Рапунцель без башни

Глава 5

Сон был не отдыхом, а пыткой. Он затягивал Диану, как воронка в мутную, холодную воду, лишенную дна и света. Она барахталась в липких объятиях кошмара, где рев водопада Дюдена переплетался с навязчивым, всепроникающим гулом реактивных двигателей. Над этой какофонией парило лицо Даши — то близкое, сияющее, как на крыше с фото «Навсегда», то внезапно искажающееся холодом и отстраненностью витрины у магазина. Оно растворялось в водяной пыли, как призрак, оставляя после себя лишь ледяную пустоту в груди. А потом эта пустота заполнялась алыми розами Артема. Они росли с невероятной скоростью, их стебли становились липкими и скользкими, как щупальца, а бутоны распускались в кровавые пятна, растекающиеся по серому, бездушному асфальту аэропорта Fraport TAV. Диана пыталась бежать от них, но пятна крови-роз опережали ее, сливаясь в одно огромное озеро, в котором она тонула, не в силах крикнуть…

Она проснулась с резким, судорожным вдохом, словно вынырнув из той самой удушающей глубины. Сердце колотилось как бешеное, стуча в ребра с такой силой, что казалось, вот-вот вырвется наружу. Ощущение тяжелой головы было неподъемным, будто череп наполнили свинцом. К нему примешивался липкий, тошнотворный страх, окутавший ее, как влажная простыня. Он не имел конкретной формы — это был страх перед будущим, перед Осло, перед одиночеством, страх не успеть, страх самого себя, неспособного справиться с грузом разбитого прошлого. Она лежала на спине в постели отеля Lara, вцепившись пальцами в края слишком белого, слишком гладкого постельного белья, пытаясь зацепиться за реальность. Запах кондиционера, чуть химический, смешивался с остатками ее собственного парфюма и пылью дороги. За окном уже светило солнце — яркое, наглое, курортное. Его луч, пробившийся сквозь неплотно сдвинутую щель в тяжелых шторах, упал точным лучом прожектора прямо на экран телефона, валявшегося на тумбочке.

Время вспыхнуло цифрами: 8:47.

Мозг, еще наполовину увязший в кошмаре, отреагировал с запозданием. Секунду, две — абсолютная тишина сознания. Потом — она поняла. С холодной, обжигающей ясностью, как удар током. Ей нужно быть в аэропорту через час.

Все логистические расчеты, сделанные вчера вечером на балконе под шум прибоя, в состоянии относительного спокойствия после водопада, взорвались в мозгу паникером. Fraport TAV Антальи — не маленький провинциальный аэродром. Это огромный, запутанный терминал-гигант, лабиринт из стекла, стали и спешащих толп. Регистрация на международный рейс в Осло закрывалась за 45 минут до вылета. А вылет был… она мысленно прокрутила билет… в 10:30.

Час.

Шестьдесят минут.

Шестьдесят крошечных песчинок в часах ее судьбы, чтобы:

Выплыть из липких объятий сна и кошмара. Сбросить оцепенение, смыть липкий страх, заставить тело слушаться. Собрать вещи. Не просто сложить — собрать весь свой мир, втиснутый в этот синий чемодан, этот ковчег ее боли. Одежду, туалетные принадлежности, документы, тот чертов блокнот, ножницы… Ножницы! Проехать через утренний трафик курортного города. Анталья просыпалась. Туристы ехали на экскурсии, местные — на работу. Дороги, еще пустоватые час назад, сейчас наверняка начинали закипать. Пройти контроль. Безопасность, паспортный контроль — очереди, металлоискатели, возможные задержки. Каждая минута здесь — на вес золота. Успеть к стойке SAS. Вовремя вручить паспорт, сдать чемодан, получить посадочный талон. Опоздать — и дверь в Осло, в ее чистилище-спасение, захлопнется.

Мысль о том, что она может застрять здесь, в этом солнечном, чужом, временном убежище, еще на неопределенный срок, без билета, без плана, наедине со своим чемоданом призраков и ножами воспоминаний — была невыносима. Это было не просто неудобство. Это был крах последней надежды на движение, на побег. Адреналин ударил в виски — резкий, обжигающий, как струя ледяной воды. Он мгновенно смыл остатки сна, туман кошмара и даже часть липкого страха, заменив их одной доминирующей командой: ДЕЙСТВУЙ!

Она торопливо собиралась. Движения были не просто быстрыми — они были резкими, порывистыми, почти истеричными. Она сорвалась с кровати, ноги запутались в простыне, она чуть не упала. Рука инстинктивно схватилась за спинку кресла — холодный пластик под пальцами. Время! Время! Она рванула к чемодану, стоявшему у дивана, как синий укор. Молния расстегнулась с резким звуком «ррраз!», обнажив хаос внутри — вещи, вчера кое-как скомканные после водопада, казалось, смотрели на нее с немым укором.

Вещи летели в чемодан не аккуратно сложенными, а скомканными кометами. Легкое льняное платье, в котором она была вчера, превратилось в бесформенный комок и шлепнулось в угол. Шелковый шарф (подарок Даши на прошлый день рождения? Она уже не помнила) запутался, она дернула — послышался неприятный звук надрыва ткани. Черт! Но некогда. Шарф полетел следом. Туалетные принадлежности из ванной — тюбик крема, зубная щетка, расческа — были сгребены со столика в охапку и буквально сброшены в синюю бездну багажа. Они упали на платье с глухим стуком. Она не обращала внимания. Мозг работал на автопилоте, выкрикивая ключевые слова, как пароли для спасения:

Паспорт. Где? В сумочке! Сумочка… на стуле! Она схватила ее, нащупала внутри жесткую обложку. Есть. Билет. Электронный, в телефоне. Телефон… на тумбочке! Рядом с ключом от номера. Она сунула телефон в карман джинсов. Деньги. Турецкие лиры, оставшиеся с вчерашнего. В кошельке, в сумочке. Есть. Чемодан. Он здесь. Открыт. Наполняется. Почти.

Она навалилась на крышку чемодана, пытаясь придавить непокорный объем платья и шарфа. Захлопнула ее с усилием, почувствовав, как напряглись мышцы спины. Дернула молнию — металлические зубцы со скрежетом сомкнулись. Щелчок замка прозвучал как выстрел стартового пистолета. Гонка началась.

Диана выпрямилась, переводя дух. Оглядела номер. Он был пуст, стерилен, безличен. Безупречно заправленная вторая кровать, пылесосенные ковры, вытертые до блеска поверхности. Как будто ее и не было. Только смятое белье на ее кровати, воронка от тела в подушке да след от чашки с вечерним чаем на стеклянном столике напоминали о ее пребывании. О том, что здесь, на краю чистилища, она пыталась собрать осколки себя. Но эти следы казались такими незначительными, такими легко стираемыми. Как и она сама в этом мире.

И тут она осознала. Не мыслью, а физическим ощущением пустоты. Глаза метнулись к туалетному столику у входа в ванную. Там, рядом с бесплатной бутылкой воды и рекламным буклетом отеля, лежали они. Ножницы. Те самые, после их "бизнеса" с Дашей.

Они лежали спокойно, почти невинно. Тупоконечные — безопасные для перевозки, но острые для души. На пластиковой рукоятке, у самого основания лезвия, четко виднелись брызги синей краски — той самой, лиловой, из баллончика, которым они выводили свои инициалы «D&D» на стене гаража в ту далекую летнюю ночь. Последний, забытый артефакт прошлой жизни. Свидетели эпохи, когда «навечно» еще не было ругательством, а бизнес по переделке старых джинсов казался билетом в прекрасное независимое будущее.

Секунда колебания. Замершее время в самом центре адреналинового шторма.

Вернуться? Открыть чемодан, разворошить только что наспех скомканные вещи, найти место для них? Потерять драгоценные минуты? Ради чего? Ради этого куска металла и пластика, хранящего запах краски, смеха и предательства? Выбросить? Оставить их здесь, на этом чужом туалетном столике? Пусть горничная выбросит в мусор вместе с пустыми шампунями и смятыми простынями. Окончательно отрезать этот кусок прошлого? Символически похоронить последний материальный след той авантюры, той дружбы?

Они были тяжелее металла. Не физически. Метафизически. Каждый грамм этого неказистого предмета был пропитан памятью. Памятью о смехе, гулком и беззаботном, в заляпанном краской гараже, под аккомпанемент старого радио. О надеждах, ярких и наивных, нарисованных на картоне плаката «D&D Design: Новая жизнь старым вещам!». О тепле плеча Даши, когда они стояли, любуясь на свою первую «коллекцию» — три падиксовых джинс, превращенных в шорты и юбку. Теперь эти надежды казались детской наивностью, дурацкой игрой, за которую они заплатили слишком высокую цену — ценой самой дружбы.

Но… бросить их здесь? В чужом отеле? Это чувствовалось не как освобождение, а как предательство. Предательство той девчонки, которой она была тогда. Предательство того смеха, той веры, той безумной энергии, с которой они брались за все. Это было бы как отрезать и выбросить часть себя. Ту часть, которая еще верила в «навечно», в совместные мечты, в то, что их дружба сильнее времени и обстоятельств. Пусть эта вера оказалась ложной, но она была. И была искренней.

Рука сама потянулась к ним. Пальцы сомкнулись на прохладной пластмассе рукоятки, почувствовали холод металла лезвий сквозь тонкую ткань кармана джинсов (она еще не надела пиджак). Она схватила их. Резким движением сунула в наружный карман чемодана — тот, что на молнии, спереди. Металл глухо стукнулся о подкладку. Теперь они были с ней. Не как инструмент. Не как сувенир. Как шрам. Незримый, но ощутимый. Как обуза. Дополнительный груз к блокноту несбывшихся планов и свитеру с запахом Дашиных духов. Как напоминание. Жестокое, неумолимое напоминание о том, что прошлое не отпускает. Что «чернила» не стираются. Они въелись. И эти ножницы — еще один их след на странице ее жизни, который она не в силах вырвать.

Она потянула молнию кармана, загораживая ножницы от мира. От себя. Но их холодное присутствие она чувствовала кожей спины, даже когда отвернулась. Они были здесь. Часть багажа. Часть ее. Готовая к перелету в Осло. В новую главу одиночества. С грузом старого металла, старой краски и старой боли.

Время: 8:53. Шесть минут на колебания. Она глубоко вдохнула, вбирая в себя запах отеля, солнца и страха. Надела твидовый пиджак — последний панцирь. Взяла чемодан. Повернулась к двери. Впереди был бег. Сквозь коридор, лифт, лобби, улицу

Она поймала такси на выезде из отеля, махнув рукой почти отчаянно. Утро в Антальи было уже жарким, воздух густым от влаги и запаха моря, жасмина и выхлопных газов. И помчала в аэропорт. Машина рванула вперед, водитель что-то говорил на ломаном английском, но Диана не слышала. Она видела только дорогу, мелькающие пальмы, и цифры на телефоне, неумолимо отсчитывающие минуты. Сердце колотилось где-то в горле. Опоздать. Не успеть. Застрять здесь, в этом солнечном чистилище, еще на неопределенный срок. Мысль была панической. Анталья с ее водопадом и бассейнами была лишь временной станцией, отсрочкой. Осло, со всем его холодом и неопределенностью, было назначенной точкой. Беглец должен бежать.

"Быстрее, пожалуйста! Мой самолет!" — вырвалось у нее, голос звучал чужим, сдавленным. Водитель кивнул, прибавил газу. Такси летело по прибрежной трассе, обгоняя автобусы с туристами. Синева моря слева была ослепительной, но Диана видела только бегущие секунды. 9:15. 9:20. Чемодан с ножницами подпрыгивал на заднем сиденье. Что ждет в Осло? — пронеслось в голове. Холодная квартира? Строгие коллеги? Вечное одиночество под шум северного ветра? Но даже эта картина была предпочтительнее позора и хаоса опоздания, возвращения в отель с повисшим в воздухе билетом. Она сжала кулаки, ногти впились в ладони. Должна успеть.

Fraport TAV Антальи встретил ее какофонией звуков и людским морем. 9:35. Она вывалилась из такси, сунула водителю купюры, не дожидаясь сдачи, и рванула к автоматическим дверям, волоча чемодан, который внезапно показался неподъемным. Воздух внутри был прохладным, но не приносил облегчения. Паника сжимала горло. Где стойка? SAS. Oslo. Она металась взглядом по указателям, толкаясь сквозь толпу загорелых, неторопливых туристов с тележками багажа. Все казалось замедленным, как в дурном сне. Она побежала, колесики чемодана грохотали по плитке, ритм отстукивал: Опоздаешь! Опоздаешь! Опоздаешь!

И тут она столкнулась. Не просто задела. Столкнулась лоб в лоб, со всего разбега, с парнем. Удар был ощутимым, звонким. Она отлетела назад, чемодан грохнулся на бок. Перед ней мелькнули джинсы-джоггеры, кроссовки, футболка с каким-то незнакомым логотипом, и — пока она поднимала голову, оглушенная — лицо. Брюнет. Волосы чуть всклокоченные. Зеленые глаза — не просто зеленые, а цвета морской волны, ясные, широко распахнутые от неожиданности и досады. Чуть выше ее ростом. Он тоже пошатнулся, чуть не уронив свой дорожный рюкзак и гитарный чехол (!), который висел у него за спиной.

"Ай! Черт! — вырвалось у него, голос низкий, с легким, незнакомым акцентом. — Смотри куда… Ой, извините! Вы в порядке?" Он уже наклонился, его рука инстинктивно потянулась помочь ей подняться. Их взгляды встретились. В его зеленых глазах промелькнуло беспокойство, затем искреннее смущение. "Я… я не видел, вы так неслись…"

Диана, всё еще на полу, чувствуя жгучую боль в локте, которой она смягчила падение, и дикий стыд, смогла только пробормотать: "Я… Мой самолет… Я опаздываю…" Голос дрожал. Она была на грани слез — от боли, от паники, от унижения. Ее чемодан лежал на боку, карман с ножницами зиял, но, кажется, ничего не выпало. Его гитара была цела.

Ее чемодан лежал на боку, наружный карман на молнии, куда она в спешке сунула ножницы, зиял открытым ртом. Молния расстегнулась от удара. Диана метнула взгляд туда, увидев лишь подкладку и уголок блокнота. "Кажется, ничего не выпало", — мелькнуло в панике. Она не заметила, как темный контур ножниц выскользнул в момент падения и закатился под ближайшую стойку с рекламными буклетами. Его гитара, к счастью, была цела, лишь чехол съехал набок.

Парень мгновенно оценил ситуацию. Его лицо стало серьезным, досада сменилась решительностью. "Опаздываете? Куда?" Он уже подхватил ее чемодан одной рукой, своей свободной рукой помог ей встать. Его прикосновение было твердым и теплым.

"Осло. SAS. 10:30," — выдавила Диана, потирая локоть.

"Блин, да вы правда на волоске! — Он свистнул. — Я тоже на SAS, но на Стокгольм, через час. Знаю стойку. Бежим!" В его зеленых глазах не было осуждения, только азарт и готовность помочь. Они быстро собрали свои вещи — он ловко водрузил гитару на спину, подхватил рюкзак. Диана вцепилась в ручку своего чемодана. И побежали. Не пошли. Побежали.

Он бежал впереди, прокладывая путь сквозь толпу, оборачиваясь, чтобы убедиться, что она поспевает. "За мной! Налево тут! Сократим через зал вылета!" Его гитара болталась за спиной, рюкзак подпрыгивал. Диана, задыхаясь, тащила свой чемодан, чувствуя, как колет в боку, а локоть ноет. Но паника отступила, сменившись странной решимостью. Она не одна в этом безумии. Этот незнакомец с зелеными глазами и гитарой стал ее невольным союзником, проводником в аду опоздания. Они мчались мимо магазинов Duty Free, мимо кафе, мимо удивленных и раздраженных лиц. Её чемодан грохотал, его гитара дребезжала — дуэт отчаяния и надежды.

"Вот! Видите? Синие стойки! SAS!" — он крикнул, указывая вдаль. До закрытия регистрации оставалось минут десять. У последней стойки еще копошилось несколько человек. Они побежали по своим стойкам регистрации. Он махнул рукой в сторону своего рейса: "Удачи в Осло! Надеюсь, успеете!" И растворился в толпе у соседней стойки.

Диана, не останавливаясь, влетела к своей стойке. "Осло! Я опаздываю! Пожалуйста!" — её голос сорвался. Девушка за стойкой, с идеальной прической и безупречным макияжем, подняла на нее строгий взгляд, но, увидев панику в глазах, смягчилась. "Паспорт и билет, быстро!" Процедура заняла считанные минуты. Багажная бирка на чемодане. Посадочный талон в руке. "Выход С12. Посадка через 20 минут. Бегите!"

Диана успела на свой рейс. Она прошла паспортный контроль, прошла досмотр: ее сумку просветили, чемодан ушел на ленту сканера. Она задержала дыхание, невольно коснувшись кармана джинсов, вспомнив о ножницах. Но оператор лишь кивнул, чемодан вернули. "Повезло", — подумала она, не зная, что сканер не увидел угрозы в пустом кармане. Ножниц там уже не было. Она вбежала в рукав на посадку буквально последней. Стекла дверей самолета захлопнулись за ее спиной. Она прошла в салон, шатаясь от усталости и адреналина, нашла свое место у окна. Пристегнулась. Закрыла глаза. Тело дрожало мелкой дрожью. Локоть горел. В ушах еще стоял гул бега, грохот чемодана, его голос: "Бежим!".

Самолет оттолкнулся от трапа, начал рулить. Она открыла глаза, глядя на раскаленное бетонное поле Антальи, на пальмы, на синеву вдали. И спокойно летела в Осло. Напряжение начало спадать, сменяясь глубочайшей усталостью и странным, необъяснимым чувством… облегчения? Не только потому, что успела. А потому, что в самый критический момент хаоса, когда всё рушилось, появился кто-то. Чужой. Случайный. С зелеными глазами и гитарой. Кто не пожалел времени, не прошел мимо, а крикнул "Бежим!" и помог. В этом был слабый, едва уловимый луч. Намек на то, что мир не состоит сплошь из предательств и равнодушия. Что даже в падении можно наткнуться на точку опоры. Пусть мимолетную.

Она достала из кармана посадочный талон. Осло. Холод. Неизвестность. Но теперь она несла с собой не только тяжелый чемодан с прошлым и блокнотом несбывшихся планов. Она несла крошечную зарубку на памяти: зеленые глаза, полные решимости в хаосе аэропорта, и слово "Бежим!", брошенное как спасательный круг. Это не меняло прошлого. Не стирало чернил. Но добавляло новый, легкий штрих на старую, исписанную страницу. Она прижалась лбом к холодному иллюминатору. Самолет набрал скорость, оторвался от земли, унося ее прочь от солнца, в серую дымку будущего. Она летела не навстречу счастью. Она летела прочь от боли. И пока этого было достаточно.