Рапунцель без башни

Глава 10

Тишина. Не та благословенная тишина после бури, что Диана начала ценить в Осло, а тишина пустого пространства. Она открыла глаза, мгновение дезориентированная незнакомым потолком, слабым утренним светом, пробивающимся сквозь занавеску. Потом все вернулось: Гётеборг, отмененный поезд, хостел, неловкое соседство… и музыка в темноте.

Диана повернула голову. Кровать напротив была пуста, застелена с почти армейской аккуратностью. Ни рюкзака, ни гитарного чехла. Лукас исчез так же внезапно, как и появился, растворившись в утреннем Стокгольме. Осталось только легкое эхо гитарных переборов в памяти и странное, не до конца понятное чувство — не сожаления, а скорее недосказанности. Как оборванная мелодия.

Она потянулась, ощущая легкую скованность в теле от непривычного матраса и вчерашних впечатлений, наложенных друг на друга как слои прозрачной кальки: уют Хага, мощь Скансена Кронан, соленый вкус макрели, краски музея… и этот зеленоглазый аккорд с гитарой в дождливую ночь. "Глава закрыта, — подумала она, вставая. — Осколок собран. Идем дальше."

Собирая свои нехитрые пожитки — блокнот цвета морской волны, открытку Моне, теперь уже сильно помятую "хагабулле" (ее остатки отправились в мусорное ведро хостела без сожаления) — Диана заметила на тумбочке рядом с ее блокнотом небольшой листок, сложенный пополам. Не ее. Она нахмурилась, взяла его. Это была не записка, а яркая, глянцевая брошюра. На обложке — ночное небо, усыпанное тысячами сияющих огоньков, парящих над темной водой, отражаясь в ней бесчисленными золотыми искрами. Рыбаки в лодках на фоне этого фантастического зрелища. Крупными, затейливыми буквами: "Yi Peng & Loy Krathong: Фестиваль Огней. Чиангмай, Таиланд."

Диана замерла. Сердце екнуло, не больно, а странно-тепло, как от прикосновения к чему-то давно забытому, но очень дорогому. Она помнила эту картинку. Несколько лет назад, еще до всей истории с потерей близких и сломанным миром, она наткнулась на статью об этом фестивале. Завороженная, она показывала ее тете Марте: "Смотри, тетя! Небо в огнях! Как будто звезды спустились вниз!" А тетя Марта, скептически прищурившись, пробормотала: "Красиво, конечно, дикарство. Но далеченько, Дик. Как нибудь отвезу тебя" И Диана, тогда еще погруженная в совместные "великие планы", которые оказывались планами подруги и парня, отложила мечту. Забыла. Задвинула в самый дальний угол сознания, под слои повседневности и навязанных маршрутов.

А теперь эта мечта, материализовавшись в виде брошюры, лежала на тумбочке дешевого гётеборгского хостела. От Лукаса? Наверняка. Но как он узнал? Или это просто совпадение — он подбирал брошюры где-то, а эта выпала? Неважно. Важно было то, что происходило внутри. Легкое покалывание в кончиках пальцев, учащенный пульс, внезапная, почти физическая тяга к этому сияющему небу над Чиангмаем. Мечта проснулась. И проснулась не как абстракция, а как настойчивый зов: "Пора!"

Диана прижала брошюру к груди, закрыла глаза. Перед ней вставали не картины Таиланда, а цифры на банковском счете, необходимость работы, страх перед таким огромным, незнакомым прыжком. "Грандиозно, — прошептал внутренний голос, похожий на голос тети Марты или ее прежней, осторожной себя. — Слишком грандиозно. Как Прага с Ремарком."

Но тут же всплыли другие голоса. Ее собственные слова из нового блокнота: "Сага — это не грандиозный план. Это — собирание впечатлений. Один день — одна мозаика. И я — художник, выбирающий кусочки." И еще: "Сага иногда пишется непредсказуемыми поворотами… Мир продолжает собираться. Один неожиданный кусочек за раз."

Чиангмай был грандиозен. Но что, если это не прыжок, а… следующий шаг? Шаг не по маршруту боли, а по своей собственной, только начинающей складываться карте? Шаг, для которого нужно подготовиться. И не только финансово.

Она открыла глаза, взгляд упал на открытку Моне. Впечатления. Кувшинки. Свет. Она перевела взгляд на брошюру. Огни. Тысячи огней. Еще один вид света. Еще одно впечатление, которое она заслужила увидеть.

Решение созрело мгновенно, как спелый плод. Она поедет на фестиваль фонариков. В ноябре. В Чиангмай. Но между Осло и Чиангмаем лежали не только тысячи километров, но и время, и необходимость новых осколков опыта, новых доказательств себе, что она может, что мир открыт. Она не могла просто вернуться в Осло и ждать ноября. Ей нужен был еще один город. Еще одна порция жизни. И брошюра, лежащая поверх блокнота цвета морской волны, казалось, шептала не только о Таиланде, но и о том, что путь туда может лежать через… Восток. Через что-то другое, не скандинавское.

В голове, словно сама собой, возникла карта. Осло — позади. Гётеборг — пройден. На юг — Копенгаген? Но Дания казалась слишком… похожей. На восток… Рига. Столица Латвии. Неизведанная. Близкая географически (дешевый перелет или ночной автобус из Вильнюса), но другая. Город с ганзейской историей, югендстилем, своим особым балтийским шармом. Она смутно вспоминала фотографии Старого города, Ратушной площади… и что-то про котов. Рига. Звучало как вызов. Как обещание новых красок, новых запахов, новых звуков.

"Рига, — прошептала Диана, и имя города на языке показалось ей твердым и звонким, как булыжник мостовой. — Следующий шаг." Она быстро собрала вещи, брошюру аккуратно вложила в блокнот, рядом с описанием Гётеборгского Аккорда. Билет до Осло был на вечер. У нее был целый день, чтобы купить билет в Ригу, собрать вещи покрупнее и… начать новую главу.

Возвращение в Осло было стремительным и целеустремленным. Знакомый номер, пахнущий пылью и тишиной, встретил ее не как убежище, а как временная база. Диана действовала с неожиданной для себя самой энергией. За пару часов:

Билеты: Найдены и куплены онлайн: недорогой ночной автобус Осло-Рига через Вильнюс на послезавтра. Достаточно времени, чтобы подготовиться. Работа: Короткий, но уверенный звонок в кафе. Объяснила ситуацию: семейные обстоятельства (технически не ложь — ее новая "семья" состояла из нее самой и ее саги), просьба об отпуске на две недели. К удивлению Дианы, шеф отреагировал спокойно: "Отдохни, Диана. Возвращайся с новыми силами. Ты выглядишь… иначе. В хорошем смысле."Сборы: Небольшой рюкзак (привычный спутник) и сумка через плечо. Минимум одежды, максимум практичности и слоев (ноябрь в Прибалтике — не шутка). Обязательно — теплое клетчатое пальто. Блокнот цвета морской волны — на самое видное место. Брошюра о фестивале — надежно вложена внутрь. Открытка Моне — как талисман света. Аптечка, зарядки, немного еды на дорогу. Финансы: Трезвая оценка бюджета. Чиангмай в ноябре потребует серьезных вложений. Рига — шаг небольшой, но важный для души и для экономии (относительно Скандинавии). Она выделила скромную, но достаточную сумму на несколько дней в Риге. Остальное — копить безжалостно.

На следующий день прошел в легком тумане ожидания. Диана прошлась по знакомым улицам Осло, но видела их как бы со стороны, уже прощаясь ненадолго. Она купила теплые носки и хороший термос — подарки себе от себя для предстоящей ночи в автобусе. Вечером, перед выходом на автовокзал, она открыла блокнот. На чистой странице после "Гётеборгского Аккорда" она вывела:

"Рижский Зов:

Брошюра огней на тумбочке. Мечта из прошлого, ожившая в Гётеборгской ночи.

Чиангмай зовет. Ноябрь. Огни.

Но сначала — Восток. Рига. Неизвестность в двух шагах.

Цель: собрать новые краски. Укрепить крылья для большого полета.

Вывод: Иногда забытая мечта — самый громкий зов. И путь к ней начинается с первого шага в неизвестное направление."

Она закрыла блокнот, погладила обложку цвета морской волны. Пальто было надето, рюкзак за плечами, сумка через плечо. Она выключила свет в номере и вышла, не оглядываясь. Автобус в Ригу ждал.

Ночь в автобусе была не самой комфортной, но и не кошмарной. Диана дремала урывками, под мерный гул двигателя и покачивание, слушая в наушниках спокойную инструментальную музыку. За окном мелькали огни незнакомых городов, темные массивы лесов, мосты. Границы (Швеция, потом Литва) прошли гладко. Утро застало их где-то в латвийской провинции — плоские, заснеженные поля, редкие хутора с темными крышами, хвойные леса по обочинам. Воздух, когда они сделали остановку, был холодным, колким, пахнущим хвоей и морозной дорогой. Совсем не скандинавский, другой.

Рига встретила их серым ноябрьским утром. Автобус прибыл на центральный автовокзал, внушительное, немного мрачноватое здание советской эпохи. Диана вышла, поправляя рюкзак, и сделала первый глоток рижского воздуха. Холодный, с примесью выхлопных газов, кофе и… чего-то мучного? Сдобного? Она огляделась. Город вокруг автовокзала не был парадным, но чувствовалась его энергия, движение. Люди спешили на работу, трамваи звенели на рельсах. Диана достала телефон, открыла карту. Старый Город (Vecrīga) был недалеко. Ее цель — Ратушная площадь (Rātslaukums). И хостел рядом с ней.

Она пошла пешком, желая почувствовать город с первых шагов. Архитектура менялась: от функциональных коробок к зданиям с историей — каменным, с высокими окнами, некоторые с лепниной, хоть и потрепанной временем и непогодой. Улицы сужались, вымощенные булыжником. И вот она — арка, ведущая в сердце Старого Города. Диана прошла под ней и замерла.

Ратушная площадь (Rātslaukums) открылась перед ней не как парадная открытка, а как живое, дышащее пространство, только просыпающееся. Доминанта — стройная, устремленная в серое небо Ратуша (Rātsnams), желтоватого цвета, с часами на башенке. Перед ней — брусчатка площади, еще влажная от недавнего дождя или утренней уборки. Но самое главное — Дом Черноголовых (Melngalvju nams), напротив Ратуши. Его фасад, восстановленный (она смутно помнила, что оригинал был разрушен), поражал пышностью: яркие краски (охристый, зеленый, синий), затейливая лепнина, фигуры святых, морские божества, львы, гербы. Это был праздник ганзейского богатства, буйство форм и красок, контрастирующее с пасмурным утром. Диана почувствовала себя крошечной, но не затерянной, а попавшей в эпицентр истории.

И тут ее слух уловил первые звуки. Не просто городской шум, а музыку. Где-то неподалеку заиграл аккордеон. Живая, немного меланхоличная мелодия разливалась по площади, отражаясь от каменных стен. Диана пошла на звук. У входа в одну из улочек, ведущих от площади, стоял пожилой мужчина в теплой шапке и пальто. Он играл на старом, но ухоженном аккордеоне, а рядом, на раскрытом футляре, лежало несколько монет. Его музыка была пронизана тоской, но и какой-то теплой стойкостью. Диана опустила монетку в футляр. Он кивнул, не прерывая игры.

Площадь начинала оживать. Открывались кафе, запах свежесваренного кофе и теплой выпечки становился все сильнее. Где-то рядом зазвучала гитара — молодой человек с длинными волосами пытался играть что-то бодрое. К нему присоединилась девушка с маленькими тарелками-бубнами. Появились первые турические группы с гидами. Воздух наполнился смесью языков: латышский, русский, английский, немецкий, скандинавские диалекты. Возник какой-то фокусник, пытающийся собрать зевак. Продавцы сувениров расставляли свои лотки с янтарем, вязаными вещами, деревянными игрушками.

Диана стояла посреди этого зарождающегося веселья, впитывая. Контраст с тишиной Гётеборгского музея или суровостью Скансена Кронан был разительным. Здесь царила шумная, немного хаотичная, очень человечная атмосфера. Не уют Хага, а именно веселье — оживленное, немного пошловатое (фокусник был не очень искусен), но искреннее в своем желании жизни. Она купила в маленькой пекарне кусок теплого, душистого пирога с яблоками и корицей ("Šāboltādes rausis" — прочитала на вывеске) и огромный стакан горячего, сладкого кофе. Стоя у стены Дома Черноголовых, прислушиваясь к аккордеону, гитаре, смеху туристов, звону трамвая где-то вдалеке, она ела свой пирог. Это был другой вкус утра, другой "осколок" — шумный, сладкий, многоголосый. "Доброе утро, Рига", — мысленно сказала она городу.

Хостел, который она забронировала, находился буквально в двух минутах ходьбы от Ратушной площади, в старинном здании на узкой, мощеной булыжником улочке. Он назывался просто — "У Старого Города". Интерьер был скромным, но чистым и с душой: темное дерево, кирпичные стены, старые карты Риги. Администратор, молодая девушка с дружелюбными глазами и косами, зарегистрировала Диану и проводила до комнаты. Это была небольшая комната на 4 койки, но, к счастью, кроме нее пока никого не было. Диана выбрала кровать у окна, выходящего во внутренний дворик. Выгрузив вещи и немного передохнув, она была готова к новым открытиям. Первый пункт — Большая Гильдия (Lielā ģilde).

Она снова вышла на Ратушную площадь, теперь уже заполненную людьми. Музыканты играли вовсю, фокусник наконец-то собрал толпу, запах кофе и выпечки смешивался с ароматом жареного миндаля из ларька. Диана свернула на улицу Амату (Amatu iela), следуя указателям. Пройдя мимо красивых, но суровых фасадов, она вышла к внушительному готическому зданию из темного кирпича. Большая Гильдия. Когда-то здесь собирались рижские купцы, вершили свои дела. Сейчас здесь был концертный зал и музей, но Диану больше привлекала сама архитектура — мощная, сдержанная, дышащая средневековым могуществом и богатством. Она обошла здание, касаясь ладонью прохладного, шершавого кирпича, представляя, как столетия назад здесь кипела жизнь, заключались сделки, звучали речи на разных языках Ганзы. Это был осколок силы, но не военной, как Скансен Кронан, а торговой, купеческой. "Крепость денег и влияния", — подумала она, делая фото мрачного фасада с остроконечными окнами.

От Большой Гильдии Диана двинулась дальше, блуждая по лабиринту старых улочек. Рижская готика была другой — более массивной, земной по сравнению с воздушной пражской. Она миновала Домскую площадь (Doma laukums) с огромным, величественным Домским собором (Rīgas Doms), но внутрь не пошла — очередь и ощущение, что пока она не готова к такой грандиозности. Ее интуитивно вело куда-то в сторону. Она свернула на улицу Мейстару (Meistaru iela), одну из самых узких и живописных в Старом Городе. И тут ее внимание привлекло необычное здание на углу. Оно было желтым, с остроконечной крышей, а на его башенках… сидели коты. Черные коты. Изящные, с выгнутыми спинами и поднятыми хвостами, они смотрели куда-то вниз, с выражением вечного недовольства и превосходства.

Дом с Черными Кошками (Kaķu nams)! Диана вспомнила смутную легенду, которую мельком читала. Богатый купец, обиженный Гильдией, не принявшей его, приказал установить на крыше своего дома фигуры котов, повернутых задом к зданию Гильдии. Скандал! Суд! В итоге котов развернули, но… их позы все равно остались вызывающими. Диана подошла ближе, разглядывая знаменитых котов. Они были великолепны в своей дерзости. Символ непокорности, мести и… упрямого стремления сделать по-своему. "Мои предшественники по части 'жить назло'", — с улыбкой подумала она, делая фото. Этот осколок был неожиданным, забавным и очень человечным — история обиды, воплощенная в архитектурной детали.

Блуждания по Старому Городу утомили, но насытили. Диана чувствовала голод и желание тепла. Она вспомнила о литературном кафе, которое видела на карте недалеко от Домской площади. Называлось оно просто — "Pūres vārds" ("Слово в Пури" или "Чистое Слово"? — она не была уверена в переводе, но звучало интригующе). Оно располагалось в полуподвале старого дома, окна которого светились теплым желтым светом. Диана спустилась по ступенькам и вошла.

Тепло, запах старой бумаги, свежего кофе и чего-то сладкого обволокло ее. Интерьер был камерным: низкие сводчатые потолки, стены, заставленные книгами (многие на латышском, но были и русские, английские), маленькие столики, диванчики, торшеры с мягким светом. За стойкой бармен-девушка с татуировкой в виде пера на запястье лениво протирала бокалы. Было несколько посетителей: пара что-то тихо обсуждала за столиком, мужчина с седой бородой читал толстый том у окна, студентка что-то писала в ноутбуке. Звучала тихая джазовая музыка.

Диана выбрала столик в уголке, у стеллажа с книгами. Заказала большой латте и кусок яблочного штруделя ("Rupjmaizes kārtojums" — прочитала в меню, решив, что это местная вариация). Пока ждала, разглядывала обстановку. На стенах висели старые фотографии писателей, афиши литературных вечеров. Было ощущение места, где ценят Слово.

Кофе и штрудель были превосходны. Диана расслабилась, наслаждаясь тишиной и теплом после уличного холода и шума. Она достала блокнот цвета морской волны, перечитала запись о Рижском Зове, добавила пару слов о Ратушной площади и котах. И тут со стойки бармен-девушка с пером на запястье подняла небольшой колокольчик и негромко позвонила.

"Уважаемые гости," — сказала она на хорошем английском с легким акцентом, — "как каждую среду в это время, у нас небольшой поэтический микрофон. Если у кого-то есть стихи — своими или чужими, если душа просит — добро пожаловать. Если нет — просто слушайте и наслаждайтесь."

Диана отложила блокнот. Поэтический вечер? Неожиданно. Но… почему бы и нет? Это же тоже впечатление.

Первым вышел седобородый мужчина с книгой. Он прочитал на латышском что-то эпическое и суровое, о море и рыбаках. Звучало мощно, даже не зная языка, можно было почувствовать ритм и силу. Потом студентка прочитала свое стихотворение на английском — о любви и неопределенности, немного наивное, но искреннее. Барменша прочитала короткое, ироничное четверостишие о кофе.

И вот к импровизированному "микрофону" (просто свободное место у стойки) подошла пожилая женщина, сидевшая за дальним столиком. Она была очень скромно одета, с добрым, усталым лицом и необычайно живыми глазами. Она взяла листок из кармана кардигана, поправила очки.

"Я прочитаю стихотворение нашего латышского поэта," — сказала она тихим, но четким голосом. — "Оно не очень известное, но… мне кажется, оно о главном. Особенно сейчас." Она сделала паузу, собралась. И начала читать на латышском. Диана не понимала слов, но интонация женщины, ритм стиха — все говорило о глубине и важности. Женщина читала с внутренней силой, ее голос креп, наполняя маленькое пространство кафе.

Потом она перевела взгляд на Диану и других, не знавших языка, и начала переводить, фразу за фразой, на ломаном, но проникновенном английском:

"Они говорят: смотри, как другие…

Живут, достигают, строят мосты.

Сравнивай, дерзай, будь в их колее…

Иначе пропадешь, растворишься в листве."

Женщина сделала паузу. В кафе повисла тишина. Музыка давно стихла. Все слушали.

"Но я говорю тебе: отвернись!

От шума чужого, от мерцанья чужой луны.

Твой путь — не их дорога, не их колея.

Твой свет — не отраженье, а твой собственный огонь.

Живи не для взглядов, не для 'как у них',

Не для одобренья, не для чужой мечты.

Живи для шепота своей собственной души,

Для зова рассвета в твоей груди.

Строй не мосты к чужим берегам,

А свой корабль — из снов и тишины.

Плыви по своим волнам, своим ветрам,

Где карта — твое сердце, компас — твои сны.

Пусть говорят. Пусть смотрят свысока.

Твой мир — не их ярмарка, не их базар.

Ты — капитан. Твоя река — глубока.

Плыви. Не оглядывайся. Твой путь — твой дар."

Женщина закончила. Последние слова прозвучали негромко, но с такой невероятной силой убежденности, что у Дианы перехватило дыхание. В кафе на секунду воцарилась полная тишина. Потом раздались тихие, но искренние аплодисменты. Женщина смущенно улыбнулась, кивнула и вернулась на свое место.

Диана сидела, не двигаясь. Стихи… они били точно в цель. В самую суть ее нынешнего путешествия, ее поиска себя после "разрыва всех мостов". "Живи не для взглядов… Живи для шепота своей собственной души… Строй не мосты к чужим берегам, а свой корабль… Плыви. Не оглядывайся. Твой путь — твой дар."

Это было не просто впечатление. Это было откровение. Послание, пришедшее из уст незнакомой женщины в рижском подвальном кафе, но обращенное прямо к ней, Диане. Оно резонировало с ее блокнотом, с ее "собиранием мира по кусочкам", с ее решением ехать в Ригу, а потом — в Чиангмай. Это был осколок не цвета, не вкуса, не звука. Это был осколок смысла. Твердый, кристально ясный, как льдинка. "Твой путь — твой дар."

Она чувствовала, как по щеке скатывается слеза. Не от горя, а от… освобождения. От узнавания истины, которую она носила в себе, но не могла сформулировать так четко. "Не оглядывайся." На боль, на прошлое, на ожидания других. Строить свой корабль. Плыть своей рекой.

Диана допила остывший кофе, доела штрудель. Она подошла к женщине, которая все еще сидела за своим столиком, смотря в окно на темнеющую улочку.

"Спасибо," — тихо сказала Диана. — "За стихи. Они… очень важны. Для меня."

Женщина повернулась, ее мудрые глаза внимательно посмотрели на Диану. Она улыбнулась, теплой, понимающей улыбкой. "Они важны для многих, девочка. Просто не все слышат. Слышать свой зов — это мужество. Держись своего курса." Она ласково потрепала Диану по руке.

Диана вышла из кафе "Pūres vārds". Улицы Старого Города погружались в вечерние сумерки. Зажигались фонари, отражаясь в мокрой брусчатке. Окна магазинов сияли теплым светом. Где-то вдалеке снова заиграл аккордеон. Но внутри Дианы теперь горел свой огонь. Ясный и спокойный. Огонь понимания.

Она шла по направлению к хостелу, не торопясь. В руке она сжимала блокнот цвета морской волны. Сегодня она собрала богатый урожай впечатлений: шумную радость Ратушной площади, мощь Большой Гильдии, дерзких котов, вкус рижского кофе и штруделя… и эти пронзительные стихи, ставшие компасом.

Она знала: завтра будет новый день в Риге. Новые открытия. Новые кусочки мозаики. А потом — Чиангмай. Тысячи огней в небе. Но теперь она шла не просто так. Она шла строить свой корабль. Плыть своей рекой. И не оглядываться. Мир продолжал собираться. Один неожиданный, бесценный осколок за раз. И ее сага писалась дальше, ее собственными, непредсказуемыми шагами.