Проклятие красной земли (СИ)

Глава 17

— Какого черта ты творишь? — Вилма вспыхивает.

Она отталкивает от себя Соломона, кажется, грубее, чем ей самой того хотелось бы. Ее сердце колотится в каком-то сумасшедшем ритме, совершенно точно разделяя прозвучавшее признание. К которому Вилма была совершенно же не готова.

Ей никогда не признавались в любви. Может, просто потому что она отталкивала любых потенциальных ухажеров — грубостью, несерьезным отношением, ироничными шутками. Рядом с ней по-настоящему задержался только Соломон. И как друг, и как человек, от которого несчастное сердце перестает напоминать камень.

Да только к чему все эти чувства? Она ведь знает, что они все равно никуда не приведут.

Она обходит свой стол, чтобы между ней и Соломоном возник такой своеобразный барьер. Переводит дыхание, возмущенно смотрит на него из-под челки.

Вилма не глупышка с фермы, верящая в сказки, чтобы рассчитывать на что-то.

— Зачем, Соломон? — спрашивает она, упираясь в поверхность стола ладонями. — К чему это? Ты и сам прекрасно знаешь…

Она сбивается, понимая, что ей, прежде, чем говорить, нужно нормально отдышаться и взять себя в руки. Не позволять эмоциям брать над собой верх. В противном случае все закончится так же, как в шатре в индейском племени.

Жгучим разочарованием.

— Что я знаю? — спрашивает Соломон.

Вилма опускает голову. Лучше бы он просто взял свои слова обратно. А потом они забыли бы обо всем. Стали бы жить свои жизни.

Однажды она бы даже смирилась с какой-нибудь другой женщиной в его жизни.

Хотя, нет. Вилма понимает, что пытается обмануть саму себя. Не смирилась бы. Продолжала бы отпускать злые комментарии до конца своей жизни, потому что не смогла бы себя удерживать.

Она проезжается по столу ладонями так, чтобы упереться ими в край.

— Что ничего не получится, — бросает Вилма. И поднимает голову. — Или что, предложишь мне стать твоей женой и нарожать кучу маленьких Ротшильдов? Доведешь тем самым свою мать до сердечного приступа?

— Я тебя умоляю, ты недооцениваешь мою мать, — морщится Соломон.

А он переоценивает свою решимость.

— Ты в другой лиге, — чеканит Вилма. — Живешь в другом мире. То, что этот мир временами пересекается с моим — случайность, а не правило. Я тебя знаю, Соломон, ты не способен на настоящий бунт, только на мелкое пакостничество.

Это неприятно признавать самой Вилме, но она признает. Будь на месте Соломона кто-то более решительный, возможно, все это и могло бы привести к сказочному финалу.

Будь на месте Соломона кто бы то ни было другой, Вилма сама бы ни за что не влюбилась.

— Тут нечего даже обсуждать, — добавляет она, глотая собственную горечь.

— Ты и не обсуждаешь, — заявляет Соломон, шагая к столу и упираясь в его край точно также, как и она. — Даже не пытаешься меня услышать.

Вилма упрямо поджимает губы, глядя прямо на него. И пусть ей хотелось бы сказать те же самые слова о любви ответно, она не собирается этого делать. Нечего подпитывать иллюзии. Сама уже против своей воли ими наелась сполна, даже не начав мечтать.

Она говорила это Блэку, может повторить и себе — нужно знать свое место. А не раскачивать лодку общественности, представленной узким кругом.

— А ты… — начинает Вилма, но осекается, когда в дверь начинают слишком громко барабанить. — Дьявол.

— Мы не договорили, — произносит Соломон. — Кто бы там ни был, он может подождать.

Нет, кто бы там ни был — он спасет ее от этого разговора, в котором она буквально тонет.

— У меня есть обязанности, в которые не входит обслуживание твоего эго, — цедит Вилма сквозь зубы. — Войдите.

На пороге появляются Хесус и Бернадетт. На лице помощницы растерянность, не свойственная ей. В глазах помощника — отсутствие осмысленности. Бернадетт Хесуса поддерживает за плечи, будто сам он не сможет даже прямо стоять.

С губ Хесуса срываются разрозненные испанские слова.

— Я нашла его таким у камер, — сообщает Бернадетт. — Подумала сначала, что он вообще заснул.

Что Хесусу, ответственному парню, совсем не свойственно.

— Камеры пустые, — добавляет Бернадетт.

Вилма шумно выдыхает. Нет, это точно не может подождать.

Хесуса приводит в себя два стакана воды. Один — выплеснутый в лицо. Второй — выданный для того, чтобы помощник шерифа его выпил.

Едва отставив стакан на стол, Хесус принимает жалкий вид побитой жизнью собаки. Он смотрит виноватыми глазами, пока с его угольно черных волос капает вода. Вилма нависает над ним, мрачно глядя и никак не облегчая его положение.

— Так что произошло? — нетерпеливо спрашивает Вилма.

Она уже отправляет Бернадетт осматривать окрестности и опрашивать горожан на предмет местонахождения Джезбел. Та не могла уйти далеко. Даже Рем Блэк, которого обещал прислать Зак, не успел добраться до здания управления шерифа.

Хесус мнет в пальцах свою шляпу.

— Сначала она попросила воды, — начинает он, опуская глаза, видимо не выдерживая тяжелого взгляда Вилмы. — И я ей ее принес. Вместе с парой галет. Не оставлять же ее без еды? У нас ведь не предусмотрено никакого пайка.

Да, потому что за решеткой чаще всего оказываются местные дебоширы, остающиеся на ночь, чтобы проспаться, а потом отправиться домой. Редким серьезным преступникам до приезда за ними конвоя еду приходится приносить из салуна. Распорядиться об этом для Джезбел Вилма еще не успела.

Но сбежала та явно не из-за того, что ей пришлись не по вкусу вода с галетами.

— Когда я передавал ей через решетку еду, она схватила меня за запястье, — продолжает Хесус. — Я не думал, что у такой хрупкой женщины может быть настолько сильная хватка. И слегка… растерялся.

Вилма невесело хмыкает.

На самом деле, любой из местных бы растерялся. Для всех Джезбел — городская сумасшедшая. Но своя. Не ясно, как реагировать на ее присутствие за решеткой. Вроде как даже толком не применить силу. Да и грубить блаженным совсем не по-христиански.

— Она начала нести этот свой несвязный бред. Смотрела на меня еще, знаете, вообще не мигая. Ей богу, дыру прожечь во мне хотела.

— Что она говорила? — уточняет Соломон, стоящий чуть поодаль, сложив руки на груди.

Вилма бросает на него недовольный взгляд. Задавать вопросы в управлении шерифа — ее работа. Нет, Вилма без проблем бы с ним поменялась. Она в кресле мэра точно принесла бы городу куда больше пользы.

Да только они все еще на своих местах.

— Что-то про то, что мы не спасемся, — хмурится Хесус, припоминая. — Будто что-то надвигается на город. Что-то страшное. И еще не поздно это прекратить. Она правда пророчица?

— Нет, — отрезает Вилма. — Поверь, она даже не блаженная.

Хесус поднимает на Вилму взгляд и растерянно моргает. Пожалуй, ей нужно почаще вводить своих помощников в курс дела, чтобы не пропускали полезную информацию.

— Продолжай, — поторапливает Хесуса Вилма.

Помощник кивает.

— Так вот, она все говорила, говорила и говорила. А мне было как-то неловко выкручивать свою руку из ее хватки. Я не бывал в таких ситуациях, я…

Растерялся, да-да.

Вилма щелкает пальцами перед его лицом, чтобы вернуть на правильный путь рассказа о произошедшем. С него ведь станется — отвлечется, собьется, еще и на свой испанский перейдет. А у них времени не так много, надо бы и самим отправляться на поиски Джезбел.

— А дальше как-будто провал, — удрученно сообщает Хесус. — Все. Но, кажется… Кажется это я ее выпустил.

Он произносит последние слова таким убитым тоном, что Вилме на момент становится его жалко. Но в то же время хочется отвесить подзатыльник. Насколько балбесом надо быть, чтобы выпустить преступницу? Как Джезбел вообще могла его уболтать?

— Ну ты… — начинает Вилма.

— Подозреваю, что ты был околдован, — встревает Соломон, буквально оттесняя ее от Хесуса. — Ты не виноват.

Вилма с этим не согласна. Еще как виноват — мог бы пораскинуть мозгами и не переговариваться с заключенной. Мог бы передать ей еду на подносе через специальное отверстие в решетке. Мог бы дождаться саму Вилму или кого-то еще, чтобы не взаимодействовать с Джезбел в одиночку. Мог бы…

Она выдыхает и отворачивается. Осуждать Хесуса, простого и работящего, нет никакого смысла. Потому что он не мог просчитать все возможные варианты. Вилма и сама не смогла бы.

— Пойди домой, — говорит Вилма Хесусу.

Тот подскакивает со своего места.

— Но ведь ее нужно искать, — произносит он.

— Нужно, только тебя я не могу отправить. А если ты все еще под ее влиянием?

Хесус понятливо кивает. Но явно расстраивается и сдувается.

За мысль о том, что Джезбел не могла уйти слишком далеко, Вилма цепляется так крепко, как только может. Да и куда ей идти? Хотя…

— Мы совсем ничего о ней не знаем, — озадаченно говорит Вилма, когда вместе с Соломоном покидает одну из продуктовых лавок, куда заворачивала, чтобы опросить ее владельца. — Ты вообще помнишь, откуда она появилась?

И как заняла дом, в котором обитает вместе с сыном? Кому вообще этот дом принадлежал раньше? Вилма понимает, что не помнит, совсем. Джезбел будто была в городе всегда, да только это не так.

Много лет назад она взаимодействовала с Заком Блэком. Очевидно, очень тесно, раз уж результатом этого стало появление на свет ее сына. Блэк предупреждал Вилму о том, что Джезбел не так проста. А сама Джезбел намекала на то, что не следует доверять дельцам, явно подразумевая под этими словами Блэка. Могут ли они все еще быть связаны, на самом-то деле?

— Мне казалось, здесь жили какие-то ее родственники, — задумчиво произносит Соломон. — Нужно проверить городские архивы.

Он еще не был мэром, когда Джезбел появилась, это точно. Как и Вилма не была еще шерифом.

На блаженных и детей не часто обращают внимание.

— Думаю, тебе стоит этим заняться, — предлагает Вилма. — Поднять архивы и найти на нее все, что только можно.

— Я не хочу тебя оставлять, — произносит Соломон, хмурясь. — Не хочу разделяться.

Вилма бы соврала самой себе, если бы решила, что ей неприятна его обеспокоенность. Однако прямо сейчас лучше все, что связано с их взаимоотношениями, отложить. Ей кажется, что они оказываются очень близко к разгадке, потому что все это время смотрели не туда.

— Пожалуйста, вспомни о том, что ты все еще мэр, — морщится Вилма. — А не помощник шерифа, чтобы прочесывать здесь окрестности в поисках беглянки.

Опасной беглянки, которая может влиять на людей. Да, ситуация так себе. Вилма отдает себе отчет в том, что может оказаться в опасности. Но ее это совсем не пугает.

— Пожалуйста, Соломон, — повторяет она с нажимом.

Соломон вздыхает.

— Давай условимся о месте и времени встречи, — предлагает он. — Например, у ратуши через три часа. Встретимся, обменяемся информацией, разберемся с тем, что будем делать дальше. Хорошо?

Он даже протягивает к ней руку, чтобы пальцами прикоснуться к тыльной стороне ее ладони.

— Хорошо, хорошо, — быстро отвечает Вилма. — Через три часа у ратуши.

Соломон кивает и, наконец, уходит, оставляя ее. Вилма же заходит в следующую лавку. Горожане легко идут на контакт, отвечая на вопросы и позволяя осмотреть свои помещения. Но компенсируют эту легкость все новыми рассказами о городских проблемах. Мелких, по большей части. Голова у Вилмы очень быстро начинает пухнуть — при Соломоне на нее столько не вываливали, видимо, чувствуя себя не в своей тарелке в присутствии мэра.

Может, и не стоило его отсылать.

Но нет.

Каждый должен делать свою работу.

Вилма обходит всех лавочников. Заглядывает в салун. И доходит до церкви, двери которой, на удивление, оказываются заперты. Вилме же казалось, что такого быть не должно. Может, пастор не на месте? Тогда это оправдано — из церкви можно многое вынести, ушлых людей хватает.

Она отходит на пару шагов, осматривает церковь. Обгоревшая снаружи стена, которую уже начали восстанавливать, выглядит ужасным напоминанием о прошедшем торнадо.

Вилма возвращается к дверям и начинает в них колотить.

— Пастор! — кричит она. — Вы там?

Изнутри доносится шум шагов. Быстрых, даже торопливых. Слышится звук отодвигаемого засова. Дверь приоткрывается, но только для того, чтобы выпустить пастора наружу.

— Что случилось? — спрашивает Камски, недовольно хмуря брови с возрастной проседью.

— Разыскиваем Джезбел Берджесс, — отвечает Вилма. — Позволите осмотреться в церкви?

— Нет, — отвечает пастор.

Вилма удивленно поднимает брови. Это первый раз, когда за время поисков кто-то начал препятствовать осмотру.

— Почему?

— Здесь никого, кроме меня, нет.

— Мне хотелось бы убедиться в этом самостоятельно.

— Вы не верите моему слову, шериф?

Нет, не верит. С каждым новым словом — все больше. Запертые двери и такой отказ вызывают подозрения.

— Вы препятствуете поискам, — жестко произносит Вилма.

— В доме господнем все равны, — туманно отвечает Камски. — Это — не место для рысканья.

Рука Вилмы почти инстинктивно тянется к оружию на поясе. Но пастор, явно заметив это движение, тут же скрывается за дверьми церкви. Слышится лязг засова.

— Я еще вернусь сюда с мэром, — заявляет Вилма громко, чтобы пастор за дверьми ее услышал.

Да, только если Джезбел там, она может успеть ускользнуть снова, а у Вилмы недостаточно ресурсов на то, чтобы попытаться церковь оцепить.

Поэтому приходится сцепить зубы и просто направляться в сторону ратуши.

— Я уверена, что она там, — заявляет Вилма, указывая рукой в сторону церкви. — Или была там. Может, она заколдовала пастора, я не знаю, но я уверена.

Церковь ведь принимает всех, дает убежище. Она — самый надежный вариант для того, чтобы скрыться в черте города. Каким бы несговорчивым не был пастор, он ведь не может пойти против церковных правил.

— Надеюсь, ты не предлагаешь вламываться в церковь с оружием наперевес, — произносит Соломон.

— Почему нет?

— Вилма.

— А если пастор в опасности? Думаю, это оправдано.

По Соломону, однако, заметно, что он так не думает.

— Давай обойдемся без произвола, — говорит он.

Вилме эта мысль произволом не кажется. Ей остается только надеяться на то, что при Соломоне пастор окажется более сговорчивым. Ну, или Соломон найдет какой-нибудь магический способ проникновения.

Она чеканит шаги, направляясь к церкви снова.

— Дом Берджессов в собственности, — сообщает Соломон на ходу. — Раньше земля принадлежала одинокому фермеру, тот скончался больше десяти лет назад.

— И передал права Джезбел?

— Может, продал, информации об этом в архивах не нашлось. Но моя секретарша только начала их изучать, думаю, что-то еще обнаружится.

Вилма фыркает. Если уж Джезбел так легко сломила волю Хесуса и вынудила его ее освободить, то наверняка и тому фермеру смогла запудрить мозги своими чарами. Вилма только одного не понимает.

— Почему, все-таки, Форт-Уэйн? — спрашивает она.

Это ведь не единственный город в Оклахоме, где гнездятся магические семьи. Вилма никогда особенно этим не интересовалась, но поверхностно наслышана. Форт-Уэйн же привлек, выходит, и Джезбел, и семейство Блэков, и несчастное магическое торнадо. Или с другими городами происходят такие же встряски?

— Здешние земли богаты на магические потоки, — просто отвечает Соломон. — Чем сильнее поток, тем больше возможностей. Да, магия идет изнутри человека, но и изнутри земли — тоже.

— Любой может ей овладеть? — спрашивает Вилма. — Если поток достаточно сильный.

— Нет, — отрезает Соломон. — Во всяком случае, я о таком не слышал.

Вилма поджимает губы и задумывается. Интерес к «месторождениям» магии мог бы быть оправдан возможностью ее приобрести тем, кто к собственным чарам не способен.

Нет, она все еще топчется на месте. Но если разобраться в том, почему, проще будет понять, кто и как.

Двери церкви на этот раз оказываются открытыми. Вилма буквально скрежещет зубами — если бы у нее только было больше людей, которых можно было бы оставить присматривать, Джезбел уже вернулась бы в камеру.

Пастор Камски невозмутимо стоит на пороге.

— Господин мэр, — кивает он Соломону, напрочь игнорируя присутствие самой Вилмы.

Она выходит вперед.

— Позволите осмотреться? — спрашивает Вилма.

— Прошу, — кивает Камски, но смотреть продолжает все равно на Соломона. — Только оружие оставьте снаружи. Я не потерплю пальбы.

— А есть по кому палить? — прищуривается Вилма.

— Нет.

— Послушайте, пастор, если я узнаю, что вы…

— Вилма, — перебивает ее Соломон. — Посмотри.

Она оборачивается и замечает на его лице озабоченность. Соломон указывает куда-то вдаль. Вилма присматривается и видит на небе абсолютно черную полосу.

Которая, кажется, движется в сторону города.