ГЛАВА 3. СКАНДАЛЬНЫЙ СОЛОВЕЙ.

Новая квартира Ярослава походила на помойку. Он не успел обжиться даже через два месяца после переезда, что особенно удручало, учитывая стоимость аренды в жилом комплексе.

Куда не брось взгляд, высились пирамиды запечатанных коробок. В гостиной использовались телевизор, всегда включенный на новостной канал, и диван. Кухня с большими посудными шкафами и выключенным холодильником выглядела по-сиротски пустой. В гардеробной висели лишь те костюмы, которые пару недель назад пришлось забрать из химчистки. Остальная одежда по-прежнему мялась в вакуумных пакетах, спрессованных в неподъемные брикеты.

Ярослав сумел обжить только спальню с большой кроватью и неприятно пустыми, крашеными в светлый цвет стенами. Освоение комнаты диктовалось банальной практичностью — женщины терпеть не могли проводить время на диване с фабричной пленкой, разорванной только на подушках.

На окнах не было ни штор, ни жалюзи. Квартира находилась на тринадцатом этаже с видом на набережную, так что Ярослав не волновался о гипотетических наблюдателях с подзорными трубами, но в ясную погоду с самого рассвета комнату заливал ослепительный солнечный свет. Мужчина уже обвыкнулся с утренней иллюминацией и спал как убитый до сигнала будильника, но его гостья с непривычки вставала ни свет ни заря.

— Павлов! — женский голос вырвал его из приятной неги. Недовольно пошевелившись, мужчина зарылся головой в подушку. — Павлов, самое время проснуться…

Нежные пальчики с длинными ноготками, приятно щекоча, пробежали по позвоночнику и решительно двинулись под простыню, прикрывавшую обнаженное мужское тело. В остатках дремы Ярослав улыбнулся в подушку.

Секундой позже он резко повернулся и, схватив взвизгнувшую любовницу, отточенным движением уложил ее на спину. Алина улыбалась, зеленые глаза горели хитрым огоньком. Рыжие кудри рассыпались по кительно-белым подушкам.

— Доброе утро? — прошептала она.

— Привет, — нависая над женщиной, хрипловато пробормотал Ярослав. Он ненавидел пробежки по утрам и предпочитал просыпаться с помощью не менее энергичного, но куда более приятного, способа.

Двумя часами позже, завязывая на ходу галстук, мужчина прошел через заваленную коробками гостиную с беззвучно работающим телевизором на стене. Алина приготовила кофе. Точнее она растворила сублимированную бурду в кружках с эмблемой издательского дома, где Ярослав занимал должность финансового директора.

Кружки из офиса стащил приятель Павлова — отличный репортер. Чистокровный еврей, он утверждал, что только русские воруют все, что плохо лежит. Подарок пришелся ко времени: отмечая «новоселье», за неимением другой посуды приятели всю ночь накачивались из них виски.

Одетая в строгий костюм и с аккуратно заколотыми в пучок волосами любовница мало напоминала разнеженную рассветную чаровницу.

— Кофе — это единственное, что я нашла на завтрак, — объявила она, протягивая хозяину дома полную кружку коричневатого напитка. — Павлов, ты не считаешь, что уже пора разобрать коробки, включить холодильник и купить какой-нибудь еды?

— Зачем? — Он отхлебнул обжигающий напиток. Ярослав давно перестал привередничать насчет вкуса кофе. С тех пор, как он бросил курить, то начал пить любую отраву, лишь бы в ней имелся кофеин.

— Затем, чтобы твоя свалка хотя бы отдаленно стала похожа на человеческое жилище.

Говорят, что по закону прямого отражения беспорядок в доме приводит к хаосу в жизни. Ярослав считал себя доказательством ошибочности спорного утверждения, ведь в его отлично налаженном жизненном механизме никогда не случалось сбоев.

— Меня устраивает.

Алина знала правила игры и не претендовала на личное пространство в квартире холостяка. Подруга никогда «не забывала» в ванной зубную щетку, нижнее белье в полке шкафа или другие раздражающие женские мелочи. Она была умна для наивных дамских уловок, а потому задержалась в жизни Ярослава дольше, чем на один месяц. Пару дней назад в телефонном разговоре с подругой, она назвала их встречи — «отношениями».

С кружкой в руках Палов направился в гостиную, надеясь послушать последние новости, но вдруг увидел вместо физиономии приятеля-диктора музыкальный видеоклип какой-то певички.

— Включи звук! — попросила Алина из кухни.

Ярослав был на сто процентов уверен, что его перекосило. Он стоял спиной к подруге, однако она точно бы видела мужчину насквозь:

— Павлов, перестань кривиться! Я переключила канал, потому что, в отличие от тебя, не в состоянии сутками напролет смотреть на ужасы.

Пульт от телевизора по-прежнему лежал в одной из заклеенных коробок. Ярослав не сдвинулся с места, чтобы увеличить громкость.

На экране показывали неземное хрупкое создание с крыльями, похожее на раненную птицу или ангела. Пернатая барышня поджала колени к подбородку и беззвучно открывала рот, вероятно, тонким голоском нестройно исполняя нечто слезливое. По белому, как у мертвеца, лицу текли ненастоящие слезы.

— Почему певички любят изображать из себя ангелов? — словно в пустоту, спросил мужчина. — Банальность — это эстрадная мода?

— Оставь свой шовинизм. Она не какая-то там певичка, а Анастасия Соловей. Ей позволено все, даже заезженный образ ангела! — ни капли не разозлилась Алина и, продефилировав рядом с хозяином дома, сама включила звук.

В один миг квартира наполнилась терпким, как вино, магнетическим голосом, оттененным насыщенной, густой мелодией. На короткое мгновение Ярослава точно бы оглушило.

Тщедушная девочка на экране расставила руки над обрывом, нарисованным на компьютере, и продемонстрировала очертания груди.

— Похоже, она все-таки старше восемнадцати? — с нарочитой насмешливостью протянул он, стряхивая себя странное наваждение.

— Павлов… — Алина закатила глаза. — Ты неисправим.

Она совсем выключила телевизор. Экран потух, а в квартире установилась долгожданная тишина.

— Месяц назад эта, как ты говоришь, певичка лежала в коме, фактически при смерти. Ее пресс-служба уверяет, что она вернулась совершенно здоровой. Но ты видел хотя бы одного пациента, кто вышел из комы совершенно здоровым?

— Я вообще не видел переживших кому людей.

— Сегодня будет пресс-конференция. Я очень надеюсь на сенсацию, иначе вылечу с работы. — Алина состроила задумчивую мину.

В течение нескольких лет она писала сантиментальные истории о жизни знаменитостей, где все девочки-певички, в действительности взбалмошные и капризные, представали перед читателями трогательными и благочестивыми, как героини романов Джейн Остен. Вероятно, от журналистки потребовали изменить концепцию, и работа полетела под откос — Алина не обладала ни талантом, ни сильным слогом.

Оставшиеся до выхода время любовники в молчании пили пустой кофе на кухне. Ярослав с помощью планшета изучал финансовые новости в Интернете.

— Павлов, — вдруг резко позвала Алина. — Ты можешь подвезти меня на пресс-конференцию?

— Мне не по дороге, а я не успеваю в офис. Возьми такси, — не поднимая головы, отказался мужчина. Наверняка, на встречу приедут какие-нибудь приятельницы-журналистки Алины, а мужчине совершенно не хотелось выглядеть пажом при даме сердца.

— Предложи еще поехать на метро! — рассердилась собеседница. — В конце концов, Павлов, любишь кататься — люби и саночки возить!

Удивленный запальчивой тирадой обычно сдержанной на слова любовницы тот поднял голову.

— Мне страшно уточнять, но только что ты назвала себя «саночками»?

— Палов, с огнем играешь! — процедила Алина.

Она раскраснелась, из прически выпал непослушный завиток. Заядлый бабник ненавидел женский шантаж, но даже он понимал, что предпочитаемый им способ пробуждения имел определенные побочные эффекты.

— Хорошо, только не злись, — согласился он, смирившись с тем, что теперь-то точно придется изображать эскорт для кичливой любовницы.

Встречу Анастасии с журналистами устроили по высшему разряду. Специально сняли большой зал в дорогом отеле, куда официально пригласили музыкальные телеканалы и известные издания.

Перед выходом в люди певице пришлось провести целый час в компании манерного стилиста. После всех усилий волшебным образом он превратил Настасью из милой, невинной старшеклассницы в «горячую» старшеклассницу из фильма для взрослых. Вместо глаз на бледном лице темнели дымчатые пятна, а волосы торчали в разные стороны, словно певица только-только выбралась из чьей-то постели.

— Как тебе, Зайка? — улыбнулся стилист, который импонировал девушке своим жизнелюбием и привычкой называть всех, даже сухую, как столетняя баранка, Екатерину — Зайками.

— Очень красиво, — глядя на свое отражение, соврала Настя.

Когда он уехал, стараясь стряхнуть нервозность, певица умылась ледяной водой в ванной люкса, выделенного администрацией отеля специально для звезды, кое-как расчесала похожие на мочалку патлы и аккуратно подкрасила светлые ресницы черной тушью.

Девушка спустилась на лифте в лобби, где ее поджидала старшая сестра. Катерина выглядела серьезной и сосредоточенной. Видимо, она нервничала перед появлением на публике.

— Что случилось с твоим макияжем? — удивилась она.

— Смыла. Я выглядела пошло.

Вместе с сестрой Настасья вошла в конференц-зал и на одну короткую секунду замерла, ошарашенная тем, сколько людей дожидалось ее появления. Царила жуткая духота, хоть топор вешай. Народ набился в зал, как селедки. Стоял невообразимый шум.

Казалось, что здесь планировалась встреча со звездой мирового масштаба. Видимо, привлеченные историей с комой, репортеры пришли на пресс-конференцию в надежде заполучить сенсацию. Как знать, может, они надеялись, что любимицу публики вывезут к людям на инвалидном кресле?

Настя готовилась к встрече, как к экзамену по истории. Целую неделю певица, будто прилежная школьница, зубрила даты из собственного досье, и могла без запинки перечислить основные вехи из своей жизни.

Когда появление певицы заметили, то зал взволновался. Ее путь от дверей до сцены, где за длинным столом уже беспокойно поглядывал на часы Артемий, сопровождался ослепительными вспышками фотокамер.

Продюсер поднялся, чтобы поприветствовать сестер.

— Настасья, ты выглядишь очень… — он хотел сделать комплимент, но осекся на полуслове, обнаружив полное отсутствие косметики на лице у подопечной. — Свеженькой.

Они расселись. Со сцены зал выглядел огромным и переполненным. У противоположной стены размещались стойки видеокамер. Сидя на виду у доброй сотни незнакомых людей, певица почувствовала себя голой.

Чтобы сохранить амнезию в секрете, Насте велели свести разговоры с репортерами к минимуму, поэтому встречу открывал продюсер. Он поздоровался, поблагодарил всех за присутствие, а потом передал слово личной помощнице певицы. Следующие десять минут Екатерина наизусть пересказывала подготовленный накануне пресс-релиз о том, как звезда эстрады возвращалась к жизни. Сестра говорила на одном дыхании, как будто боялась запнуться и забыть скрупулезно разученную речь.

Потом посыпались вопросы.

Когда Анастасия сможет окончательно вернуться к работе? Запишет ли дуэт с певцом, признанным в этом году лучшим? А певцом, которого признали лучшим в прошлом году?

Улыбаясь в нужных местах, Настасья изображала немоту.

— Почему Анастасия не отвечает на вопросы, обращенные лично ей? — вдруг раздался тихий голос.

Не ожидавшая нападения от благожелательной публики Екатерина замялась. Неприятный вопрос, диссонирующий с дружественной атмосферой, озвучил субтильный паренек в очках, на вид сущий ботаник.

— Началось… — едва слышно пробормотала Катя, видимо, готовясь к целому граду убийственных расспросов.

Певица вспомнила журналиста — видела его интеллигентное лицо на фотографиях, напечатанных в заголовках неприятных статей. Он писал рецензии для крупного журнала о знаменитостях и являлся антифанатом Нежной Соловушки с большой буквы.

Пытаясь вспомнить факты о своем прошлом, девушка читала его разгромные и подчас уничижительные заметки. Почему-то самой обидной показалась писулька, где он, намекая на малую родину певицы, с сарказмом заявлял, будто Настя поет иностранные песни с рязанским акцентом.

Вздохнув поглубже, Катерина промычала:

— Анастасия проходит лечение и вынуждена беречь голосовые связки…

— Она потеряла свой чудесный голос? — тут же атаковал журналист.

— Нет! — резко выдохнула помощница певицы и с паникой покосилась на Артемия, вероятно, надеясь, на спасение от «акулы пера». Стоило в воздухе повеять скандалом, как зал моментально встрепенулся.

— Предлагаю перейти к следующим вопросам… — попытался помочь продюсер, но механизм был запущен — пресса заволновалась. Репортеры ожидали оглушительных признаний, ради каких и собрались на встречу.

— Кома повлияла на ее речевую функцию? — Писака пытался нащупать сенсацию.

— Кома не повлияла на мою речевую функцию, — задохнувшись от возмущения, процедила Настасья в микрофон. В зале установилась оглушительная тишина, словно мягкий голос певицы обладал магически-успокоительным воздействием.

— Я могу говорить… как видите, — добавила она. — И еще я не стала дурочкой после комы. Вы ведь это пытаетесь выяснить?

— Ты с ума сошла! — прикрыв рукой микрофон, прошипела Катерина.

Однако Настя сделала вид, что не расслышала откровенного намека закрыть рот.— Я помню вас. Вы написали, что я пою на иностранном языке с рязанским акцентом, — глядя в упор на репортера, произнесла она. Кажется, очкарик смутился и по-девчоночьи передернул плечами.

— Ты что творишь? — с натянутой улыбкой едва слышно процедила Катерина.

Возможно, Настасья собиралась начисто уничтожить свою репутацию, а потом на останках реноме станцевать джигу, но в амнезии скрывалась извращенная прелесть: невозможно следовать правилам или считаться с предрассудками, которых просто не помнишь. Мило улыбаясь, она произнесла на идеальном французском языке:

— В любом случае, вы напишите что-нибудь нелицеприятное. Такие как вы должны чем-то подпитывать свое непомерное эго.

Краем глаза она заметила, как у старшей сестры побледнело и вытянулось лицо. Продюсер схватился за стакан с водой и сделал шумный глоток, разнесшийся над головами журналистов усиленным микрофоном хлюпаньем.

— И все-таки, Анастасия, что вы скрываете? — раздался вежливый вопрос на французском языке.

Быстрым взглядом певица отыскала в полном зале журналистов лощеного типа в дорогом костюме. Рядом сидела рыжеволосая красотка со строгими очками на носу, наверняка, надетыми исключительно для профессионального имиджа. Вероятно, репортер приехал из-за границы, а женщина рядом с ним являлась переводчицей.

— Нам кажется, что вы врете, — добавил мужчина, переходя на русский, чтобы его поняли окружающие.

Настя помолчала. Певица ошиблась, мужчина был русским. Он следил за девушкой с легкой снисходительностью, как за ребенком. Хмырь! Наверняка журналюга считал себя неотразимым.

— В таком случае, поймайте меня за руку! — выпалила она.

Рядом тихо застонал продюсер, ведь пугающая прямота не вписывался в выпестованный годами образ Нежной Соловушки. Но девушка не желала, чтобы чужие люди вытрясали из нее секреты.

— Господа, спасибо, что пришли, — резко вымолвила Настя. — Пресс-конференция закончена.

В изумленной тишине она отодвинула стул и поднялась. Секундой позже в зале точно взорвалась граната. Люди разразись возбужденным гвалтом. Прежде чем уйти, виновница переполоха бросила последний взгляд на лощеного красавца. С усмешкой тот беззвучно аплодировал девушке.

С нестерпимым желанием смыть раздражение ледяной водой, Настя вырвалась из душного зала. В спину ей неслись переполошенные возгласы. Кажется, Артемий старался утихомирить публику, но его жалкие попытки терялись в людском хаосе. Кто-то из журналистов бросился вдогонку певице, однако охрана отеля перекрыла проход к лифтам и тем самым спасла артистку от нежелательных интервью.

Двери лифта уже съезжались, когда внутрь заскочила раскрасневшаяся Екатерина. Хмуро глянув на оскандалившуюся подопечную, она ожесточенно вдавила кнопку самого верхнего этажа, хотя предоставленный администрацией люкс находился гораздо ниже.

Некоторое время сестра молчала, а потом процедила сквозь зубы:

— Что это было?

— Извини. — Настя вдруг почувствовала себя ужасно виноватой за то, что не сдержалась и поступила подобно обиженному ребенку. — Мне не стоило хамить тому журналисту…

— Я не о журналисте! — перебила Катя. Она повернулась к сестре. Ее лицо пылало от гнева, глаза метали молнии. — Ты говорила на французском! Что это значит?

— Если бы я заговорила на английском, то меня бы все поняли, — огрызнулась провинившаяся.

— Ты сказала: английский?! — У Кати вырвался странный смешок, похожий на бульканье. Казалось, что она находилась на грани истерики.

— Что тебя удивляет? Мне кажется, сейчас только ленивый не знает английского. Ты знакома хотя бы с одним человеком?

— Да, знакома! — рявкнула сестра. — С тобой!

Повисло тяжелое молчание. Лифт остановился, двери разъехались, но девушки по-прежнему смотрели глаза в глаза и не двигались с места. В животе у Насти скручивалась холодная пружина, готовая в любой момент распрямиться. Пугающая правда превращала ребяческую выходку на пресс-конференции в нечто страшное и необъяснимое.

— Ты хочешь сказать… — У певицы сорвался голос, и она прочистила горло.

Собеседница кивнула, подтверждая самые худшие опасения.

— До комы ты не знала ни одного иностранного языка.

Загрузка...