Жилой комплекс, где Настя снимала квартиру, удивлял размером. Вид зданий-свечек, шикарный фасад и даже охранный пункт казались смутно знакомыми. Однако возникало ощущение, будто девушка много раз видела комплекс со стороны — проезжала мимо на машине, но никогда не бывала внутри.
Хромированный лифт поднял их с сестрой на тринадцатый этаж. С переливчатым сигналом разъехались двери. Певица с охапкой гвоздик в руках вышла на лестничную клетку и в замешательстве остановилась. На этаже размещались всего две квартиры, но Настя напрочь забыла, в какой именно являлась хозяйкой. Даже пресловутая мышечная память, когда ноги сами несут по заученному маршруту, отказывалась просыпаться от комы.
— Направо, — подсказала сестра.
Чувствуя себя совершенно несчастной, Настасья поплелась в указанном направлении.
— Ты сюда совсем недавно переехала.
— А кто живет там? — неопределенно кивнула певица, имея в виду соседнюю квартиру.
— Никого, сюда никто не хотел заселяться. Ты поэтому и выбрала тринадцатый этаж.
— Я плохо уживаюсь с соседями?
— По большому счету, ты часто не подозреваешь об их существовании.
Со слов сестры выходило, что она являлась не страдающим от суеверий интровертом, что никак не совпадало с внутренними ощущениями Настасьи.
— Тогда почему я сменила адрес?
— Последние соседи оказались твоими антифанатами.
— Они позволяли своей собаке гадить мне под дверь? — пошутила девушка.
— Они позволяли себе делать твои снимки скрытой камерой и выкладывать в Интернет, — совершенно серьезно объяснила Катерина и, заметив, как у сестры вытянулось лицо, тут же оговорилась:
— Мы уже выиграли судебный иск на миллион рублей за вторжение в частную жизнь, но квартиру все равно пришлось поменять.
В амнезии Настя больше всего ненавидела то, что подробности собственной жизни приходилось выяснять у других людей или, еще хуже, из газет. Однако узнавать о себе сквозь призму чужого восприятия, сродни тому, как смотреться в бесконечный коридор из кривых зеркал. Певица тщетно пыталась найти единственное правильное лицо, но снова и снова натыкалась на искаженные отражения.
Сестры подошли к квартире. Вместо привычного замка с ключами на двери висело электронное устройство с паролем.
— Здесь очень хороший дом. Отличная охранная система, и люди приличные, — вдруг принялась нахваливать Катерина, вероятно, заметив задумчивую мину жилички. — Например, на двадцатом пятом этаже живет уважаемый архитектор, брат известного художника Алекса Протаева.
— Алекс Протаев? Художник, который сошел с ума и написал кучу жутковатых картин? — хрипловатым шепотом уточнила Настя, припомнив статью из журнала, и резюмировала с иронией: — Ты права, отличная компания.
Вероятно, не придумав, чем возразить, Катерина промолчала и стала набирать цифровой код. Каждое нажатие на кнопку сопровождалось коротким писком.
— Пароль — дата получения твоего паспорта, — объяснила она, решительно закрыв тему соседей.
Девушка кивнула. Она не представляла, кому, вообще, может придти в голову поставить на замок код с датой получения паспорта. Спрашивать у сестры, выполняющей работу личной помощницы, список паролей, пин-кодов от банковских карточек или прочего казалось унизительным. Хуже этого было лишь уточнять, где Настасья могла бы хранить паспорт, чтобы посмотреть дату его получения.
Екатерина открыла дверь, пропуская девушку вперед. Хозяйка квартиры переступила порог и нерешительно огляделась. Прихожая оказалась очень большой, совмещенной с гостиной. Воздух пах домашней едой. Из глубины комнат доносился звук работающего телевизора.
— Похоже, мама готовит обед, — предположила старшая сестра, стаскивая неудобные туфли на высоких шпильках, и крикнула: — Мам, встречай гостей!
— Мы жили вместе? — спросила Настя, вдруг поймав себя на мысли, что совершенно ничего не знает о том, как устроен ее быт.
— Раньше. — Короткое объемное слово, не давало возможности выяснить детали.
Вероятно, как зачастую бывает в общежитии, произошел какой-нибудь неприятный казус, и совместное сосуществование закончилось. Настя постеснялась уточнить, кто из них старался оградить личное пространство от постоянного присутствия семьи. Она начинала подозревать, что сама держала людей на расстоянии вытянутой руки.
Углубиться в размышления ей не позволило появление матери в кухонном фартуке, одетом поверх нарядной блузки.
— Моя Настенька! — Женщина со строгим лицом расставила руки, желая заключить дочь в объятия.
— Привет, — прошептала та.
Не зная, куда пристроить букет, девушка замешкалась. Приблизившись, она неловко клюнула матушку в гладкую щеку быстрым скользящим поцелуем. От нее пахло немного старомодными духами, пудрой и детским кремом. Незнакомый мамин аромат отпугивал, девушка поспешно отстранилась.
— Проходите скорее, а то обед остынет, — поторопила матушка, пытаясь стереть с лица гримасу непрошеной обиды. Несмотря ни на что, мама пыталась охранить присутствие духа, Настасье стало стыдно за холодность.
Пока старшая сестра помогала накрывать на стол, вернувшаяся с того света хозяйка изучала свои владения. В гостиной обнаружился электрический камин, а из окон открывался красивый вид на набережную. Квартира была великовата для одного человека, но оставляла ощущение уюта.
Настя рассматривала собственные вещи: статуэтки, вазочки, книги и глянцевые журналы на столике. Она пыталась выудить из памяти хотя бы смутные образы прошлого, связанные с предметами, какие-нибудь подсказки, но подсознание молчало.
Самой себе девушка напоминала подаренный сестрой блокнот для записей с девственно белыми, чистыми страницами. Ежедневник был пуст, как и его владелица. Она отчаянно желала знать, какими рассказами была наполнена книга с названием «Жизнь до пробуждения».
Заплутав, певица сначала заглянула в гостевую спальню, оказавшуюся абсолютно пустой и с голой лампочкой вместо люстры, и со второй попытки попала в комнату, явно принадлежавшую девушке. Атмосфера раздражала чужеродностью.
Посредине спальни стояла круглая кровать, на стене висела огромная фотография Настасьи в образе белой птицы, на полу лежал ворсистый ковер. На этажерке красовался экспозиция певческих наград от музыкальных телеканалов.
С любопытством, словно попала на выставку, Настя изучила незнакомые статуэтки, а потом вышла в коридор. Вдруг в гулкой тишине раздался громкий судорожный всхлип. Девушка испуганно оглянулась через плечо, сама не понимая, чего именно ожидает увидеть за спиной, но вдруг догадалась, что плакали в кухне.
— Я этого не вынесу! — жаловалась мама, обращаясь к старшей дочери.
— Мама, говори потише! Настя может услышать! — Катерина явно не относилась к людям, блиставшим в искусстве утешения.
— Она смотрит на меня, как на постороннего человека! У меня сердце разрывается! — Расстроенная женщина шумно высморкалась.
— Для нашей Насти сейчас абсолютно все — посторонние люди. Дай ей время, все обязательно наладится. Когда память восстановится…
— А если не восстановится? — резко перебила матушка. — Ты видела ее потухший взгляд?
Тихонечко, на цыпочках она вернулась к себе и осторожно затворила дверь. В душе распирало от огорчения, отчего вдруг появилась настойчивая потребность умыться. В комнате имелось две двери. Первая привела хозяйку в полупустую гардеробную, а за второй пряталась ванная комната.
Открыв кран, Настя плеснула в лицо ледяную воду. Холод обжигал разгоряченную кожу, но отлично прочищал голову. Певице чудилось, что с проточной водой в раковину отекали негативные эмоции и переживания. Она совершала подобный ритуал изо дня в день: смывала косметику, портила прически, но не могла остановиться, пока не чувствовала идеальной чистоты.
Внезапно сердце споткнулось от ошеломительного открытия — сама того не подозревая, Настасья вспомнила старую привычку! Изумленная девушка подняла голову к круглому зеркалу над раковиной.
Из отражения на нее смотрела загорелая особа с горящими от возбуждения карими глазами и большим чувственным ртом. На черных слипшихся ресницах блестели капли воды, с подбородка капало. Привычным жестом Настя пригладила темную макушку… и замерла от пугающей мысли.
В жизни певица являлась голубоглазой блондинкой.
Холодея, она опустила руку. Глаза-черешни в зеркале расширились от испуга. В ушах зашумела. Гул нарастал с каждой секундой, становясь громче и пронзительнее. Вдруг в глубине зрачков, как невиданный пышный бутон, вспыхнуло оранжево-желтое огненное облако…
— Стол накрыт! — раздался голос сестры, заглянувшей в ванную.
Настя вздрогнула, выходя из транса. Наваждение прошло. В зеркале отражалась смертельно бледная блондинка с перекошенным от страха лицом.
— С тобой все в порядке? — всполошилась Катерина. — У тебя такой вид, как будто ты увидела призрак!
— Все хорошо, — пробормотала Настя и схватила с вешалки сухое полотенце. — Я в норме.
В зеркале, испещренном осевшими каплями воды, она случайно встретилась с жалостливым взглядом старшей сестры. Сделав вид, что поверила лгунье, Катерина поспешно отвела глаза.
Настина квартира явно не предназначалась для приема гостей, даже если на огонек забежала бы всего пара друзей. Обеденный стол в кухне заменяла стойка с узкой столешницей и с высокими неудобными стульями. Три женщины едва-едва поместились за ней, и Настя все время толкала старшую сестру в локоть, не давая нормально поужинать.
— Катя, мне неловко спрашивать, но у меня есть друзья? — полюбопытствовала певица. В квартире она не нашла ни одной фотографии, где бы находилась в компании сверстников, или с лучшей подружкой. Настасья начинала себя подозревать в высокомерии, осложненном интроверсией.
— Есть, — согласилась женщина, аккуратно разрезая на тарелке кусок вареной крольчатины.
— Серьезно? — Настя нешуточно обрадовалось. — Кто?
— Я, — улыбнулась Катерина, переглянувшись с матерью.
— Ты всегда много занималась музыкой, — быстро объяснила мама, вероятно, заметив растерянность младшей дочери.
Некоторое время они ели в молчании не особенно аппетитную еду.
— Кстати, изучи, — вдруг спохватилась старшая сестра и сняла с холодильника записку, пришпиленную на магнит.
— Что это? — Настя с любопытством просмотрела коротенький список совершенно несовместимых продуктов, вероятно, связанных с ее проблемой пищевой аллергии. — Это, что мне нельзя есть?
— Нет, — собеседница покачала головой, — это то, что тебе можно есть.
— Ты шутишь?
Певица еще раз пробежала глазами небогатое меню. Интересно, как она не протянула ноги от такого «разнообразия»?
— Хек и вареный пропаренный рис, — продекламировала девушка, чувствуя совершенно иррациональную обиду на собственный организм. — Это, вообще, съедобно?
— Ну, рыбу ты любишь больше брюссельской капусты. Она стоит под вторым номером, — хмыкнула Катерина и с большим аппетитом захрустела темно-зеленым «фонтанчиком» пареного брокколи.
— Ты так с детства питалась, — подсказала мама, словно бы стараясь сгладить любые разочарования, подстерегающие потерявшую память дочь.
— Почему тогда мне хочется сосисок? — пробормотала Настя, словно капризный ребенок и, решительно меняя тему, спросила у соседок по столу: — Кто раньше жил в этой квартире?
— Никто, — покачала головой Катерина. — Дом новый. Почему ты спрашиваешь?
Полчаса назад воскресшая певица видела в зеркале женщину-видение. Лик брюнетки из отражения казался смутным знакомым, и это пугало, учитывая, что после комы Настю окружил мир, состоящий из совершенно незнакомых вещей.
— Просто… — небрежно отмахнулась певица и выпалила: — Я хочу поменять зеркало в ванной.
Прозвучало резче, чем она планировала, скорее приказом, нежели просьбой.
— Хорошо, — без споров согласилась Катерина. Она выразительно переглянулась с матерью, отчего стало ясно, что родственницы обсуждали странное поведение Соловей младшей. Похоже, обе считали ее «с небольшим приветом».
От последующих неловких разговоров женщин спасло появление лысого гиганта с охапкой гвоздик в руках. По журнальным статьям Настасья в богатыре узнала собственного продюсера, кого, если верить давнему интервью, считала наставником. Именно Артемий превратил талантливую девочку-провинциалку, сбежавшую из дома в большой город, в народную любимицу Нежную Соловушку.
— Я вас помню, — заявила она после приветствий и тут же добавила: — Читала о вас в журнале.Неловко переминаясь на пороге, он улыбался, но от Настасьи не укрылось, что в жестах великана скрывалась нервозность.
Мама засуетилась, принимая дорогого гостя. Ужин перенесли в гостиную, где тарелки можно было поставить на низкий стеклянный столик. Правда, от неаппетитной еды богатырь деликатно отказался.
— Так что, Настасья, — спросил он, с удобством усевшись на диване. — Когда к работе вернешься?
— Артемий, я думаю, ты бежишь впереди паровоза, — незамедлительно встряла Катя, давая понять, что все серьезные вопросы она решила сама, прикрываясь работой личной помощницы. — Насте нужен отдых. Ей придется выучить заново весь репертуар, а она две недели назад своего имени не помнила.
— Ну, ведь вспомнила, значит, голова работает! — грубовато пошутил продюсер. Настасье стало смешно, потому что он дважды ошибся: имя ей подсказали, а голова по-прежнему напоминала чугунный котелок с кашей вместо мыслей.
Однако сидеть дома, отчаянно боясь зеркал и борясь с приступами клаустрофобии, или сходить с ума от попыток выудить из сознания хотя бы крошечный клок прошлого, было подобно смерти. Певица не желала, чтобы старшая сестра смотрела на нее жалостливым взглядом.
— Вообще-то, я хочу вернуться к работе, — твердо заявила она. — Думаю, что мне будет проще вспомнить, если я окажусь в привычном окружении.
— Но, детка, доктор прописал тебе покой, — осторожно тихим голосом высказала свое мнение мама.
— Это плохая идея, — глядя глаза в глаза бунтарке, строго осекла Катерина. — Нагрузка большая, а ты даже не помнишь своей биографии.
— Вот и напиши мне столбиком основные даты. — Настя понимала, что грубит, но не могла сдержать раздражения. — Судя по всему, у тебя отлично выходит составлять списки.
Некоторое время сестры буравили друг другом рассерженными взглядами. Певица вопросительно изогнула брови, давая понять, что главной считает себя.
— Я посмотрю, что мы можем сделать с рабочим расписанием. — Помощница с неудовольствием сдала позиции и обратилась к Артемию, не скрывавшему восторга от перепалки сестер: — Нам надо подумать, когда удобнее провести пресс-конференцию.
Через некоторое время продюсер начал прощаться с женщинами.
— Проводишь? — попросил он Катю. Наверное, только глупец бы не догадался, что мужчина хотел что-то обсудить с личной помощницей певицы без лишних ушей. Настя с матерью принялись убирать со стола чашки из-под кофе и розетки с вареньем.
Из прихожей вдруг раздался громкий шепот.
— Кто эта девочка? Она сама на себя не похожа! — гудел продюсер, даже не догадываясь о превосходной слышимости в полупустой квартире. Катя что-то пробубнила в ответ.
Певица замерла и от возмущения с силой сжала пальцы в кулаки. Она сталась не смотреть на маму, с нарочито озабоченным видом собирающую грязную посуду на поднос. Воистину правы те, кто говорит, что если не хочешь услышать о себе нелицеприятной правды, то не подслушивай чужих разговоров.
— Детка, он не имел в виду ничего плохого, — попыталась вступиться она за грубияна.
— Я знаю, — соврала Настя и сухо добавила: — Но говорить мог бы и потише.
Все перешептывались, что она перестала походить на себя… Удивительно, как быстро человек становится самим собой, когда не подозревает, каким именно нужно притворяться.