Последний дракон Цзянху

Глава 2 Томление сердца

Не прошло и половины недели, как все стали считать дни до отбытия молодого господина Шао с горы, ибо даже за столь короткое время он успел встать костью поперёк горла всем, с кем успел пообщаться. И пока все с содроганием думали о том, что однажды этот самый невыносимый господин займёт пост главы ордена Ледяной Звезды, Ван Чжэмин глубоко задумался, а нужен ли ему такой родственник и стоит ли игра свеч.

Впрочем, Шао Цинмэй немного скрашивала горькое послевкусие от общения со своим братом. Со следующего дня своего прибытия она стала посещать тренировки и лекции с особым прилежанием, редко замеченным у молодых юных девиц, обычно волнуемых только красотой своего платья, да горячими взглядами поклонников. Шао Цинмэй была гибка и изящна, превосходно владела мечом для своего возраста, а на лекциях не сводила взгляда со старейшины Бай, ловя и тут же записывая на бумаге аккуратными иероглифами каждое её слово. Буквально каждое. И это заставляло старейшину Бай слегка нервничать, так как внезапно возникшая перед ней проблема не имела разрешения в обозримом будущем. Зато прекрасно отвлекала от насущных дел, поэтому, даже рассказывая на лекциях об одном, она думал совсем о другом, а потому боялась невольно оговориться, выдав себя и свои не подходящие случаю мысли.

Испокон веков в мире все люди проходили одни и те же стадии развития — от младенца через юношество ко взрослости, а дальше постепенно стремясь к закату своей жизни, набираясь опыта и житейской мудрости. Но Бай Сюинь совершила невозможное, одним махом превратившись из взрослой почтенной женщины прямиком в юную деву, чьи терзания и томления были до краёв наполнены предметом своей внезапно вспыхнувшей страсти. Она злилась на других, чьи мысли не были обременены чем-то подобным, на несправедливость мира, в котором она, наконец, чего-то искренне возжелала, но не могла этого получить, на себя, за то, что вообще желала это получить, и на свои чувства, которые появились так внезапно и без приглашения и изводили её который день.

Бай Сюинь предпочла бы воспринимать это как испытание своей силы духа, если бы внезапно не обнаружила, что этим самым духом она оказалась преступно слаба. Голос разума говорил ей держаться подальше от конкретного человека, и она мысленно кивала, соглашаясь, а потом внезапно обнаруживала себя стоящей напротив гостевых домиков, к которым её собственные ноги каким-то предательским образом привели, хотя она шла в совершенно другую сторону. И старейшина Бай разворачивалась, спасаясь бегством, пока другие случайно не увидели её слоняющейся тут без причины и не заподозрили непонятно в чём. Но чем больше она гнала от себя эти мысли, тем стремительнее и яростнее они возвращались, вторгаясь в самые невинные размышления о погоде, медитациях, тренировках и всем тем, чем она так отчаянно старалась забить голову, только бы избавиться от этого наваждения.

Судьба Бай Сюинь была предрешена, как только обнаружился её талант к боевым искусствам. Она была трудолюбива и целые дни посвящала изматывающим тренировкам, поэтому считала победы вполне заслуженными, а свой гений результатом кропотливой работы и множества самоограничений. Уже в семнадцать она сформировала духовное ядро, а в двадцать с небольшим стала обладательницей собственного титула — Тяньцинь звёздного неба[1] — первая из своего поколения. Но в этой битве с собственным сердцем она позорно проигрывала.

Сидя в просторном обеденном зале и ковыряя пресную еду, ибо в даосском ордене другую и не готовили, чтобы не соблазнять юные умы мирскими удовольствиями, она снова думала о несправедливости своего положения. Словно ребёнку дали попробовать конфету, а потом забрали, решив, что он недостаточно хорош, чтобы её съесть, поэтому конфета должна достаться кому-то другому. Тому, кто не приложит ни капли усилий, чтобы её получить, и всё же получит, а Бай Сюинь так и останется сидеть до конца жизни перед пресной тарелкой, ибо человеку для жизни и постижения Великого Дао конфеты ни к чему.

Внезапно все разговоры смолкли, и обрушившаяся на обеденный зал тишина заставила старейшину Бай вынырнуть из своих мрачных мыслей и поднять голову. Причиной молчания адептов и их сияющих любопытством глаз стал человек в чёрном косматом плаще, припорошённом снегом. Он вошёл в обеденный зал, неловко потопал на пороге, сбрасывая прилипшие комья снега со своих огромных сапог, а потом, не обращая внимания на прожигающие его взгляды, прошёл к кухне, где молча кивнул повару, получил от него небольшой полотняный мешочек, а затем развернулся и вышел. После того как дверь за ним захлопнулась, разговоры в обеденном зале стали в два раза более оживлёнными и в три раза более нелепыми, потому что, случайным образом напомнив о себе, этот человек всколыхнул все сплетни, что илом успели осесть на дне юных умов.

Старейшина Бай угрюмо окинула взглядом внезапно ставшую абсолютно безвкусной еду перед собой. Возможно, если бы в ордене лучше кормили, адепты были бы более увлечены поглощением пищи, чем обсасыванием сомнительных слухов. Пожалуй, стоит поднять вопрос об улучшении стряпни местных поваров на следующем собрании старейшин ордена. Она поднялась из-за стола, так ничего и не съев, и вышла из зала на морозный воздух.

К счастью, она была совершенствующейся заклинательницей, поэтому её тело могло долгое время обходиться без пищи и сна, иначе бы отсутствие аппетита и бессонница последних дней отразились на внешнем виде, выдав пусть не её тайну, но тот факт, что какая-то тайна у неё всё же была. Хорошо разбираясь в техниках владения мечом и древних трактатах и намного хуже в людях, Бай Сюинь и не подозревала, что от достаточно внимательного наблюдателя не скроется её резко осунувшееся лицо, нервно сцепленные пальцы и тоскливый взгляд.

Старейшина Су Цзинъюань внимательным наблюдателем не был, по крайней мере, если дело не касалось боя на мечах. Он был простым человеком, который давно поделил мир на добро (совершенствующиеся заклинатели), зло (демоны) и тех, на кого можно не обращать внимания (простые смертные). Поэтому тайны чужих душ мало его волновали, и он бы ничего не заметил, если бы не был знаком с Бай Сюинь с тех пор, как та переступила порог ордена Алого Феникса. Они были учениками одного учителя и провели немало счастливых моментов вместе на изнуряющих тренировках и в дружеских поединках, после которых синяки заживали не меньше недели. Поэтому, заметив, что Бай Сюинь стала подозрительно тихо себя вести, он сразу заподозрил худшее. Худшим в его представлении могло быть лишь одно — проблемы с самосовершенствованием.

Увидев Бай Сюинь, прогуливающуюся по обыкновению с заложенными за спиной руками и тем самым величественным и благочестивым видом, который он сам сколько ни тренировался, так и не смог повторить, старейшина Су тут же направился к ней.

— Сестрёнка Бай, — начал он, но поймав её мрачный взгляд, тут же исправился. — Тяньцинь, прошу прощения, старая привычка. На самом деле я скучаю по тем временам, когда мы были беспечными детьми и могли вместе играть и резвиться.

— Су Цзинъюань, когда я пришла в орден, тебе было уже двадцать два и я не помню, чтобы мы хоть раз играли и резвились вместе.

— Но ведь было же и хорошее!

— Да, когда я побила тебя на соревновании учеников и ты чуть не расплакался.

— Ты слишком жестока, — вздохнул он и решил перевести тему в безопасное русло. — Сегодня морозно, не правда ли?

— Ммм.

— Шуфань старается на тренировках?

— Старается.

— Он хороший мальчик, но частенько отвлекается, уж ты не давай ему спуску.

— Не дам, не волнуйся, ведь поэтому ты и отправил его ко мне. Сам ты слишком мягок со своим отпрыском.

— Если бы у тебя были свои дети, ты бы поняла.

— Но у меня их нет, поэтому я воспитываю чужих.

— Ох, прости, это было так грубо с моей стороны.

Бай Сюинь резко вскинула голову и прожгла его взглядом:

— Почему все вокруг думают, что каждая женщина мечтает скорее обзавестись мужем и детьми? Что в этом такого хорошего?

— Ну, — Су Цзинъюань перебирал в голове все причины, — это полезно для совершенствования.

— Муж? — недоверчиво уточнила Бай Сюинь. — Или дети?

— Пара, — кивнул старейшина Су. — Прости, что говорю так прямо, но те вещи, что происходят между супругами за закрытыми дверьми, очень помогают в самосовершенствовании. Если бы ты нашла партнёра с огненной духовной основой, как у тебя, он бы мог решить твою проблему с хаотичным ядром. И я, и глава ВанЦзышэн беспокоимся о тебе. Что, если что-то пойдёт не так? Если ты потеряешь контроль или используешь слишком много силы… ты ведь понимаешь, как это опасно…

— Я понимаю, Су Цзинъюань, — нахмурилась одна, — но с этим ничего не поделаешь. Я пью эликсиры и выполняю практики, чтобы контролировать свою духовную энергию, поэтому вы можете не волноваться за меня. В конце концов, мне удалось дожить до сегодняшнего дня, — она невесело усмехнулась.

— Тяньцинь, — смотрел он на неё обеспокоенно, — ведь есть и другой способ. Найди подходящего мужа. Я понимаю твои опасения, но доверие и уважение — это основа крепкого брака. Даже простые смертные не могут позволить себе любовь, что уж говорить о мастерах боевых искусств.

— Но ты же любишь Су Аймин. После каждого задания вперёд бежишь, чтобы поскорее с ней увидеться.

— Разумеется, она ведь волнуется, — смущённо отвернулся старейшина Су.

— Не беспокойся обо мне, с моим духовным ядром ничего не случится.

Дальше они шли в молчании. Су Цзинъюань хмурился, пытаясь понять, не солгала ли ему Бай Сюинь, скрывая свои проблемы, и, если солгала, то как это проверить. Несмотря на выдающийся талант, у Бай Сюинь была одна очень большая проблема — её духовная энергия имела хаотичную природу. Такую силу было очень тяжело контролировать, и при любой ошибке та могла взбунтоваться против хозяина. Поэтому волнение Су Цзинъюаня было обоснованным.

Бай Сюинь думала о том, что брат Су слишком простой человек, чтобы догадаться, в чём её истинная проблема. Но он был человеком семейным и обладал опытом, которого у Бай Сюинь не было, что никогда не заботило её раньше, но сейчас…

Сейчас она задумалась об этом и вообще о том, что знает о семейной жизни. Одно дело хотеть чего-то, но совсем другое, если окажется, что брак приносит лишь расстройство и хлопоты. Это бы её обнадёжило и придало сил в борьбе со своими желаниями.

— Но разве семья не отвлекает от совершенствования? — осторожно спросила она.

— Вовсе нет, — замотал головой Су Цзинъюань. — Скорее наоборот, моя Аймин всегда меня поддерживает и лечит мои раны, а ещё она делает для меня эликсиры, — на его губах сразу появилась нежная улыбка, стоило ему заговорить о жене.

Бай Сюинь завистливо на него посмотрела — как удобно заполучить себе в жены алхимика. Она бы и сама не отказалась. Такого высокого широкоплечего алхимика… А если бы у него ещё и оказалась огненная духовная основа…

Лицо её помрачнело, а плечи опустились. Мечтать не вредно.

Так уж сложилось, что её духовное ядро было хаотичным. В этом была её самая большая сила, потому что при полном контроле над своей энергией, она могла накапливать её намного больше, чем другие мастера, что давало ей огромное преимущество в бою. И в этом же ядре была её самая большая слабость — чтобы сдерживать колебания энергии, ей нужно было сохранять полное спокойствие и постоянно тренировать контроль. Это был её личный обоюдоострый меч, которым она и сражалась, и могла быть повержена сама, если только совершит ошибку. До недавнего времени она была абсолютно уверена в себе и в своей способности к самоконтролю и отречению от мирских желаний, присущих другим людям. Раньше всё так и было, но теперь чаша весов пошатнулась, и этот меч мог в любой момент проткнуть её насквозь, если она не найдёт способ решить эту раздражающую проблему.

Внезапно из-за поворота показалось трое людей — мужчина с надменным лицом, девушка в белоснежном меховом плаще, что отражал лучи пронзительного зимнего солнца, окутывая её почти божественным сиянием, и человек, возвышающийся за ними монолитной горой и держащийся на расстоянии двух шагов, словно верный пёс, следующий за хозяйкой.

Бай Сюинь, едва завидя их, сразу забыла обо всём, и едва мазнув взглядом по фигурам брата и сестры Шао, тут же прилипла глазами к лицу Да Шаня, не в силах оторваться. В ярком свете дня тот выглядел ещё ослепительнее, словно огромный дуб возвышаясь над мировым простором, такой же сильный и основательный. Поймав себя за столь непристойным разглядыванием, Бай Сюинь спохватилась и отвела взгляд, внезапно не зная, куда смотреть, ведь куда ни глянь, всюду он, возвышающийся среди белой пустыни сугробов. Её дыхание сбилось, а сердце нервно задёргалось в груди с каждым мгновением, когда расстояние между ними сокращалось.

Столкнувшись на узкой расчищенной от снега дорожке, ей некуда было бежать или спрятаться, поэтому она могла только продолжать идти с, как она надеялась, отстранённым видом. Она надеялась, чтобы ни движением, ни взглядом не выдала свои хаотичные мысли, разбегающиеся в разные стороны, словно дикие кролики.

Подойдя вплотную, брат и сестра Шао вежливо поприветствовали двух старейшин ордена Алого Феникса. Бай Сюинь лишь кивнула, так как видела их ещё утром, и обратилась вся в слух и внимание, но человек за их спинами даже не удосужился поднять голову.

Отойдя на самый край дороги и едва не влезая ногами в сугробы, Бай Сюинь пропустила этих троих, но дорожка была слишком узкой, и, даже отодвинувшись на самый край, невозможно было разминуться, не оказавшись преступно близко. Настолько, что, когда Да Шань проходил мимо, край его плаща мазнул по обнажённой руке Бай Сюинь, а морозный ветер донёс до неё чужой запах, густой и тягучий, отдающий какой-то едва заметной горчинкой, словно смола, стекающая по стволу вековой сосны. И Бай Сюинь почувствовала себя маленькой букашкой, что вляпалась в эту смолу, отчаянно пытаясь выбраться, но прилипая всё больше, пока окончательно не увязнет. И тысячи лет спустя явится миру янтарной бусиной, запечатлевшей её падение в пропасть с запахом горьковатой хвои и чего-то ещё, что она уже не в силах была различить.

И в то мгновение, когда она внезапно осознала, что пала навсегда и безвозвратно, Да Шань поднял голову и прожёг её взглядом своих чёрных глаз с преступно длинными ресницами, а потом просто отвернулся и продолжил идти дальше. Словно ничего только что не произошло и он этим своим взглядом не впечатал букашку Бай Сюинь туда, откуда ей уже не выбраться.

Старейшина Су в молчании продолжал идти по узкой расчищенной от снега каменной дорожке, даже не подозревая, что человек впереди с прямой спиной и безразличным лицом только что осознал всю горечь своего плачевного положения.

Ван Чжэмин сидел в просторной комнате гостевого домика и пил чай. На самом деле этот бледно-зелёный, отдающий чем-то горьковатым и травянистым и оставляющий непривычно вяжущее послевкусие отвар, был не чаем, а смесью каких-то духовных трав, произрастающих на суровых северных высотах. Молодая госпожа Шао привезла в избытке разных травяных сборов, не желая расставаться с привычными ей вкусами. Она сказала, что это очень полезно для совершенствования, и Ван Чжэмин молча тянул сквозь сжатые губы горячую зелёную жижу, отсчитывая время, когда можно будет уйти, не выглядя при этом бесцеремонным, и как следует прополоскать рот чистой водой.

Он покосился на свою наставницу, которая маленькими глотками пила из своей чашки этот фальшивый чай с видом самым благопристойным и изысканным, словно она каждый день привыкла пить нечто столь сомнительное на вкус. Почему она вообще сидела здесь и тянула горячий отвар из маленькой расписанной горными пейзажами фарфоровой чашечки, оставалось загадкой. Но как-то так получилось, что вот уже вторую неделю они вдвоём неизменно ходили в гости к молодой госпоже Шао на эти чаепития, скрашенные рассказами об ордене Ледяной Звезды.

Бай Сюинь находила своего ученика, где бы тот ни прятался, словно на его спине сиял огромный маяк, а потом тащила его в гостевой домик к Шао Цинмэй, где с самым невозмутимым видом задавала пару вопросов об ордене Ледяной Звезды и не меньше половины шичэня слушала чужую болтовню, после чего вежливо прощалась и уходила. Порой к их чаепитиям присоединялся Шао Цинлун, и тогда процесс окончательно превращался в пытку. К счастью, сегодня они застали лишь молодую госпожу Шао. Что не меняло того факта, что Ван Чжэмина тут вообще не должно было быть!

Такое поведение Наставницы совершенно бы его не смутило, будь она открытой личностью, стремящейся к простому человеческому общению. Вот только таким человеком она как раз не была. Особенно настораживало то, что она совершала этот который по счету визит вежливости не к кому-нибудь, а к будущей невесте Ван Чжэмина и её брату. А в сочетании с недавно появившимся слухом, ситуация выглядела крайне неоднозначной.

Су Шуфань, второй ученик старейшины Бай, случайно услышал разговор родителей — Су Цзинъюань поделился со своей супругой, что внезапно Бай Сюинь стала расспрашивать его о семейной жизни, чего никогда раньше не бывало. А когда они по дороге встретили молодого господина Шао, то Бай Сюинь изменилась в лице, а на её щеках вспыхнул румянец.

Разумеется, Су Шуфань тут же побежал и по большому секрету рассказал об этом всем, кто только готов был слушать. Когда слух дошёл до Ван Чжэмина, он лишь фыркнул, будучи уверенным, что в этой истории не было ни капли правды. Но спустя пару недель он начал менять своё мнение, потому что какого демона его Наставница вообще распивает чаи с братом и сестрой Шао? И почему Шао Цинлун до сих пор пользуется гостеприимством их ордена, если давно должен был уехать по своим делам?

Вся эта странная история заставила Ван Чжэмина задуматься кое о чём. Не о том, что адепты горы Алого Феникса слишком уж много сплетничают и раздувают слухи из ничего — это было и без того давно известно, ведь в жизни адептов благородного даосского ордена почти ничего не происходит, а развлекать себя как-то надо. Он задумался о том, что неотвратимая лавина будущей свадьбы, висевшая прямо над его головой, могла бы накрыть кого-нибудь другого. Кого-то, кто был уже достаточно взрослым и зрелым, чтобы обзавестись супругом и потомством, в отличие от него самого.

Ван Чжэмину ещё не было и семнадцати, и он ни в коем случае не отрицал важность брака в жизни мужчины, просто хотел, чтобы эта важность произошла с ним гораздо позже, когда он вдоволь познает юношеских развлечений и пресытится ими и вот тогда можно будет остепениться. Разумеется, ни своему отцу ни кому-то ещё он об этих размышлениях не рассказывал, понимая, что, будучи сыном главы ордена, на нём лежит намного больше ответственности и обязательств, чем на других. Но сейчас рядом с ним сидела его Наставница и с непроницаемым видом слушала болтовню Шао Цинмэй, и Ван Чжэмину внезапно захотелось толкнуть её под эту лавину вместо себя.

Шао Цинлун не был женат, поэтому ничто не мешало ему связать себя красной нитью судьбы с какой-нибудь женщиной. И хоть характер молодого господина Шао был ужасен, но, рассматривая возможность его брака со старейшиной Бай, его даже как-то было жалко. Не пройдёт и пары лун, как тот под чутким руководством новой жены превратится в послушного муженька. К тому же, если они поженятся, то союз между орденами свершится и все будут счастливы, особенно Ван Чжэмин. Шао Цинмэй была красива, имела благородные манеры и живой характер, но никаких особых чувств в нём не вызывала. Ван Чжэмин понимал, что она станет хорошей и достойной женой, но было бы очень кстати, если бы она стала хорошей женой как-нибудь потом, лет через десять. К тому же Наставнице Бай уже было просто неприлично так долго ходить незамужней. И даже несмотря на то, что многие даосы сознательно выбирали путь безбрачия, идея скинуть эту горячую картошку кому-то другому выглядела слишком заманчивой, чтобы Ван Чжэмин мог запросто от неё отмахнуться. Поэтому он решил быть начеку, чтобы в нужный момент подставить Наставнице подножку и толкнуть прямиком в объятия молодого господина Шао.

Шао Цинмэй наклонилась и с вежливой улыбкой подлила ещё зеленоватой жижи в опустевшую чашку Ван Чжэмина, что заставило его внутренне содрогнуться, но внешне он лишь выдавил такую же любезную улыбку и, стараясь не морщиться, отпил ещё пару глотков.

Не подозревая о мыслях своего ученика, Бай Сюинь с невозмутимым видом пила… что-то… совершенно не слушая, что рассказывала Шао Цинмэй и лишь периодически кивая, то ли соглашаясь, то ли просто проявляя интерес. Сама же она в это время думала о том, что по прошествии стольких дней так и не нашла в себе смелости подойти к тому разговору, ради которого вообще сюда приходила. Ей нужно было выведать кое-какую информацию, но сделать это так незаметно и ненавязчиво, чтобы никто не заподозрил её хоть в малейшем интересе. Но как подступиться к этой задаче, она так и не придумала, поэтому просто молча пила то, что наливали в её чашку. Что-то по вкусу напоминающее то ли хвою, то ли лишайник, а, скорее всего, и то и другое сразу.

Бай Сюинь была умной женщиной и, проанализировав свою проблему вдоль и поперёк, пришла к выводу, что абсолютно ничего не знает о Да Шане. По какой-то непонятной причине её внимание привлекла необычная внешность этого человека, которая была, и она не могла это не признавать, очень выдающейся. Но внешность всего лишь оболочка и главное то, что сокрыто внутри, поэтому Бай Сюинь решила выяснить, что же именно там сокрыто. Втайне она надеялась, что этот парень окажется личностью заурядной, а может быть даже неприятной, что значительно бы облегчило задачу по избавлению от ненужных мыслей и чувств. И единственной, кто знал о нём хоть что-то, была Шао Цинмэй, вот только она готова была болтать о чём угодно, но не о том, что старейшину Бай интересовало на самом деле.

Была ещё одна причина её частых визитов в гостевой дом молодой госпожи Шао — она надеялась хотя бы издалека увидеть сам объект своих волнений, но по какой-то причине за последние пару недель они ни разу больше не встретились. Где он вообще пропадает целыми днями? Бай Сюинь тосковала и жаждала встречи, хотя даже встреться они, это бы всё равно ничего не изменило. Но она так хотела… она и сама не могла себе объяснить, чего именно она хотела от этого человека.

Нежности? Любви? Пылких признаний под луной? Она же не юная девушка, жила без этого двадцать восемь лет и проживёт ещё трижды по столько же. Но, несмотря на разумные доводы, её всё также неудержимо тянуло к гостевым домикам.

Возможно, у Бай Сюинь была хорошая карма и небеса услышали её помыслы, а может, то было простым совпадением, но в ту минуту, когда старейшина Бай размышляла обо всём этом, прокручивая в голове уже в сотый раз одни и те же мысли, дверь гостевого дома открылась и в комнату зашёл человек. Тот самый.

Остановившись у двери и совершенно игнорируя гостей, он дождался, пока молодая госпожа Шао сама к нему подойдёт, а затем выудил из-под плаща какую-то книгу и передал ей.

— Спасибо, А-Шань. Ты опять провёл всё утро в библиотеке? — улыбнулась Шао Цинмэй. — Я рада, что ты нашёл себе занятие по душе. Сейчас пойдёшь тренироваться?

Он молча кивнул.

— Хорошо, тогда после тренировки пойдём пообедаем вместе.

Да Шань развернулся и вышел из комнаты, а Шао Цинмэй вернулась к гостям.

— «Летопись тысячи времён», — задумчиво прочитал Ван Чжэмин надпись на обложке трактата. — Довольно интересный выбор для чтения на досуге.

— Мой отец говорит, что, зная прошлое, можно узнать будущее, потому что всё повторяется, — потупившись произнесла Шао Цинмэй. — И если случатся плохие вещи, то нужно быть к ним готовыми.

— О каких плохих вещах вы говорите? — искренне удивился Ван Чжэмин. — Ведь не о том старом пророчестве про Чёрного дьявола из преисподней?

— Храм Чёрного Дракона набирает силу, его адепты уже есть в каждом крупном городе. Говорят, они проводят ужасные кровавые ритуалы, чтобы воскресить дьявола. А что, если им это удастся? Если Чёрный дракон снова вернётся в этот мир?

— Тогда мы просто уничтожим его и всё, — пожал плечами Ван Чжэмин. — Один раз люди уже победили чудовище, если придётся, сделаем это ещё раз.

— Но раньше заклинатели были намного сильнее, чем сейчас, — осторожно сказала Шао Цинмэй, зная, что такие разговоры не приветствуются в орденах. — Количество духовной энергии в мире уменьшается, рождается всё меньше сильных заклинателей… Что, если мы не сможем победить? Что, если пророчество о Чёрном драконе исполнится? В прошлый раз это чудовище испепелило половину Цзянху, но если оно вернётся, то начнёт мстить и не успокоится, пока всё не уничтожит.

— Значит, мир будет уничтожен, — спокойно произнесла старейшина Бай, словно речь шла о погоде. — Если мы не сможем победить, то мы проиграем.

— Ох, — испуганно вздохнула Шао Цинмэй.

— Всё в этом мире в конечном счёте умрёт, завтра или через тысячи лет. Так есть ли смысл волноваться о том, что ещё не произошло? Даже если мудрость древних знала, что будет, то мы этого не знаем. Бояться неизвестности в человеческой природе, но если мы поддадимся страху, то проиграем, даже не начав битву, — голос Бай Сюинь был ровным, а взгляд спокойным.

— Я бы хотела… — Шао Цинмэй сжала книгу в руках и слегка покраснела, — я бы хотела однажды тоже стать такой смелой, как вы, старейшина Бай.

— Смелость не в отсутствии страха, а в контроле над ним.

— Значит, и старейшина Бай чего-то боится?

— Разумеется, я ведь живой человек и много чего боюсь. Например, утонуть. Я не очень хорошо умею плавать.

Шао Цинмэй прикрыла рот рукой, чтобы спрятать улыбку. Ситуация, где сама Бай Сюинь тонет из-за того, что плохо плавает, звучала до ужаса нелепо. Молодая госпожа Шао была уверена, что легендарная Тяньцинь звёздного неба сказала это, лишь чтобы её подбодрить.

— А я боюсь высоты, — поделилась Шао Цинмэй. — Из-за этого мне было очень сложно научиться летать на мече, но даже сейчас я предпочитаю путешествовать по земле. — Она внезапно смутилась собственной откровенности.

— Хм… А я даже не знаю, чего боюсь. Наверно, перед смертью понять, что я не сделал и половины из того, что хотел, — задумался Ван Чжэмин. — А чего боится Да Шань?

— А-Шань боится огня, — ответила Шао Цинмэй совершенно серьёзно. — В его жизни произошло что-то очень плохое, ему до сих пор снятся кошмары. Мне кажется, вся его семья погибла в пожаре, иначе как объяснить, что мы так никого и не нашли, — вздохнула она.

Бай Сюинь с самым непринуждённым видом держала в руках чашку странного травяного отвара, но если бы кто-то посмотрел на неё достаточно внимательно, то обнаружил бы, что она даже не дышит, вся обратившись в слух.

— А как вы с ним познакомились? — спросил Ван Чжэмин, и за это старейшина Бай была готова дать ему не меньше недели отдыха от тренировок.

— О, я нашла его на прогулке, — легко ответила Шао Цинмэй, словно речь шла о заколке или красивом полевом цветке. — Как-то я спустилась с горы погулять и увидела тело на берегу реки. Оно лежало наполовину в воде, слуги решили его вытащить, чтобы его не унесло обратно течением. Но этот человек оказался жив. Это было удивительно, ведь он лежал в ледяной воде, а на его голове была огромная рана. Я уговорила принести его в орден, и наши лекари смогли спасти ему жизнь. А когда он поправился, отец разрешил ему остаться жить на нашей горе. Мы разослали вести в ближайшие города и деревни, но так и не нашли его семью.

— Значит, неизвестно, есть ли у него родные? — спросил Ван Чжэмин.

— Нет, но если бы были, разве они бы его не искали? — вздохнула Шао Цинмэй. — А-Шань ничего не помнит о своём прошлом.

— Откуда вы знаете, если он не может говорить? — полюбопытствовал Ван Чжэмин.

— Он умеет читать и писать, — гордо сказала Шао Цинмэй. — Не очень хорошо, но достаточно, чтобы можно было писать записки. Так что если он что-то хочет мне сказать, то просто пишет это на бумаге. А-Шань очень хороший, он добрый человек, никогда не пройдёт мимо раненой зверюшки.

Старейшина Бай мрачно смотрела на хрупкую фарфоровую чашечку в своих руках. Не то, чтобы она надеялась, что Да Шань окажется злым и жестоким, это было бы нехорошо. Но красивый, с трагическим прошлым, добрый настолько, что готов выхаживать любую живность… Не слишком ли он хорош? А ещё он боялся огня. Это было иронично, учитывая, что у самой Бай Сюинь была огненная природа духовной силы. Огонь был её стихией и оружием. Разве могла судьба сильнее насмехаться над ней, подослав к её порогу такого человека?

Разговор Шао Цинмэй и Ван Чжэмина уже перетёк на что-то постороннее, поэтому Бай Сюинь поднялась и вежливо попрощалась, сославшись на дела. Её ученик, стараясь скрыть облегчение, последовал за ней. Покинув гостевой домик и отойдя от него на несколько шагов, они заметили человека, что тренировался позади соседнего дома. Впрочем, не заметить его было сложно — этот человек был создан, чтобы невольно привлекать к себе внимание.

На этот раз Да Шань не стал полностью разоблачаться, а лишь скинул свой плащ. На нём была светлая рубаха с перевязанными тонкими кожаными ремешками рукавами, чтобы те не мешались, свободные штаны, заправленные в высокие сапоги и чёрный кожаный ремень без какого-либо опознавательного знака. Например, нефритового жетона, указывающего на принадлежность к ордену, что лишний раз показывало, что адептом ордена Ледяной Звезды он не был.

Бай Сюинь молча следила за его движениями, а затем, поддавшись соблазну, двинулась вперёд. Ван Чжэмин с любопытством наблюдал за Наставницей, слишком хорошо зная этот взгляд. Она была прирождённым учителем. Увидев чужую ошибку, она тут же шла её исправлять, вот и сейчас не выдержала. Обычно на тренировках у Бай Сюинь была короткая бамбуковая палка, которой она, вопреки ожиданиям, не избивала учеников, а указывала на их ошибки. Причин тому было две — во-первых, уже в середине тренировки одежда большинства детей была влажная от пота, поэтому трогать её голыми руками никому бы и в голову не пришло. А во-вторых, потому что незамужней женщине прикасаться к телу мужчины, пусть и собственному ученику, не позволяли моральные принципы. Но сейчас в руках наставницы Бай ничего не было, поэтому Ван Чжэмин с любопытством ждал, что будет дальше.

Подойдя к Да Шаню, Бай Сюинь встала перед ним. Тот тут же остановился и поднял голову.

— Стойка, — приказала Бай Сюинь, как делала это уже тысячу раз на тренировках.

Но Да Шань её не понял.

— Встань в базовую стойку, — громко подсказал Ван Чжэмин.

Да Шань с удивлением обернулся к нему, снова посмотрел на старейшину Бай, а затем послушно встал в стойку и замер. Бай Сюинь окинула его быстрым взглядом, а затем обошла и, подойдя сзади, носком сапога легонько постучала по правой ноге Да Шаня.

— Ноги шире. — Бай Сюинь встала сбоку. — Перенеси вес на правую ногу, она у тебя ведущая. Спину держи ровно, словно из твоего позвонка растёт дерево и тянет тебя наверх.

Потом она, чуть замявшись, протянула руку и поправила угол чужого локтя, а затем, вконец осмелев, накрыла чужую руку своей ладонью и легко потянула наверх. Рука Да Шаня была слегка шершавая и очень горячая.

— Перехвати меч за рукоять чуть выше, иначе нарушишь баланс, — сказала Бай Сюинь, стараясь, чтобы её голос не дрогнул.

Да Шань тут же послушно выполнил указания, и старейшине Бай пришлось убрать руку. В глубине души она была рада, что была без перчаток, ведь даже спрятав руку в широкий рукав, она всё ещё ощущала чужое тепло.

— Теперь попробуй сделать выпад, — кивнула она.

Да Шань тут же сделал шаг вперёд и взмахнул мечом.

— Видишь, от стойки зависит точность и сила удара. Почему ты не приходишь на тренировки вместе с остальными? — она решила ковать железо, пока горячо.

Да Шань растерянно на неё посмотрел. Видимо, такая мысль не приходила ему в голову.

— Эм, учитель? — решил вмешаться Ван Чжэмин, чтобы спасти гостя от неловкости. — У Да Шаня нет духовной энергии, тренироваться со всеми для него будет сложно.

Бай Сюинь потрясённо посмотрела на человека перед собой. Ей приходилось приподнимать голову, чтобы смотреть тому прямо в лицо.

— У тебя нет духовной энергии? Ты обычный смертный?

Да Шань кивнул и опустил глаза.

— Приходи завтра на тренировку. Ошибки лучше исправлять до того, как они закрепятся.

Да Шань поднял удивлённый взгляд, а потом сложил руки перед грудью и вежливо поклонился. Бай Сюинь развернулась и пошла обратно к своему ученику. Она надеялась, что на её лице сохранится привычная беспристрастность и Ван Чжэмин не догадается, что за буря творится в её душе.

[1] Тяньцинь — звезда Небесной Птицы в китайской астрологии, символизирует чистоту, принципиальность и праведность. Она всегда помогает нуждающимся и даёт поддержку. Это звезда лидера, который может объединять людей и сулит удачу.