Юля
Я захожу в аудиторию с опозданием в десять минут.
Не проспала. Не пробки. Не забыла. Просто… Я в прострации. Не знаю, как себя вести и что делать.
План мне очертили четче некуда: прийти на зачет к Тарнавскому, заявить о желании с ним поработать. Добиться согласия.
Но четкость ни черта не облегчает.
Мажу взглядом по семи сидящим в аудитории однокурсникам. Преимущественно здесь наши двоечники. Видимо, на минимальную тройку потрудиться придется всем. Не настолько Тарнавский благородный, чтобы дарить бездельникам зачет.
Его взгляд тоже ловлю.
Он приподнимает бровь, но я не могу ответить хотя бы как-то легко и игриво. Улыбнуться или скорчить самоуверенную рожицу.
Я слишком в раздрае.
Отвожу взгляд.
Направляюсь к столу с билетами.
Тяну и разворачиваю небольшой лист к Вячеславу.
— Девять. — Называю номер, который он по идее должен был бы записать.
Но вместо кивка и механического действия, Тарнавский несколько секунд смотрит на меня.
— С сотки на что пересдаем, Юлия… — Вячеслав делает паузу и опускает глаза в ведомость.
А у меня язык отнимает. Я не могу даже отчество свое назвать. Не говоря о необходимости исполнить поставленную мне… Задачу.
— Александровна? — Тарнавский заканчивает. Я кое-как оживаю.
— Вы же сами пригласили, — напоминаю, заставляя себя даже моргать. Смотрю на него, и не верю, что все дерьмо, которое о нем вылили мне в уши, это правда.
Просто не верю. Я же помню. Он хороший. Не святой, ладно, но не гнида.
Вот сейчас улыбается мягко, немного щурится. В уголках светлых карих глаз собираются морщинки-лучики. И я слышу мягкое:
— Я пошутил, Юля.
Может быть покраснела бы в другой день, но сегодня даже не двигаюсь.
Конечно, пошутил. Я знаю. Это они все думают, что нет.
Тарнавский вздыхает и кивает мне за спину.
— Ладно. Садитесь, Юля. Приму ваших коллег, потом пообщаемся.
Коротко дернув подбородком вниз, разворачиваюсь на каблуках.
Лавирую между столами и сажусь на дальний угловой.
Списывать не планирую. Да я и готовиться не планирую. Я в панике. Замешательстве. В шоке. Но это никак не связано с сессией.
Отец Лизы дал понять, что я должна прийти на зачет и навязаться Тарнавскому в помощницы. Как — интересует его не очень сильно. Важен результат. А я… Смогу. Я умненькая девочка.
Вспоминаю о разговоре в его машине и передергивает.
Корю себя за каждое действие, приведшее к точке, в которой нахожусь.
Я не смогла поделиться ни с кем. Никому пожаловаться. Чувствую, что не стоит. А вот что делать — нет. Не чувствую.
Беру с угла стола белый лист. Достаю из сумки ручку и делаю вид, что начинаю писать. В реальности же вывожу парочку слов невпопад и больше не могу — пальцы не слушаются.
Если я не сделаю того, о чем было сказано, проблемы не заставят себя долго ждать. Руслану Викторовичу не пришлось угрожать. Я и сама это понимаю. Как и то, что парой фраз сказала мужчине слишком много.
Ты боялась вылететь пробкой из университета, города и жизни с перспективами, Юля? Не благодари. Тебе помогут.
Это если не сделаю. А если сделаю… Нет. Я не крыса. Не смогу ею быть. Я не такая. Или..?
Снова смотрю на Тарнавского. Он сегодня впервые на моей памяти сидит в аудитории, а не ходит или стоит. Обводит взглядом готовящихся студентов, берет в руки телефон. Устремляет взгляд в него.
Понятно, что ему скучно. И я, скорее всего, не столько повеселила, сколько раздражаю, потому что своим приходом заявила о готовности украсть у его насыщенной жизни пятнадцать минут времени.
Кто я в его голове? Ебанутая заучка с самомнением? Зачем приперлась? Чего хочу вообще?
Кто бы мне сказал, господи, чего хочу…
Снова опускаю взгляд в свой лист, слыша как один из однокурсников со скрипом отодвигает стул. Подходит к столу напротив Тарнавского и садится. Преподаватель откладывает телефон и произносит: «начинайте, Денис. Рад с вами познакомиться хотя бы на зачете».
Дальше — невнятный лепет Дениса. Наводящие вопросы Вячеслава. Длинные неловкие для сдающего паузы.
Обычно голос Тарнавского меня успокаивает. Точнее волнует, но приятно. Кожу покалывает. Живот наполняется щекочущей легкостью. Сегодня — нет. Во мне ноль легкости. Как будто меня всю набили камнями.
Каждое движение — через преодоление.
Слушая, как Вячеслав Евгеньевич опрашивает студентов, я несколько десятков раз порываюсь встать и уйти. Пошло все к черту.
С чего вдруг я решила, что не могу отказать такому, как Руслан Смолин?
Я же юрист или кто? В стране существует закон, порядок и Конституция. Меня не могут стереть ластиком просто потому, что не оправдала ожиданий. Или могут?
А Тарнавский может быть настолько ужасным, как мне сказали?
А если я соглашусь и сделаю все, что нужно…
Господи, нет, Юля. Нет.
Даже не думай об этом. Зачем ты вообще пришла?
Меня накрывает новый порыв.
Я сжимаю ручку и вывожу на листе с парой бессвязных строчек действительно важные: «Будьте осторожны, Вячеслав. Под вас копают».
Смотрю на собственный почерк и озноб прошибает.
Визуализирую, как складываю лист в четыре раза. Сажусь перед Тарнавским и просто протягиваю.
Да. Так будет легче.
Так и сделаю.
А отцу Лизы скажу, что старалась, но он во мне не заинтересовался.
Дописываю: «Вы когда-то спасли моего брата от тюрьмы. Я очень вам за это благодарна».
Это лишнее, но и вычеркивать поздно.
Бумажка кажется мне настолько опасной, что спрятать ее в сумке и написать еще одну такую же без упоминания о брате не рискнула бы.
Сворачиваю. Смотрю на дверь. На часы над доской-проектором. На спину последнего из сдающих.
Кстати, «уд» сегодня получили не все. Казавшийся абсолютным милашкой Тарнавский не такой уж пофигист. Шара трижды не прошла.
С последним из наших он возится дольше всего. Они торгуются. Славик тратит всего себя на уговоры поставить минимальную тройку. Тарнавский резонно спрашивает — а за что?
Мне кажется, я чувствую его готовность сжалиться, но Славику нужно хотя бы сейчас проявить креативность. Убедить как-то…
Я слежу за их разговором с замершим сердцем. Ни за кого не болею. Только за выход из ситуации, кажущейся безысходностью.
В итоге Тарнавский вздыхает, качает головой и тянется за зачеткой. Славик расплывается в улыбке. Я обретаю надежду. Может быть он и меня тогда простит?
Тарнавский выводит оценку и расписывается. Захлопывает книжечку и возвращает однокурснику.
Проходит пять секунд и дверь в аудиторию закрывается с громким хлопком. Мы остаемся вдвоем.
Комната тут же сужается. Время замедляется. Я… Снова в панике, чувствуя взгляд на себе.
Решаюсь и встаю. Сложенный вчетверо листок прижимаю к бедру.
Я не верю в чушь, которую ляпнула Лиза. И за которую зацепился ее отец. Никакого особого отношения ко мне у Тарнавского нет.
Под пристальным наблюдением приближаюсь к только освободившемуся стулу. Сажусь на него. Кладу бумажку на стол и складываю руки поверх нее в глупой школьной позе.
Тишина заползает в ушные раковины и преображается в еле-слышный писк.
Смотрю на Тарнавского, он на меня. Я пытаюсь понять, что сделать будет правильно и безопасно. Он… Понятия не имею, что он.
— Вы свой билет забыли, Юлия Александровна, — Вячеслав произносит негромко. Я вспыхиваю.
Блять. Ну полная дура.
Встрепенувшись, разворачиваюсь. Билет, в котором я даже вопросы не читала, так и лежит на столе.
Нужно встать, вернуться за ним. Я дергаюсь, но торможу на внезапном для себя:
— Юль, — поворачиваю голову.
Взгляд Вячеслава кажется мне озорным. Он снова немного щурится и еле-еле улыбается.
Я не смогу его предать. Не смогу и все.
— Давайте без билета.
Киваю.
— Извините.
— Всё хорошо.
Молчим. Смотрю на вернувшиеся в исходную позицию руки. Свои. Потом ползу по фактурному дереву. Проезжаюсь по стыку столов. Задерживаюсь взглядом на без стука перебирающих по такому же дереву мужских пальцах.
Сейчас даже не верится, что когда-то я думала о том, как они подергивают струны гитары или касаются женского тела.
Все чувства ушли в ноль. Остались только страх совершить ошибку и тревожность.
— Я больше сотки при всем желании не поставлю. Болонская система, чтоб ее… — поняв, что от меня инициативы не дождешься, Вячеслав начинает сам.
Не знаю, почему он не раздражен. Ничего же не поменялось. Я, как и все ушедшие из этой аудитории, занимают его дорогостоящее время.
Рядом со страхом и тревожностью огненным языком вспыхивает стыд.
Поднимаю взгляд. Натыкаюсь на внимательный мужской.
Что у вас в голове, Вячеслав Евгениевич? Скажите…
Вы знаете, что на вас копают? Скажите, что вы к этому готовы.
Новая пауза — это новый шанс для меня заговорить. Но я им не пользуюсь. Тарнавский прокашливается:
— Какие у тебя планы на жизнь вообще, Юля Березина?
Он сам переходит со мной на ты. Во время пар — всегда и к каждому только на вы. Опять же, не будь я настолько испугана и истощена, разволновалась бы, а так…
Я уже неделю плохо сплю. Почти не ем. Вместо переживаний из-за сессии — мысли о том, как повести себя с ним. Энергии — ноль. Понимание планов такое же.
Хотелось бы сказать: стать хорошим юристом и человеком. Но как? Я почему-то не ставлю под сомнение будущее, обрисованное отцом Лизы. Либо так, как предлагает он, либо… Плохо.
Пожимаю плечами. Опускаю взгляд на бумажку.
— Далеко я не планирую. Сначала хочу закончить магистратуру. Потом…
А закончить он мне даст? Или точно так же, как договаривался о сдачах Лизы, легко договорится о моих неудах?
Сердце бьется быстро до болезненного. Как я так вляпалась. Вот как?
— А с направлением определилась уже?
Своей не договоренной фразой вынуждаю Тарнавского придумать новый вопрос. Или не вынуждаю?
Смотрю в лицо мужчины. Тоже немного хмурюсь и пытаюсь считать хотя бы что-то. Может он всё знает и тоже экзаменирует?
Нет. Бред. Откуда?
Он беспечно берет взятки и создает видимость властелина этики перед студентами. Вот и все.
Даже немного злюсь на него.
— Наверное, адвокатура.
— Почему?
Потому что вы когда-то были адвокатом.
— Хочу несколько лет отработать государственным защитником…
Тарнавский морщится:
— Не советую. Тебе это не нужно.
Я вроде бы не спрашивала, а все равно чувствую вспышку негодования.
Откуда вы-то знаете?
— Это отобьет у тебя желание помогать людям, Юля. Раз и навсегда. И психику расшатает. Тебе нужно что-то… Помягче. С бизнесом, не с людьми. Деньги проебывать не так травматично, как судьбы.
Киваю, как будто понимаю, о чем он.
Еще и это «проебывать». Зачет окончен, правильно?
Мы снова молчим. Я в голове уже миллион раз проиграла, как протягиваю ему бумажку. В реальности же сильно вжимаю ее в столешницу ладонью.
— Есть еще вариант удачно выйти замуж, конечно…
Смотрю с укором. Тарнавский улыбается. Широко и искренне. Нет. Это невыносимо. Он хороший, я чувствую.
— Вячеслав Евгеньевич, я хотела…
Собираю все силы в кулак и хотя бы начинаю говорить, но вселенная как издевается. А может быть издевается он.
Тарнавский подается немного вперед. Мой взгляд невольно соскальзывает на открытую мужественную шею. Возвращается к губам.
Они начинают шевелиться:
— А суд не интересует, Юль? — И сердце ухает с третьего на первый этаж учебного корпуса.
Нет. Не надо.
Мотаю головой, Тарнавский вздыхает.
Не говорите этого, пожалуйста…
— Я ищу себе помощника. Или помощницу. Неважно. Увидел тебя — захотел.
Уши загораются. Наши глаза встречаются. Я знаю, что он имеет в виду. И что смущает специально — тоже. Я краснею, но взгляд не отвожу. Как и он свой. Снова медленно растягивает губы. Зачет закончен, да. Совершенно точно.
— Ты умненькая.
— У меня высшее не окончено, — произношу не своим голосом. Это глупый аргумент. Когда я озвучила его отцу Лизы, он посмотрел так, что я только сильнее отчаялась. Тарнавскому — еще раз.
Он улыбается и объясняет взглядом: вообще похую.
— Секретарем оформлю. Там полная вышка не нужна. Закончишь — помощницей. Если сработаемся.
Не надо, черт. Не надо.
Мотаю головой. Кусаю нижнюю губу.
Нужно пересилить себя и толкнуть ему бумажку. Или просто сказать.
Но мне страшно. Я же знаю, что будет дальше. Выйду из университета — подкатит черный джип. Нужно будет отчитаться.
— Зарплату хорошую дам, Юль…
Чуть не вою. Отворачиваюсь к окну и смотрю. Там — лето. Еще несколько дней назад совершенно беззаботное. Счастливое. Наполненное перспективами. Сейчас…
— Думаю, я вам не подхожу, — выдыхаю и веду листом по столу.
Понятия не имею, чего это будет мне стоить, но пусть так.
Хочу быть честным человеком.
Только когда смотрю на Тарнавского — отчаиваюсь. Лист его не интересует. Вниз он не смотрит. Мне в лицо. Пристально. С азартом.
— Почему я так не хочу тебя отпускать, Юль? — спрашивает, разбивая сердце.
Вы бы знали, как я не хочу вас предавать…
— Обещай, что подумаешь.
Жмурюсь. Киваю.
Слышу, как ручка с нажимом ведет по бумаге.
Когда открываю глаза — в моей зачетке выведена сотка. Вячеслав Евгениевич красиво и размашисто расписывается, занимая сразу две строчки.
После этого Тарнавский берет бумажку, внутри которой записан мой большой секрет. На ней тоже пишет «Вячеслав Тарнавский» и свой номер телефона. Вкладывает в зачетку и захлопывает.
Возвращает, не раскрыв.
— Подумай и позвони. Я верю своей интуиции. Она говорит, что ты мне нужна.
Сердце тарабанит бешено. Происходящее кажется сюром.
Что ответить — понятия не имею. Ваша интуиция — сука? Бегите?
Смотрю на зачетку с секретом.
В аудитории снова тихо. Слышно, что внизу под окнами обсуждает что-то и смеется группка студентов. Я им завидую. Тоже так хочу, а не метаться.
Раз. Два. Три. Время принимать решение, Юля. Давай.
Три. Два. Раз.
— Тебя еще поуговаривать? — Поднимаю глаза. На лице Вячеслава Тарнавского улыбка. Вспоминаю слова Руслана Викторовича, с которыми не поспоришь: Тарнавский умеет производить впечатление. Когда хочет. Но зачем на меня?
Если бы он знал, кому предлагает работу…
И снова раз. Два. Нет. Не могу.
Взгляд — на него. Беру зачетку и тяну к себе. Прячу в сумку.
— Не надо. Почему я? — Спрашиваю, почему-то думая, что никакой ответ уже не собьет.
Тарнавский хмыкает, склоняет голову и неприкрыто разглядывает.
— Не взять тебя — сознательно отдать другому. А я не настолько дурак.
Воспоминания о «другом» ползут холодом по спине.
— Я могла не прийти…
— Не пришла бы — не предложил. Но ты пришла. Чему я очень рад.