики, тьфу!

– Вы абсолютно правы, – решаю не спорить. Да и невозможно это делать, когда физичка садится на любимого конька. – Можно я в медкабинет за таблеткой схожу?

Не дожидаясь разрешения, подрываюсь на ноги, запихиваю тетрадку в учебник, прижимаю их одной рукой к груди, другой подхватываю с крючка рюкзак и закидываю его себе на плечо. Разворачиваюсь и иду на выход.

– Ладно, иди, чего уж, – доносится мне в спину, когда я практически касаюсь ручки двери.

– Спасибо, – бросаю, даже не обернувшись.

– Поди в столовую понеслась пораньше, чтобы в очереди не стоять, – доносится шелест балаболок с последней парты.

Закатываю глаза и захлопываю за собой дверь.

Мне бы их заботы!

Будто кроме выбора нарядов, своевременных приемов пищи и обсуждения «недостойных» других важных дел нет.

В медкабинет, естественно, не иду. Никакая таблетка мне не поможет, только та, что может стереть память. Но таких у нашей медички точно нет.

Остановившись посреди лестницы, раздумываю, куда податься. А потом, перепрыгивая через ступеньку, начинаю подниматься вверх. На третьем этаже есть закуток со старым барахлом в виде уже неиспользуемых учебников, кучей разных ватманов, сваленных на окне запылившимися рулонами, и учебным списанным материалом, таким как просроченные аптечки, противогазы, оставшиеся, кажется, с прошлого века, и скелет человека, который не удосужились стащить на помойку, так как он слишком тяжел, а идти далековато.

Поддев навесной замок, который присутствует только для виду, но давно не закрывается – обэжэшник сам рассказал мне, когда я ему сюда на летней практике помогала противогазы переносить – распахиваю дверь и захожу внутрь. Бросаю рюкзак на пол и сажусь на стул с сломанной спинкой. Перед собой укладываю телефон и запускаю практически замыленную до дыр короткую видеозапись.

«Варь, – обращаюсь к тётушке мысленно, – надеюсь, тебе хватит этого объяснения вместо слов. Потому что это так больно, быть глашатаем дурных вестей. А тут и так всё видно. Кто с кем и чего делает».

– Эй, Рыжая, ты чего это реветь удумала? – раздается сбоку голос того, кого здесь быть не может по определению.

Не веря собственным ушам, резко оборачиваюсь и едва не слетаю со стула, когда по привычке хочу опереться на спинку – ведь ее нет.

– Крылов?! Ты тут чего забыл? – восклицаю сипло.

Я ведь действительно чуть не разревелась, потому что мне страшно. Я боюсь последствий, которые вызовет правда.

– Аналогичный вопрос, Мамаева. У тебя разве сейчас не физика? – подступает совсем близко первый задира и первый красавчик школы.

Не я, кстати, его вознесла на пьедестал почета, а сходящие по нему с ума фанатки старших классов. И чего только в этом ледышке такого прекрасного увидели?! Хулиган и злобный монстр – вот он кто!

– Тебе какое дело? – отвечаю, удивляясь, откуда он знает, какой у меня предмет.

Впрочем, неважно.

Мне нет дела до этого мажора и его интересов. А сегодня даже нет сил на пикировку. Единственное, обидно, что придется искать другое тихое место. Или лучше забить на оставшиеся два урока и идти домой?

– Это что за хрень, твою мать?! – вдруг рявкает Крылов, про которого я забываю всего на минуту.

Заносчивый засранец бесшумно приближается, хватает со стола мой телефон и жадно всматривается в экран, а я, по мере осознания попадалова, мечтаю упасть в обморок, или хотя бы провалиться на второй этаж. Пусть и с переломами в итоге.

Как-то совсем у меня из головы вылетело, что муж моей тетушки нализывается не просто со своей работодательницей, а с матерью этого придурка.

Звездец!

– Я спрашиваю: что это за хрень?! – рявкает еще громче Крылов и со всего маху запускает мой телефон в стену.

Хрясь!

Сотовый гибнет не своей смертью, а взбешенный идиот уже хватает меня за свитер на груди и заставляет встать на ноги.

– Ты откуда, идиотка, это видео взяла?

– Сам ты, большой кусок идиота! Ненавижу тебя! И мать твою тоже ненавижу! – со вспыхнувшей огненным комом агрессией толкаю Крылова от себя.

В меня будто дьявол вселяется, потому что этот увалень, что выше меня на полторы головы, отступает на шаг и удивленно хлопает глазами.

А меня дальше несет.

– Из-за вашей дурной семейки я теперь совсем одна останусь! Варя меня бросит! Господи, да что за наказание-то, а?!

– Причем здесь моя семейка, дура? Я тебя про видео спрашиваю? Кто тебе его дал?

– Сам ты дурак набитый! – не остаюсь в долгу. – Я его сняла, понял?! Я! Потому что это предатели! Ненавижу их обоих!

Психанув, откидываю от себя стул.

– Мать мою шантажировать собралась? – напирает снова.

– Да нафиг мне твоя мать не сдалась! – толкаюсь, не собираясь уступать. Задрал командовать! – Пусть она не лезет к мужу моей тети!

– Что? К кому?

– Что слышал, осел тугоухий!

– А ну, рот закрой, малявка бешеная!

– А ну, не ори на меня, придурок чертов!

– ВЫ ЧТО ЗДЕСЬ УСТРОИЛИ? – вопль завуча перекрывает наши с Крыловым крики и, как ушат ледяной воды, опрокинутый на буйны головы, приводит в чувства. – А ну-ка, оба живо к директору! С ума сошли? Посмотрите только, что вы с хранилищем сделали? Теперь все это только на помойку выносить!

Смаргиваю слезы и смотрю на непонятно когда и как раскуроченный кабинет, потом перевожу взгляд на всклокоченного Крылова.

На щеках красные пятна. Модная прическа взлохмачена больше обычного. Глаза черными провалами мерцают. Губы поджаты в тонкую полоску. Кулаки аж поскрипывают.

Мамочки!

Как тогда я выгляжу?

– Ну, чего замерла оба? – не утихает завуч. – Как ломать муниципальную собственность, так герои. А как отвечать, так хвосты поджали?

– Нечего нам поджимать то, чего не имеем, – задирает подбородок отмороженный на всю голову мажор, нагло глядя в глаза второму человеку в школе после директора. Потом поворачивается ко мне и командует, указывая глазами на выход. – Пойдем, Мамаева, родаков ждать.

И оба рюкзака, будто так и надо, подхватывает.

Ладно свой.

Но мой-то зачем?

– Нет у меня родаков, – не сдержавшись, хлюпаю носом.

– Не реви, разберемся, – прилетает суровое.