Юля
Вернувшись в суд, я действительно обнаруживаю на столе купюру. Это глупо и мелочно, но своего Лена добивается: я злюсь.
Хватаю с отвращением, комкаю, прячу в карман и захожу в кабинет судьи Тарнавского, преодолевая протест. Хочу я того или нет, но думаю: они тут действительно только что занимались сексом или…?
У него, конечно же, не спрашиваю. А вот в перепадах настроения тону.
После нескольких недель арктического холода к нам вернулось тепло.
К нам — это в принципе, а не только ко мне.
Отчасти выдыхаю: значит, те самые перепады совершенно точно зависят не от меня. Отчасти… Вместо остраненности меня только сильнее в него засасывает. Вот такого — разочаровательно харизматичного.
Все отведенные для меня Тарнавским полчаса (сверх которых вопреки «просьбе» прокуратуры я не задержалась), настраивалась на очередное опасное поручение и думала, как бы увильнуть.
Сослаться на боль в животе? Можно.
Лучше выглядеть слабачкой, чем разочаровываться в нем всё сильнее.
Но когда услышала, что Тарнавский всего лишь едет на профильную лекцию и может взять меня с собой — согласилась, не раздумывая.
Хотя может быть и стоило.
Поняла это, выходя из суда.
Только сейчас осознала, что прежде, чем попасть на лекцию, придется провести с ним наедине в машине… Сколько бы времени ни пришлось — это много.
Но это меня тормозит, а Вячеславу Евгеньевичу пофигу. Он приближается к своей красивенькой машинке. Она приветствует хозяина вспышкой фар. У меня по линии позвоночника расползается не самое комфортное тепло.
— Я на секунду, — буркаю и быстрым шагом направляюсь по неожиданному для Тарнавского маршруту.
Он стоит у водительской двери и следит, как я стучу каблучками по тротуару.
Возле суда каждый день сидит попрошайка. Одна и та же. Иногда голосит. Иногда тихо причитает. Я не настолько наивна, чтобы верить в ее росказни о сборах на операцию. Это профессия. Отчасти — сознательный выбор, который сделал взрослый трудоспособный человек. Но сегодня это неважно. Я достаю из кармана деньги Лены и кладу рядом с женщиной.
Мы встречаемся взглядами. Она благодарит, как научена, я же нервно улыбаюсь, кручусь на каблуках и возвращаюсь к Тарнавскому.
Жегший поясницу и между лопаток взгляд теперь исследует лицо. Я взгляд отвожу сознательно.
С некоторых пор мне сложно в глаза.
— Я могу спереди? — спрашиваю и тут же корю себя. Дурацкий вопрос.
— Конечно, ты можешь спереди, — получаю в ответ не подколку, а растянутые задумчиво слова. Хотя бы так.
Сажусь, поправляю юбку, чтобы не задиралась слишком высоко. Смотрю на здание прокуратуры, нервно покусывая нижнюю губу.
Я даже не знаю, на какую сторону выходят окна ревнивой львицы Тарнавского. Если на эту — она заметит? Если да — мне приятно?
Отрываю взгляд. Перевожу на попрошайку, которая в этот момент смотрит по сторонам, а потом достает из-за пазухи телефон. Не хуже моего, кстати.
— Инвестируешь в успешные стартапы? — Тарнавский спрашивает, заведя машину. Я смотрю на него коротко и чуть зло. Вместо импульсивного ответа — пристегиваюсь.
Если бы ваша любовница не разбрасывалась деньгами — мне было бы легче.
Почти так же, как если бы вы не брали взятки… Ну или просто взяли у Смолина.
Кстати, а почему у Леонида — да, а у отца Лизы — нет?
В голове каша из вопросов, которые, теперь кажется, уже в жизни не задам. Хорошо, что на ответе Тарнавский не настаивает. Занят. Выруливает.
Хочу я того или нет, но взгляд приковывает его движения. Вжавшееся в руль основание ладони, умелое прокручивание. Плавный стоп. Переключение. Вперед…
Я думала, вожмусь в кресло, но скорость — умеренная.
С ветерком, видимо, катает он себя и Лену.
Господи, Юля, прекрати!
Приказываю себе и ерзаю.
Смотрю в лобовое и мельком на приборную панель.
Дышать стараюсь ровно, но не глубоко.
И не фантазировать. Ни о Тарнавском, ни о том, как круто было бы с ним ездить вот так на обеды.
С кем, Юль? С беспринципным человеком? Или он ради тебя изменится?
Или тебе уже посрать?
Если бы Юля знала…
Качаю головой в ответ на свои мысли. Привлекаю внимание судьи. Он переключается с дороги на меня и неприкрыто присматривается.
Щеку жжет. Кожа реагирует. Прокашливаюсь.
Он не отворачивается.
— Почему ты не просишься на заседания, Ю-ля?
Я даже не растягивать мое имя не прошу, Вячеслав, Евгеньевич.
Набравшись смелости, смотрю в карие глаза.
Вот бы сказать: поверьте, вам так будет безопасней. Но дальше придется объясняться. А как он отреагирует — я уже не знаю. Может прямо здесь высадит из машины и до свидания. А потом позвонит Смолин…
— Жду, когда вы скажете, что на заседаниях я вам тоже нужна.
Мне кажется, отвечаю нейтрально, но вызываю у мужчины ироничную улыбку.
Он мельком смотрит на дорогу — снова на меня. Поворотники щелкают. Мы тормозим на светофоре и ждем зеленого.
— Так можно долго ждать.
Пожимаю плечами. Да, можно. Я не тороплюсь. Смолин пока тоже.
— С завтрашнего дня ходишь на каждое. Пока — присутствуешь. Марка попрошу за неделю ввести тебя в курс. Потом сядешь на место секретаря. Это не сложно.
Волной по телу прокатывается адреналиновая встряска.
На самом деле, мне это кажется дико сложным. Но в нормальных условиях я была бы в восторге. В наших…
Веду взмокшими ладонями по бедрам. Сжимаю пальцы в замок. Киваю.
— Я услышала вас, Вячеслав Евгеньевич.
Становлюсь причиной еще одной усмешки. Не знаю, хотел ли Тарнавский что-то сказать, но даже если да — план сбивает зажегшийся зеленый.
Вот тут машина стартует уже резковато. На повороте меня клонит.
— Где радость, Юлия Александровна?
Взгляд падает на свободно свисающую кисть. Потом — на вторую на руле. Обращаю внимание на часы.
Я не знаток, конечно, но они выглядят очень презентабельно. Зачем-то запоминаю мелко выгравированную марку. Патек Филип. Загуглю.
Или нет?
— Спасибо за возможность, — вместо радости я даю Тарнавскому сдержанную благодарность. Она его тоже забавляет, но развивать диалог он больше не пытается.
Дальше мы едем в основном молча. Я не очень слежу за маршрутом. Тем более, человеку, который пять лет передвигается по чужому городу на метро, по земле сориентироваться сложно, но в какой-то момент решаю открыть на телефоне карту.
Почти сразу ловлю на своем экране короткий взгляд.
Возмущение бьет краской в щеки. Страх заставляет тут же заблокировать мобильный и перевернуть.
Поворачиваю голову и улавливаю быстрое движение кадыка. Смотрю выше — губы снисходительно кривятся.
Я по глупости вдыхаю полные легкие его запаха. Дура. Слишком глубоко. Ведет.
Судейское ироничное:
— Успокойся, не успел прочитать… — ни черта не успокаивает.
— Я карту смотрела…
В ответ на мое пояснение Тарнавский молчит. Смотрит в лобовое. Потом — на меня.
Не знаю, что ищет. Тем более, что находит. Мне стыдно, хоть я еще ничего не сделала. И больно, потому что он — уже да.
— Мне нужно на короткую встречу заехать. По дороге. Минут пятнадцать. Подождешь в машине?
Это не вопрос. И сказать, что мое время слишком дорого, чтобы проводить его в ожидании, я не могу.
Тем более, что в голове сразу вихрь из мыслей. Отвожу взгляд, сажусь ровнее и киваю.
— Конечно.
А сама отбрыкиваюсь от осознания: для крысы Смолина это прекрасный шанс.
— Ну и отлично.
Дальше снова тихо. Я несколько раз смотрю на Тарнавского мельком. Сердце замирает, пальцы снова холодеют.
Неужели он не понимает, что слишком беспечен? Неужели он так мне доверяет, чтобы оставить в машине одну? За что мне такое? Да и зачем..?
Мы паркуемся напротив одного из самых дорогих ресторанов столицы. Я знаю о нем из светских хроник и журналистских расследований.
Тарнавский отщелкивает ремень и тянется к бардачку. Задевает нагревшейся от тела тканью рубашки мою руку. От места соприкосновения простреливает. Я немного двигаюсь и прячу дрожь. Он ее, кажется, даже не замечает.
Достает что-то, захлопывает. Я усердно отвожу взгляд. Рассматриваю куст в сквере с моей стороны.
— Не скучай.
Тарнавский подмигивает, но во взгляде — ноль игривости. Мне кажется, уже настроился на разговор не со мной.
Выходит из машины и к пешеходному переходу. Ждет зеленого. Быстрым шагом направляется к пугающим лично меня дверям, которые для него открывает специальный человек.
Я слежу за всем этим, как сумасшедший сталкер. Даже не моргая. Под бешеное биение сердца.
Ужасно боюсь вот сейчас прочитать сообщение от Смолина. Или получить от него звонок.
А вдруг он следит за Тарнавским не только через меня? Вдруг о каждом его шаге и без меня знает? И что я не делаю то, ради чего меня к нему устроили, тоже?
Отвлекаюсь от заведения. Сосредотачиваю внимание на салоне машины.
Красивая кожа. Чистые глянцевые экраны. Нигде ни единой царапины. Нет тебе ни крошек, ни забытых стаканчиков, ни использованных салфеток.
Упираюсь взглядов в подлокотник. Сердце еще быстрее. Ерзаю. На бардачок.
Со стоном бьюсь затылком о подголовник и смотрю в потолок.
Нельзя быть таким доверчивым к помощницам, Вячеслав Евгеньевич! Вот что вы делаете?!
Со злостью смотрю обратно на ресторан и завожусь сильнее. Этот индюк с самомнением сел возле окна. Как специально. С ним — мужчина, которого я не знаю.
И что сделала бы правильная шпионка — ясно. Несколько фото. Открыла бы доступные хранилища. А Юля… Это Ю-ля. Она сидит и набухает, как дрожжевое тесто.
Тарнавскому хватает даже не пятнадцать, а десять минут.
Из ресторана они с тем самым мужчиной выходят вдвоем. Я понимаю, что это прекрасный момент для еще одного фото, которое не сделаю. Надеюсь, что кроме меня за Тарнавским все же никто не следит, иначе…
Нам всем пиздец.
Они жмут друг другу руки. Мужчина уходит в одну сторону. Тарнавский — ко мне.
Следя за его приближением, я борюсь с желанием устроить взбучку. Это даже выглядеть будет комично:
— Вы совсем дебил? Вы не понимаете, что на вас идет охота?!
А с другой стороны… Он же давно такой. И по состоянию на сейчас всё хорошо. Может у него просто все под контролем? Хорошая… М-м-м… Крыша?
В салон вихрем залетает свежий воздух. Тарнавский садится, захлопывает.
Я дергаюсь.
Пальцы левой руки мужчины ложатся на руль, правой… Держат конверт.
Про себя я успеваю простонать: «да не надо, пожалуйста», вживую же замерев слежу, как он опускается мне на колени.
Кожу обжигают пальцы. Душу — осознание, что происходит.
— В бардачок положи, пожалуйста. И можем ехать.