Проклятие красной земли (СИ)

Глава 1

— Да, дела, — тянет Вилма, покидая здание управления шерифа.

Каменные стены управления, совмещенного с небольшой тюрьмой, с относительным успехом выдержали напор прогулявшегося по городу торнадо. Стихия повыбивала последние стекла, но это не страшно — большинство окон и так уже было без них.

Перед самим зданием Вилма видит перевернутый почтовый фургон, который и так нечасто к ним заворачивает. Лошадь, тянувшая его, похоже, успела соскочить и убежать. Во всяком случае так Вилме хочется думать — несчастное животное могло и унести порывом ветра.

Из-под фургона доносится человеческий стон.

Вилма оборачивается на парочку помощников шерифа, топчущихся на месте позади нее — большеглазую Бернадетт и мрачного мексиканца Хесуса.

— Чего стоите? — повышает она голос на них. — Бегом помогать человеку.

Выполнить приказание торопится только Хесус. Бернадетт так и стоит позади Вилмы, опасливо выглядывая наружу.

Ну что за бесполезная девчонка.

— Мне повторить?

Бернадетт хлопает глазами и все-таки выходит помогать. Точнее — продолжать бессмысленно топтаться рядом с Хесусом, пытающимся поднять фургон. Вилма хмуро наблюдает. А затем поворачивает голову в другую сторону и видит, как к зданию управления приближается еще несколько растерянных горожан.

Похоже, их небольшой городок, по которому прошлось злосчастное торнадо, ждут нелегкие времена. Форт-Уэйн и так-то не самый процветающий на линии фронтира, а теперь еще и это. Убедившись, что все стихло, именно Вилме предстоит пройти по территории и оценить масштабы нанесенного ущерба. Больше никто этим заниматься не станет. Городские управленцы отсидятся в ратуше. Федеральный маршал так и вовсе в отъезде. Может, пастор чем-то да поможет. Но в остальном — все свалится на ее, вообще-то, хрупкие плечи.

Вилму вполне устраивал привычный уклад, при котором она большую часть времени просиживает в управлении, время от времени гоняя по мелким поручениям Бернадетт и Хесуса. К ним толком не заглядывают даже охотники за головами, потому что в их округе некого ловить. Неподалеку разве что оседают индейцы, но от них проблем больше на словах местных выпивох, чем на самом деле.

Хесус кое-как вытаскивает из-под фургона почтальона-возничьего. И почему-то Вилме кажется, что что-то тут не так. Хесус не выглядит как самый сильный малый, но при этом справляется. Или ему везет, или есть внутри него какая-то сила, от которой Вилме, как относительно порядочной горожанке, захочется откреститься.

Да, впрочем, и черт с ним.

— Поздно, поздно каяться, — зловредно завывает около местной церкви местная же блаженная, Джезбел Берджесс. — Грядет, никто не скроется.

Бернадетт, идущая рядом с Вилмой, настороженно останавливается позади.

— Она меня пугает, — вполголоса признается помощница шерифа.

Вилма оборачивается на нее и смотрит со снисхождением. Чтобы бояться Джезбел, нужно быть совсем глупышкой. Та только и умеет, что чесать языком. При этом, конечно, может страшенно вращать глазами. Но обычно это действует разве что на редких приезжих или на маленьких детей.

Бернадетт могла бы и постыдиться.

— Тогда тебе стоит сменить род деятельности, — жестко отсекает Вилма. — Например, выйти замуж, нарожать детей и не маяться дурью.

Помощница морщится. Вилма знает, что та к такой оседлой жизни не стремится. Разве что кроит себе в свободное время какие-то наряды, мечтая однажды накопить достаточно денег, чтобы открыть свою лавку. И с этим ей могло бы помочь то самое выгодное замужество — все-таки посматривают на нее многие мужчины города. Включая действительно влиятельных. А она все перебирает и воротит нос.

Так однажды, как и сама Вилма, останется в нелепом одиночестве.

Впрочем, одиночество Вилмы — это выбор самой Вилмы. А не вот это все.

— Джезбел, шла бы ты домой, — устало окликает блаженную Вилма.

И вдруг осознает, что с одной стороны церковь-то обгорелая. Торнадо же не несло за собой огня. Да и молнии не били.

Вилма чуть внимательнее смотрит на Джезбел, которая внезапно ей кажется очень довольной.

Да, сама Джезбел безобидная. Но есть у нее совсем не безобидный сынишка, которому очень нравится играться с огнем. Парнишку, Игниса, не раз ловили на попытках (временами даже успешных) что-то поджечь.

На порог церкви выходит пастор Камски, суховатый мужчина средних лет. Он машет на Джезбел рукой, отгоняя ее, словно назойливую муху.

— У вас тут было жарко? — спрашивает Вилма, подходя к нему и намекая тем самым на обгоревшую стену церкви.

Зря пастор так исправно по весне белит стены дома божьего, раз их так легко можно разукрасить огнем. Кто-то скажет — богохульство, но в их стране свободу можно проявлять по-всякому.

Вилма не помнит, как давно в Форт-Уэйне появилась церковь. Иногда ей кажется, что она тут и вовсе стояла всегда. Когда Вилма была еще совсем маленькой, у местной детворы была игра — кто первым добежит до деревянных ступеней церкви и коснется их рукой, тот и победил. Пастору никогда не нравился гомон детских голосов, и уже на третьем забеге он терял терпение.

Теперь церковь обросла каменным порогом, а пыльные окна, которые видали еще нашествия индейцев, обзавелись заказными витражами.

— Да уж, — отзывается Камски. — Внутри ничего не затронуло. Похоже, волею Господа было послано нам это торнадо. Кабы не оно, погорели бы совсем.

Вилма вопросительно поднимает брови.

— Загорелось совсем перед началом, — поясняет Камски. — Но ветром будто сдуло.

— Странно, — замечает Вилма.

Потому что огонь обычно работает немного не так. Ветер, наоборот, его скорее бы раздул, а не затушил.

И Вилма догадывается, что странности только начинаются.

— А за тобой, девочка, смерть ходит по пятам, — обращается Джезбел напрямую к Бернадетт. — Смерть полукровная.

Болтает блаженная много. Мотаясь то около церкви, то на главной площади, она разбрасывается безумными пророчествами, которые никем не воспринимаются всерьез.

— Я тебя закрою на пару суток в камере, — обещает Вилма Джезбел. — Если не перестанешь к цепляться к людям.

Будет она ей еще работников пугать. На службу в управление и так немногие идут.

А тут это еще.

Рояль в салуне играет сам.

Вилма обходит его со всех сторон. Заглядывает под крышку. Наклоняется, чтобы посмотреть, нет ли чего под самим роялем. Его клавиши прожимаются, но никто на них не воздействует.

Хесус, с которым она приходит в салун, крестится, произносит «oh, dios mio» и вылетает на улицу, как ошпаренный. Тоже тот еще помощник.

— И так с самого торнадо, — сообщает Каролина Дженнер, работница салуна. — Ладно бы еще играл что-то мелодичное.

Да, рояль не издает никаких гармоничных звуков. То, что он самостоятельно наигрывает, напоминает исключительно какофонию. Вряд ли такая музыка привлечет много клиентов в салун. Пускай тут и так заседают в основном местные забулдыги.

Но если в город занесет каких-нибудь военных или просто проезжих, они точно обойдут салун стороной, оставляя девиц, здесь работающих, без сезонного заработка.

— От меня-то ты что хочешь? — спрашивает Вилма, поворачиваясь к Каролине.

Та стоит, недовольно сложив руки на груди.

— Не знаю. Расследования? Помощи, в конце-то концов?

— Могу предложить только вывезти его в прерии и пугать там койотов, — пожимает плечами Вилма. — Такие… вещи не входят в мою компетенцию.

Задачи шерифа — следить за порядком. Но не магическим.

— Может, к индейцам обратиться? — тихо спрашивает Каролину одна из девчонок, принадлежащих к древнейшей профессии.

О том, что индейцы в салун временами захаживают (в основном черными ходами), Вилме прекрасно известно. Кто-то из местных пьянчуг как-то даже просил ее с этим разобраться. Да только, заглядывая к девицам понятной профессии, те не творят никакого зла. Как бы к ним не относились местные жители. Поэтому Вилма предпочитает закрывать на это глаза.

Но вот не хватало еще, чтобы индейцы разбирались с местными проблемами. Пускай они и дальше практикуют где-то в прериях свою магию. В прериях, не в городе. Здесь и так хватает своих особенных.

Вилма осматривается.

— Одеяло мне принесите какое-нибудь, — просит она.

Надо хотя бы накрыть этот рояль чем-то, что приглушит звук. А потом действительно найти кого-то, кто поможет девицам вывезти озверевший инструмент подальше. Что еще с этим делать, Вилма не представляет.

Одна из девушек приносит ей тонкое одеяло. Вилма набрасывает его на рояль.

И тот вдруг затихает. Совсем.

— Проблема решена, — заявляет Вилма.

Каролина подходит к роялю. Поднимает одеяло. Рояль снова начинает издавать звуки. Но замолкает, стоит одеяло опустить.

— Ну, будете говорить, что у вас здесь последнее достижение науки, — предлагает Вилма, встречаясь взглядом с недовольной таким исходом Каролиной. — Самоиграющий рояль.

Все-таки это не самая большая проблема Форт-Уэйна.

— Это что? — спрашивает Вилма, глядя на нечто, напоминающее дыру в самом пространстве, которая еще и рассекается искрами изнутри.

Конюх, внутри конюшни которого это нечто и образовывается, смотрит на Вилму так, будто это она должна ему объяснить.

— Туда если кинуть что-то, оно пропадет, — нелепо поясняет конюх.

— Так, может, не надо туда ничего кидать? — спрашивает Вилма.

Во взгляде конюха и вовсе оседает откровенная обида. Вилму это совсем не трогает. Она за день уже стольких горожан обошла, что просто не выдерживает. И у каждого обязательно находится что-то странное, что в этой странности может посоревноваться с остальными.

Дыра в пространстве, например, точно перевешивает самопроизвольно играющий рояль в салуне.

— Надо с этим что-то сделать, — говорит конюх, пока Вилма просто всматривается в искрящуюся дыру.

— Согласна, — кивает она.

Вот только что она может сделать? Максимум — попытаться достучаться до городской администрации. Там точно есть люди, сведущие в магии. Даже если усиленно делают вид, будто это не так и, вообще-то, все это ересь, занесенная индейцами, а не завезенная ими самими из Старого Света.

— А давайте что-нибудь туда кинем, — предлагает Бернадетт, вместе с которой Вилма и прибывает к конюху.

— Сама, может, туда шагнешь? — спрашивает Вилма.

— Нет, но ведь если есть вход, значит, должен быть и выход, — замечает Бернадетт. — Если мы что-то туда кинем… Что-то, что запоминается, а потом вдруг наткнемся на это где-то в городе, то…

Вилма шагает к ней, срывает с ее головы шляпу, совершенно непрофессионально украшенную какой-то брошкой вместо полицейской звездочки. И пока Бернадетт не успевает среагировать, бросает эту шляпу в дыру.

— Найдешь — скажешь, — предлагает ей Вилма.

И направляется в сторону выхода из конюшни. Потому что ей тут больше совсем нечего делать.

Вилма запрокидывает голову, чтобы посмотреть, что за ерунда такая собирается под потолком ее кухни.

Нечто черное, вязкое и необъяснимое разрастается в углу. Не напоминает плесень, не выглядит, как рой насекомых. При этом притягивает взгляд и словно в целом манит к себе.

Вилма вздыхает.

— Нет, еще и с тобой я разбираться не буду, — произносит она, упирая в черное нечто указательный палец. — Даже если ты решишь меня сожрать.

Даже если нечто решит ее сожрать, она, кажется, будет этому только рада — настолько изматывающими выходят последние дни. Она буквально сбивается с ног, отправляясь на каждый странный вызов. Добавлять к списку проблем еще и свой собственный дом ей точно не хочется.

Ну есть оно и есть. Как-нибудь само рассосется.

Вилма наливает себе в кружку виски, еще раз смотрит на черное нечто в углу. А затем выходит из кухни, закрывая дверь и оставляя все как есть.

К черту, к черту.

— Моя хорошая, если ты думаешь, что я не знаю, где господин Ротшильд живет, и не устрою засаду около его дома, — Вилма упирается обеими руками в стол секретарши мэра в городской ратуше. — И, черт побери, вообще до него не доберусь, ты очень сильно ошибаешься.

Секретарша смотрит на нее испуганными оленьими глазами. Она всего лишь сказала, что господин Ротшильд, мэр их города, на аудиенцию к которому Вилма и пытается попасть, занят и не принимает посетителей.

Вот только Вилма отлично Ротшильда знает. Его занятость — это плевать в потолок, отнекиваясь от любой общественной работы, которая как раз-таки в их городе и входит в его компетенцию.

Вилма хлопает ладонью по столу. Секретарша вздрагивает.

— Я иду в кабинет, а ты сидишь молча, — говорит Вилма, наклоняясь к ней ближе. — И не возникаешь. Хесус, — она оборачивается к помощнику. — Проследишь.

Хесус кивает. Секретарша переводит испуганный взгляд уже на него.

Да, Вилма устраивает беспредел. Но ее уже откровенно достало то, что с момента исхода торнадо только управление шерифа и занимается хоть чем-то. Пока представители администрации сидят по своим кабинетам и в ус не дуют.

У Соломона Ротшильда усов, конечно, нет, но это и не принципиально.

Вилма проходит к его кабинету. Шпоры на ее сапогах раздраженно звенят. Она толкает дверь в кабинет, переступает порог.

— Я же говорил, что я за… — начинает Соломон, поднимая голову от каких-то бумаг.

Он прерывается, завидев Вилму.

— Так занят, что еще ни разу не высунул своего носа на улицу? — спрашивает Вилма резко. — Не заинтересовался, что там происходит? У нас, черт побери, стихийное бедствие. А ты протираешь здесь штаны.

Соломон чуть наклоняет голову и сжимает двумя пальцами переносицу. На его лице пропечатывается какая-то вековая усталость. И если бы Вилма не знала его с самого детства, могла бы действительно проникнуться.

Вот только усталость Соломону была свойственна всегда. Он еще мальчишкой точно также устало-скорбно на нее смотрел, когда она пыталась вытащить его лазать по деревьям. Соломон, конечно, вытаскивался. Но именно с таким скорбным лицом.

Вилма пересекает его кабинет, приближается к столу, складывая руки на груди, и смотрит на Соломона самым грозным взглядом, доступным в ее арсенале.

— Поднимайся, — говорит она. — Выйдешь со мной в люди.

— Мне льстит твое предложение, — Соломон запрокидывает голову, как-то слишком легко выдерживая ее грозный взгляд. Видимо, по привычке. Видимо, расслабился. — Но, разнообразия ради, я именно вопросами стихийного бедствия и занимаюсь. Ты представляешь, что оно делает с городским бюджетом?

О, она представляет. Но не только это.

— А ты представляешь, в каком отчаянии находятся люди, к которым из администрации еще никто не вышел и не сказал, что все будет хорошо? С торнадо такой силы мы еще не сталкивались.

Не со скорбным лицом Соломона, конечно, уверять людей в том, что все наладится. Но других близких контактов у Вилмы в городской администрации нет.

— Поднимайся, — повторяет она. — Это не обсуждается.

В противном случае ее с этого места ничто и никто не сможет сдвинуть.