Потерянная душа

ГЛАВА 7. ЖЕНЩИНА ИЗ ПРОШЛОГО.

По квартире разносился переливчатый сигнал дверного замка. Ярослав зарылся головой в подушку, отказываясь выныривать из сладкого сна. Звонок не утихал — видимо, ранний гость решительно настроился разбудить хозяина. Алина недовольно пошевелилась и, поворачиваясь на другой бок, сонно проворчала:

— Павлов, открой уже эту чертову дверь!

С закрытыми глазами Ярослав сел на кровати. Натянуть спортивные штаны получилось не сразу. Каким-то волшебным образом обе ноги просовывались в одну штанину. Наконец, когда перипетии одевания остались позади, Ярослав пошаркал к входной двери. По дороге он ударился мизинцем о дверной косяк, зло выругался и мысленно пообещал четвертовать наглого визитера, посмевшего долбиться в его квартиру в воскресенье, аж, страшно сказать, в десять часов утра!

Подойдя к коммуникатору, мужчина включил экран. По ту сторону входной двери стояла Анастасия Соловей. Глядя прямо в камеру, девушка продемонстрировала держатель с большими стаканами из соседней кофейни и бумажный пакет с масляными пятнами, в какие складывали продавшиеся на углу вкуснейшие пончики, обсыпанные сахарной пудрой. Мысленно Ярослав решил сначала завладеть трофейным завтраком, а потом уже четвертовать соседку.

Он загромыхал замком.

— Привет, сосед-репортер. — Гостья выглядела юной, свежей, нетронутой, и пахла чем-то одурительно вкусным. Ярослав моментально проснулся. Пришлось напомнить самому себе, что девочка с голубыми глазами была младше его на пятнадцать лет.

Он скрестил руки на груди и изогнул брови, предлагая объяснить причину появления. Кажется, Настя без слов поняла суть соседской претензии и, пропустив оправдания, сразу заявила:

— Зато я принесла кофе и пончики! У меня был ужасный ужин с родственниками! Я только что вернулась и мечтаю хотя бы позавтракать в хорошей компании.

Ярослав молчал. Он не собирался приглашать девушку в квартиру. Не тогда, когда в его кровати спала рыжеволосая фурия, способная сгоряча устроить сцену и испортить ему долгожданный выходной.

— Но ты не один… — смутившись, догадалась Настя. — Извини, что разбудила вас.

Она, было, направилась к противоположной двери, но вдруг вернулась.

— Кофе и пончики забери. Мне все равно нельзя. — Девушка всучила пакет и стаканы Ярославу. Мужчина проследил за тем, как она пересекает лестничную клетку — бесхозный островок в их уездном княжестве.

— Настя! — позвал он хрипловатым ото сна голосом.

Девушка оглянулась и вопросительно изогнула брови.

— Это что-то важное? — спросил Павлов.

Она заколебалась. Вероятно, не хотела, чтобы ее услышали «лишние уши», вернее, нахрапистая журналистка, находившаяся в спальне нового друга. Наконец, Настя подошла, встала очень близко, словно слыхом не слыхивала о зоне комфорта. Нежданную гостью отделила от хозяина квартиры всего лишь узкая прослойка воздуха.

— Мне нужно узнать, что сейчас происходит с одним человеком, — пробормотала она, глядя в его грудь, как будто стеснялась поднять голову. — Сможешь подсказать, к кому обратиться? Дело деликатное.

Любое дело, связанное с Нежной Соловушкой автоматом переходило в разряд деликатного. Ярослав сумел выяснить, что по совершенно варварскому контракту Анастасия была обязана выплатить своему агентству большую неустойку в случае скандала на почве личной жизни. Наверное, поэтому в прессе ни разу не упоминалось не о любовниках, не о друзьях певицы. Но Павлов сильно сомневался, что у одинокой девочки, живущей напротив, имелись таковые. Парадокс Настасьиной жизни заключался в том, что из-за таланта, несмотря на обаятельность, общество превратило ее в изгоя.

— Какая-то информация у тебя есть об этом человеке?

— Да. — Она полезла в сумку и вытащила белый конверт. — Вот, возьми.

Ярослав забрал материалы.

— Когда что-то узнаю, сразу дам знать.

— Спасибо.

Он закрыл дверь, где-то в глубине души сожалея, что Анастасия не узнала об окончательно разобранном скарбе. Пирамиды коробок исчезли, квартира сияла чистотой. Картины висели на стенах, одежда — в шкафу. С мебели исчезла фабричная упаковка, а во включенном холодильнике появилась еда — сливочное масло, сыр и десяток сырых яиц.

— Кто это был? — с раздраженными интонациями вопросила из спальни Алина. — Я слышала женский голос.

— Уборщица, — с легкостью соврал мужчина. — Отдала водительские права — я их вчера на лестничной клетке уронил.

Больше любовница не задала ни одного вопроса. Скорее всего, Алина догадалась, что Ярослав бессовестно врет, но она никогда бы не решилась уличить его. Ведь появление лжи или взаимных претензий являлись признаками близкого расставания. Видимо, было безопаснее притвориться глухой простушкой.

Пройдя на кухню, Ярослав поставил гостинцы от соседки на стол и вскрыл конверт. Внутри лежал любительский, сделанный на «мыльницу» снимок. С фотографии на него смотрела темноволосая девушка с большими, очень темными глазами-вишнями. И в ее бездонном взгляде скрывалось что-то неуловимо знакомое, от чего внутри екало.

Ярослав перевернул фото. С изнанки стояла запись быстрым летящим подчерком: «Кира Краснова, возможная дата рождения: 11 января 1984 год».

В огромном павильоне, где проходила съемка, орала музыка, усиленная заполошным эхом. Было холодно — в заводском помещении, где находилась экспозиция для фото-сессий, беспрерывно работала мощная система вентиляции. Трубы проходили под высоким, отчего-то закопченным потолком, и лихо вытягивали несмелые ростки тепла, отданного слабеньким, натужно дующим калорифером.

Настю нарядили в кружевной легкий сарафан, на груди нарисовали красное пятно, изображавшее кровь от пулевого ранения, к волосам прикололи алый искусственный цветок. Лицо и губы девушке выбелили. Выглядела она жутковато — натуральная покойница. Хотя, по ее мнению, ухищрения были излишни — даже без грима Настасья посинела от холода, зуб на зуб не попадал, а руки покрылись некрасивой гусиной кожей. Помощник фотографа уверил, что несовершенства кожи подкорректируют в специальной программе. Лучше бы работники приложили больше усилий в поисках какого-нибудь обогревателя помощнее старого «ветерка».

Специально вызванный из Нью-Йорка фотограф был невысоким, жилистым мужчиной с выбритыми висками и вихром на макушке. Вокруг него бурлила энергия и нервное напряжение. Казалось, что заокеанский гость напился таблеток «Озверин» из советского мультика.

Считая, что местная звезда совершенно не понимает английский язык, он, не стесняясь в выражениях, объяснял помощникам, что не подписывался на съемки в холоде, почище того, что случается на Аляске. А Настасью с первой секунды стал называть пренебрежительным «цыпочка», отчего певица едва сдерживала смех, а Катерина скрипела зубами.

— Начинаем! — после долгой постановки света фотограф приказал девушке встать на белый бумажный фон, развернутый из висящего под потолком тубуса.

Настя сняла с плеч колючий плед и передала старшей сестре. Она встала в указанное место, перед специальной меткой, приклеенной к затоптанной бумаге. Народ сгрудился у большого экрана компьютера, куда сразу отправлялись снимки с камеры фотографа. Раздалось несколько щелчков, глухо пыхнули вспышки, и Настя от непривычки поморщилась.

— Цыпа, ты с ума сошла! — моментально возмутился американский гость. — Ты похожа на мумию! Ты умирающий лебедь! Понимаешь? Нежная белая лебедь, как в «Лебедином озере»! Что за дилетантство?

Стыдно сказать, но Настя не помнила балет «Лебединое озеро». Возможно, когда-то смотрела, но теперь такие подобности были надежно заперты в глубинах подсознания.

— Переведите ей кто-нибудь про лебедя! — запальчиво вскрикнул фотограф.

Из толпы вынырнула переводчица, приехавшая на съемки с американским гостем. Она, было, открыла рот, но девушка раздраженно отмахнулась:

— Не надо! И так понятно, что он хочет!

Ей было неприятно за разнос. С хмурым видом она покосилась на многочисленных помощников фотографа, стилистов и прочую модную шушеру, слетевшуюся на огонек. Здесь же присутствовала съемочная группа с музыкального телеканала. Все с азартом следили за позором певицы.

В последнее время из-за работы Насте приходилось встречаться с людьми из прошлой жизни — некоторые казались смутно знакомыми, как музыканты из студии звукозаписи, другие совершенно незнакомыми, третьих девушка вспоминала по журналам и светским хроникам. Однако от большинства прошлых «друзей-приятелей» появлялось гадливое ощущение нескрываемой фальши. Ей совершенно не нравились эти личности, с пристрастием следящие за чужими жизнями и злорадствующие из-за любой ошибки.

Фотограф попробовал сделать еще несколько снимков, но под прицельными взглядами публики Настасья чувствовала себя неловко и слишком глупо, чтобы принимать какие-то нарочитые позы, изображая модель.

— У нее покраснел нос! — срываясь, завопил фотограф, и к Насте кинулось несколько гримеров. Пока девушке мазали лицо пудрой, американца позвали к экрану. Невольно певица отметила, что люди, разглядывающие полученные на компьютер снимки, выглядят озадаченными.

— Перерыв! — объявил фотограф и тут же принялся раздавать указания. Следуя его приказам, снова стали менять свет, переставлять вспышки, налаживать камеру на серый цвет.

Катя накинула сестре на плечи плед и тихо спросила:

— Все в порядке?

Судя по обеспокоенным взглядам, какие она кидала на явно скучающих представителей телеканала, личная помощница певицы была встревожена тем, что реалити-шоу для телевидения с оглушительным треском проваливалось.

— Мы можем их всех выгнать? — без особенной надежды уточнила Настя.

— Нет.

— Тогда все просто отвратительно. — Она глянула в сторону озабоченных ассистентов. — Я хочу посмотреть снимки.

Певица направилась к компьютеру. Народ уважительно расступился, пропуская главную героиню бала.

— Что-то с техникой, — пояснил задумчиво потирающий подбородок помощник фотографа.

Настя посмотрела на экран и вцепилась ледяными пальцами в плед. Изображение на всех снимках точно бы раздваивалось. Складывалось ощущение, что произошло необъяснимое слияние кадров. Неожиданно на глазах у изумленной публики вместо лица на снимках проявились серые размазанные пятна, будто кто-то смешал краски, а потом фотографии одна за другой начали исчезать из памяти компьютера.

— Что такое? — пробормотал помощник фотографа. Он принялся нажимать на кнопки клавиатуры, пытаясь остановить самоуничтожение отснятого материала.

Настя превратилась в соляной столб, следя за тем, как испаряются доказательства царившей в новой жизни певицы чертовщины. Народ за спиной гудел, обсуждая необычный фотоэффект, но чужие разговоры звучали словно бы жужжание надоедливых мух.

— Убирайся! — вдруг произнес над самым ухом певицы злой очень охрипший голос.

От неожиданности девушка вскрикнула и выпустила из рук плед, упавший на пол. Наблюдатели замолкли. Настя резко оглянулась к людям, уставившимся на певицу с немым изумлением. В поисках шептавшего ненавистника взгляд метался по людским лицам. Краем глаза певица заметила, как медленно закрывалась высокая металлическая дверь в съемочный павильон.

Ее недоброжелатель сбежал, боясь публичной огласки!

Настя бросилась к выходу.

— Ты куда? — окликнула ее Катерина, заставив оглянуться.

— Я сейчас!

Девушка выскочила из людного помещения. Студия находилась в старом здании машиностроительного завода, где сдавали помещения под различные нужды, имевшие отношение к машиностроению, как телефонная книга к кулинарии. Коридоры были широченные, сумрачные и завоеванные злыми сквозняками.

Подняв длинную юбку, Настя побежала вдоль бесконечного коридора. Проход резко вильнул. Певица выскочила из-за угла, чтобы в пугающем одиночестве оказаться в новом коридоре. Она в нерешительности остановилась, не желая далеко уходить от полного народа съемочного павильона. Ее колотило. Девушка не смогла бы с точностью ответить — от холода или от нервного напряжения. В глубокой тишине хлопнула дверь.

Походя, Настасья дергала все двери подряд, пытаясь найти незапертую. Наконец, одна створка поддалась, и девушка очутилась на хозяйственном складе. В помещении теснились грубо сколоченные высокие стеллажи, заставленные банками. В нос ударил резкий запах краски.

Доводчик закрыл за певицей дверь, пихнув ручкой в поясницу. Девушка боялась пройти дальше за стеллажи, так и стояла в шаге от выхода. Где-то в глубине склада что-то застучало, как будто некто, проходя мимо полок, бил по жестянкам палкой. Вопреки любым законом физики, Настасью неожиданно бросило в жар.

— Я знаю, что ты здесь! — выкрикнула она, скорее, чтобы подбодрить себя, нежели дозваться обидчицу.

Набравшись смелости, она осторожно прокралась проход между стеллажами. От химических запахов шла кругом голова, во рту пересохло. Стоило уйти со склада, пока не начался анафилактический шок, но Настасья не хотела потерять отличного шанса и поговорить с женщиной, пытавшейся причинить ей вред.

— Давай, поговорим!

Перед Настасьей слетела банка, заставив отпрянуть назад. От удара о пол крышка вылетела, и к ногам певицы разлилась ярко-алая густая масса. Резкий запах накрыл девушку одеялом. В легких загорелось. Она прижала ладонь к лицу, стараясь дышать мелкими частыми глотками. Язык распух, точно бы заняв весь рот. Перед глазами запрыгали черные мушки.

— Исчезни! — прошипел голос.

Незнакомка находилась совсем рядом — буквально за стеллажом. Настя повернула голову. Через просвет между банками на девушку смотрели ее собственные ярко-голубые глаза. Она попятилась, схватилась рукой за стеллаж.

Мгновением позже, колени подогнулись. Настя упала навзничь на ледяной пол. Прежде чем сознание ее покинуло, она увидела под стеллажом, что соседний проход пустовал. Двойник словно испарился в воздухе.

Все кажется запредельно резким: свет, тени, запахи, музыка. Она отступает, пятится. Делает шаг, еще один. Под ногой скрипит половица, и звук кажется неестественно громким.

Двое на кровати, сплетшиеся телами, стонущие и, казалось бы, потерянные во времени, слышат скрип и испуганно отскакивают друг от друга, как облитые водой кошки. Она не желает видеть его лицо, когда он поймет, что именно она, а не кто-то другой, стала свидетелем измены.

Когда она разворачивается, чтобы уйти, ей в спину доносится испуганный возглас:

— Проклятье!!

Каблуки яростно стучат по деревянным ступеням, когда она быстро спускается на первый этаж. Входная дверь по-прежнему открыта, в смрадный воздух, пахнущий чем-то тошнотворно сладковатым, струится дождливая ночная свежесть.

— Постой! — Она слышит его голос, как ядом, напитанный паникой, но не оборачивается и вылетает во двор.

Ее окружает прохладная темнота. От движения на крыльце включается свет. Влажно блестит мокрая трава. Она быстро идет к машине, брошенной за воротами, дышит через нос, но никак не может вытравить запах пропитанного изменой дома. Ноги, обутые в открытые сандалии, моментально промокают. Ей наплевать.

За спиной раздаются быстрые шаги. Он нагоняет.

— Стой! — мужские пальцы смыкаются на ее хрупком запястье, и она резко вырывается.

— Не трогай! Ты меня испачкаешь!

Она разворачивается так стремительно, что изменник отступает. Торопясь ее догнать, он успел натянуть одни джинсы. Она не желает смотреть ему в лицо и видит крепкую грудь, подтянутый живот, убегающую за пояс штанов темную полоску.

Внутри смешались ярость, обида и смятение. Все просто: ей никогда не изменяли, и она не знает, что именно должна чувствовать. Их странная любовь давно превратилась в редкостное паскудство, и ей страшно признать, что над всеми остальными эмоциями довлеет… облегчение, но не боль. Никакой боли.

— Я тебя не отпускаю! — говорит он, имея в виду разрыв.

— А я не спрашиваю разрешения. — Она улыбается, мягко, но насмешливо. — Иди, не стоит оставлять даму одну.

Она уходит, шагает, удаляется. Она подозревала, что из всех видов любви, именно любовь, названная бесконечной, имеет особенно паршивый финал.

— Ты будешь или со мной, или ни с кем!!! — истошно кричит он, но больше не пытается остановить.

В его крике прячется угроза. Она ему верит, но больше не хочет пугаться. Он достаточно держал ее в страхе…— Настя, открой глаза! Очнись! — Ее кто-то тряс за плечи, заставляя вынырнуть из воспоминания. От резкого запаха нашатыря в голове словно взорвалась петарда. Приходя в сознание, Настасья вяло отмахнулась рукой, пытаясь устранить зловоние, и открыла глаза.

Прямо ей в лицо был направлен сокращающийся, как живой, объектив включенной видеокамеры.

— Да, вы с ума сошли! — выдохнула она, машинально ладонью закрывая черный круг. — Выключите камеру!

Кто-то цыкнул на оператора, заставляя посторониться и снять с плеча камеру.

Подняв голову, она обнаружила, что лежит на диване в незнакомом помещении, размером чуть больше чулана. Рядом присел на низенькую табуретку врач скорой помощи и что-то торопливо строчил в блокноте с рецептами. С недовольной миной за испорченный материал тут же стояла журналистка с телеканала. Вероятно, отчаявшись сделать нормальный репортаж про фотосъемки певицы, она решила выехать на удачно подвернувшемся анафилактическом шоке.

Настя попыталась сесть, но ее тут же остановил доктор:

— Вам сделали укол, полежите немного.

— Где моя сестра? — хрипловато спросила девушка и, отчего-то ощущая страшную стыдливость, натянула до подбородка знакомый колючий плед.

— Я здесь! — Катерина со стаканом воды в руках влетела в чулан и с порога накинулась на репортеров: — Выключите камеру и выйдите отсюда!

Судя нехорошему взгляду журналистки, съемочная группа была разочарована, но ослушаться телевизионщики не посмели и вышли. Когда за телевизионщиками закрылась дверь, то Катя недовольно фыркнула:

— Нелюди!

— Они раздуют скандал, — пробормотала Настя, расстроено прикрывая лицо ледяными ладонями.

— Перебьются, — уверено заявила старшая сестра и спросила у врача: — Что скажете, доктор?

— Постельный режим и лекарства, пока не спадет отек. — Он вырвал из блокнота листок с назначением, а потом улыбнулся Настасье: — И вам нужно к хорошему аллергологу, Анастасия.

— Спасибо. — Из вежливости та улыбнулась.

Собрав медицинские инструменты, доктор оставил девушек вдвоем. Катя присела на диван рядом с сестрой.

— Как ты попала на склад красок?

— Заблудилась, а выйти уже не успела, — соврала Настя, надеясь, что сестра не станет уточнять, почему ее нашли в центре складского помещения, а не у двери.

От воспоминания о том, что случилось на складе, по спине побежал холодок. Девушка боялась даже допустить мысль, что закравшийся под кожу страх — не плод воображения, не галлюцинация из-за отравления химическим запахом, а правда. И если она не ошибалась и не сходила с ума, то получилось, что ночные кошмары вырвались в жизнь, стали реальностью. Разве может такое происходить наяву?

— Американец в ярости от нашего «профессионализма». — Передразнивая заокеанского гостя, Катерина изобразила пальцами кавычки. — Заявил, что больше не приедет, ни за какие деньги. Артемий нас прибьет.

— Вряд ли он захочет свернуть шею курице, несущей золотые яйца, — справедливо заметила певица. Снова сестра сосредоточилась на переживаниях о том, как случившиеся повлияет на реноме Нежной Соловушки.

Катерина с расстроенной гримасой сделала глоток воды, но тут же поперхнулась:

— Это же тебе! Врач сказал, что ты должна больше пить.

Настя протянула руку, чтобы забрать стакан, и не поверила собственным глазам. Половинки лазурита оказались будто бы источенными изнутри. Сердце кольнуло от дурного предчувствия. Девушка резко села.

— Что случилось? — удивилась сестра, едва успев убрать стакан, чтобы не расплескать воду.

Певица потрогала одну из половинок, и под пальцами она рассыпалась песком. Следом раскрошился и второй камень. Ошеломленная певица не верила собственным глазам. Сердце нехорошо сжималось. Девушке не хотелось думать, что амулет превратился в прах, в последний раз сохранив жизнь неосторожной хозяйки. И если так, то… чем это грозит Настасье?

Во всей квартире горел свет, и громко работал телевизор. Окна были наглухо зашторены — Настя боялась случайно глянуть в темное окно, отражавшее комнату, обнаружить за плечом какое-нибудь потустороннее создание.

Даже дома девушка ощущала резкий запах краски. Краской же пахла вода, и рис, накануне оставленный в холодильнике Катериной. От навязчивого душка-преследователя Настасья чувствовала себя по-настоящему больной и разбитой. Чтобы избавиться от вони, будто заполонившей квартиру и въевшейся в стены, певица открыла настежь окна, проветривая и выстуживая комнаты.

Она устроилась на диване, поплотнее закуталась в толстый плед и, пока воздух насыщался влажным холодом, с огромным удовольствием смотрела фильм «Девчата». К собственному удивлению, Настасья вспоминала большую часть диалогов. Видимо, до комы черно-белое, трогательное в своей наивности кино находилось в списке ее самых любимых кинолент.

На самом интересном месте в дверь позвонили. В столь позднее время придти в гости не постеснялся бы только сосед-репортер. Вылезать из тепла не хотелось, так что открывала Настя, наглухо завернутая в шерстяной плед.

— Соседка? — Ярослав стоял в спортивном костюме и в дутом жилете, отчего складывалось ощущение, будто мужчина собирался предложить певице совместную пробежку вокруг дома. Причем девушка подозревала, что вдохновителю спортивных развлечений полагалось только дуть в свисток, а приглашенной в компанию гостье — нарезать круги.

— Врач прописал мне постельный режим, — пропустив приветствия, тут же заявила она, чтобы сразу отсечь любые попытки завлечь ее физкультурой.

— А врач случайно не прописывал тебе оздоровительное голодание? — полюбопытствовал сосед.

Она пожала плечами.

— Тогда собирайся, мы устроим праздник живота! — объявил Ярослав и блеснул неотразимой улыбкой, от какой у любой женщины, наверняка, учащалось сердцебиение.

После пахнущего краской риса, запитого пахнущей краской водой, аппетит у Насти отсутствовал.

— Я занята.

— Чем же?

— Просто занята.

— Угу.

Ярослав бесцеремонно вошел в выстуженную квартиру, и девушке ничего не оставалось делать, как посторониться. Он по-хозяйски осмотрел гостиную, заглянул в кухню, проверил коридор.

— Ты одна, везде включен свет, холодно, как в склепе, орет телевизор, идет фильм «Девчата». Постой, «Девчата»?! — Мужчина одарил девушку выразительным взглядом. — Если ты смотришь ретро, то явно занята тем, что киснешь. Собирайся, тебе понравится объедаться на ночь!

— Слушай, избирательный слух — это черта, которая у мужчин всегда проявляется ближе к сорока, или твой случай эксклюзивный? — недовольно заворчала Настя, как хвостик, шлепавшая за беспардонным гостем, пока тот, не разувшись, рыскал по дому.

— Ты брюзжишь, как пенсионерка, — отшутился Ярослав и подтолкнул девушку в сторону входной двери. — Меня весь день мучает совесть, что я съел твой завтрак, так что ужин за мой счет. Пойдем, иначе все закроется.

— Что все? — насторожилась Настя, упрямо натягивая до самого подбородка плед.

— Я не могу поверить, что ты привез меня в торговый центр! — воскликнула Настя пятнадцатью минутами позже, когда сосед припарковался у сверкающего разноцветными огнями комплекса. Под закрытие огромная автостоянка была практически пуста, а из стеклянных дверей просматривался безлюдный холл, где, умирая от скуки, туда-сюда сновали охранники.

— Не суди о конфете по невзрачной обертке, — заявил Ярослав, заглушая мотор. — Здесь можно отлично поесть.

В его ухмылявшемся лице девушка никак не могла прочесть — издевался он или совершенно серьезно предлагал отужинать в одной из местных забегаловок.

— А если меня кто-нибудь узнает? — от собственного предположения у Настасьи нехорошо заныло под ложечкой, и отчего вдруг страшно захотелось есть.

— Вряд ли, — беспечно отмахнулся сосед и, открыв дверь, поторопил: — Идем?

— Катя меня четвертует… — пробормотала сквозь зубы Настя, выбираясь из салона в уличный холод. Она надеялась, что никто не поверит, будто девчонка в спортивных штанах и с хвостом на голове — это известная певица, появившаяся в торговом центре, чтобы поужинать в компании взрослого мужчины.

Они шли по широким ярко-освещенным коридорам, между разнообразными магазинчиками. Запах краски истаял, и в воздухе витали ароматы косметики, впрочем, тоже неприятно царапавшие нос. Вокруг царил дух бесконечной праздничной круговерти, постепенно утихающей на ночь. Ярослав выбрал удобное время, когда почти все покупатели разошлись по домам.

Мужчина пребывал в отличном настроении, и оно невольно передавалось девушке. Вдруг Настасье в голову пришла мысль, что сосед специально притащил ее в торговый центр, ведь ничто не развлекает лучше откровенного нарушения глупых правил.

На втором этаже, где располагалась ресторанная зона, красовался большой баннер с изображением мультяшных помидоров, прыгающей на тонких ножках кукурузы и огурца с длинной, как у Деда Мороза, бородой. В самом конце «обеденного дворика» находился вход в вегетарианское кафе.

— «Бородатый огурец»? — прочла Настя название разнокалиберными буквами. — Они это серьезно?

За стеклянными витринами кафе виднелись разноцветными пластиковые столики, ярко-оранжевая барная стойка с прозрачным стеклом, прятавшим целые ряды спелых апельсинов и желтых лимонов. Зал был практически пуст. Видимо, у любителей похрустеть пупырчатыми огурцами к ночи пропадал аппетит.

— Это единственное вегетарианское кафе, которое мне удалось найти в нашем районе. В другие мы бы не успели до закрытия, — пояснил Ярослав, распахивая перед девушкой дверь.

— Впервые встречаю мужчину, который не ест мясо, — фыркнула Настя.

— У тебя амнезия, так что ты не знаешь наверняка.

— Справедливо.

— Ну, а я не вегетарианец.

— Тогда что мы тут делаем? — удивилась девушка, позволяя попутчику выдвинуть для нее стул. — Ты узнал что-то о той женщине, о которой я спрашивала?

— Пока нет, но я прочел статью, что белые и зеленые овощи не вызывают аллергии…

— Остановись немедленно! — резко выставив руку, Настасья категорично перебила объяснения. — Если ты скажешь, что не только нашел забегаловку, но и изучил правила питания аллергиков, то я решу, что ты маньяк, и сбегу домой.

Меню вегетарианского кафе действительно обещало любому аллергику праздник чревоугодия. Правда, Ярослав отказался попробовать местных изысков. Заказ принесли удивительно быстро. От еды шел приятный аромат, и на вкус оказалось весьма неплохо. После хека с пустым рисом даже постные кушанья показались Настасье не иначе как пищей богов.

— Точно не хочешь? — Девушка с аппетитом прожевала кусочек котлеты.

— Чечевичную котлету с салатом из сельдерея? — усмехнулся Ярослав и отхлебнул кофе. — Нет, спасибо. Только здесь я осознал, как мне любы вредные отбивные.

— И это сказал человек, которые пьет зеленый кофе для похудания… и чего там еще? — с иронией заметила Настя и, подхватив ламинированную картонку с меню, с выражением продекламировала: — Для похудания и очищения организма. Хотя в твоем возрасте, наверное, пора чистить организм.

— В моем возрасте? — Он сузил глаза.

— Старикан, — едва сдерживая нахальную ухмылку, поддразнила Настя.

— Когда вернемся, то можешь пригласить этого старикана на нормальный кофе с кофеином и сахаром, — тихо произнес Ярослав. — Думаю, что здоровье мне позволит.

Их взгляды встретились, и в глубине мужских глаз пряталось что-то незнакомое, темное, невольно волнующее, отвечающее тайным мыслям самой Настасьи. Наверняка, он и сам понимал, что бессовестно давит, ставя менее опытную в подобных делах собеседницу в уязвимое положение. Она боялась понимать эти желанные намеки соседа, менявшего женщин, как сама девушка туфли — каждый раз новые, под цвет платья.

Настя струсила, решила отшутиться, состроить нарочито серьезный вид и спросить, мол, не заигрывает ли он с ней, но у визави зазвонил мобильный телефон. Вызов спас ее от унизительной необходимости переводить взрослый флирт в ребячество. Из-за необъяснимого разочарования во рту появилась полынная горечь.

Потеряв аппетит, Настасья принялась ковыряться в тарелке, а когда подняла голову, то замерла. Всего в нескольких шагах от витрины вегетарианского кафе, за толстым стеклом медленно прошла девушка с длинными темными волосами. Когда Настасьин взгляд остановился на девичьей фигуре, то незнакомка, точно дразня, остановилась.

Эта была она! Женщина-виденье, в течение нескольких дней преследовавшая певицу!

Вилка выпала из ослабевших пальцев и со звоном ударилась о край тарелки. Звук показался неестественным, громогласным, словно рядом пробили набат. Девушка встала из-за стола.

Она должна была выяснить, почему паршивка ее преследует, мучает и сводит с ума! В чем провинилась Анастасия Соловей до комы? За что сейчас расплачивалась бессонницей и страхом перед темнотой?

— Я сейчас, — бросила певица.

— Настя, ты куда? — изумился Ярослав, но соседка уже выбегала из кафе.

Незнакомка шла быстро, не оглядывалась — видно, знала, что ее преследовали. Она встала на эскалатор, спускавший покупателей на первый этаж. Настя бросилась следом. Темноволосая макушка исчезла из поля зрения, но когда певица оказалась на бегущих вниз ступеньках, то вдруг обнаружила, что девушка исчезла.

Настасья спустилась и прошла несколько шагов, высматривая беглянку. Широкие коридоры между бутиками пустовали. В некоторых магазинчиках уже не горел свет. Ощущение пустоты, тишины и холодного глянцевого пространства ошеломляло.

Настя закружилась на месте, пытаясь понять, куда испарилась девушка. Но та появилась совершенно внезапно — поднималась вверх по лестнице, с другой стороны торговой площади.

— Стой! — выкрикнула певица.

Некоторое время они кружили по торговому центру, точно бы играя в кошки-мышки. Настя догоняла, незнакомка, как видение, снова и снова ускользала. Каким-то чудом она пряталась, но тут же выныривала в самых неожиданных местах.

Стараясь не упустить девушку из виду, певица завернула за угол и оказалась в тупике. Незнакомка стояла, отвернувшись лицом к стене, словно рассчитывала пройти сквозь толщу бетона, чтобы очередной раз скрыться от преследовательницы.

— Кто ты? — остановившись, хрипловато спросила Настасья.

Девушка помедлила, словно издеваясь над певицей, а потом развернулась, отчего длинные волосы до пояса разметались по плечам. У Насти заледенела в жилах кровь, ведь она смотрела в свое собственное лицо с ярко-голубыми глазами. Та, кто изводил певицу, являлась ее точной копией!

— Этого не может быть… — пролепетала девушка.

От страха ее трясло. В ушах странно звенело.

— Настя! — раздался оклик голосом Ярослава, и та резко повернула голову. Мужчина с обеспокоенным видом направлялся в сторону сбежавшей из ресторана соседки. Он приближался быстрым шагом, очевидно, едва-едва воздерживаясь от того, чтобы перейти на бег.

— Почему ты здесь? — с тревогой спросил он. — На тебе лица нет

Не в состоянии выдавить из себя что-то связное, она беспомощно указала дрожащим пальцем туда, где стоял двойник, и прошептала:

— Там…

Но тупик оказался пуст.

Глядя в зеркальце заднего вида, Алина накрасила губы алой помадой, поправила волосы, добавила румян на скулы, но быстро передумала и стерла излишек салфеткой. В подземном гараже, куда ей пришлось поставить машину, перегорели почти все лампочки, и царил полумрак. Она побоялась, что из роковой женщины превратилась в румяную доярку.

Когда Алина выбралась из машины, то невольно поежилась. Под леопардовым плащом на ней было одето лишь атласное неприличное дорогое белье с подвязками и чулками в сетку. Стук высоченных шпилек разносился в гулком пространстве пугающим эхом.

Поднимаясь на лифте на тринадцатый этаж, Алина не хотела признаваться себе, что нервничала. Она ненавидела каждый квадратный метр этого модного жилого комплекса с той же силой, с какой хотела здесь поселиться, на тринадцатом этаже, в большой квартире с окнами, выходящими на набережную, с мужчиной, который с первой минуты держал ее на расстоянии вытянутой руки. Алина всегда ненавидела то, о чем страстно мечтала, но не могла получить.

Она испытывала одержимость к недоступным вещам, и, видит Бог, Ярослав Павлов, мужчина с дурной репутацией, так и остался самой недоступной целью в ее жизни. Алина расставила сети, приготовилась к охоте… и не успела понять, как сама превратилась из охотника в цель. Она попалась с первого взгляда, с первого прикосновения. Увязала, словно муха в сладкой патоке. Иногда трепыхалась, изредка билась, но лишь глубже погружалась в невыносимые отношения.

Он не врал, не создавал иллюзий, отказывался строить песочные замки. Их «любовь» имела строго очерченные границы. Никакой глупой ревности, «случайно» забытых вещей в личном пространстве, общих покупок, знакомства с родителями — всего того, что может привязать или доставить неудобства. Ярослав не терпел неудобные отношения, роковые страсти и шекспировские драмы. Слезы, причитания и женские разочарования заставляли его скучать. Он был жесток, а Алина была одержима им.

Бывшие подруги считали его мерзавцем, но они ошибались. Ярослав являлся чтецом. Он прочитывал женщин, как книги. Перелистывал страницы душ, оставлял пометки на полях, подчеркивал строки. Чем неожиданнее пряталось под обложкой содержание, тем дольше его смаковал мужчина. Разве почитателя высококлассной литературы можно обвинить в бессердечии?

Любовница знала правила — Ярослав не выносил, когда она заявлялась без предупреждения — и все равно нажала на звонок входной двери. Алина нарядилась в дорогое черное белье, леопардовый плащ и шпильки, заготовила убийственную реплику, отрепетировала перед зеркалом дерзкий взгляд. Другими словами, она была готова ко всему, даже к холодному приему.

— Привет? — открыв дверь, с вопросительной интонацией поздоровался Ярослав.

—Привет… — Она бросила особенный взгляд из-под ресниц. — Так и будем стоять на пороге?

— Извини, — растеряно произнес он, впуская любовницу в квартиру.

Не откладывая дела в долгий ящик, Алина обняла мужчину за шею и запечатлела поцелуй, испачкав его губы алой помадой.

— Алин, подожди минуту… — пробормотал он, расцепляя замок ее пальцев и отодвигая любовницу.

— Что случилось? — Она почувствовала, как внизу живота предательски сводит.

— Я не один. — Мужчина стер с губ красный след от помады и с брезгливостью посмотрел на испачканную ладонь.

— Ты не один?!

Черт возьми, она была готова ко всему, но не к тому, чтобы обнаружить у собственного любовника другую женщину! Ее соперница, сидела на диване, подобрав под себя ноги, и выглядела возмутительно… по-домашнему.

Алина узнала девчонку из соседней квартиры, промокшего под дождем подкидыша с аллергией на табачный дым. Бледная, тонкая, как спичка. Хотела бы Алина сломать ее между пальцами!

Увидев нагрянувшую, как снег на голову, гостью, соседка поднялась.

— Что ж, мне пора. — Девчонка бесшумно проскользнула мимо женщины и пробормотала, точно бы под нос: — Спокойной ночи.

— Настя! — окликнул Павлов, и Алина вздрогнула. Она никогда прежде не слышала этих жутких — глубоких и мягких — интонацией в голосе любовника, с какими он называл имя чужой женщины.

Та оглянулась и вопросительно подняла брови.

— Ты будешь в порядке?

— Да. Не беспокойся.

Она быстро, как будто с опаской, покосилась на Алину. Вероятно, в прохиндейке нежданно проклюнулись ростки совести.

— Ты же знаешь, что в любой момент можешь придти?

Девчонка слабо улыбнулась и, уклонившись от ответа, попрощалась

— До свиданья вам обоим.

Она, наконец-то, пошлепала к двери. Рассеяно положив руку на талию Алины, Ярослав следил, как соседка собиралась на выход.

— Настя! — снова позвал он. Складывалось ощущение, что Павлов хотел бы не выпустить «сиротку» из квартиры!

Обернувшись, она вопросительно изогнула брови.

— Постарайся сегодня заснуть, — мягко велел он.

У Алины похолодело внутри. В лице ценителя женщин-книг, светилась трогательная нежность. На девочку с телом подростка он смотрел так, как никогда не смотрел ни на одну сексуальную красавицу из тех, что когда-либо согревали его постель.

И в этот момент Алина поняла, что наступил конец. Ярослав был не с ней. Небрежно обнимая любовницу одной рукой, двумя — он крепко-накрепко прижимал к груди девчонку, младше его на целую жизнь. Ее мужчина уже ушел от Алины, просто пока не подозревал об этом.

Наконец, соседка убралась восвояси. Пара осталась тет-а-тет.

— Мы ужинали вместе, — пояснил Ярослав, растеряно потирая затылок.

— Ужинали?— Да, кофе будешь? Мне необходим кофе — вечер был еще тот. — Он направился в кухню и мимоходом спросил: — А ты почему не раздеваешься?

Потому что она была одета в белье, плащ и шпильки. Не могла же она снять плащ, остаться в проклятущих кружевных штучках и спокойно хлебать на кухне кофе?!

— Я всего на минутку, — нашлась Алина, снимая намявшие ноги туфли.

— Ты что-то забыла, когда собиралась с утра? — уже из кухни поинтересовался Ярослав.

Да, черт возьми, забыла! Свою гордость! А лучше бы забыла дорогу сюда!

— Сережки в ванной, — соврала она.

— Странно, я их не видел.

— Наверное, упали. Я сама посмотрю.

Он стоял спиной, насыпал в кружки быстрорастворимую отраву, которую почему-то считал кофе, а не ядом. Алина всю жизнь ненавидела кофе, особенно растворимый! Ярослав даже не подозревал, что любовница терпела отвратительные напитки только потому, что они были частью их общего времени.

Гостья зашла в ванную, заперла на замок дверь и глянула в зеркало. Отражение продемонстрировало женщину со «съеденной» помадой на бледных губах, с ярко намалеванными щеками и глухо застегнутую на все пуговицы. Женщину, являвшуюся не героиней сериала «Секс в большом городе», а типичной дурой!

К горлу подступил горький комок. Стараясь сдержать слезы, Алина трясущимися руками сняла сережки. Глубоко вздохнув, она вышла.

— Нашлись, — с идиотской жизнерадостной улыбкой женщина продемонстрировала украшение.

Она растеряно огляделась, пытаясь найти предлог, чтобы остаться, однако не выглядеть глупо в бестолковом наряде, призванном вызвать желание. Пойти в спальню и надеть спортивный костюм Ярослава? Смыть косметику? Превратиться в худую «школьницу-болельщицу» из соседней квартиры?

Странно, но телевизор в квартире был включен на музыкальный, а не на новостной канал. В эфире крутили свежий клип Анастасии Соловей, скорее всего, снятый еще до комы. В нем девушка была похожа на печального ребенка. Певица, подобрав под себя ноги, сидела на мягком диване в большой комнате, на фоне панорамного окна и до боли напоминала соперницу Алины.

Ярослав с кружкой в руках вышел из кухни. В лице отражалась скука, но жадный, алкающий взгляд выдавал сильнейшую заинтересованность работой юной певицы. И тогда Алина все поняла.

— Вы с Анастасией Соловей — соседи? — Стараясь говорить спокойно, спросила она. — Это была она?

— Удивительно, сколько тебе понадобилось времени, чтобы узнать ее, — усмехнулся Павлов. Он вел себя, как подлец.

Взяв с журнального столика пульт, он выключил телевизор. Наверное, испугался, что его расшифруют. Или, может быть, сам еще не осознавал, какие изменения происходили у него внутри? Смертельно жаль, что Алина не имела к ним никакого отношения.

— Ты останешься? — спросил Ярослав.

Возлюбленный просто пока не понимал, как сильно мечтал, чтобы она убралась не только из его дома, но и жизни, и не на сегодняшнюю ночь — навсегда. Мог ли он сам ответить на вопрос, почему, наконец, разобрал вещи и превратил временное убежище в настоящий дом?

Пролог просмотрен по диагонали, книга закончена и закрыта. Вероятно, она оказалась не настолько интересной, чтобы Ярослав растянул удовольствие. А, может быть, дело было в том, что с Анастасией Соловей из чтеца он превращался в обычного мужчину?

Но Алина не даст себя разодрать на страницы, не сохранит ни одной его галочки, сотрет все заметки на полях, замажет подчеркнутые строки. Она никому и никогда не позволяла оставлять меток в своей душе.

— Нет, — гостья покачала головой. — У меня еще дела.

Их взгляды встретились. Он понял все. Ярослав лучше всех угадывал финалы историй.

Когда женщина вернулась в остывшую машину, то аккуратно расправила плащ, завела мотор и включила печку, чтобы согреться. Ее трясло, руки дрожали, как проклятые. Она поправила зеркало заднего видения.

Упав на руль, Алина разрыдалась, громко и горько, словно кто-то умер.