— У меня бы получилось сшить отличное свадебное платье, я уверена, — заявляет Бернадетт, упирая руку в бок и нависая над столом Вилмы.
— Себе и сшей.
— Я замуж не собираюсь.
Вилма поднимает на нее усталый взгляд и красноречиво демонстрирует руку с кольцом.
— Я уже тоже. Тебе нечем заняться?
Бернадетт показательно вздыхает и, наконец, отходит. Вилма поднимается со своего места, поводит плечами, чтобы потянуться и решает, что ей стоит прогуляться. В управлении она безвылазно сидит уже пару дней, разбираясь с навалившимися на нее делами. Нужно решать вопрос с федеральным маршалом, а заодно искать Джезбел и реагировать на обращения горожан, так и не утихших после всего случившегося.
Город приходит в норму, но этот процесс — Вилма понимает — не быстрый.
Она покидает здание управления и чуть ли не нос к носу сталкивается с Заком Блэком. Тот выглядит неважно — будто резко похудел, а глаза, украшенные темными кругами, словно ввалились в глазницы.
— Ты-то мне и нужна, — расплывается Блэк в улыбке, которая только кажется привычно обаятельной.
— Удиви меня, — вздыхает Вилма.
Слишком многим она оказывается нужна. И когда это уже закончится?
— Я хочу, чтобы ты на ночь пустила меня в управление шерифа для одного ритуала, — заявляет Закари. — У вас стены крепкие, каменные. Огонь ведь выдержат?
— Ты мне спалить управление собрался? — спрашивает Вилма. — Нет, даже не думай.
Она и знать не хочет, что там за ритуал собрался проводить Блэк. Мало ли что ему может прийти в голову после истории с Игнисом.
— На открытом пространстве нельзя, воздуха много, не получится потушить, — продолжает он, словно даже не слышит отказа.
— Нет, — повторяет Вилма.
— Это буквально дело жизни и смерти, — горячечно добавляет Зак. — Послушай, мой сын…
— Тебе пора его уже похоронить, — отрезает она.
Связаться с пастором и душеприказчиком, устроить несчастному Игнису службу и продолжить жить дальше. А не вести себя так, словно помешательство Джезбел добралось и до него.
— Я думаю, что смогу его воскресить, — сообщает Блэк.
— Мертвые не воскресают.
— Это потому что тех, кто предан земле, не вернуть, земля свое уже не отдаст. А в него еще можно вдохнуть огонь жизни, я…
— Не в моем управлении.
Вилма закрывает глаза на то, что Зак собрался проводить какой-то непонятный ритуал. Меньше всего их городу сейчас нужна новая магическая напасть. Но смотреть на Блэка на самом деле больно. Вилма не знает, чем можно ему помочь. Да и в ее ли это вообще силах.
На пороге дома, где жил федеральный маршал, Вилма сразу замечает залежавшийся рыжеватый песок из прерии. Она хмурится, дожидаясь, пока дверь будет вскрыта, и понимает, что ничего хорошего внутри не найдется.
Догадки подтверждается, когда она вместе с Соломоном переступает порог дома. Совершенно безжизненного и на первый взгляд пустого.
— Дьявол, — выдыхает Вилма, когда маршал обнаруживается в одной из комнат.
Точнее не сам маршал, а то, что от него осталось.
Тело выглядит закостеневшим, но при этом будто бы замороженным во времени — от него не исходит неприятного запаха, а на коже не проявляются трупные пятна. Но жизни в этой оболочке нет — это понятно сразу.
— Точнее и не скажешь, — произносит Соломон, хмурясь и приближаясь к телу.
Вилма разворачивается и малодушно покидает сначала комнату, а затем и дом. Она не очень тесно и часто общалась с маршалом, но он казался ей достаточно порядочным человеком. Вроде бы, его несколько лет назад прислали из округа.
Вроде бы, он так толком и не обжился в Форт-Уэйне, чтобы стать действительно его важной и заметной частью.
Соломон выходит на улицу следом за Вилмой.
— Похоже, мы нашли жертву, принесенную во имя первого торнадо, — говорит он.
— Это как-то печально, — задумчиво произносит Вилма. — Погибнуть вот так.
Без семьи, без близких людей. Просто стать удачно подвернувшейся жертвой для магического ритуала. Настолько удачно, что о нем так долго не вспоминали. Ну уехал, ну не вернулся в скором времени, ну мог и потеряться по дороге — ничего такого, что могло бы иметь значение.
Теперь из округа пришлют кого-то другого, а это — снова перемены. В которых косвенно виновато все то же первое торнадо, напущенное Джезбел на город.
— Как мне это надоело, — устало говорит Вилма.
Соломон кладет руку на ее плечи и просто молча привлекает к себе. Вилма привычно напрягается. Но уговаривает себя расслабиться и обнять Соломона в ответ.
Они ведь, вроде как, теперь вместе. Раз уж произнесли клятвы перед всем городом, то обратно их не забрать, так же привычно испугавшись туманного будущего.
Вилма выдыхает и отстраняется.
— Я не могу понять, к чему вообще все это было, — признается она. — Зачем одной женщине устраивать столько проблем целому городу?
— Не думаю, что дело было в самом городе, — отвечает Соломон. — Я склоняюсь к тому, что мотив был личный. Она ведь хотела добраться до сердца магического источника. Весьма отчаянно.
Настолько отчаянно, что принесла в жертву собственного сына. Подумать только, они ведь считали, что торнадо пришло извне.
А оказалось…
— Надеюсь, мы однажды узнаем, в чем было дело, — говорит Вилма.
Иначе вся эта история так и будет продолжать бередить сознание и наносить новые раны.
— Мне здесь как-то не по себе, — признается Вилма, обнимая себя обеими руками.
Она приходит на пепелище собственного дома, спаленного еще Блэком вместе с черным магическим сгустком внутри. Эту свою слабость Вилма так упрямо старалась не выдавать, что теперь та прорывает все линии внутренней обороны. Вилма поднимает взгляд на Соломона, желая найти в нем поддержку. Впервые ей есть на кого положиться.
— Земля ничего не впитала, — примирительно сообщает Соломон. — Здесь сейчас также, как и везде в городе.
Да, только все равно пусто и неприятно. Вилма поводит плечами.
— Давай продадим эту землю, — предлагает Соломон. — Много выручить не получится, но со мной ты не будешь ни в чем нуждаться.
— Я и сейчас не нуждаюсь.
Не может она так. Землю еще ее покойный отец выкупал в собственность. А от него теперь, после пожара, совсем ничего и не осталось.
— Можно новый дом построить, — говорит Вилма.
— Если продать, то…
— Я не хочу ничего продавать, — так и сообщает она. — То, что мне здесь не по себе, не значит, что я хочу совсем отказаться от земли.
Кажется, она становится все более и более сентиментальной. Неужто ирландская тяга к земле, наконец, начинает брать свое?
Соломон улыбается. Как-то очень мягко. И кивает, не споря.
— Новый дом так новый, — соглашается он.
Это как-то подозрительно. Вилма смотрит на него, чуть прищурясь. Наверняка ведь что-то задумал.
— Кстати, я все еще жду тебя в ратуше, — добавляет Соломон. — На некоторых документах нужна твоя подпись.
А, вот оно в чем дело.
Вилма вскидывает голову.
— Как-нибудь обязательно, — обещает она. — Но пока, как ты понимаешь, все некогда.
Соломон, конечно, не понимает.
Да и Вилма — тоже.
Сиэтл Андервуд, соскочив со своего коня, подталкивает вперед Джезбел со связанными руками.
Вилма присвистывает. Возвращаясь под вечер в управление шерифа, чтобы разобраться с парой дел, она точно не ожидала такого подарка судьбы.
— Рад, что застал вас, шериф, — говорит Андервуд.
Вместе с ним и Джезбел посреди улицы оказывается еще парочка индейцев на своих лошадях. Они наверняка привлекли внимание горожан, но тем сейчас, после последних потрясений, вряд ли есть до них дело.
Это, безусловно, изменится — горожане быстро забудут помощь Андервуда со вторым торнадо и вернутся к своей тихой ненависти по отношению к индейскому племени.
— Мы нашли ее в той части прерий, где не так давно столкнулись с вами и господином мэром, — сообщает Сиэтл. — Может, вы помните, что местность там совсем пустынная?
Вилма понимает, на что Сиэтл намекает, — в той части прерий Соломон ненадолго потерял чувствительность к магии.
— Помню, — подтверждает Вилма.
Джезбел на нее не смотрит. Да и вообще ни на кого — некогда безумный ее взгляд совсем потух.
— Похоже, она забрела туда, скрываясь, — продолжает Андервуд. — Можете не опасаться, сейчас она безобидна. Если вы понимаете, о чем я.
О магии, конечно. Вилма понимает и это.
— Спасибо, — кивает она следом.
Надо бы теперь озаботиться тем, чтобы такой безобидной Джезбел и осталась. А после была направлена прямиком в окружную тюрьму. Не за магические преступления, которые законом не преследуются, а за убийство федерального маршала и собственного сына.
— Давай проводим ее в камеру, — предлагает Вилма Сиэтлу, тем самым приглашая его в управление шерифа и рассчитывая на то, что сможет с ним поговорить без случайных свидетелей.
Джезбел же идет в сторону управления с покорностью смертницы, что Вилму беспокоит.
— Зачем? — спрашивает она уже на пороге управления.
И имеет в виду Игниса.
Джезбел поднимает на нее взгляд. В ее глазах отражается неподдельная боль.
— Я пыталась его спасти, — произносит Джезбел, похоже, даже не собираясь отпираться. — С самого начала.
Вилма останавливается, так и не открывая дверей управления. Допрашивать стоит там, но почему-то кажется, что в камере Джезбел окажется менее сговорчивой, чем прямо сейчас.
— Игниса? — спрашивает она.
— Стихийная магия, — говорит Джезбел. — Он с ней не справлялся. Источник здесь сильный, и он только подпитывал моего сына. Я думала, если уничтожить этот поток, станет легче. Однажды он бы научился, но…
Но, похоже, стало только хуже. Вилма кивает — это ставит некоторые моменты на свои места. В подростковом возрасте и так несладко, а магам, наверное, и того сложнее. Вилма в юношестве была буйной, а уж если бы обладала огненной стихией в крови, то могла бы принести городу много неприятностей.
— Почему не уехать в таком случае? — спрашивает она.
Но этот опрос Джезбел оставляет без ответа. Вероятно, на то были причины.
— После я решила, что лучше и вовсе лишить его магии, пока он не спалил себя сам, — отрешенно выдыхает Джезбел.
И тут же замыкается.
Видимо, что-то пошло не так в том ритуале, который она готовила. И, вместо магии, Джезбел забрала жизнь Игниса.
Это настолько печально, что Вилме, кажется, даже нечего сказать. Она чувствует себя паршиво и переводит взгляд на Сиэтла. Тот внезапно хмурится.
— Кажется, у вас там что-то происходит, — замечает он, кивая на управление.
— Что? — резко спрашивает Вилма.
А затем тянет на себя дверь. В управлении сейчас никого не должно быть. Но на месте неожиданно оказывается Бернадетт, которая никогда не отличалась трудолюбием. Бернадетт резко поднимается, завидев Вилму, и выглядит крайне растерянной, явно не ожидая увидеть шерифа в такое время.
Тем более в такой компании.
— Давно ли ты записалась в трудоголики? — спрашивает Вилма.
— Я… — неловко начинает Бернадетт.
Но не находится со словами.
Вилма же вдруг осознает, что внутри управления непривычно душно. Здесь даже в самые знойные дни так не бывает. А уж вечерами так и вовсе становится прохладно.
— Черт, — выдыхает Вилма.
С Бернадетт она еще обязательно поговорит потом. Сейчас же, кажется, она знает, что происходит. Пускай и только в общих чертах.
Вилма бросается в сторону камер. Андервуд вместе с Бернадетт и плененной Джезбел — за ней.
Посреди одной из камер она видит столб огня. Внутри него, если присмотреться, можно разобрать очертания двух человеческих фигур — мужской и юношеской.
Чертов Зак Блэк, похоже, решил зайти с иной стороны. Не удовлетворившись отказом Вилмы, он добрался до Бернадетт и каким-то образом уговорил его пустить внутрь.
Его, мертвого Игниса и… Веронику Саттон, которая, к удивлению Вилмы, обнаруживается здесь же.
— Стойте, — произносит Вероника, вырастая между Вилмой и камерой, в которой буквально прогорает Блэк со своим мертвым сыном. — Вам не стоит здесь быть.
— Да он же…
— Я здесь для того, чтобы вовремя остановить его, — текучим, словно вода, тоном говорит Вероника. — И еще не время.
Ее спокойствие Вилму только злит. Если Блэк настолько помешался в своем спонтанном отцовском горе, что решил провести самоубийственный ритуал, то это не значит, что ему нужно жалостливо подыгрывать.
Вилма шагает к Веронике ближе.
— Мисс Саттон, я привлеку вас за… — она спотыкается, понимая, что банально не знает, насколько законно просто стоять и смотреть на то, как горит другой человек. — Я найду, за что вас привлечь, если вы сейчас же не уберетесь с моей дороги.
Еще одна глупая девчонка.
— Миссис Ротшильд, — Вероника явно пытается давить в ответ, не сдаваясь под напором Вилмы. — При всем моем уважении, вы не знаете, во что пытаетесь вмешаться.
— Жизнь за жизнь, так? — спрашивает Андервуд. — Но он ведь не собирается умирать сам.
— Мой мальчик!.. — вскрикивает вдруг Джезбел, словно просыпаясь от долгого и кошмарного сна.
А затем она рвется вперед, и никто из присутствующих не успевает этому помешать. С недюжей силой Джезбел отталкивает со своего пути как Вилму, так и Веронику. И мгновенно теряется в столпе пламени.
Вилма отступает на шаг назад, с ужасом наблюдая за тем, как огонь охватывает Джезбел. В моменте вся эта невозможная троица оказывается внутри пламени, впервые соединяясь как семья. В нос ударяет неприятный запах, а камеру прошибает вопль, полный боли — физической, не душевной.
— Боже, она же не элементалистка, — выдыхает Вероника.
Спокойствия на ее лице больше нет.
— Давай за водой, — бросает Вилма Сиэтлу, и сама же оглядывается в поисках хоть какого-нибудь одеяла, которым можно попытаться потушить магический огонь.
Тем временем из огненного столпа Джезбел, словно на последних силах, выталкивает Зака. Тот отшагивает, ударяется спиной о решетку. И огонь на его теле начинает затухать. Ожогов же как ни бывало. Сплошная чертовщина.
Вилма выскакивает из помещения, чтобы помочь Андервуду с водой.
Когда она возвращается, то обнаруживает, что огня уже нет. А Игнис на полу камеры вдруг принимается дышать.
— Ты вообще в своем уме? — Вилма напускается на Блэка, когда тот протягивает руку к принесенной ему питьевой воде.
— Абсолютно, — довольно сообщает Зак.
Но Вилма видит, что его пальцы слегка дрожат.
— Андервуд что-то говорил про «жизнь за жизнь». Ты собирался помереть за мальчишку, с которым не перекинулся и парой слов?
— Все не так, — морщится Блэк. — Да, суть именно в этом. Прохождение сквозь магический огонь, передача жизненных сил — то есть, за смерть одного другому возвращается жизнь. Но это не обязательно должно произойти буквально. Обычно магический огонь уже не остановить, пока он не прогорит полностью. Поэтому я и позвал Веронику. У нее, знаешь ли, тоже есть интересные способности.
Зак делает несколько крупных глотков воды.
— Виски бы, — тут же мечтательно замечает он.
— Обойдешься.
Зак только пожимает плечами. Выглядит на самом деле он все еще не очень — измученный, уставший. Его точно стоит показать городскому врачу, как бы он ни отмахивался от такой перспективы.
— Так вот, она должна была погасить мой огонь, когда Игнис уже бы ожил, а я — еще не прогорел до конца.
— Почему мне кажется, что ты просто хотел повыделываться своими возможностями перед понравившейся девушкой? — вздыхает Вилма, опираясь о свой стол.
Блэк смотрит на нее почти оскорбленно.
— В моем поколении я был первым и единственным, кто унаследовал огненную магию. Мои братья ею не обладают. И не факт, что мои будущие дети будут. Ты, конечно, можешь думать обо мне что хочешь, но я забочусь о своем наследии.
— Что ж, этот вечер был слишком долгим, — заявляет Вилма. — Я собираюсь отправиться спать, но с тобой нам еще придется поговорить. Проникать вот так в управление шерифа…
— Я согласен на любые общественные работы, — улыбается Блэк.
Которому теперь предстоит заботиться об этом своем наследии на самом деле.
Потому что у воскресшего парнишки больше никого не остается.
— Я приду сегодня в ратушу, — сообщает Вилма, выправляя волосы из-под нижней рубашки, которую она как раз заканчивает надевать.
Она оборачивается на Соломона, который ранним утром еще прохлаждается в постели и совершенно бесстыдно ее рассматривает. Вилме даже не хочется ворчать. Она впервые соглашается с тем, что на фоне всего произошедшего это — Соломон, их свадьба и общая спальня — правильное и своевременное решение.
— Неужели? — невозмутимо спрашивает Соломон.
Вилма кивает.
Ей не очень нравится проводить ночи в доме Ротшильдов, она знает, что никогда не почувствует себя здесь своей. Мать Соломона точно не позволит Вилме расслабиться. Но она чувствует себя — как никогда раньше — рядом с Соломоном на своем месте.
Конечно, ей еще предстоит свыкнуться с долгими и порой неприязненными взглядами со стороны членов магических семейств. Они ее тоже не примут. Да ей это и ни к чему. Вилма, в отличие от той же Бернадетт, к такому никогда не стремилась. Но она смиряется с таким положением уже сейчас, чувствуя, как в груди при одном только взгляде на Соломона разливается тепло.
В их отношения было невозможно поверить. Но вот они здесь, вдвоем, соединенные кольцами.
— Может, пойдем в ратушу вместе? — спрашивает Соломон.
— Будто ты вылезешь из постели прямо сейчас, — фыркает Вилма.
— Нет, но ведь и ты можешь ко мне вернуться, — предлагает он.
Соломон даже откидывает в сторону одеяло, место под которым еще сохраняет тепло Вилмы.
— Ты — самый безалаберный мэр из всех, что знал наш город, — заявляет Вилма.
И Соломон с этим даже не спорит.