Потерянная душа

ГЛАВА 4. РЫЦАРЬ ДНЯ.

Ноздри заполнял терпкий запах горящей полыни. Навязчивый и раздражающий, он не давал дышать, превращался в тяжелое одеяло, накрывающее Настасью с головой. От ужасающего ощущения, что в легких заканчивается воздух, она вырвалась из темного сна без сновидений и, глотая ртом воздух, с рывком села на постели. Девушку трясло от паники, майка прилипла к спине, а горячие влажные простыни сбились комом.

Испуганно хлопая глазами, Настя диковато оглядела спальню, буквально пропитанную дурманным духом жженой полыни. Казалось, что травами пахло постельное белье и даже сбившиеся в комок волосы. Сквозь окно с распахнутыми занавесками было видно сизое, просветлевшее небо перед самым рассветом. В комнате царил грязноватый сумрак, отчего в прелестном лице ангела на стене проявились пугающие демонические черты.

Вдруг из-под закрытой двери в комнату, стелясь по полу, в комнату проник жиденький дымок. Изменившись в лице, хозяйка квартиры слетела с кровати и вот уже с панической мыслью о пожаре открывала дверь в коридор.

Вместо обжигающего горелого смрада и ядовитого запаха копоти в лицо ударило сладковатым ароматом горящих трав. Квартира оказалась погруженной в сизый туман, такой густой, что на расстоянии вытянутой руки терялась видимость. Совершенно дезориентированная Настасья в нерешительности замерла, а потом шагнула в беспросветный дым.

Спасаясь от горького запаха полыни, девушка натянула на нос край майки и едва не на ощупь принялась пробираться к окну. Из тумана, словно перенесшего Настю в другое измерение, неожиданно проявлялась мебель, безделушки. Подойдя к окну, певица попыталась повернуть ручку, чтобы открыть створку и хорошенько проветрить комнаты, но окно не поддалось. Пластиковая рама точно бы намертво склеилась с откосом. Нахмурившись, девушка повторила попытку и вдруг, словно сиганув с высоты, провалилась в совершенно другое пространство.

Она старается распахнуть окно с деревянной, прикипевшей от старости рамой.

— Открывайся же! — умоляет она, но открыть не выходит.

Она не оставляет попытки, продолжает дергать. Стекла звенят, но рама не поддается. На улице царит непролазная холодная темнота, куда так отчаянно хочется выбраться.

Наваждение резко схлынуло. Часто моргая, Настя пыталась осознать, где находится. Секунду назад она стояла в деревенском доме и пыталась распахнуть окно. От пугающего чувства безысходности до сих пор сжималось в груди. Теперь она вернулась в свою городскую квартиру, окутанную густым дымом. Короткий эпизод казался столь ярким, что девушка прочувствовала все оттенки цветов, даже резковатый запах чего-то горелого. Казалось, что Настасья пережила каждый миг… еще раз.

Это было воспоминание! От удивительного и понятного объяснения Настасья вдруг почувствовала слабость. Колени подогнулись. Девушка оперлась на пластиковый подоконник. Она поймала себя на совершенно глупой и неуместной мысли, что теперь-то сможет что-то занести в блокнот, который про себя окрестила «Книга прошлой жизни»…

Шокирующее ощущение чужого присутствия показалось таким болезненно острым, что тело парализовало. Кто-то стоял за спиной и пристальным взглядом буравил дыру между лопаток. Было страшно пошевелиться или вздохнуть. В квартиру проник чужак и прямо сейчас он следил за хозяйкой дома!

Перебарывая панику, девушка осторожно оглянулась через плечо. Всего в нескольких шагах виднелся скрытый дымовой завесой человеческий силуэт.

От страха Настя онемела. На глаза навернулись слезы. Она и сама не поняла, как сорвалась с места и, сломя голову, ринулась к входной двери. Не видя в густом тумане дальше собственного носа, беглянка налетела на стул, рухнула на колени, но секундой позже поднялась, не обращая внимания на острую боль в коленной чашечке.

Добравшись до выхода, девушка бесполезно подергала ручку. Замок оказался запертым изнутри! Неожиданно чувство слежки нахлынуло с новой силой. Не помня себя от страха, Настя обернулась. Человек находился в прихожей. В пахнущем травами тумане была видна его невысокая фигура.

Не сводя с пришельца затравленного взгляда, дрожащей рукой девушка со всей силы ударила по кнопке, открывавшей замок. Раздался длинный пронзительный писк. Щелкнул механизм запора, и, едва живая от ужаса, девушка вывалилась на тихую лестничную клетку. Захлопнув дверь, Настасья прижалась к ней спиной.

Певицу трясло, зубы выбивали чечетку. Она не успела придти в себя, как беззвучно отворилась соседняя квартира, и в подъезд выскользнула рыжеволосая женщина в плаще.

— Помогите мне! — У певицы моментально прорезался голос. — Пожалуйста, помогите мне!

Увидев босую, полуголую и всклокоченную девицу, бросившуюся в ее сторону, незнакомка боязливо попятилась. Руки нервно сжали кожаную сумку. Видимо, женщина собиралась спрятаться обратно в жилище. Догадавшись, что пугает гипотетическую помощницу, Настя остановилась и обняла себя за плечи.

— Пожалуйста, — прошептала она, едва сдерживая слезы.

Меньше всего рыжеволосой незнакомке хотелось вмешиваться в чужие неприятности, но простая человечность возобладала над безразличием. По всей видимости, обездоленный вид девчонки, похожей на подростка, мог бы разжалобить даже жестяную банку.

— Что у вас произошло? — прочистив горло, нервно спросила женщина.

— Ко мне в квартиру кто-то забрался. — Настя бессильно указала трясущимся пальцем на дверь в собственные пенаты. — Там запалили дымовую шашку, ничего не видно…

— Стоп! — выставив вперед ладонь, категорично оборвала соседка и решительно открыла дверь, собираясь сбежать.

— Не оставляйте меня одну! — окончательно теряя самообладание, всхлипнула Настя и подалась вперед, бессознательно желая спрятаться в безопасном доме.

— Алина, что здесь происходит? — Вдруг на лестничную клетку выглянул всклокоченный мужчина, одетый в спортивные штаны и с голым торсом. На лице красовались красные полосы от подушки, короткие волосы с одной стороны торчали. Судя по всему, истеричные вопли Настасьи заставили его подняться с кровати.

— Тут девушка говорит, что в ее квартиру забрался вор, — пояснила женщина, названная Алиной, и с досадой указала на трясущуюся от нервного возбуждения и холода Настасью.

— Вы с какого этажа? — удивился мужчина.

— С этого. — Девушка прижала ледяную руку к лихорадочно горящему лбу. — Ко мне забрались. Не знаю, как вор проскользнул рядом с охраной. Вся квартира в дыму, и…

Вдруг она почувствовала, что голос становится тонким и ломким от подкатывающих слез. Прикусив губу, из последних сил пострадавшая проглотила рыдания.

— Вы его закрыли в квартире? — уточнил мужчина, с сомнением разглядывая босоногую испуганную девчонку.

Настя закивала.

— Нужно вызвать службу безопасности, — пробормотал он и открыл пошире дверь, демонстрируя заставленную коробками прихожую. — Быстренько заходите ко мне.

— А если грабитель уйдет? Я точно не знаю, какие ценности у меня хранятся… — Девушка осеклась, заметив, как в лице соседа промелькнуло недоумение.

— Вы предлагаете мне кинуться на вора с голыми руками? — воскликнул он, явно разозленный упрямством соседки вкупе со столь экстремальным пробуждением.

— Ну, может… у вас есть бейсбольная бита? — сморщившись, пролепетала Настя и тут же почувствовала, как глупо прозвучало предположение со стороны.

— Так! — Резко выдохнул мужчина и исчез в недрах квартиры. Следом за ним в жилище улизнула рыжеволосая соседка. Настя не верила собственным глазам и в отчаянье выкрикнула:

— Вы меня бросаете?!

Однако не прошло минуты, как сосед, успевший натянуть белую футболку, вернулся назад. С собой он принес мужские кроссовки, свитер и, как ни странно, бейсбольную биту.

— Одевайтесь живее, а то заледенеете, — скомандовал он, отдавая замерзшей девушке вещи. — Алина сейчас вызывает службу безопасности.

Пострадавшая с благодарностью приняла помощь. Сунув ледяные ноги в кроссовки, Настя надела свитер, достававшей миниатюрной певице до колен, и закатала рукава. Мужчина внимательно рассматривал новоприобретенную соседку.

— Я думал, что та квартира пустует, — кивнув на дверь в Настины апартаменты, признался мужчина.

— Вашу квартиру я тоже считала пустой, — согласилась Настасья, разглядывая пол под ногами.

— Ярослав.

— Настя, — пробормотала певица и тут же пожалела, что, пытаясь быть вежливой, представилась. Вдруг новый знакомый является антифанатом Нежной Соловушки и продаст нелепую историю о взломе какому-нибудь таблоиду?

— Охрана скоро будет, — объявила Алина, выходя на лестничную клетку.

Следом ее словам в тишине загудел лифт. Вероятно, служба безопасности торопилась подняться на тринадцатый этаж.

— Послушайте, — вдруг прервала молчание рыжеволосая женщина, — мы с вами не встречались? Ваше лицо мне кажется знакомым.

— Вряд ли, — соврала Настя и искоса глянула на пару. Неожиданно перед мысленным взором всплыло воспоминание о колоритном журналисте и его рыжеволосой спутнице, каких певица вначале приняла за иностранца с переводчицей.

Девушка едва не застонала от огорчения. Надо же случиться такой неприятности! Она делила лестничную клетку не с антифанатом, а с репортером! Видимо, это была дурная карма — каждый раз получать нежелательных соседей.

Их взгляды с Ярославом пересеклись. И тут в лице мужчины вспыхнуло узнавание. Он изогнул бровь, словно пытаясь поверить в собственную догадку, и Настасья отвернулась, хорошенько чертыхнувшись про себя.

Наконец, лифт остановился. Двери разъехались. На этаже появились двое плечистых, почти лысых здоровяков в костюмах. Настя сбивчиво и торопливо объяснила «людям в черном», что произошло.

Осмелев от присутствия качков, девушка набрала код на замке, чтобы впустить охранников внутрь. Раздался переливчатый сигнал, означающий, что устройство разблокировано. Дверь открылась. Настасья вошла в квартиру, ожидая увидеть клубы дыма, и остолбенела.

Туман растаял. В комнатах царили первозданная тишина и приятная прохлада. В огромных окнах вставало солнце. Воздух был прозрачным, чуть сизым. Посреди гостиной валялся перевернутый стул, на какой напоролась убегающая хозяйка.

Охрана тщательно проверила каждую комнату — не пропустили ни гардеробной, ни ванной. Квартира была пуста — никаких следов вора или намека на то, что кто-то, вообще, мог забраться внутрь.

Настя испытывала неподдельное замешательство. И охрана, и соседи поглядывали на певицу, как на буйного шизофреника: немного удивленно и с пониманием. Черт возьми, именно психически больной чувствовала себя владелица апартаментов!

— Я… — Она запнулась, не зная, что в свое оправдание обычно говорят смертельно опозорившиеся люди. — Извините.

— Ничего. С каждым бывает, — серьезно вымолвил Ярослав. Опростоволосившаяся певица так и не поняла: издевался ли он или действительно сочувствовал.

Оставшись в одиночестве, девушка села на диван в гостиной и, сама не ожидая, расплакалась от унижения, бессилия и страха.

В студии звукозаписи царила приятная полутьма. Яркими лампами освещался лишь микшерный пульт. Воздух пах кофе, пылью и сигаретным дымом — на лестнице разрешалось курить, и табачный дух всегда витал в закрытом помещении без окон.

Во внешнем мире шел дождь. Катерина ненавидела непогоду и в слякотные дни едва держалась от того, чтобы с головой окунуться в депрессию, которую искренне считала непозволительной роскошью для занятого человека. А у личной помощницы известной певицы не было много свободного времени. Свою жизнь Катя подчинила расписанию сестры.

Еще в детстве стало ясно, что Настасья обречена стать звездой. Ее голос являлся подарком свыше и действовал на людей мистическим образом: изгонял желания совершать дурные поступки, дарил успокоение. Казалось, что через песню она разговаривала с душами.

Находясь рядом с Анастасией, старшая сестра ощущала себя частью чего-то огромного, прекрасного и, несомненно, важного. Лишь однажды она пожелала, испытала горькое разочарование за годы, положенные на алтарь чужой славы… Но сейчас она вытравила из собственной памяти этот плохой день, как выводят грязное пятно с белой рубахи.

Запись нового материала всегда выматывала, но Катерина любила скрупулезный, порой даже нудный процесс. Чаще всего женщина занимала место в «зрительном зале»: на продавленном диване, но сегодня она присела на кресло рядом со звукорежиссером. Следя за приготовлениями к работе, женщина немного нервничала, хотя и не подавала виду. Впервые после комы младшая сестра приехала в студию. Уединившаяся в звуконепроницаемой комнате, с большими наушниками на голове и с нотами на пюпитре, она выглядела почти нормальной.

Ее работа всегда собирала зрителей. Сегодняшний день не стал исключением. В студию приехало несколько в прошлом знакомых Настасье музыкантов, с которыми она вежливо расцеловалась во время приветствия, обсудила паршивую весну. Со стороны сцена выглядела милой и естественной, но, судя по всему, по-настоящему певица так и не вспомнила коллег по цеху.

— Начнем, — предложил режиссер, нажав на специальную кнопку в пульте. Услышав в наушниках его голос, Анастасия кивнула. Мужчина плавными движениями принялся передвигать бегунки. Заиграла музыка.

Катерина обожала следить за тем, как сестра с головой погружалась в работу, утопала в нотах, ловила только слышимые ей волны, питавшие чувственный, терпкий, как марочное вино, голос. Она превращалась в создание из другого мира, и в юном не по возрасту лице проявлялись неземные черты.

Музыка играла. Прошло вступление, разлился колокольчиками первый куплет. Настя молчала. Хмурясь, рассматривала ноты и не издавала ни звука. Катерина почувствовала легкое беспокойство. Народ в студии недоуменно зашушукался. Сквозь толстое стекло женщина наблюдала за певицей, но та не поднимала головы, точно не желала пересекаться с кем-либо взглядом.

— Остановите запись, — наконец, произнесла Настасья в микрофон, обращаясь к звукорежиссеру. С тревогой Катерина переглянулась с работником студии, а когда сестра вышла из звуконепроницаемой комнаты, то вскочила со своего места.

— Все в порядке?

— Я прошу прощения, — по-прежнему избегая прямого взгляда, с мягкой улыбкой извинилась певица перед удивленными музыкантами. — Нам надо поговорить с Катериной.

Развернувшись на каблуках, она решительно направилась к выходу. От растерянности Катя замешкалась, глядя в затылок сестре, а потом заторопилась следом. Они выбрались на дымную лестницу, и Настя, плохо переносившая табачный дым, морщась, зашмыгала моментально заложенным носом.

— Я не могу это делать, — нервно скручивая ноты в руках, отрывисто произнесла девушка.

— Чего именно?

— Петь.

Катерина глубоко вздохнула и попыталась придать своему голосу покровительственные, а не просительные, ноты.

— Я понимаю, что ты сейчас немного взвинчена. Когда ты начнешь петь, то все само собой получится. Это как вязать или кататься на велосипеде — стоит один раз научиться, и больше никогда не забудется…

— Говоря, что не могу петь, я имею в виду в прямом смысле слова — не могу! — резковато перебила Настасья монолог, призванный вернуть певице спокойствие. Катя вопросительно изогнула брови, искренне не понимая, отчего сестра дергается.

— Вот это… — Девушка протянула свернутые тугим цилиндром нотные листы. — Вот это для меня сейчас превратилось в китайские иероглифы!

— Что ты пытаешься сказать? — В горле у Катерины пересохло. Она понимала, о чем именно говорит сестра, но отказывалась принимать. Чтобы поверить в горькое признание, женщина хотела его услышать.

— Я не помню ни одной ноты! — словно со стороны донесся до нее приглушенный голос сестры. — Я разучилась петь!

Катерина почувствовала, как в голове нехорошо стрельнуло. Острая боль пронеслась от затылка до глаза.

— Мы должны попробовать… — Она попыталась привести в порядок мысли и придумать запасной план. — Может быть, получится? Возможно, ты вспомнишь что-нибудь? Ты же даже не попыталась…

— Что во фразе «не умею петь» может быть непонятным? — перебила Настя. В лице младшей сестры Катерина увидела упрямое решение не продолжать ни разговора, ни записи.

— Хорошо, — с нехорошим чувством согласилась она, — я перенесу дату записи на некоторое время. Но ты должна понимать, что мы будем вынуждены оплатить неустойку.

— Ты не считаешь, что лучше потерять деньги, чем лицо? — заметила Настасья. В нежном личике младшей сестры вдруг появилось незнакомое выражение превосходства. Многозначительный взгляд словно бы говорил о том, что по должности личной помощницы, фактически секретарше, не положено пререкаться.

И боже, этот взгляд чужого человека ошеломил Катерину, всегда считавшую Нежную Соловушку собственным выпестованным и выкормленным детищем.

— Ну, хорошо, — неловко пробормотала она и направилась обратно в студию.

Их жизни рушились. Кусками и осколками с неимоверной скоростью летели в тартарары. Мама была права — амнезия превратила младшую сестренку в незнакомку. Сейчас они точно бы сидели в потерявшей управление дрезине и по ржавым рельсам неслись в бездонную, черную пропасть.

Город застрял в глухих пробках. Автомобили выстроились в очередь перед светофором, застывшим на запретительном сигнале, и не двигались с места. Кто-то сзади, нетерпеливый и раздраженный, сигналил, точно бы ругаясь с невидимкой, олицетворяющим невезение.

Серое небо давило на крыши домов. Моросил холодный дождь. Мокрый асфальт на дороге блестел он света фар. Дворники лениво сгребали мелкие капли с лобового стекла.

Откинув голову на жесткий подголовник, Настя сидела на заднем сиденье служебного седана и невидящим взглядом таращилась в окно. Вдруг тишину салона потревожил ее собственный голос, исполняющий красивую, грустную балладу. Внутри неприятно царапнуло. Песня словно звучала реквиемом по прошлой жизни и казалась насмешкой.

Было больно и страшно думать, что Настасья больше не сможет вот так — с надрывом, чтобы хватало за душу, заставляло навернуться слезы, вывернуло наизнанку. Кома забрала у нее гораздо больше, чем прошлое. Она превращала Настю в кого-то нового, незнакомого даже близким людям.

Из последних сил она пыталась не думать о том, какие странные и подчас пугающие изменения происходили в ней. Она запуталась, и с каждым новым днем все меньше напоминала талантливую исполнительницу из рассказов Катерины или публичную личность из журнальных статей. Девушка устала снова и снова натыкаться на разочарованный взгляд старшей сестры, положившей жизнь за магический голос Нежной Соловушки, кем, судя по всему, больше никогда не стать вернувшейся с того света Анастасии Соловей.

— Выключите радио! — резко велела она водителю и, опомнившись, добавила: — Пожалуйста.

Музыка в салоне моментально стихла. Пристегнутая ремнем безопасности Катерина неловко обернулась к сестре с переднего сидения.

— Ты в порядке?

— Я точно не в порядке, — отозвалась та, по-прежнему разглядывая мокрый город за окном. Повисла тяжелая пауза.

Хотела бы Настасья рассказать о своих страхах: о женщине из зеркала, о страшном силуэте в густом дыме, заполнившем квартиру. О том, как было жутко узнать, что она никогда прежде не знала иностранных языков, или об удушающей панике, когда осознала, что не помнит нотный стан и с трудом узнает скрипичный ключ. Обо всем, что нормальные люди посчитали бы явными признаками безумия или бесноватости.

— Мне нужен перерыв. Ненадолго, на полгода максимум. — Настя, наконец, позволила себе повернуть голову и посмотреть в глаза сестре. — Было самонадеянно думать, что я со всем этим смогу справится. Я еще не готова вернуться.

— Понимаю. — Катерина согласно кивнула, но в лице непрошено промелькнуло странное выражение, точно бы досада на секунду исказила точеные черты блондинки. — Я поговорю с Артемием.

Она отвернулась, и Настя почувствовала себя еще гаже, словно предала старшую сестру.

Дождь моросил. Гулял ветер, залетая под зонтики прохожих, пытался вывернуть непромокаемые купола, похожие на разноцветные шляпки грибов. Близкое и тяжелое небо будто ложилось на землю.

— Все уладится, — вдруг вырвалось у Настасьи.

— Ты полагаешь? — сухо отозвалась сестра.

— Когда-то должен настать просвет, разве не так? Если в дождливую погоду подняться над облаками, то увидишь, что солнце никуда не делось… — Однако, положа руку на сердце, Настасья слабо верила в собственный оптимизм, и добавила с тяжелым вздохом: — Его просто не видно с земли.

— Кто это сказал? — уставившись на дорогу, холодно спросила Катя.

Фраза пришла на ум сама собой, словно была заготовлена заранее.

— Я.

Сестра резко обернулась. В лице читалась злость.

— Раньше ты так не рассуждала…

— Я смертельно устала думать о том, что было раньше! — резко перебила женщину Настасья. — Почему бы нам всем не сосредоточиться на том, что будет дальше?

Катерина, было, открыла рот, чтобы возразить, но рассерженная девушка фыркнула:

— Довольно! Мне надо прогуляться!

Она широко распахнула дверь. В душный салон пахнуло дождем и свежестью. Под удивленные взгляды соседей по пробке девушка легко выбралась на дорогу.

— Ты с ума сошла? — выкрикнула ей вслед Катя. — Немедленно сядь обратно!

— Езжай домой! — Настя последний раз заглянула в салон. — У меня при себе телефон и деньги. Я возьму такси. Уж назвать адрес собственного дома — я в состоянии без участия личной помощницы!

От обиды у сестры вытянулось лицо, и Настасья мгновенно пожалела о неоправданной резкости, но возвращаться или извиниться не хотела. Хлопнул дверью, она направилась к тротуару между неподвижными автомобилями, выпускающими в воздух облака выхлопного газа.

Доктор утверждал, что вспышки гнева являются побочным эффектом амнезии. Признаком психоза они тоже являлись, как чужое отражение в зеркале, галлюцинации или умения, неожиданно всплывшие из подсознания.

Настасья обнаружила, что ушла довольно далеко от запруженного машинами проспекта и теперь, уставившись под ноги, бредет по незнакомой улице. Она огляделась. Вокруг стояли невысокие дома. На фоне старых темных построек почти вызывающе смотрелась отделанная рыжим кирпичом многоэтажка со шлагбаумом на въезде во двор. По обеим сторонам дороги к тротуару жались припаркованные автомобили.

Дождь с каждой секундой усиливался, постепенно перерастая в холодный весенний ливень. Наконец, хлынуло так, будто кто-то наверху пожелал затопить землю и развез небесные хляби. Тишина сменилась шумом яростного дождя. Воздух стал белым от тугих струй, выбивавших в лужах пузыри.

Девушка бросилась к автобусной остановке, где под крышей уже пряталось несколько прохожих. Заскочив в укрытие, Настя вытерла ладонями лицо. Она подозревала, что тушь размазалась, делая ее похожей на панду. Волосы, собранные в опрятный пучок, превратились в мокрый шлем. Плащ потемнел, с него текло.

— Говорю тебе, это она! — Раздался рядом сдавленный шепоток.

У певицы непроизвольно напряглась спина, словно вместо позвоночника стоял металлический штырь. Стараясь не раздражаться, девушка сунула ледяные руки карманы промокшего насквозь плаща и так сильно сжала кулаки, что ногти до боли впились в ладони.

— Да вроде непохожа… — с сомневающейся интонацией протянул другой голос.

Делая вид, что не слышит перешептываний, она отошла на пару шагов и вытащила телефон, чтобы попросить сестру вернуться за ней. На экране высветилась куча пропущенных вызовов от Катерины, вероятно, уже пытавшейся отыскать беглянку.

— Извините! — Кто-то дотронулся до Настиного рукава, заставляя испугано вздрогнуть. Она резко оглянулась и с яростью зыркнула на наглеца. В шаге от нее стоял молодой человек с взъерошенными волосами.

Вероятно, молчание он принял за согласие, а потому спросил:

— Анастасия Соловей?

Невольно Настя обратила взгляд на остальных соседей по остановке. В лицах людей, жаждавших услышать подтверждение догадки, светилось жадное любопытство.

— Вы ошиблись, — холодно опровергла она и изобразила фальшивую улыбку.

Она отвернулась и немедленно обнаружила, что красуется на фоне собственной фотографии, рекламирующей косметическое средство известной марки. Похоже, ей стоило поскорее убраться с улицы, подальше от людских глаз. Она искренне полагала, будто обычный народ постесняется обратиться к звезде, если вдруг случайно столкнется с известной личностью на улице. Хотя, как она могла судить о том, о чем, в действительности, не имела никакого понятия? Было глупо и безответственно выпрыгивать из безопасной машины с водителем-охранником!

— Прошу прощения, — пробормотала девушка и вышла под утихающий дождь, к самому краю тротуара, чтобы остановить попутку.

Воспоминание нахлынуло неожиданно. Настя бухнулась в него с оглушительной скоростью.

Другая дождливая улица и другая остановка. К ее спине прижимается мужчина, крепко обнимает руками. Сквозь мокрую одежду ощущается тепло его тела. Его дыхание щекочет шею. Мимо, поднимая фонтаны воды, проносятся машины, но они и без того насквозь мокрые, а потому не заботятся о летящих на одежду брызгах.

— Я ненавижу дождь! Он меня угнетает и вгоняет в депрессию! — Она ворчит, хотя в его объятиях не ощущает холода.

— Малыш, дождь — это всего лишь ширма, за которой отдыхает солнце.

— Ширма для солнца? — Она не удержалась от ироничного смешка. — Ты это серьезно?

— Да, я все время об этом думаю. — Он целует ее во влажную макушку. — Если в дождливую погоду подняться над облаками, то поймешь, что солнце никуда не делось. Его просто не видно с земли.

Она невольно улыбается не от того, что он с детской непосредственностью верит в хорошие вещи и в добро, которое всегда побеждает зло, а потому что чувствует спокойствие и всеобъемлющее, непостижимое счастье.

— Анастасия, справа! — Мужской крик вернул певицу в реальность. Девушку затрясло то ли от холода, то ли от стремительного перехода из прошлого в настоящее.

А потом резко захлестнуло острое, как бритва, чувство надвигавшейся опасности. За спиной разлетелся испуганный женский визг. Окончательно приходя в сознание, Настасья повернула голову. Прямо на нее несся огромный, потерявший управление внедорожник.

Стоя в пробке в самом центре города, Ярослав проклинал собственное невезение. Ведь очутиться в мертвом заторе с разозленной любовницей на пассажирском месте, иначе как невезением назвать было сложно.

Несмотря на превосходную статью об оскандалившейся на пресс-конференции певице, Алина все-таки потеряла работу в журнале, о чем получила уведомление утром по электронной почте. Теперь она курила в щелку приоткрытого окна и по списку в телефонной книге звонила подругам, чтобы в красках рассказать, какой сволочью оказался главный редактор, не заметивший ее безграничный потенциал.

Яр старался не удивляться тому, сколько друзей и знакомых имелось у любовницы. Алина часто путалась в простейших вещах, например, в названиях фильмов или музыкальных дисков, но отчего-то не путалась в именах сочувствующих товарок.

С каждым новым кругом обиженных стенаний внутри Ярослава ширилось раздражение. Он ненавидел пробки, дождливый город за окном и почти ненавидел обозленную рыжеволосую фурию, на глазах теряющую привлекательность. Стараясь потушить досаду, мужчина резко нажал на клаксон, и затор огласил сердитый сигнал.

— Павлов, не гуди! — рявкнула Алина, прикрыв рукой телефон, и, выпустив струйку дыма, продолжала гневный монолог.

Любовница примолкла, прислушиваясь к собеседнику в трубке мобильника, и, словно бы, дождавшись удачного момента, в тишине едва слышно запела Анастасия Соловей. Мужчина поспешно увеличил громкость аудиосистемы. Салон заполнился многогранным неземным голосом.

— Ты издеваешься? — рявкнула недовольно Алина. — Ничего не слышно! Я же разговариваю!

— Можешь выйти.

— Сволочь ты, Павлов! — с чувством воскликнула попутчица и для лучшей слышимости заткнула пальцем ухо.

Песня Нежной Соловушки лилась, магическим образом изгоняя досаду, заполняя дыры внутри Ярослава. Из транса мужчину вывела Алина, исчерпавшая список друзей и принявшаяся ругать паршивый день.

— Что за чудовищные пробки? Вон, какая-то мадам даже не выдержала и сбежала!

Между практически притертыми автомобилями пробиралась девушка в сером плаще. Она была без зонта, но точно бы не замечала неприятной холодной мороси. Вдруг особа замерла на пару секунд, быстро посмотрела налево — направо, и потом, словно видение, заскользила к пешеходной зоне.

Ярослав узнал породистое, бледное лицо незнакомки под дождем. Ею оказалась Анастасия Соловей, которая мало ассоциировалась с неземным созданием, поющим в салоне авто. Послушно следующая вдолбленному с детства правилу перехода дороги она вызывала незнакомее покровительственное чувство. Пока новоявленная соседка по лестничной клетке не скрылась из виду, мужчина проследил за ее удавшейся спиной.

— Павлов, чего стоим? Кого ждем? — недовольно подогнала его Алина.

Оказалось, что засмотревшийся водитель пропустил разрешительный сигнал светофора. Автомобильный поток уже ринулся к перекрестку.

Дождь усилился, и скоро перерос в отчаянный ливень. Дворники едва справлялись с льющей, как из ведра, водой. Стараясь избежать очередной пробки, Ярослав свернул в один из переулков. Проезжая мимо автобусной остановки, он вдруг заметил среди прочих людей, стоявшую на фоне собственного рекламного постера Анастасию. Держась особняком, девушка засунула руки в карманы потемневшего от влаги плаща и невидящим взглядом смотрела в одну точку.

Внутри Ярослава вспыхнуло странное чувство, которое прошлой ночью заставило его достать из коробки свитер и кроссовки, чтобы вручить замерзшей упрямой девочке, отказавшейся уйти с лестничной клетки. С удивлением он поймал себя на том, что, сбросив скорость, ищет просвет в тесно припаркованной шеренге автомобилей.

Пришлось уехать довольно далеко. Не понимая, зачем пытается спасать человека, даже не просившего о помощи, он припарковался.

— Ты что делаешь? — изогнула брови Алина.

— Надо кое-кого забрать, — коротко бросил мужчина, уже ругая себя за необъяснимое рыцарство.

Схватив с заднего сиденья зонт, он открыл дверь. В лицо моментально пахнуло холодом. Яр выбрался из машины и, наступив в глубокую лужу, чертыхнулся. Слава богу, что дождь присмирел и не лил, как из ведра.

Проклиная злой ветер, под зонтом мужчина торопился к остановке. Настасья Соловей стояла на том же самом месте, неподвижная, как каменное изваяние. Со стороны казалось, что она была полностью отключена от реальности.

Черный внедорожник появился неожиданно, он точно бы выскочил из завесы дождя. Разбрызгивая лужи, махина набирала скорость, юлила по дороге, словно шофер или сошел с ума, или был смертельно пьян. Рев мощного двигателя нарастал. А секундой позже, Ярослав осознал, что, скорее всего, безумец сметет ушедшую в себя девочку-певицу.

— Анастасия, справа! — выкрикнул он без особой надежды — расстояние было слишком велико, чтобы вывести разиню из транса. Однако она вздрогнула, возвращаясь в реальность.

Дальнейшие события промелькнули, будто вырезанные кадры кинофильма. Анастасия увидела несущуюся махину, и стала походить на олененка, испугавшегося яркого света автомобильных фар. Зонт упал. Ярослав бросился в сторону девушки, абсолютно уверенный, что не успеет…

И вдруг случилась самая странная вещь, какую ему доводилось видеть в своей жизни. Казалось, что кто-то невидимый с силой оттолкнул девушку, ударив в солнечное сплетение. Оцепеневшая жертва отлетела назад. Инстинктивно выставив руки, чтобы смягчить падение, она рухнула на асфальт и надрывно раскашлялась. Неся за собой хвост влажных брызг, внедорожник пролетел мимо. Подлец за рулем даже не притормозил, чтобы проверить, цела ли пострадавшая, и трусливо скрылся за поворотом.

Помощник из Ярослава получился никудышный. Он подскочил к остановке ровно в тот момент, когда диковато озиравшуюся девушку поднимал на ноги какой-то прыщавый юнец.

— Анастасия, вы в порядке? — Яр тут же понял, что задал глупейший вопрос известной певице, только что при падении разбившей в кровь ладони и разорвавшей одежду на глазах десятка людей. Кроме того, вокруг валялись осколки расколотого мобильного телефона, вероятно, принадлежавшего жертве сумасшедшего лихача.

— Ярослав, какое счастье, что вы здесь! — Не обращая внимания на свидетелей, с облегчением выдохнула Настасья. — Можете отвезти меня домой? Вряд ли я сейчас доберусь сама.

Она даже не подозревала, как сильно облегчила жизнь незадачливому рыцарю.

— Конечно, — кивнул мужчина.

В присутствии новоприобретенной попутчицы Алина подчеркнуто молчала и строила вид, будто не замечает растрепанную девочку, укутанную в тонкий плед, на заднем сиденье авто. Наконец, не выдержав, любовница нервно выхватила из пачки последнюю сигарету, но только щелкнула зажигалкой, как Настя сухо вымолвила:

— Не курите, пожалуйста.

— Что? — Подруга сузила глаза.

— У меня аллергия, — ничуть не смутившись, пояснила Анастасия.

— Проглоти таблетку, — едва слышно фыркнула Алина себе под нос, с настырностью упрямого подростка намереваясь прикурить.

Не справившись с раздражением, мужчина выхватил сигарету из накрашенных губ любовницы и, приоткрыв окно, выбросил в образовавшуюся щель.

— Тебя же попросили!

По мнению Ярослава, не узнать и, более того, нагрубить главной героине самой удачной в своей карьере статьи — для журналистки, только-только заявлявшей двум десяткам друзей о несправедливом увольнении, было подобно смертному приговору. Удивительно, с какой легкостью банальная ревность отключала женский мозг и даже умниц обращала в скандальных баб!

Он позволил себе скосить глаза к зеркальцу заднего вида и тут же наткнулся на прямой колючий взгляд Насти, от какого мужчине стало не по себе. Казалось, что из отражения смотрела взрослая женщина, всего лишь спрятанная в оболочку юной двадцатилетней девушки. Ей было наплевать и на рыцарей, и на их хамоватых подруг.

Стоя перед зеркалом в ванной комнате, Настя задумчиво изучала свое отражение. В районе солнечного сплетения, в том месте, где девушка ощутила сильнейший удар, опрокинувший ее на асфальт и выбивший из легких воздух, теперь наливался багряно-фиолетовый синяк. Выглядело так, что Настасью, не щадя, шибанули кулаком.

Она не могла найти разумного объяснения тому, что произошло. Единственная мысль, приходившая в голову, при трезвом размышлении отдавала абсурдом. Девушке казалось, что ее спасли потусторонние силы! Или же в мире существовал человек-невидимка, оттолкнувший нечаянную жертву с дороги взбесившегося внедорожника.

Натянув майку, Настя завязала мокрые после душа волосы в конский хвост и вдруг различила шорохи, доносившиеся из спальни. Превратившись в слух, девушка замерла. По комнате кто-то перемещался, крадучись и тихо! От страха сердце забилось барабанной дробью.

В порыве смелости девушка сорвалась с места и выскочила в спальню. Комната пустовала. От раскрытого окна струился холодный воздух и парусом надувал занавеску. Дверь медленно закрывалась, как будто кто-то за секунду до появления хозяйки сбежал с места преступления.

Схватив с полки статуэтку потяжелее — награду от музыкального телеканала за номинацию «Певица года» — Настя тихонечко вышла в коридор. Квартира была погружена в темноту. В тишине тикали часы. На кухне кто-то копошился. Сжимая нехитрое оружие, девушка стала красться, чтобы напасть на вора…

И тут раздался громкий голос Катерины:

— Все в порядке. Настасья дома.

Напряжение моментально схлынуло. Опустив тяжелую статуэтку, Настасья выдохнула и направилась в кухню, где у плиты хлопотала старшая сестра.

— Ты заходила ко мне в спальню?

Наряженная в гороховый фартук Катерина подпрыгнула от испуга.

— Мать честная! — Она прижала руку к сердцу. — Ты меня до инфаркта доведешь.

— Ты меня тоже. — Настя поставила на барную стойку бронзовую фигурку.

— Зачем тебе… — Катя пригляделась к статуэтке и удивленно округлила глаза: — награда от MTV? Ты серьезно?

— Это было самое тяжелое, что я сумела найти в спальне. Я услышала шорохи и решила, что это вор. План был подобраться к грабителю сзади и шарахнуть по затылку, — едва сдерживая смех, призналась Настя и уселась на высокий табурет. — Ты могла бы подать голос, а не пугать меня.

— Но я не заходила в спальню.

— Вот как?

Некоторое время женщины молчали, глядя глаза в глаза. Настя не верила сестре, только не понимала, для чего Катерина на пустом месте создавала тайны. Про себя хозяйка квартиры решила утром сменить пароль от замка, чтобы сделать собственным дом личным, а не общественным, пространством.

— Что случилось с твоим телефоном? — категорично меняя тему, сестра отвернулась к стойке и принялась вытаскивать из пакета контейнеры с едой.

— Упал в лужу и сломался, — не моргнув глазом, соврала Настасья. Непонятным, наверное, шестым чувством, она догадалась, что не стоит рассказывать сестре о странном инциденте на остановке.

— Как ты добралась до дома? Взяла такси?

Ведя допрос с профессионализмом сотрудника спецслужб, Катя принялась открывать пластиковые емкости. В одной банке лежал надоевший до слез промытый рис, в другой ядрено пахнущий хек.

— Меня подвез сосед, — просто ответила Настя. — Он проезжал мимо и остановился.

— Сосед? — Собеседница резко подняла голову. — В смысле, мужчина?

Вероятно, новость о мужчине, живущем напротив, вызывала у строгой сестры неподдельную тревогу за девическую честь младшенькой.

— Представляешь, нашелся еще один чудак, который снял квартиру на тринадцатом этаже, чтобы не иметь соседей. Мы случайно столкнулись на лестничной клетке.

Если бы в мире существовал хит-парад самых ловких лжецов, то Настя наверняка бы попала в первую десятку.

Катерина принялась раскладывать неаппетитную еду по тарелкам. Певица отдала бы полруки за то, чтобы отведать острых куриных крылышек в запивку со свежим разливным пивом, но и курица, и пиво отсутствовали в списке разрешенных продуктов.

Воспоминание о вкусе запрещенных лакомств являлся столь же болезненным, как привкус забытой любви. Настя точно знала, что любовь была, но с кем и когда — не могла вспомнить. Мучительные, невыносимые в медовой сладости образы вносили сумятицу в мысли и превращали в хаос понимание реальности.

— Катя, у меня когда-нибудь был любимый? — вопрос вырвался быстрее, чем Настасья успела прикусить язык.

От неожиданности Катя со звоном уронила на пол ложку, и на темной гранитной плитке рассыпались крупинки белого риса, похожего на град.

— Нет, — пряча глаза, слишком поспешно ответила она. — Я бы точно знала, потому что ты ничего не скрывала от меня.

— Очевидно, что скрывала, — опровергла певица. — Ты же была не в курсе, что я изучала иностранные языки. Согласись, что знание французского не могло придти ко мне само собой во время комы — это противоречит здравому смыслу.

Стараясь скрыть нервозность, Настасья теребила лазурит на красной нитке, завязанной на запястье.

— А почему бы нам не съездить к родителям? — вдруг невпопад предложила Катерина. — Может быть, в доме, где мы выросли, вернутся какие-то воспоминания.

— Да, неплохая мысль, — рассеянно пробормотала Настя и вдруг почувствовала, что подушечку пальца оцарапало о краешек трещины на лазурите, какой раньше не было.

В душе неприятно кольнуло от плохого предчувствия. С замирающим сердцем девушка присмотрелась к камню. Действительно гладкую голубоватую поверхность с черными и белыми вкраплениями рассекал глубокий шрам. Не хотелось думать, что в инциденте с сумасшедшим водителем, сохранив жизнь хозяйке, колдовской камень принял на себя удар.