Преданная (СИ)

Глава 13

Юля

Когда концентрация дичи в воздухе достигает пика, я сдаюсь.

Во время лекции, которую Тарнавский читает в привычной своей харизматичной, располагающей, доброй, блин, манере, я не слушаю, открыв рот (как делала раньше), а списываюсь с Лизой.

Да. Я хочу встретиться.

Да. Мне нужна поддержка подруги.

Да. Я растеряна.

Уже не знаю, кому в этом мире верить и на кого полагаться.

Снова хочется собрать шмотки и уехать домой. Спрятаться.

И даже не могу сходу ответить, от кого больше: Тарнавского или Смолина. А может быть от самой себя и необходимости взрослеть.

Наша с подругой встреча происходит тем же вечером. Я нервничаю. По Лизе видно — она тоже. От предложения поехать к ней наотрез отказываюсь. Нет. В центре. В баре.

Если что-то и прибавляет мне уверенности, то это окрепший баланс на карточке.

Мой обычный бюджет — это сумма, которую выделяют родители. Плюсом иногда шли подработки и попытки найти себя в юриспруденции. Теперь же баланс потяжелел на полноценную зарплату.

Уверена, для того же Тарнавского это смешные деньги. Для меня — стартовый капитал, которым я могла бы даже гордиться, не будь несколько нюансов.

Поначалу мы с Лизой одинаково зажаты. Присматриваемся. Взвешиваем слова. Ищем точки безопасного соприкосновения. Но алкоголь нас расслабляет.

Вечер начинается на иголках и с осторожных вопросов, а заканчивается в обнимку и с искренностью.

Со стороны Лизы — верю, что полной. С моей… Наполовину.

Интуитивно я убеждаюсь, что подруга не в курсе игр ее отца. Она списывала мою отчужденность на какие-то личные обиды. Говорит, что ревновала. Боялась потерять. Ей это сложно после… Мамы.

Я чувствую себя виноватой и неспособной сопротивляться такому манящему сейчас душевному теплу. Стараюсь открыться хотя бы в том, в чем могу. Рассказываю кое-что о своей работе. Про грань Тарнавского, которой он поворачивается ко всем не посвященным в мутные делишки.

Лиза намекает, что готова послушать, что у нас с ним на личном. Но на личном ничего, о чем я честно говорю.

Про Лену тоже. Лиза ревниво дуется. Как будто за меня.

А мне… Зачем он мне такой?

Тем более, я ему зачем?

Я по-пьяному клянусь, что непременно приду к подруге на ДР.

Попав домой около двух, заваливаюсь спать даже без душа, а просыпаюсь на следующий день слишком поздно и с гудящей головой.

Опаздываю на работу. Получаю замечание от Тарнавского. Теленком на веревочке плетусь за ним, надевшим разлетающуюся мантию, в заседание.

Горло першит. Голова раскалывается. Чуть не засыпаю в зале. Стыдно…

Еле переживаю тот день. Из хорошего: узнала у Лизы, почему ее отец меня не трогает. Оказывается, он куда-то уехал. Когда вернется, Лиза не знает. Но точно после ее Дня рождения.

И это хорошо. Я поживу чуть-чуть спокойно.

Или нет. Потому что пятница начинается для меня новым перепадом судейского настроения.

Сегодня Тарнавский не в духе. Причин я не знаю и знать не хочу, но чувствую, что под горячую руку лучше не лезть. А мне, как назло, пораньше бы отпроситься…

Это аппарат уходит в шестнадцать сорок пять. Помощники — когда решат их судьи. Мой… Вообще помнит обо мне?

В три в его кабинет занесли семь ящиков каких-то материалов. До шести я ждала, что он выйдет или их заберут. В шесть двадцать постучалась сама.

Прошло уже больше часа, я давно дома и пытаюсь собраться на праздник Лизы, но до сих пор в груди неприятно ворочается, когда вспоминаю наш короткий диалог.

— О, Юлия Александровна. Как ты вовремя.

Я вообще-то в приемной у вас сижу…

Но эту фразу я молчу, конечно. А сама окидываю взглядом абсолютный хаос.

— Я хотела спросить, могу ли…

— Помочь можешь.

Смотрю на Тарнавского и кривлюсь. Он улыбается. Ни черта не по-доброму.

— Не помочь хотела, да?

— Отпроситься…

— Ну иди…

И пусть я имею полное право, всё равно гадко. Как будто бросила.

Принимая душ и суша волосы, представляю себе Тарнавского, сидящего в своем кабинете над горой работы, когда я развлекаюсь.

То и дело проверяю телефон, как будто он может передумать и позвать назад.

Или может без «как будто»? Нет, конечно. Чем я могу быть полезной? Я же ничего толком не умею.

Да и даже если передумает, разве я обязана ехать? Кого меня тянет спасать? Беспринципного судью?

Отмахиваюсь от мыслей, как от назойливых мух. Глажу платье из тонкой деликатной ткани. Оно совсем летнее. Может быть даже слишком открытое, короткое.

В обычной жизни я бы его не надела, но сегодня хочется.

Под него и белье попробуй подбери. Все некрасиво светится.

В итоге на голом теле остаются только бежевые бесшовные трусики. По бедрам струится темный, цвета бутылочного стекла, шелк. Платье держится на плечах на бретельках-цепочках. Ткань повторяет изгибы тела. Особенно придирчиво я присматриваюсь к груди.

Ненавижу эпатировать. Чтобы соски не торчали, беру с собой палантин. Смешно, но в нем ткани больше, чем в платье.

Достаю и применяю совсем даже не детский набор косметики, зачесываю волосы в идеальный конский хвост.

Беру в руки духи — подарок Лизы на мой ДР — взбрызгиваю воздух и шагаю в облако. Втягиваю носом. Очень вкусно. Делаю так еще дважды. В итоге не просто пахну, а источаю аромат.

Надеюсь, как цветок, а не какая-то эскортница средней руки.

Изучив себя в единственном зеркале в полный рост, обуваю босоножки с тонкими ремешками, кручусь, присматриваюсь, остаюсь довольной.

Не стыжусь себя, но и быть замухрышкой на фоне богатых Лизиных подруг не хочу. Подачку ее отца могла бы частично потратить на профессионального визажиста, но к черту. И так красиво.

Из такси выскакиваю с опозданием почти на час.

Пока бегу через дорогу в ресторан, длинные, увесистые, конечно же не золотые, но ярко выблескивающие стекляшками сережки бьются об открытую шею.

Опасаюсь, что мое опоздание станет причиной замечания, но ни черта. До глубины души трогает, что увидев меня, Лиза прерывает разговор с кем-то из гостей и идет навстречу. Я даже изучить помещение не могу, хотя и понятно — ресторан из дорогих. Зал оформлен цветами и блестками специально под именинницу. Здесь есть несколько фотозон. Круглый стол. Место для танцев. Диджейский пульт.

Сердце ускоряется. Я пусть ненадолго, но с головой ныряю в такое желанное пьяное молодежное лето.

Такую жизнь я люблю. Я хотела бы ее прожить. Только не любой ценой.

— Такая ты, черт… — Лиза обнимает меня. Я чувствую сразу и насыщенный запах ее духов, и легкий алкогольный. — Сама бы трахнула.

Улыбаюсь в ответ на дерзкие слова.

— Прости, малыш. Тебе ничего не светит, — отдаляюсь и подмигиваю с улыбкой. — Ты вау, Лиз.

Подруга отмахивается.

— Даже в честь праздника? Или сначала с судьей своим попробуешь, а потом уже подумаешь? — В ответ на шутку о судье закатываю глаза. Протягиваю пакет.

Странно, но вот сейчас намеки на Тарнавского не задевают. Я как будто попала в мыльный пузырь беззаботности.

Лиза смотрит внутрь, шуршит бумагой, а я тем временем окидываю помещение и ее гостей. Мне важно одно: чтобы здесь не было ее отца.

Сердце постепенно ускоряется. Я заканчиваю осмотр. Его нет. Хух.

— Блин, Березина! — Возвращаюсь к подруге, улыбаюсь широко и отчасти даже гордо. Она смотрит на меня с восторгом слегка влажными глазами. Показывает над пакетом кусочек кружева. Как будто я не знаю, что там лежит. — Ты запомнила!

Киваю и позволяю еще раз себя обнять.

Как-то раз мы гуляли по ТЦ. Лиза намерила себе красивый, довольно эротичный, комплект нижнего белья. Попросила у отца денег. Вместо того, чтобы просто скинуть без вопросов, как бывало довольно часто, в тот день он заелся. На что? Одежду. Какую? Нужную. Скинь фото или ничего не получишь. Время трат без объяснений прошло, Елизавета.

Тот день закончился испорченным настроением, скандалом между Смолиными. Я всерьез думала, что придется принимать Лизу у себя. Но на слишком радикальные действия против собственного отца ее не хватает.

Впрочем… Меня ведь тоже.

Белья не было в Лизоном вишлисте. Но я не сомневалась: она обрадуется.

— Ты лучшая, Юль, — я смаргиваю и глажу подругу по спине.

Вряд ли лучшая. Скорее, как все. И иногда, как все, я хочу забыть обо всем дерьме и чуть пожить.

Праздник разгоняется и засасывает.

Я знаю далеко не всех Лизиных друзей, но это не сковывает. Иногда все внимание именинницы концентрируется на мне и греет. Иногда рассеивается и я этому тоже рада.

Подруга полушутя то и дело предлагает мне присмотреться к кому-то из свободных парней, а потом сама же и отмахивается. «А, у тебя же судья»…

Я бы злилась, но злиться не хочу. Устала.

Пью легкие коктейли, которые иногда приносит заботливая Лиза, а иногда я сама беру на маленьком баре. Улыбаюсь бармену. Не агрессивно, но прохладно реагирую на флирт. Его много. Он везде. Повышает самооценку и настроение, конечно, но усугублять желания нет.

Голова облегчена от мыслей. Иногда даже чуточку кружится. Но я себя контролирую.

В зале довольно жарко, поэтому палантин лежит невостребованным, а платье кажется очень удачным. В нем так мало ткани, что проветривается максимально.

Мы с Лизой фотографируемся в фотозонах. Сначала позируем фотографу, потом — просто на телефон подруги. Пьем на брудершафт. Смеемся.

Я немного общаюсь с другими гостями, немного ем, немного пью, немного отдыхаю.

Несколько раз захожу в Телеграм. По-глупому проверяю статус Тарнавского и наличие сообщений от него.

Их нет. Значит, справляется и без меня.

Это закономерно. Пока что помощница я натурально хуевая. Но все равно чувствую себя слегка предательницей. О «не слегка» удается не думать. Вернусь к этой мысли в понедельник.

В очередной раз блокирую телефон, когда возле изображения с бойцовской собакой загорается зеленый кружочек.

Усмиряю подскочивший пульс. Нет ничего интимного в том, чтобы находиться одновременно в сети.

Это ты чат с ним закрепила в избранных, Юль. А он… И не вспомнит. Даже не заметит.

Мобильный жужжит. Опускаю взгляд. Это уведомление из другой соцсети.

Лиза отметила меня в своей истории. Открываю и просматриваю с улыбкой.

Если бы в одной… Качаю головой. Листаю целую серию. И любуюсь, и стыдно немного. Мы тут такие… Обнимаемся, корчим цыпочек, танцуем.

Одно фото мне нравится очень сильно. Видимо, Лизе тоже, потому что на нем фокус объектива на мне. Люди вокруг — размыты. Я танцевала, а фотограф поймала какой-то идеальный момент. Но это не помешало Лизе и это фото выставить.

Взгляд на нем и самой кажется вязким. Мурашки бегут по коже. Неужели я так смотрю?

На ногах — красиво очерчены напряженные мышцы. Кисти зависли в воздухе.

Подпись — в самое сердечко.

«Моя любовь».

Поднимаю взгляд и нахожу Лизу. Выражаю ответное чувство взглядом. Подруга складывает в воздухе сердечко. Ловит мой воздушный поцелуй.

Тянусь за бокалом и осушаю.

Свой инстаграм я почти не веду, но хочется отблагодарить Лизу. То самое фото не репощу, а вот там, где мы вместе — да. И тоже трогательно подписываю.

Внезапная активность вызывает у моей скудной «аудитории» живой интерес. Вслед за одним единственным репостом начинают градом сыпаться реакции.

Я незаметно для себя погружаюсь сразу в несколько переписок, пока рядом не плюхается Лиза. Падает головой на мое плечо. Дышит жаром. Излучает его же.

— Придурок-Миша предлагает привезти покер и травку достать. Ты представляешь?

Телефон опускается на колени. Я смотрю на Лизу пораженно.

Опять-таки, не маленькая, но в моей зоне комфорта нет ни взятничества, ни крысятничества, ни покера, ни травки.

Смотрю сначала на Лизу, потом на того самого Мишу. Это один из богатеньких сыновей друзей ее отца. С виду — прилежный (может быть даже нудноватый), а получается…

— Ты отказалась? — спрашиваю, хмурясь. Лиза фыркает. Мне тут же становится легче. Раньше я бы даже не предположила, что нет. Но в последнее время я допускаю все.

— Конечно, отказалась. Чтобы потом отец меня четвертовал? Ему-то ничего не будет. А мне…

Холодок пробегается по коже от упоминания отца Лизы. Я всего раз спрашивала у подруги, не будет ли его, хотя на самом деле хочется уточнять с интервалами в пятнадцать минут.

— Ты говорила, его нет.

Лиза пожимает плечами. Отрывается от меня и тянется за бокалом. Она пьянее меня, но не критично.

— Он же мне не сказал точно, когда приедет. После ДР. Но зная папу…

— Да уж… — Шепчу себе под нос и стараюсь снова включиться в переписку с бывшей одноклассницей. Она поставила истории огонек и сказала, что я выгляжу сногсшибательно. Я спросила, как дела у нее. Понеслось…

— Мне иногда хочется, чтобы он нашел себе кого-то. Посрать уже. Хоть двадцатилетку какую-то тупую. Сделал ей ребенка, а мне дал дышать. Пусть еще кому-то выебет мозг, а не только…

Снова отвлекаюсь. Смотрю на Лизу. Оказываюсь в каком-то параличе. С одной стороны, теперь-то я понимаю ее еще лучше. С другой… А что бы она сказала, поделись я с ней своим знанием о ее отце? Встала бы на его защиту. Я убеждена.

Подруга поворачивает голову. Улыбается устало. Я в ответ — коротко.

Слова о его заботе я из себя больше не вытолкну.

— Танцевать пойдем, мась? — подруга спрашивает, успевает встать с диванчика и протянуть мне руку. Я колеблюсь.

Снова хочется переключиться. Опрокинуть стопку обжигающей горло текилы, поймать ритм нового трека, выпрыгать из себя весь скопившийся стресс. Я успеваю отложить мобильный и коснуться кончиками пальцев подушечек пальцев подруги, когда Лиза сжимает их в кулак и опускает. Смотрит на вход. И я смотрю.

Ее:

— Ой, — и в половину не описывает тех чувств, которые испытываю я.

Сердце обрывается. Кровь вскипает и шипит. Я чувствую пульс в висках и даже яремной ямке.

— Папочка, — Лиза огибает стол и несется навстречу застывшему у входа в зал старшему Смолину. Он одет в черное. Может быть поэтому выглядит так угрожающе. А может быть потому, что смотрит хмуро. Сканирует всех. Пока что не меня.

Не влияет на впечатление даже то, что в руке у мужчины огромный букет кремово-розовых роз. В другой — пакет.

Лиза несется к нему и вопреки тому, что еще минуту назад костерила, бросается на шею. Обнимает.

Мне кажется, я читаю по тонким губам:

— С Днем рождения, дочь.

Он прижимается к Лизиной щеке, а потом взгляд снова гуляет по залу. Теперь он ищет.

И, конечно же, находит.

Конструирую диалог, который вдруг кажется безумно важным для меня, по движениям мужских губ.

— Я только поздравить и уехать.

Словно подыгрывая, Смолин говорит и смотря при этом на меня.

Ну и едеть… К черту.

Тянусь к шее. Сдавливаю и прокашливаюсь. Взгляд больше никуда не перемещается. Нашел.

Лиза отступает, забирает у отца букет, зарывается носом. Жмет к груди. Заглядывает в пакет.

Ее глаза зажигаются. Она берет отца за руку и тянет.

Хочет, чтобы сел. Я ее понимаю, как дочка. Я бы тоже была рада видеть своего папу. Но как Юля-крыса… Кричать охота.

Смолин дает вытянуть свою руку, но шаг навстречу не делает.

— Гуляйте, Лиз. Я поехал.

Подруга хмурится. Колеблется секунду, потом откладывает букет прямо на пол, снова подходит к отцу и виснет у него на шее, поднявшись на цыпочки. Прижимается к щеке. Что-то говорит на ухо.

Он же в это время палит меня.

Раз. Два. Три. Юля, дыши. Все хорошо. Он сейчас уйдет.

Смотрю в ответ. Продолжаю считать про себя.

Ловлю легкий кивок в сторону выхода.

Закрываю глаза.

Можно сделать вид, что слепая? Или тупая?

Открыв, понимаю, что не выйдет. Меня еще несколько секунд сверлят внимательным взглядом карие глаза. Смолин убеждается, что я всё поняла.

Дальше я провожаю обтянутую черным хлопком спину.

Три. Два. Раз. Юля, все плохо. Ты должна пойти за ним.

Пришло время отчитаться.