Рапунцель без башни

Глава 18

Самолет снижался. За иллюминатором исчезла бирюзовая гладь Мраморного моря. Ее сменили сначала бескрайние коричневые пустыни Ирана, прорезанные редкими дорогами, потом зеленые мозаики сельхозугодий Пенджаба, и, наконец, плотная желтовато-серая дымка, окутавшая приближающийся мегаполис. Воздух в салоне стал тяжелым, влажным, с отчетливыми запахами металла и керосина еще до касания шасси посадочной полосы.

Диана прижала лоб к прохладному, слегка вибрирующему стеклу. Под ребрами зашевелилось знакомое чувство — не страх, а острое, колющее предвкушение неведомого. Стамбул был грандиозным, но в его средиземноморско-евразийской сути она находила что-то узнаваемое. Дели дышал иначе. Воздух здесь казался древним, насыщенным, почти осязаемым. Он обещал глубину священных колодцев, твердость гранитных плит старых храмов и неумолимый жар майского солнца над равниной Ганга. "Вот он. Прыжок в горнило. Готова ли я? После покоя моря — этот шок?"

Турецкое море, солнце, тот танец в сияющей воде… Казалось, я залатала все трещины, наполнилась светом до краев. Но это был свет тишины и пространства. Дели… он другой. Он требует другого света. Или гасит любой? Нет. Я не позволю. Но как сохранить себя в этом котле?

Выход из прохладного терминала аэропорта имени Индиры Ганди в полуденный зной стал физическим ударом. Волна воздуха — не потока, а плотной, обжигающей массы — обрушилась на нее. Это был не воздух, а густой бульон запахов:

Едкая гарь выхлопных газов от тысяч машин, авторикш, грузовиков.

Мелкая, вездесущая пыль, оседающая на губах, в ноздрях, под веками, с запахом выжженной земли и веков.

Резкая смесь ароматов уличной еды: жареного лука, острых карри, сладких джалеби, терпких чатни.

Сладковатый дым благовоний — чампа, сандал — из ларька с религиозными принадлежностями.

И подстилающая все, проникающая всюду нота — густой запах человеческой жизнедеятельности в условиях скученности, жары и старых коммуникаций.

Звук не просто оглушал; он давил физически на барабанные перепонки:

Непрерывный, истеричный рев автомобильных гудков.

Грохот двигателей, визг тормозов, рычание мотоциклов без глушителей.

Пронзительные выкрики таксистов, носильщиков, продавцов воды.

Треск велосипедных звонков, теряющийся в общем гуле.

Конкурирующая музыка из динамиков лавок: болливуд, религиозные гимны, поп.

Мощный, непрерывный рокот миллионов сливающихся голосов.

Цвета атаковали глаза, кричали, не давая сосредоточиться:

Ярко-розовые, кислотно-зеленые, огненно-оранжевые сари женщин.

Пестро разрисованные грузовики с цветами, павлинами, ликами богов.

Неоновые вывески на хинди и английском, нагроможденные друг на друга.

Легендарные желтые такси "Амбассадор", похожие на ретро-игрушки.

Пыльная зелень деревьев, пробивающихся сквозь асфальт и бетон.

"Мадам! Такси! Отель! Лучшая цена! Куда едем?" Десятки рук, темных, цепких, ухватились не только за ручку ее чемодана, но и за рукава, пытаясь буквально растащить ее. Диана инстинктивно отшатнулась, прижимая к груди блокнот цвета морской волны как щит. Ее дыхание участилось. "Спокойно. Не паникуй. Ищи выход." Тот внутренний свет, который так уверенно сиял на турецком берегу, здесь, в этом аду аэропорта, сжался до крошечной, но упрямой искры где-то в глубине солнечного сплетения. Казалось, одно неверное движение, одна уступка панике — и он погаснет под грузом этой оглушительной, пыльной реальности.

Они видят меня. Видят приезжую, растерянную. Добычу. Моя кожа, моя одежда, мой чемодан — все кричит "чужак". Как быстро исчезает уверенность под натиском этого хаоса. Я — щепка в океане. Но щепка, которая не должна утонуть. Где же этот островок порядка?

"Pre-paid taxi, madam. This way, please." Спокойный, четкий голос с мягким индийским акцентом пробился сквозь гвалт, как якорь, брошенный в бурю. Молодой человек в полувоенной форме цвета хаки и безупречно начищенных ботинках указал на будку с вывеской «Pre-Paid Taxi». Диана кивнула, почти побежала за ним, чувствуя, как спазм страха в груди начинает медленно отпускать. "Спасибо. Спасибо за эту нить нормальности."

Процедура была поразительно быстрой и четкой: назвала район отеля (Хаус Кхас), заплатила фиксированную сумму по чеку, получила квитанцию с номером машины и именем водителя. Оазис бюрократии в хаосе. Ее проводили к желтому "Амбассадору". Машина была старой, но ухоженной, краска на капоте блестела, хотя бока были потерты от бесчисленных поездок. Водитель, коренастый мужчина с кожей цвета темного меда, сиял широкой улыбкой, обнажающей золотой зуб. Он ловко привязал чемодан изношенной, но крепкой веревкой к багажнику и распахнул дверцу с театральным жестом.

"Welcome to Delhi, madam! Very good city! Bahut accha sheher hai! Where to?" Его голос был громким, радушным, полным неподдельной гордости за свой город. Диана улыбнулась в ответ, напряжение начало спадать. "Суреш. Его зовут Суреш. Он кажется… надежным. Якорь."

Его улыбка искренняя. Глаза умные, наблюдательные. Не просто таксист, а проводник. И он гордится этим местом, этим хаосом, который меня только что чуть не сломил. Интересно, что он в нем видит? Дом. Просто дом. Мне нужно научиться видеть за хаосом… жизнь. Но пока это трудно.

"Отель «Грин Хавен» в Хаус Кхасе, пожалуйста. Green Haven, Hauz Khas." Диана произнесла название, стараясь выговорить его четко.

"Ача, мадам! Хаус Кхас! Хороший район! Зеленый! Спокойный! Садитесь удобно!" Суреш захлопнул дверцу, запрыгнул за руль, и желтый "Амбассадор" тронулся, нырнув в бурлящий поток машин.

Поездка в отель не была транспортировкой; это была инициация, погружение в суть Дели. Диана опустила окно наполовину. Раскаленный, тяжелый воздух, насыщенный пылью и выхлопами, хлынул внутрь. Картина за окном была интенсивной, почти невероятной:

Моторикши, юркие и шумные, лихачили между машинами.

Велосипеды, на которых ехали целые семьи — отец крутил педали, мать сидела сзади с ребенком на коленях, еще один ребенок на багажнике.

Священные коровы, невозмутимые и величавые, брели прямо посреди шестиполосного шоссе, и машины почтительно их объезжали.

Роскошные джипы с тонированными стеклами соседствовали с переполненными автобусами, из окон и дверей которых свешивались люди, а то и сидели на крыше.

Весь этот калейдоскоп двигался в безумном, хаотичном, но удивительно слаженном танце на грани аварии, подчиняясь неведомым, но строгим правилам. Суреш виртуозно лавировал, втискиваясь в немыслимые щели между автобусами и грузовиками. Он постоянно давил на клаксон — характерная последовательность: длинный гудок, два коротких. Иногда он резко выкрикивал что-то на хинди в окно, вероятно, ругательства или предупреждения. Диана вцепилась мертвой хваткой в ручку над дверью. Ее глаза широко открыты, пытаясь зафиксировать, осмыслить этот поток образов:

Мальчишки в синей школьной форме, гоняющие тряпичный мяч на растрескавшейся, пыльной обочине. Криккет. Игра жизни посреди хаоса.

Женщины в ослепительно ярких сари, несущие на головах медные кувшины с водой или огромные связки хвороста. Их движения были удивительно грациозными, несмотря на тяжесть ноши.

Бесчисленные лавки, лотки. Особенно запомнились лавки специй: горы огненно-красного порошка чили, солнечно-желтой куркумы, палочки корицы, стручки кардамона, бутоны гвоздики — ароматная, яркая вселенная вкуса.

Красные песчаниковые стены могольских руин, покрытые замысловатой резьбой, стоящие рядом с уродливыми серыми бетонными коробками новостроек и кричащими рекламными щитами. Временные слои, наложенные друг на друга.

Диана чувствовала себя одновременно крошечной песчинкой в этом гигантском, бурлящем муравейнике и оголенным нервом, подключенным к мощнейшему источнику чистой, необузданной, кипящей жизни. "Это не Европа. Это другая планета. Другая частота вибраций. Здесь жизнь бьет ключом, невзирая ни на что. На грязь, на жару, на тесноту. Она просто… есть. Мощная, неукротимая. Мой покой был иллюзией? Или это испытание?"

Пыль щекочет горло. Глаза слезятся не от эмоций, а от смога. Пальцы немеют от того, что так крепко держусь. В висках стучит — то ли от шума, то ли от напряжения. Жарко. Очень жарко. Пот стекает по спине под легкой блузкой. Хочется закрыть глаза, заткнуть уши, свернуться калачиком. Но нельзя. Нужно видеть. Нужно впитывать. Это часть пути. Самая трудная пока.

Отель «Грин Хавен» действительно оказался оазисом. За высокими воротами — тихий дворик с журчащим фонтаном в центре. Буйная зелень манговых деревьев и каскады цветущих бугенвиллий создавали тень и прохладу. Пение птиц заменяло городской гул. "Дыхание. Можно дышать."

Регистрация прошла быстро. Ее комната на втором этаже была благословенно прохладной — кондиционер работал на полную мощность. Диана бросила рюкзак и небольшую дорожную сумку на кровать. Подошла к окну. Вид открывался не на сад, а на узкую боковую улочку:

Балконы соседних домов, завешанные бельем всех цветов радуги.

Паутина бельевых веревок, перекинутых между домами.

Лес спутниковых тарелок на крышах и стенах.

Пыльный плющ, упорно карабкающийся по ржавой решетке балкона напротив.

Снизу доносился приглушенный, но постоянный гул города — басовитый, нерушимый фон. Диана глубоко вдохнула. Воздух в комнате был чистым, охлажденным, но сквозь щели окна пробивались запахи: все та же пыль, сладкий аромат жасмина с чьего-то балкона и едкий дым от где-то жарящихся самос. "Дели здесь. Он проник внутрь. Он внутри меня теперь. Как я буду спать под этот гул? Как я найду здесь то, что ищу?"

Тишина отеля — обманчива. Это не тишина покоя, как у моря. Это тишина форпоста, осажденной крепости. Шум города — осаждающая армия за стенами. Кондиционер гудит, пытаясь отвоевать пространство у жары. Я стою у окна и чувствую, как адреналин, накачавший меня в аэропорту и в машине, начинает уходить. Остается усталость. Глубокая. И осознание: я здесь. В Индии. В Дели. И это только начало.

Она подошла к рюкзаку, достала блокнот цвета морской волны. Перелистнула страницы. Бумага все еще хранила слабый отголос запахов — морской соли, турецкого солнца, олеандров. Они казались теперь призрачными, принадлежащими другой, далекой и безмятежной реальности. "Был ли я вообще реальным? Или это был сон?"

Рука замерла над чистой страницей. Что писать? О шоке? Ошеломлении? О том, как гвалт чуть не сломал ее? О том, как ее "исцеленный свет", казавшийся таким прочным в Кумбургазе, едва не погас под натиском этой оглушительной, пыльной, перенасыщенной человеческой реальности? Слова казались плоскими, недостаточными.

Вместо этого она достала флакон «Waldlichtung». Нажала на распылитель. Знакомые ноты — влажная земля после грозы, глубина корней, смолистая прохлада кедра, освежающая кислинка грейпфрута — рассеялись в воздухе комнаты. И сразу же столкнулись, переплелись с едва уловимыми, но настойчивыми запахами Дели: пылью, сладким жасмином, жареным маслом. Получился странный, диссонирующий, но почему-то глубоко успокаивающий аккорд. "Мой аккорд. Я здесь. Я принесла это с собой. В самое пекло. И он не погаснет. Это напоминание. Мантра. Я несу свой свет." Она брызнула на запястье, вдохнула смесь ароматов. "Да. Я здесь. Диана. Со своим путем, своим запахом, своей целью."

Аромат — якорь. Он связывает меня с собой прежней, с тем покоем, с той силой, что я там обрела. Даже смешиваясь с Дели, он остается моим. Это важно. Это точка отсчета в этом новом, безумном мире. Без него я бы чувствовала себя полностью потерянной. Он — нить к себе.

Спустившись в крошечный садик отеля, затененный старым баньяном, она заказала чай. Не турецкий, а масала-чай. Он пришел в маленьком стаканчике, густой, темно-коричневый, с пенкой топленого молока. Диана осторожно пригубила. Чай был обжигающе горячим, сладким до приторности, с мощным ударом имбиря, кардамона, перца. Первый глоток обжег губы и язык, но разлился внутри густым, обволакивающим теплом, согревая, укореняя, давая ощущение опоры. "Крепче кофе. Сильнее. Как сам этот город." Она сидела под сенью баньяна, слушая пронзительный, монотонный стрекот цикад, пытаясь унять остаточную дрожь в коленях и сжатие в груди от пережитого шока. Тишины моря, той медитативной пустоты, не было и не могло быть здесь. Здесь была другая тишина — тишина интенсивной концентрации, фокусировки на выживании, на удержании себя посреди сенсорной бури. "Дыши. Просто дыши. Глоток за глотком. Этот чай — ритуал. Ритуал вхождения."

Зачем я здесь? После моря, после покоя — в этот ад? След. Тот самый след. Через Стамбул, через тревожную запись в блокноте, оставленную контактом "Фавори Примы". Имя. Адрес. В Дели. "Ищи Маниша. Он знает дорогу к Огням. Gharam jagah hai, dhyaan se." Горячее место. Будь осторожна. Огни. Фонарики Чиангмая. Они все еще горят где-то там, вдалеке. Но здесь, в Дели, все так приземленно, материально, грубо. Пыльно. Реально до боли. Как найти путь к обещанной магии, к тайне, в этом котле? Как выглядит "знающий дорогу" в этом хаосе? Маниш. Просто имя. И адрес в Старом Дели. Рядом с Чандни-Чоук. Это все, что у меня есть. Доверюсь ли я этому? Должна. Другого пути нет. Это следующий шаг саги. Даже если он ведет в самое пекло.

Суреш ждал ее ровно в девять утра у ворот отеля. Его желтый «амбассадор» сиял чистотой, он сам был свежевыбрит, в чистой рубашке, и сиял широкой улыбкой и золотым зубом. "Good morning, madam! Subh prabhat! Куда сегодня? Красный Форт? Lal Qila? Кутаб Минар? Храм Лотоса? Bahut sundar! Очень красиво! Туристы все едут!" Он явно ожидал стандартной программы.

Диана твердо покачала головой. Она открыла блокнот, нашла ту самую страницу — уголок был загнут, адрес обведен жирно, почти прорвав бумагу. Она показала его Сурешу. "Сюда, пожалуйста, Суреш. Yahan, kripaya. Это… bahut zaroori hai. Очень важно. Старый Дели. Рядом с Чандни-Чоук." Она указала на строчку.

Улыбка мгновенно сошла с лица Суреша. Его черты стали серьезными, в глазах мелькнуло беспокойство, тень предостережения. "Старый Дели, мадам? Purani Dilli? Очень… bahut zyada оживленно. Bheed hai. Много-много народа. Очень тесно. Очень шумно." Он помолчал, изучая ее лицо. "Apna bag sambhal ke rakhna. Сумку крепко держите. Кошелек, телефон — внутрь. И… jaldi wapas aana. Возвращайтесь быстро. Не задерживайтесь долго. Gharam jagah hai wahan. Место… горячее." Он подчеркнуто постучал согнутым пальцем по рулю. "Поняли, мадам? Быстро."

Диана кивнула, стараясь выглядеть увереннее, чем чувствовала себя. "Горячее место. Еще раз. Что это значит? Опасное? Политически напряженное? Или просто… очень людное и хаотичное?" "Поняла, Суреш. Быстро. Спасибо." Она села в машину, крепче прижав к себе небольшую сумку через плечо, куда переложила самое ценное. Блокнот был внутри. "В бой."

Его предупреждение не театральное. Оно искреннее. Он беспокоится. Это пугает. Что я делаю? Лезу одна в самое сердце старого города, в "горячее место", по смутной наводке. Это безумие? Наверное. Но я не могу остановиться. Не сейчас. После всего пройденного. Я должна найти Маниша. Это следующий виток. Страшно. Очень. Но назад пути нет.

Путь в Старый Дели был погружением в еще более концентрированную, почти первобытную сущность города. Узкие улочки сжимались, как горло бутылки. Воздух густел до состояния сиропа:

Тяжелый, дурманящий аромат молотых специй — кардамона, корицы, гарам масала — висел облаком над лавками.

Сладковатый, маслянистый дым от жареных во фритюре джалеби и самос.

Едкий запах кожи и краски из открытых мастерских.

Тяжелый, приторный парфюм цветочных гирлянд, продаваемых для храмов.

И резкая, неоспоримая, пронзительная вонь неочищенных сточных канав, прорывающаяся сквозь все остальные запахи.

Люди. Их было не просто много. Это было человеческое море. Плотный, непрерывный, неостановимый поток тел, заполняющий каждый сантиметр тротуаров, сливающийся с проезжей частью, лавирующий между машинами, авторикшами, велосипедами, запряженными повозками. Диана чувствовала себя крошечной щепкой, которую несет этот бурлящий, шумящий, пахнущий поток. Ее сумка была крепко прижата к груди, блокнот внутри ощущался твердым углом. "Не отстать. Не потеряться. Идти."

Они выехали к краю знаменитого лабиринта базара Чандни-Чоук. Суреш остановился, где мог, высунулся из окна, указал на узкий, темноватый переулок, отходящий от главной рыночной артерии. Оттуда несло особенно густым запахом кардамона и жасмина, смешанным с пылью веков. "Там, мадам. Wahan. Дом с синей дверью. Neela darwaza. Видите? Синяя дверь." Он указал пальцем. "Я подожду здесь. Yahan rukunga. Ровно здесь. Вы видите машину? Вот тут." Он постучал по крыше. "Не долго, хорошо? Jaldi aana. Быстро. Место… bahut gharam. Очень горячее. Поняли?" В его глазах читалось неподдельное беспокойство, он нервно постукивал пальцами по рулю.

Диана кивнула, открыла дверь. "Спасибо, Суреш. Я быстро." Она вышла на тротуар. Тень сомнения, холодная и липкая, скользнула по ее недавно обретенной уверенности. "А если он уедет? А если я не найду? А если это ловушка?" Пыль сразу же защекотала ноздри, заставила чихнуть. Где-то надрывно кричал продавец. Над головой сплеталось гнездо из электрических проводов — толстых, тонких, старых, новых, свисающих петлями, — настоящая смертельная паутина. Она сделала первый шаг в переулок, огибая груды мешков с пряностями, деревянные тележки, сидящих прямо на земле стариков, играющих в карты. Поток людей был непрерывен. Ее толкали, задевали. Внутренний свет, тот самый, мерцал неровно, как пламя свечи на сильном, пыльном ветру. Но она продолжала идти. Шаг за шагом. Глаза искали синюю дверь. Навстречу Манишу. Навстречу следующему, решающему шагу своей саги. В самое сердце древнего индийского ада — и, возможно, к ключу от неведомого рая. Дели только начал свою огненную плавку ее души, и тигель раскалялся докрасна. "Идти. Просто идти. Шаг. Еще шаг. Синяя дверь. Она должна быть здесь."

Диана стояла перед узким, темноватым переулком в Старом Дели. Запах кардамона, жасмина и вековой пыли смешивался с едкой вонью сточной канавы где-то рядом. Над головой висела смертоносная паутина проводов. Гул базара Чандни-Чоук оглушал, превращаясь в сплошной низкий рокот. Людской поток толкал ее, задевая плечами, локтями.

"Синяя дверь. Neela darwaza. Где же она?" — мысль пронеслась сквозь шум, острая и настойчивая. Суреш остался позади, в своем желтом "Амбассадоре", его предупреждение "Gharam jagah hai!" — "Горячее место!" — звенело в ушах громче клаксонов. "Опасное? Или просто людное? Почему он так нервничал?"

Она протиснулась мимо груды мешков, из которых сыпался красный порошок чили, остро щипавший глаза. Обогнула деревянную тележку с горшками. Мимо нее пронесли что-то тяжелое, завернутое в грязную мешковину. Взгляд лихорадочно скользил по фасадам: выцветшая краска, облупившаяся штукатурка, ржавые решетки, темные проемы лавок. Сердце колотилось где-то в горле, каждый вдох был коротким, прерывистым, наполненным пылью и чужими запахами. Внутренний свет, тот самый, что сиял на море, сжался до крошечной, трепещущей точки. "Что я делаю? Это безумие. По смутной наводке… в этом аду…"

И вдруг она увидела ее. Неяркую, выцветшую от солнца и времени, но несомненно синюю. Дверь. Вросшую в стену старого, обшарпанного здания, под нависающим балконом, увешанным бельем. Ни вывески, ни таблички. Просто синяя дверь.

Диана замерла. Весь шум, весь гул, вся пыльная ярость Старого Дели словно отступили на мгновение. Осталась только эта дверь. И тишина внутри нее — гулкая, звенящая от напряжения. Рука сама потянулась к груди, к сумке, где лежал блокнот цвета морской волны. Твердый уголок упирался в ладонь, напоминая о цели, о пути, о Манише. "Фавори Прима… Стамбул… этот адрес… все привело сюда. К этой двери."

Она сделала шаг вперед. Пыль хрустнула под сандалиями. Звук показался невероятно громким в ее приглушенном мире. Сердце бешено колотилось, кровь стучала в висках. Страх был холодным и липким, обволакивающим. "Что за ней? Кто за ней? Знание? Опасность? Пустота?" Предупреждение Суреша вспыхнуло ярко: "Gharam jagah hai! Быстро!"

Ее рука, будто сама по себе, поднялась. Пальцы сжались в кулак. Она замерла в сантиметре от потертой синей краски. Дыхание перехватило. Весь ее путь — бегство из Калининграда, откровения Кёльна, покой моря, тигель Дели — сжался в эту одну точку перед синей дверью. Мир завис. Она собрала всю свою волю, всю оставшуюся кроху света внутри, весь страх и всю надежду. И постучала. Три раза. Твердо. Громко. Звук ударов по дереву отдался эхом в ее собственной груди, гулким и окончательным. Она затаила дыхание, вжавшись в стену, готовая ко всему и одновременно — ни к чему. Дверь в неизвестность была перед ней. Сага висела на волоске.