Последний дракон Цзянху

Глава 11 Долгая дорога

Она бежала изо всех сил, но тьма подступала. Споткнувшись обо что-то мягкое, она упала, с хрустом разбивая колени о каменный пол. Где-то в темноте слышались то ли смех, то ли рыдания. Раздирая руки об острые камни и ломая ногти, она тащила своё тело вперёд. Холод, бегущий по позвоночнику, сменился жаром, позади послышался шум сотен коготков, который был всё ближе. В отчаянном усилии она подтянулась ещё немного. Чужие руки добрались до её тела и вонзились в него ногтями, разрывая плоть, словно могильные черви. В воздухе разнёсся удушливый запах гнили. От боли и ужаса она открыла рот в беззвучном крике, но вместо звука из него с бульканьем полилась кровь, которая казалась чёрной в бледном дрожащем свете. Мертвецы с перерезанными шеями приближались к ней со всех сторон. Невидящие мутные глаза вели их к добыче, а губы растянулись в немом оскале. Она рыдала и содрогалась в агонии, раздирая тело об острые камни, которые утопали в вязкой крови, перемешанной с гнилью.

Шао Цинмэй открыла глаза, жадно хватая ртом воздух. Сон, это всего лишь сон. Она обхватила себя за плечи, всё ещё ощущая тошнотворный гнилостный запах. Её бельё промокло от холодного пота. Она дрожала, не в силах выкинуть из головы кошмар, который снился ей снова и снова с тех пор, как она увидела ту пещеру.

В поле зрения появилось обеспокоенное лицо Да Шаня. Он гладил её по голове, а его губы беззвучно двигались, словно шепча слова утешения. Шао Цинмэй моргнула, пытаясь понять, что он делает в её покоях, а потом осознала, что она не в покоях. Она повернула голову и наткнулась на ледяной взгляд старейшины Бай.

Шао Цинмэй поспешно села и попыталась привести свою измятую одежду в приличный вид.

— Прошу прощения, — прошептала она, — я даже не заметила, как заснула.

За резкими движениями она пыталась спрятать внутреннюю дрожь. Видения из сна всё ещё маячили перед глазами.

«Это сон. Просто сон», — повторяла она в мыслях, словно мантру.

— Молодая госпожа Шао, вы в порядке? — холодно спросила старейшина Бай.

— Да, да, я в… в порядке… всё хорошо, — кивнула Шао Цинмэй, не поднимая глаз.

— Вам приснился кошмар? — также безэмоционально поинтересовалась старейшина Бай.

— Ничего особенно, — мотнула головой Шао Цинмэй. — Просто плохой сон.

— И часто вам снятся плохие сны? — продолжала допытываться старейшина Бай.

— Нет, совсем нет, — поспешно ответила Шао Цинмэй, а потом подняла голову и виновато улыбнулась. — Такие сны мне стали сниться после… после Лазурного ущелья… та пещера…

Она замолчала и перевела напряжённый взгляд на Да Шаня, который стоял перед ней, опустившись на одно колено. В его взгляде отчётливо читалось беспокойство, но помочь ей он не мог. Никто не мог.

— Вы не должны были этого видеть, — внезапно разрезал тишину бесстрастный голос старейшины Бай. — Такое зрелище не для глаз юной девушки.

— Но вы совсем спокойны, — прошептала Шао Цинмэй. — И тогда, и после. Нет, нет, — спохватилась она, — я не сравниваю нас, я не посмею. Просто… я тоже хотела бы быть такой же смелой, как старейшина Бай… Но я не такая смелая…

— Дело вовсе не в смелости, — посмотрела ей прямо в глаза Бай Сюинь. — Просто вы ещё совсем молоды. Разумеется, подобное зрелище поразило вас.

— А вас нет? — прикусила губу Шао Цинмэй. — Совсем?

— Если честно, — вздохнула Бай Сюинь и её голос смягчился, — это было ужасно. Но не самое худшее, что я видела в жизни.

Шао Цинмэй чуть было не спросила, что же тогда было самое худшее, но вовремя прикусила язык. Боги видят, она не хотела этого знать.

— Вам следовало сказать о том, что вас мучают кошмары. В нашем ордене есть травы, успокаивающие разум, — старейшина Бай выудила из широкого рукава шёлковый мешочек и начала в нём что-то искать. — Вот, — вытащила она свёрток, который явно был больше самого мешочка, — этот чай обладает успокаивающим эффектом. Принимайте его три раза в день, — старейшина Бай протянула Шао Цинмэй свёрток.

Да Шань тут же повернулся и забрал его, а потом отошёл и начал копаться в одном из сундуков.

— А-Шань, не обязательно заваривать его сейчас, — неловко сказала Шао Цинмэй, но Да Шань её проигнорировал, поэтому она повернулась к старейшине Бай. — Не могу выразить, как я благодарна за вашу заботу. Вам не стоило тратить эти ценные травы на меня.

— Пустяки, — отмахнулась Бай Сюинь. — У меня их много. Если это не поможет, обязательно скажите мне, я дам вам кое-что более сильнодействующее.

— Старейшина Бай так хорошо разбирается в травах и снадобьях, — нервно сцепила руки Шао Цинмэй, желая хорошенько врезать Да Шаню, который всё ещё упорно продолжал копаться в сундуках. Но при старейшине Бай надо было вести себя прилично.

— Вовсе нет, — пожала плечами Бай Сюинь, — это совсем не моя область. Просто некоторые травы и эликсиры мне приходится носить с собой. Для личных нужд.

— Вы принимаете подобное? — искренне удивилась Шао Цинмэй, но тут же спохватилась. — Ох, простите!

— Да, порой приходится, — улыбнулась старейшина Бай.

— Но вы ведь и так всегда такая спокойная и… возвышенная… — прошелестела Шао Цинмэй, не зная, как выразить свою мысль и боясь оскорбить строгую наставницу.

— Возвышенная? — усмехнулась Бай Сюинь. — Не думала, что произвожу такое впечатление. Молодая госпожа Шао, вы слышали о хаотичном духовном ядре?

— Да, — кивнула Шао Цинмэй, пытаясь вспомнить всё, что читала об этом. — Это особый тип духовного ядра, энергию в нём трудно удерживать и контролировать. Большинство людей с хаотичным ядром умирают сразу после его формирования от искажения ци. Потому что любая ошибка в совершенствовании или сильные переживания могут привести к потере контроля над энергией.

— Так и есть, — согласилась Бай Сюинь.

— Старейшина Бай, но почему вы вдруг заговорили о хаотичном ядре? — нахмурилась Шао Цинмэй.

— Потому что моё духовное ядро имеет хаотичную природу, — наклонила голову Бай Сюинь. — И, если я буду слишком сильно переживать из-за чего-то, оно разрушится и убьёт меня.

— У вас… — задохнулась Шао Цинмэй, — у вас хаотичное духовное ядро? — она смотрела широко открытыми глазами, пытаясь осознать услышанное. — Но вы, вы же, вы…

— Всё ещё жива, — внезапно рассмеялась старейшина Бай, и от этого смеха вокруг как будто стало светлее. — Я с самого детства тренирую спокойствие ума и принимаю различные снадобья, поэтому знаю, какие наиболее эффективно успокаивают душу.

— Значит, старейшина Бай всегда так спокойна и непоколебима, потому что тренировалась?

— Мм, — хмыкнула Бай Сюинь, а, подумав, добавила, — но это также и в свойствах моего характера. Я всегда была спокойной, сколько себя помню.

Да Шань с победным видом извлёк из недр одного из сундуков изящный фарфоровый чайничек и две маленькие чашечки.

— Ох, А-Шань, это же лекарственные травы, я не уверена, что старейшина Бай станет их пить, — нахмурилась Шао Цинмэй.

— Они совершенно безвредны и имеют приятный вкус, — мягко улыбнулась Бай Сюинь. — Так что я составлю вам компанию.

Да Шань поставил чайник на небольшой столик в углу между скамьями, на которых сидели старейшина Бай и Шао Цинмэй, и налил в него воду из фляги. Бай Сюинь протянула руку и легко дотронулась до стенки чайника, нагревая воду с помощью своей духовной энергии. Обладать огненным типом энергии было очень удобно в быту. Из чайника сразу повалил пар, и Да Шань всыпал в него горсть трав, а когда настой стал красивого золотистого цвета, то разлил его по чашкам. На этом он посчитал своё служение законченным и вернулся в переднюю часть повозки, чтобы управлять лошадьми. Скоро они должны были подъехать к большому городу и остановиться там, чтобы и путники, и лошади могли отдохнуть и подкрепиться.

Женщины внутри повозки тем временем взяли в руки горячие чашки с настоем, который пах мятой, османтусом и какими-то травами, что нельзя было различить. Шао Цинмэй сделала глоток и обнаружила, что у горьковатого напитка было долгое сладкое послевкусие. Она дождалась, пока настой немного остынет и выпила его залпом, а потом налила себе ещё чашку. Если это поможет избавиться от кошмаров, то она готова отныне пить только его.

Старейшина Бай держала маленькую чашечку в руках и задумчиво на неё смотрела. Казалось, её мысли витают где-то очень далеко. Когда спустя половину шичэня они подъехали к городу, она по-прежнему держала в руках маленькую чашку с уже остывшим настоем.

Доехав до крупнейшего гостевого дома в городе, они покинули повозку и отправились в большой обеденный павильон. Старейшина Бай всё ещё витала в облаках и как только служащий принял у них заказ, сразу отлучилась в уборную. На самом деле она просто хотела побыть одна и привести свои мысли в порядок, а один маячивший перед глазами человек этому совсем не способствовал.

Шао Цинмэй и Да Шань остались вдвоём за столом. Молодая госпожа Шао незаметно разминала затёкшую в дороге поясницу, а Да Шань задумчиво смотрел на свою пустую ладонь.

— А-Шань, что такое? — заметила его взгляд Шао Цинмэй.

— Что значит, когда двое людей держатся за руки? — тихо спросил он.

— Держатся за руки? — задумалась Шао Цинмэй. — Ну, думаю, это значит, что эти люди довольно близки.

— Близки? — поднял он глаза.

— Да, — уверенно кивнула Шао Цинмэй, — это значит, что они друзья.

— Вот как, — протянул Да Шань и замолчал.

— Почему ты спрашиваешь? — наклонила голову Шао Цинмэй.

— Просто… — отвёл глаза Да Шань. — Увидел на улице, как двое людей держались за руки и стало интересно.

— Вот оно что, — улыбнулась Шао Цинмэй, а потом бросила взгляд на проход, где скрылась старейшина Бай. — Скоро мы вернёмся в орден, и ты сможешь чувствовать себя свободнее. Прости, что тебе приходится притворяться.

— Пустяки, — пожал он плечами.

Шао Цинмэй бросила на него обеспокоенный взгляд и отвернулась. Ей не нравилось лгать, но она ничего не могла сделать. Это было условием её отца, чтобы тот разрешил Да Шаню остаться в их ордене. Да Шань не должен ни с кем разговаривать, кроме Шао Цинмэй. Даже её брат не знал, что Да Шань не немой. Но какие цели преследовал глава ордена Ледяной Звезды, выдвинув такое требование, она так и не узнала. Были догадки, что таким образом глава Шао хотел привязать Да Шаня к Шао Цинмэй, чтобы тот был всегда предан ей. Но правду знал лишь её отец. Вспомнив о нём, Шао Цинмэй загрустила. Отец был сильно болен и в последние месяцы даже не вставал с кровати. Именно поэтому он так спешил со свадьбой дочери. Она не сомневалась, что как только вернётся в орден Ледяной Звезды, отец сразу отправит письмо в красном конверте с предложением о браке главе Вану. Шао Цинмэй не хотела замуж, но никого не волновали её желания. Впрочем, брак с молодым господином Ваном был лучшим из вариантов. Ведь её вполне могли отдать какому-нибудь старику ради выгоды ордена.

Когда старейшина Бай вернулась к ним, служитель как раз принёс еду на большом подносе. Весь стол оказался заставлен кучей разных блюд на любой вкус. Бай Сюинь гадала, зачем Шао Цинмэй заказала столько еды, ведь, очевидно, что им столько не съесть. Но больше всего ей было интересно, что будет есть Да Шань. Что он любит? Солёное? Острое? Сладкое? Пресное? Она хотела знать о нём всё.

Да Шань оказался всеяден. Он спокойно поглощал любую еду, которую перед ним заботливо ставила Шао Цинмэй. К тому же его аппетит превосходил все самые смелые ожидания. Старейшина Бай взяла свою тарелку с курицей, обжаренной с побегами бамбуками и соломенными грибами. Будучи совершенствующейся высокого уровня, она могла долгое время обходиться без еды. Но зачем отказываться, если можно поесть. Неторопливо ковыряя палочками свою еду, она с грустью вспоминала все те блюда, что готовил для неё Да Шань. Особенно карпа, которого она так и не смогла попробовать. Осознание того, что скоро тот вернётся на свою гору и больше никогда для неё ничего не приготовит, омрачало её мысли. Да что там готовка, они ведь могут больше никогда не увидеться! Бай Сюинь твёрдо решила, что до конца их путешествия она признается и получит от него ответ. И всё, на что она могла рассчитывать — это уговорить его выбрать её, а не Шао Цинмэй. Поэтому она молчала и за обедом, и в дороге после, а молодая госпожа Шао не осмеливалась нарушить тишину. К вечеру они прибыли в другой город и остановились в гостинице на ночь, а утром отправились в путь.

Каждый день их путешествия неизменно походил на предыдущий — остановка в обед и остановка на ночь, чтобы сдать одежду в стирку и выспаться, а утром снова направить повозку на север. День за днём лишь пейзажи сменялись за тонкой полупрозрачной тканью, закрывающей окна. Иногда они делали остановки просто чтобы выйти из повозки и размять ноги. Или сходить по нужде. И в этот раз Да Шань остановился в небольшой бамбуковой роще.

Бай Сюинь спрыгнула на траву с нескрываемым облегчением. Эта бесконечная дорога уже начала её утомлять, и она была рада сделать небольшую передышку и размять затёкшие мышцы. Всё её тело скучало по регулярным тренировкам и требовало нагрузки. Шао Цинмэй вылезла из повозки и с видимым удовольствием потянулась. Последние дни она пребывала в каком-то блаженном состоянии, и Бай Сюинь догадывалась, что причина в травяном настое и спокойном сне без кошмаров. Короткая остановка быстро подходила к концу, им надо было возвращаться в повозку, чтобы продолжить путь дальше.

— А-Шань, поехали, — Шао Цинмэй повернулась к опирающемуся спиной о повозку Да Шаню, — нам надо успеть дотемна добраться до города, а то ночевать придётся в дороге.

Да Шань кивнул и отлепился от повозки, но пошёл не к передней её части на своё привычное место, а к высоким стеблям бамбука. Подойдя к молодому стеблю с сочными зелёными листьями, он снял с плеча серую птицу, посадил её на развилку между стеблем и листом, а потом развернулся и, не оборачиваясь, пошёл к повозке. Бай Сюинь перевела растерянный взгляд с птицы, которая, внезапно лишившись привычного насеста в виде плеча, возмущённо запищала, на человека, который, не выдав ни единой эмоции, шёл к своему месту возницы, явно намереваясь уехать. Шао Цинмэй не обращала на это внимания, Да Шань уходил, птица пищала, и с каждым этим высоким надрывным звуком, казалось, что-то внутри Бай Сюинь покрывается трещинами, вот-вот грозясь разбиться. Внезапно птица подпрыгнула, вспорхнула и, пролетев разделяющее их расстояние, приземлилась на голову Да Шаню, тут же начав там привычно обустраиваться. На его лице не дрогнул ни один мускул, он просто снял птицу с головы и посадил обратно на бамбуковый стебель. Птица была не согласна и вспорхнула снова, Да Шань снова вернул её на прежнее место. Это повторялось несколько раз, после чего маленькая серая птица издала протяжный жалостливый писк. Да Шань сел на своё место спереди повозки и взял в руки вожжи.

— Старейшина Бай, — мягко напомнила Шао Цинмэй, — нам надо ехать.

— Подождите, — повернулась к ней Бай Сюинь. — Но птица. Её нельзя просто взять и оставить здесь.

— Почему? — искренне удивилась Шао Цинмэй. — У птицы было сломано крыло, Да Шань её вылечил, теперь она может летать — вы и сами видели. Сейчас весна и корм будет найти не сложно. Место этой птицы в дикой природе, поэтому Да Шань её отпустил.

— Отпустил? — не верила своим ушам Бай Сюинь. — Отпустил⁈

— Старейшина Бай… — растерялась Шао Цинмэй, не понимая, что вызвало гнев старейшины.

— Это называется бросил! — Бай Сюинь сжала кулаки. — Сначала приручил, привязал к себе, а потом бросил!

Серая птица с пёстрыми перьями издала ещё один протяжный писк, а затем вспорхнула и улетела вглубь бамбуковой рощи.

— Видите, она улетела, — неловко улыбнулась Шао Цинмэй. — Это же бамбуковая камышовка, теперь она сможет найти новый дом. Сможет быть свободной.

— Свободной… — тихо повторила Бай Сюинь, — а она хотела быть свободной? Хотела жить вдали от того, кто её спас?

— Это же просто птица… — растерялась Шао Цинмэй.

Старейшина Бай опустила взгляд и прошла мимо неё, а затем забралась в повозку. Шао Цинмэй прикусила губу и с тяжким вздохом двинулась следом. Она понятия не имела, что происходит в голове старейшины Бай.

Да Шань, сжимавший вожжи до побелевших пальцев, взмахнул ими, и лошади пустились вскачь, неся путников дальше на север. Он хмуро смотрел вперёд, стараясь не обращать внимания на головную боль, пронзающую его разум, словно раскалённое железо. Перед его глазами вспыхивали какие-то образы из прошлого и исчезали до того, как он мог их распознать. Чьё-то лицо. Улыбка. Руки с тонкими бледными пальцами. Две рыбы в пруду. Тонкий цветочный запах. Красная отметка полумесяца на лбу. Пылающий огонь вокруг. Запах горелого мяса. Женщина в цепях с искажённым от страха и ненависти лицом. Крики. Плач.

Да Шань медленно дышал, пытаясь унять боль, что выворачивала его внутренности. Вдох. Выдох. Лошади скакали, взметая пыль, зелёные пейзажи по бокам походили один на другой. Выход. Вдох. Упругие вожжи в загрубевших ладонях. Да Шань медленно возвращался в реальность, и боль отступала. Каждый раз, когда он пытался вспомнить прошлое, его голову пронзала боль, словно раскалённую иглу воткнули промеж глаз. Но иногда видения и боль захлёстывали его безо всяких усилий с его стороны. Просто как реакция на какие-то внешние события. Или людей. Или их слова.

«Это называется бросил!»

Что-то далёкое из прошлого тянуло свои руки, угрожая разорвать, растоптать, сломить, обрушить такую волну боли, какую он был не в состоянии вынести.

Вдох. Выдох.

Привычным усилием он вернулся в реальность, заперев в недрах своего разума всю боль и хаотичные обрывки воспоминаний. Жить без памяти лучше. Проще. Безопаснее.

В его прошлом случилось что-то плохое. Настолько плохое, что его разум не смог этого вынести и предпочёл всё забыть. Где-то там была запечатана вся память о его прошлом, но Да Шань не знал, как её вытащить наружу. Любые попытки докопаться до сути приводили лишь к головной боли и разочарованию. Он не хотел жить, даже не зная, кто он такой, но и боялся того, что может вспомнить.

Он знал, что надо уметь отпускать. Если бы он только мог отпустить.

Да Шань взмахнул вожжами, и лошади пустились в галоп.

До самого прибытия в город старейшина Бай не проронила ни звука. Шао Цинмэй нервно теребила кисточку на поясе и была рада, когда они, наконец, прибыли в город. Отправив лошадей в конюшни, путники быстро поужинали и разошлись по гостиничным комнатам. До ордена Ледяной Звезды оставалось два дня пути.

В небольшом саду возле пруда с лотосами металась девушка. Её волосы были растрёпаны, а по щекам текли слёзы.

— Молодая госпожа, пожалуйста, успокойтесь! — служанка пыталась сдержать её.

— Где он? Прошло уже три дня, он должен был вернуться! Что-то случилось! Я должна найти его!

— Молодая госпожа…

— Ты сказала, что он поехал в большой город, но он должен был уже вернуться, так где же он? Отвечай!

— Молодая госпожа, вы выходите замуж! — служанка схватила её за руку. — Чан Ян просто не мог на это смотреть, вы должны понять!

— Нет, нет, нет! — Бай Сюинь металась по саду. — Он не мог меня бросить, не мог уйти, не так. Он не такой человек. Что-то случилось!

— Да, случилось, — раздался холодный голос и Бай Сюинь, повернувшись, увидела красивую женщину в изысканной одежде.

— Госпожа, — прошептала служанка и почтительно склонилась.

— Я услышала шум и вышла посмотреть, — процедила женщина. — И оказывается, это моя дочь завывает в нашем саду, словно призрак.

— Мама, — выдохнула девушка.

— Чан Ян сбежал, — протянула женщина. — Такое бывает. Слуги иногда сбегают в надежде на лучшую жизнь. Прискорбно, когда они не могут уйти с достоинством и дать время найти им замену.

— Нет, — мотнула головой Бай Сюинь, — он не мог сбежать. Я не верю.

Госпожа поместья смерила её долгим взглядом, а потом поджала губы.

— Никогда бы не подумала, что моя дочь окажется такой безрассудной. Какой позор.

Бай Сюинь сжала руки в кулаки и подняла подбородок, словно принимая вызов.

— Но раз уж ты так хочешь знать, — глаза женщины сузились, и голос стал ниже, — он сбежал не один. Молодая служанка из поместья Цинь тоже пропала. Они вдвоём уехали на север. Говорят, они тайно встречались, и она носила ребёнка под сердцем.

— Что? — выдохнула Бай Сюинь и слёзы полились из глаз с новой силой. — Нет, — прошептала она одними губами, — это неправда. Он не мог. Я не верю. Не верю, — продолжала она твердить, словно заклинание.

— Отведи молодую госпожу в дом, — женщина перевела взгляд на служанку, — на улице прохладно. Пусть примет горячую ванну, чтобы согреться.

Служанка взяла за руку Бай Сюинь, которая стала безвольной и пустой, как набитая соломой кукла, и повела к дому.

— Инь-эр[1], — внезапно позвала госпожа поместья, — посторонние люди могут бросить и предать. Но твоя семья никогда тебя не бросит. Никогда об этом не забывай.

Пока служанка тёрла её кожу в горячей ванне, Бай Сюинь думала. Вспоминала все те мгновенья, что тайно хранила в своём сердце. Когда это началось? Когда они встретились с Чан Яном на похоронах его матери? Или позже, когда он через несколько лет нанялся на работу в их поместье? Или может быть, когда она вскользь обронила служанке, что их пруд в саду слишком пустой, а через несколько дней обнаружила, что в нём плавают два карпа кои? В тот день она побежала поблагодарить отца за такой подарок, но он понятия не имел ни о каких рыбах и чуть было не приказал вычистить пруд.

Молодая госпожа склонила голову над водой, и её длинные волосы разметались вокруг. Одна из прядей была неровно обрезана. Девушка выловила её из воды и взяла в руки, пропуская сквозь пальцы. Этот срез от ножа бередил душу ещё одним воспоминанием. Как она собственноручно отрезала часть своих волос и, спрятав в шёлковый мешочек, подарила кое-кому.

После ванны она чувствовала себя уставшей и сразу пошла спать. Служанка решила, что всё в порядке и юная госпожа ничего не натворит, поэтому тихонько вышла из комнаты. В конце коридора её уже ждала хозяйка дома. Служанка почтительно склонилась, а потом подняла голову, ожидая указаний.

— Рано утром сходи в поместье Цинь, подкупи кого-нибудь из слуг, а затем устрой случайную встречу. Пусть она услышит подтверждение от кого-то ещё.

— Госпожа, я сделаю как вы сказали, но не слишком ли это жестоко?

— Чем быстрее Инь-эр всё забудет, тем лучшее. Скоро её свадьба.

— Но что будет, если Чан Ян вернётся?

— Мы не должны этого допустить. Я не позволю этому человеку приблизиться к нашей семье.

— Как пожелаете, госпожа, — почтительно поклонилась служанка.

Бай Сюинь, подсматривающая из-за чуть приоткрытой двери, тихо её закрыла, так и оставшись незамеченной. Она бесшумно вернулась в кровать и свернулась калачиком. Но как она могла заснуть, когда он так внезапно исчез?

Утро наполнило гостиничную комнату солнечным светом и шумом с улицы. Старейшина Бай медленно открыла глаза и потёрла их руками. Этот сон был таким реальным, словно она проживала ещё одну жизнь. Но даже в нём им не суждено было быть вместе. Лёжа в кровати и уставившись в потолок, она вспоминала все те моменты, что связывали её и Да Шаня. Она даже не могла сказать, почему он ей нравится. Да, он был высоким и красивым, но мало ли мужчин с красивым лицом. Тем более, для неё внешность никогда не была настолько важна, чтобы из-за хорошенького личика потерять голову. Может быть, дело в характере? Но, по сути, она ничего не знала об этом человеке. Что он любит, что ненавидит, над чем смеётся или грустит. Он был молчаливым и бесстрастным. Идеальный слуга.

Бай Сюинь вздохнула и села на кровати. К завтрашнему вечеру они доберутся до ордена Ледяной Звезды. А значит, у неё оставался всего один день, чтобы признаться. Она не боялась получить отказ. Более того, теперь она его ожидала. Бай Сюинь была достаточно умной, чтобы понимать, что пара случайных прикосновений не заставит сердце мужчины вспыхнуть страстью, особенно когда этот мужчина не сводит глаз с другой женщины. И всё же она должна была ему сказать. Иначе мысль о том, что у неё был шанс и она его упустила, сведёт её с ума.

Она медленно встала и открыла свою сумку с вещами. Сегодня был важный день, и она хотела выглядеть хорошо. Спустя четверть шичэня она спустилась на первый этаж и обнаружила, что её спутники уже встали и ждут за столиком в обеденном зале. Вежливо поприветствовав их, она присела за стол, обдумывая, что скажет Да Шаню, когда улучит шанс остаться с ним наедине. Перед глазами невольно встал образ маленькой птицы, которая жалобно кричала, когда он бросил её совсем одну. Бай Сюинь сцепила руки под столом. Она не птица. Она старейшина ордена. И она не отступит, пока не получит свой ответ. Каким бы он ни был.

[1]Суффикс 儿 (-эр) в сочетании с именем употребляется между друзьями, родственниками и возлюбленными для выражения любви и нежности и приданию имени уменьшительно-ласкательной окраски.