Самостоятельно найти магический ориентир Вилма бы точно не смогла. Все-таки даже ее проницательности на такое не хватит. Значит, в дело впутался Закари Блэк, который изрядно уже наследил по всему Форт-Уэйну. Магические семьи жалуются на то, что он, собственно, магию превращает в коммерцию и ею торгует. Обычные горожане скрипят зубами на чужаков, переманивающих постоянных клиентов. Не так давно один из братцев Блэка устроил в салуне перестрелку. Повеселил всех местных дам, особенно Каролину, и вышвырнул наружу парочку грубиянов. Вилма на такое смело закрыла глаза, и Соломон теперь не может не задаваться вопросом. Это потому что она в особенных отношениях с Закари Блэком?
Да как они вообще смогли подружиться? Блэк — настоящий вор с Севера, разве что на него пока не завели дело в штате Оклахома. Но ведь Соломон знает эту породу людей. Они вечно приносят вслед за собой неприятности.
— Тут земля пропитана кровью, — говорит Соломон и присаживается, чтобы провести рукой по истрекавшейсе почве прерий.
Дикие места Оклахомы, вне городков и индейских поселений, называют красной землей. Потому что почва под летним неугасаемым солнцем иссыхает настолько, что обращается своим рудым цветом к небесам и молит о пощаде. И немного о дожде.
Сейчас эта земля действительно становится красной. И здесь же начиналось торнадо. Оно было вызвано темнейшим способом — жертвоприношением. Поэтому торнадо сметало все на своем пути. Созданное магией, оно искало источник такой же силы и магнитом к нему тянулось.
Форт-Уэйн — ближайший энергетический колодец. Вот торнадо и врезалось в его пределы, разбивая все настроенные магические потоки города. Отсюда и странности, захватившие город. Хорошо, что хоть обошлось малыми жертвами. Пара потрепанных домов да самоиграющий рояль — не худшие из всех бед.
Соломон задумывается о более серьезных вопросах. Кто-то же провел этот ритуал? Отследить мага возможно, но это сделал кто-то чужой Форт-Уэйну. Своих горожан Соломон знает, никто бы из них на такое не пошел. Даже истеричная Флора Рэглан, готовая на любую крайность ради своих целей.
Маги крови — совершенно иная категория. Жадная до власти, необузданная и крайне опасная. За свою жизнь Соломон лишь слышал о том, что на американском континенте они укрепляют свои позиции. В Старом свете магия крови давно запрещена.
— Аластор Рэглан, — зачем-то вслух произносит Соломон и поворачивается к Вилме. — Аластор сможет нам помочь.
— О, я даже не сомневалась, что тебе понадобится помощь, — коротко усмехается Вилма и отходит к лошади.
Все еще злится.
Соломон недовольно поджимает губы. Ему не должно быть неловко перед Вилмой. В конце концов, они не связаны никакими обязательствами. Их недавнее свидание с треском провалилось, и Вилма больше об этом не заговаривала. Только стала чаще видеться со своим Блэком.
А с Каролиной все несерьезно. Соломону нравится ее легкость и певучий смех, но не более того. Не станет же он сразу после работы идти в здоровенный, но пустой дом, где даже мать с сестрой появляются под вечер? Глупости.
Вилма, конечно, имеет право на эмоции. А Соломон имеет право их игнорировать.
— Аластор сталкивался с магией крови, — уточняет он, отходя от места жертвоприношения. — Он сможет выследить мага, устроившего весь переполох.
Магия запрещена в Европе, и все же она там живет. За закрытыми дверями, шепотом и самым главным таинством, которое прячут от церкви. В Новом свете магией тоже не принято кичиться. Переселенцы обращаются с ней, как с сокровищем, и даже балагуры стараются не разбрасываться талантами попусту.
Магия крови не прижилась ни в одном из этих миров. Жертвоприношения одинаково презираются всеми сторонами, и им нет оправданий. Соломон с дрожью представляет предсмертный крик, застывший в этих прериях. Никто не пришел жертве на помощь, никто ее не спас.
— Можешь смеяться, но мне не по себе от этого места, — заявляет Соломон и вскакивает в седло. — Поехали отсюда.
Вот только Вилма не смеется. Она в последний раз оглядывается на красноземые прерии, впечатывая их себе в память.
Будто бы это вообще можно забыть.
Большой всплеск магии закономерно вызывает большую пустоту. Это простой закон — в одной точке не может быть слишком много магии. Ее везде примерно поровну. Значит, как в случае с торнадо, магия вытянула силу из ближайшего источника.
Жертва — всего лишь сигнал к старту, импульс, если угодно. Но вот само торнадо напиталось от потоков, пронизывающих континент. Силу которых маги пропускают через себя и выпускают обратно в мир.
Кельтская магия, адептом которой является Блэк, не требует территориальной привязки, но нуждается в тотемах.
Магия крови — в жертвах.
Европейская магия привязывается к тем невидимым линиям, которые меридианами прочерчивают мир и позволяют одаренным людям раскрывать свой потенциал.
Соломон не сразу замечает, что он теряет прежний маршрут. Прерии вокруг Форт-Уэйна везде одинаковые, только индейцы могут их различать, а Соломон совсем не похож на краснокожих собратьев. Пейзаж остается прежним, но все вокруг неуловимо меняется.
Соломон старается сконцентрироваться, как вдруг понимает, что ему для этого не хватает сил. Буквально. Внутри оседает такой плотный вакуум, что он засасывает магию целиком. И для Соломона ничего не оставляет.
— Погоди, стой, — останавливает он лошадь и оглядывается по сторонам.
Солнце печет изо всех сил, вокруг сплошные пески, и они зыбью тянут Соломона на самое дно. Его внутренний компас дает сбой. Соломон ведь ориентировался на магические источники Форт-Уэйна, которые он чувствовал даже на расстоянии.
А теперь теряет с ними связь.
— Давай ты насладишься видами в другой раз, — недовольно выдыхает Вилма и ниже спускает полы своей шляпы. — У меня с десяток важных дел в Форт-Уэйне.
— Я бы и рад вернуться домой, — неожиданно огрызается Соломон и замечает, как хмурится Вилма от такой грубости. — Но…
— Что еще? — в ответ вспыхивает Вилма. — Что еще у тебя могло произойти?
Соломон не отвечает. Вилма хлестко его поддевает, пускай вряд ли задумывается над этим. Да, с Соломоном действительно порой происходят странные совпадения. В конце концов, он — маг, и странности — часть его жизни.
Но Вилма обещала быть на его стороне. Быть, в конце концов, рядом. Ненадолго же ее хватило, раз какая-то Каролина смогла их рассорить.
Соломон закрывает глаза и вновь пытается собраться с мыслями. Он чувствует, как сердце — его собственный магический источник — отчаянно ищет хоть какой-нибудь импульс вокруг, но так и не находит.
Большой всплеск магии провоцирует большую пустоту. И Соломон, сам того не желая, встревает в зону магического коллапса, перекрывая себе кислород.
— Соломон.
— Подожди минутку, я думаю.
— Это важно.
— Не сейчас, Вилма, — раздраженно отвечает Соломон.
И пытается разобраться. Разрастаясь, торнадо высосало всю энергию в округе. Пока Соломон был недалеко от Форт-Уэйна, он опирался на городские источники. Затем черпал свой внутренний ресурс. А когда отвлекся на перепалку с Вилмой, то совсем потерял исходную нить.
Торнадо оставило после себя выжженную магическую степь. Которая теперь противно глотает любую энергию, попавшую в ее владения. До тех самых пор, пока не восстановит утраченный баланс.
Соломону просто не повезло оказаться на этом перепутье. И стать жертвой коллапса, в чей дырявый карман уходит теперь его сила.
— Соломон, обычно я тебя не прошу о таком, но сейчас, — в голосе Вилмы проскальзывает ощутимая настороженность. Она достает из кобуры револьвер и проверяет, насколько тот заряжен. — Будь так добр, достань голову из песка и начни уже что-нибудь делать.
На горизонте появляются конные всадники. Даже издалека видно, что это — не просто горожане, заплутавшие в диких землях. И точно не охотники за головами. Посадка в седле и характерные одежды говорят об одном — индейцы.
От них точно не стоит ждать добра.
Соломон только виновато выдыхает. И готовится сдаваться в плен.
В штате Оклахома водится больше индейцев, чем где-либо на континенте. И среди всего многообразия эти племена умудряются не ладить даже между собой. Доминирующей здесь считается ветвь арапахо, но это — родовое название. Племен арапахо в Оклахоме с десятки, если не больше. И у каждого свои вожди и шаманы. А еще воины, которые добывают славу в боях.
То, что из всех индейцев, Соломон и Вилма встречают именно Сиэтла Андервуда — настоящее чудо. Он останавливает своего коня около них, на незнакомом Соломону языке дает людям команду и улыбается прохладно, но вполне обнадеживающе.
— Добрый день, мэр Ротшильд.
— Здравствуй, Сиэтл.
— Госпожа шериф, — Сиэтл легко касается пальцами своей шляпы и склоняет голову. — Что привело вас на территорию моего племени?
Его племени, вот как.
Отец Сиэтла был неплохим стряпчим в Форт-Уэйне. Долгое время единственным. Однажды он загулял в диких землях с индейской женщиной и через пару лет признал ребенка от нее своим наследником. Индейская мать отдала Сиэтла на воспитание в город, чтобы он, очевидно, стал своим среди белых.
Но никто из горожан не позволял Сиэтлу забывает о его происхождении. Большую часть года Сиэтл жил в Форт-Уэйне. Он играл во дворе роскошной усадьбы своего отца и ходил с его прислугой за покупками. Посещал небольшую школу и, как Соломон знает, не смог обзавестись в ней настоящими друзьями. Сиэтла долгое время не пускали в салун, отказывая ему даже в выпивке, а местный аптекарь строго заявил, что у индейцев хватает своих трав, поэтому обслуживать он их не будет.
Соломон старше, и он не мог броситься на защиту незнакомого мальчишки. Мать бы этого не одобрила. Почивший отец тоже. Соломон украдкой наблюдал за тем, как Сиэтл Андервуд взрослеет и учится, играет на улицах городка один, пока его сверстники носятся вокруг, притворяясь бандитами и похитителями. Сиэтл всегда умел слушать и запоминать. Он никому не принес зла, ни с кем не ругался и старался решать все споры мирными средствами.
Сиэтл — хороший человек, пускай и полукровка.
И Соломон себе об этом старательно напоминает, когда Сиэтл цепляет их лошадей к своей и ведет в племя.
— Тут же на несколько верст мертвая зона, — укоризненно заявляет Сиэтл и даже покачивает головой. — Уж вы-то, господин мэр, должны были почувствовать.
Сиэтл обладает индейской магией, поэтому он легко распознает эти таланты в других. Ему, как и кельтам, не нужны источники и потоки, индейская магия родилась вместе с этим континентом, и она куда древнее, чем можно себе представить.
— Может, покажешь нам дорогу до города? — тихо спрашивает Соломон, чтобы Вилма не услышала мольбу в его голосе.
Но судя по тому, как дергается плечо Вилмы, она все прекрасно слышит. И по-прежнему недовольна как поведением Соломона, так и его быстрой капитуляцией. Револьвер у Вилмы изъяли и обещали вернуть его чуть позже. Как только она покинет территорию племени Сиэтла.
Если.
Если ее покинет.
— Дорогу я вам покажу, — миролюбиво кивает Сиэтл. — Но сначала придется сделать небольшой круг.
— Мы только этим и занимаемся, — отзывается Вилма. — Пока мэр Ротшильд у руля нашей кампании, мы обречены ходить кругами.
— Надо было тебе брать карту и компас, — беззлобно замечает Соломон. — Быстрее бы справились.
— Быстрее, — невозмутимо подтверждает Вилма. — В следующий раз я еще и более толкового помощника возьму.
— Что же ты Блэку не предложила с тобой съездить?
— А я и предлагала.
Вот оно что.
Соломон выпрямляется в седле и от Вилмы окончательно отворачивается. То есть он стал запасным вариантом. Одним из, а не единственным. Заменой Закари Блэку, который по каким-то причинам не смог выехать вместе с Вилмой из Форт-Уэйна.
Отвечать на это Соломону решительно нечего.
Непривычная горечь душит его целиком.
— Это не займет много времени, — говорит Сиэтл, когда вдалеке начинает виднеться индейская стоянка. — Надо будет всего лишь встретиться с главой племени.
Спорить на индейской территории бесполезно. Тем более, за спиной Сиэтла еще трое конных, явно вооруженных, собратьев. И против них револьвер Вилмы не поможет.
Соломон кивает. И с крушительным смирением следует за Сиэтлом в индейское логово.
Если бы Соломон путешествовал без сопровождения, он бы в жизни не обнаружил племя арапахо. Слишком хорошо их стоянка укрыта среди местного рельефа. Да и наверняка не обошлось без индейской магии, скрывающей племя от чужих глаз.
Сиэтл упомянул про главу племени, но оказавшись среди индейцев, он вполне уверенно проезжает мимо величественной палатки вождя, расписанной густыми красками. И направляется к главному очагу, занимающему центральное место.
Около очага быстро находится женщина. В простом холщовом платье, с парочкой каких-то то ли бус, то ли ожерелий на шее. Она плетет травяные венки и заговаривает их шепотом. И поднимает она взгляд, только когда Сиэтл перед ней склоняется.
Соломон в женщине достаточно быстро распознает местную шаманку. Но больше всего его удивляет не почтенное отношение к женщине (почти как к неведомому божеству), а то как она спокойно кивает Сиэтлу, отпуская его.
В этом проскальзывает нечто родственное, достаточно близкое. И отчего-то Соломон больше не сомневается в том, что Сиэтл приводит его и Вилму к матери. Чтобы уже она решала судьбу потерявшихся путников.
— На колени, — размеренно произносит шаманка, не отвлекаясь от своих трав. — Не женщина, ты.
Соломон оглядывается на довольную Вилму, которая скрещивает руки на груди и явно не собирается спорить с местной ведьмой. Еще бы, это же не ей сейчас в дорогом костюме притаптывать коленями пыль.
— Может, все-таки найдем иной вариант для разговора? — осторожно уточняет Соломон и старается выдавить из себя дружелюбную улыбку.
Она выходит судорогой.
— Здесь нет чинов и твоих городских титулов, — замечает шаманка. — Для меня ты — не мэр, а простой человек. Ты сейчас даже не маг, потому что прерии забрали твою силу. Так что разговаривать мы будем так, как я считаю нужным. На колени.
Соломон плохо знаком с культурой индейцев, но он не уверен, что они всех гостей заставляют падать в песок. Возможно, мать Сиэтла воспринимает его не как гостя, а как варвара, который вторгся им в дом и угрожает напасть.
Глупость, конечно.
Соломон даже в Форт-Уэйне плохо умеет угрожать, не то что на острие смерти.
Но на колени он все-таки опускается.
— Смешной человек, — заявляет ведьма, вдруг хищно впиваясь в Соломона взглядом. — И жизнь у тебя смешная, тебе не принадлежит.
Соломона пробирает холодная дрожь. Совсем не от тех слов, которые он слышит. Ведьма может разбрасываться ими, как ей угодно, вот только она слишком пронзительно смотрит на Соломона. И читает его как раскрытую книгу.
— Не бойся того, чего пока не понимаешь, — изменившимся голосом, почти что потусторонним, продолжает ведьма, обращаясь уже к Вилме. — Однажды у тебя будет сын. И он будет обладать магией. Куда более сильной, чем вы привыкли в ваших краях.
— Сомневаюсь, — усмехается Вилма и едва склоняет голову вбок, выдерживая упорный взгляд шаманки. — Дети и семейное ранчо не входят в мои планы.
— Ранчо у тебя и не будет, — ведьма позволяет себе неприятный смех. — Но будут деньги. Будет война. И будет твой сын с такой сильной магией, что война его поглотит. И не вернет обратно.
Соломон, по-прежнему преклоняющий колени, старается не поддаваться первобытному страху. Ведьма всего лишь нагоняет на них ужас. Ни одно из ее пророчеств не может сбыться. Она всего лишь играет с чужаками, развлекает себя и народ, выглядывающий из палаток вокруг очага. Еще немного поглумится и точно отпустит их.
Вот только слова, сказанные Вилме, Соломона настораживают. Будет война? Неужели и этот континент вновь захлестнет кровью?
— Я решу, что с вами делать после нашего вечернего празднества, — выносит вердикт ведьма и возвращается к своим венкам. — А пока будьте гостями в нашем племени.
Скорее уж, пленниками.
Сиэтл появляется будто бы из воздуха. Он помогает Соломону подняться на ноги и уводит его и Вилму в сторону, вероятно, к одному из шатров. Зачем-то племени индейцев понадобились мэр и шериф небольшого городка. Вероятно, придется провести парочку переговоров.
Но Соломон хмурится вовсе не по этой причине. У него в голове наглухо застревают слова ведьмы.
Однажды к их порогу подойдет война. И после себя она ничего не оставит.
Только магию, злую и неконтролируемую. Которая уничтожит все, что так дорого Соломону. И самого же Соломона, вероятно, не пощадит.