Глава 16

В библиотеке почти никого не было. Лишь несколько студентов склонились над учебниками в этот воскресный вечер. Только самые стойкие. Или те, которым просто было больше некуда пойти, подумала Оливия, закрывая справочник и выпрямляя спину. Она закрыла магазин в шесть часов, затем поехала на кампус, где провела за книгой последние три часа, стараясь забыть о встрече с матерью и убедить себя в том, что, какими бы ни были проблемы Бернадетт с ее теперешним мужем, она все равно не может помочь. Или может?

Что, если ее мать приехала вовсе не рассказывать о Реджи, а попытаться наладить с ней отношения, казавшиеся безнадежно испорченными? Ты даже не дала ей шанса, терзала ее мысль, и в душе нарастало чувство вины. Католическое воспитание. Спасибо бабушке Джин. Бернадетт определенно не имела к этому отношения.

Остановившись у стола, чтобы отметить две книги по психопатологии, она вспомнила предыдущую встречу с матерью. На похоронах бабушки Джин.

Это был неприятно сырой день, такой, когда жаркий воздух словно прилипает к коже. Бернадетт была сдержанной, но это было обычным явлением, когда ей приходилось сидеть на мессе. Она прослушала службу, бросила розу на гроб бабушки, показалась у дома, где собрались немногочисленные члены семьи, по большей части дальние родственники, и несколько друзей. Но она держалась замкнуто, курила на крыльце и пила «Джек Дэниэлс». Она казалась погруженной в размышления, и когда Оливия несколько раз подходила к ней, она была сломленной, слезы медленно текли из-под черной вуали.

А теперь, осознала Оливия, она не снимала шляпу или кружевную вуаль из страха, что будет виден синяк.

Оливия снова испытала мучительное чувство вины, когда шла, держа ключи в руке, к пикапу. Вечер был прохладным, зима уже была готова вступить в свои права в Новом Орлеане. Других студентов на кампусе было мало, лишь несколько групп из двух-трех человек быстро шли по дорожкам. Оливия поняла, что только она идет в одиночку, и впервые в жизни это ее обеспокоило. Не просто из-за прохладного темного вечера и недавних кошмарных видений, а из-за того, что она была одинока в то время как большинство людей нашли свою вторую половинку.

Это было смешно. Ей стоило лишь посмотреть на свою мать или подругу Сару или вспомнить Теда, мужчину, за которого она едва не вышла замуж, чтобы понять, насколько лучше быть одной. Единственные мужчины, которых она нашла хоть сколько-нибудь интересными за последние несколько лет, были уставший от жизни полицейский и священник. Оба они, полагала она, несли на себе большое бремя. Что с ней происходит?

Это, наверное, из-за праздника. Во время праздников все немного сходят с ума. Не в это ли время случается большинство самоубийств?

Она подняла воротник куртки и услышала музыку, доносящуюся из одного окна общежития, и смех из другого.

Ты одна, и что в этом такого? Почему ты всегда выбираешь мужчин, которые для тебя недоступны? Неприступны? Потому что ты на самом деле не желаешь заводить роман. Знаешь, Ливви, из тебя получился бы прекрасный материал для психологического исследования... или для этих дрянных ток-шоу. «Женщины, любящие мужчин, которые не могут любить их, потому что они уже женаты на своей работе».

– Идиотка, – пробормотала она, идя по дорожке через небольшую рощу. Здесь было темнее, и она шла одна. Все остальные студенты исчезли в зданиях на кампусе. Ну и что? Она быстро зашагала по дорожке.

Щелк, щелк, щелк.

Этот шум раздался где-то сзади.

Сердце у нее сжалось. Ничего страшного. Это все твое воображение.

Она бросила взгляд через плечо на темные кусты, растущие по бокам от зданий. Никого.

Прекрати, – сказала она себе. – Нечего тут дергаться.

Но затем она снова услышала этот же шум, и ее сердце гулко заколотилось. Она побежала.

– Эй! Осторожней! Справа, – раздался хриплый вопль.

Она бросилась влево – к парковке.

Мимо нее пронесся велосипедист, в голубом свете охранного освещения мелькнули серебряные спицы блестящий шлем. Щелк, щелк, щелк, велосипедист переключил передачу и растворился в темноте.

Так вот что это! Звук, который она слышала сотни раз.

Ты так скоро совсем сойдешь с ума, Бенчет, подумала она, чувствуя облегчение при виде своего пикапа, единственного автомобиля на парковке, там, где она его оставила. Она подбежала к нему по испещренному выбоинками асфальту, отперла дверцу и скользнула за руль. Возьми себя в руки! Она запустила двигатель и дала полный газ, отчего упал пакет с продуктами, которые она купила.

– Отлично.

Через несколько минут она была на автостраде и выезжала из города. Она включила радио и услышала голос дающей советы Триш Лабелль. Триш раньше была с «Дабл-Ю-Эн-Эй-Би», а затем присоединилась к коллективу «Дабл-Ю-Эс-Эл-Джей». Ее программа выходила ранним вечером и сейчас уже почти закончилась, подумала Оливия, затем был легкий джаз Гейтора Брауна, который переходил в популярную ночную программу советов. Формат Триш был другим. Она заранее записывала вопросы от слушателей, затем чередовала вопросы и ответы с музыкой, которая подходила по настроению.

Несколько минут Оливия слушала, но, смотря через ветровое стекло, она думала о словах Бернадетт, что Реджи Бенчет хочет ее видеть.

Все эти долгие годы он не общался с ней. Почему же теперь он вдруг захотел с ней встретиться? Почему? Она молча вела машину по знакомой дороге, свернула с автострады. Начался дождь, и его капли засверкали в ярком свете фар. Она едва помнила отца и не хотела сейчас начинать с ним общаться. Погруженная в мысли, она ехала по извилистой проселочной дороге и остановилась лишь затем, чтобы взять почту. Что она скажет, если Реджи Бенчет позвонит ей? А что вообще можно сказать? Фары ее пикапа отражались от голых стволов дубов и гигантского кипариса, окружающих дом ее бабушки, и когда машина проехала по маленькому мостику, она увидела маленькую постройку, которую она называла домом все то время, когда взрослела. Дом, лишенный отца и очень часто матери.

Но у нее была бабушка. И, господи, как же сильно она скучала по этой крохотной женщине.

Оливия припарковалась и сложила рассыпавшуюся бакалею в бумажный пакет вместе с почтой. Подходя к дому, она услышала, как заливается лаем Хайри С. Сегодня вечером ей дела не было до того, что он ведет себя как идиот. Она отперла дверь и вошла.

Она никак не могла забыть события последних дней. Мысли вихрем проносились у нее в голове. Она вспоминала сгоревший дом, где была убита женщина, священника с длинным мечом, отца Джеймса, поднимающегося по лестнице, синяки на лице матери. И затем был еще поцелуй с Риком Бенцем в этом самом доме, долгий страстный поцелуй, который затронул ее сердце и заставил сжаться члены.

Господи, она была безнадежным романтиком. Он ведь, черт возьми, полицейский, расследующий убийства, и смотрит на нее как на чудачку.

Она оставила почту в столовой, затем должным образом поздоровалась с Хайри С, погладив его и почесав ему за ушами, пока он кругами вертелся у ее ног.

– Хочешь на улицу? – спросила она, вешая куртку. Пес тявкнул. Она открыла застекленную створчатую дверь. Лая как сумасшедший, он выбежал на улицу и скрылся в тени, очевидно, почуяв белку, опоссума или бог знает какого еще болотного зверька. – Осторожнее с крокодилами, хорошо? – крикнула она ему вслед. Затем подмигнула Чиа. – Настоящий идиот, не правда ли?

Птица громко чирикнула, перепрыгнула с одной жердочки на другую и задвигала глазами, под которыми была яркая золотисто-красная полоска.

– Мы, женщины, гораздо умнее, – сказала Оливия, пока Чиа ворковала, ерошила перья и показывала свой черный язык. – Гораздо.

Да, верно. Тогда почему же в твоей жизни такая сумятица из-за мужчин?

Не желая внимать ворчливому внутреннему голосу, Оливия принялась прослушивать сообщения на автоответчике. Первое было от подрядчика, которому она звонила насчет охранной сигнализации. Тот обещал установить ее в понедельник после Дня благодарения. Второе сообщение было от Сары.

– Оливия. Не перезвонишь ли ты мне, когда у тебя найдется свободная минутка? Я, гм, все еще не получила никаких известий от Лео, и я знаю, что прошло лишь несколько дней после нашего с тобой разговора... С ним, вероятно, все в порядке, но, черт возьми, я у себя в постели нашла женскую сережку... представляешь, у себя в постели? Черт. Какая скотина! Ты права насчет него... я знаю, знаю, знаю. – У Оливии сердце замерло. Она слышала боль в голосе Сары. Унижение. – Ладно, гм, перезвони мне, когда будет возможность, хорошо?

После сообщения Сары на автоответчике повисла длинная пауза, словно звонивший не знал, что сказать. В конечном счете, он все же повесил трубку. Странно, подумала она и снова включила воспроизведение... не музыка ли там звучит в отдалении... знакомая песня? Да... одна из старых песен, Спрингстина... она узнала ее. «Туннель любви». Любимая песня Теда.

– Черт! – воскликнула она, и по коже у нее побежали мурашки. Мог ли ее бывший жених следить за ней? Она вспомнила, как он на нее злился, как последовал за ней в Тусон только затем, чтобы в конечном счете сдаться. После того, как она пригрозила ему запретительным судебным приказом.

Она решила не задерживаться на этом сообщении и перешла к следующему. Оно было от секретаря доктора Лидса с вопросом о том, когда она сможет снова с ним встретиться. Последнее сообщение было от детектива Бенца. Он просил позвонить ее утром в участок. Его послание было совершенно деловым, но она улыбнулась при звуке его голоса, и мрачное чувство, которое осталось от молчаливого послания, исчезло.

«Глупая девчонка», – сказала она себе и позвонила в участок. Ей сообщили, что Бенц уже ушел. Она решила было позвонить ему домой или на мобильный, затем передумала. Бросила взгляд на часы. Было уже слишком поздно, чтобы застать кого-нибудь в университете, поэтому она решила позвонить на кафедру психологии утром. Затем набрала номер Сары в Тусоне и услышала, как включился ее автоответчик. Оливия оставила сообщение, дала отбой и в круге света на крыльце увидела, как пес, словно безумный, прыгает у задней двери.

– Иду, – сказала она, протягивая руку к дверной ручке и впуская его. – Проголодался?

Хайри С заплясал у своей миски. Она насыпала в нее свежего корма, затем распаковала продукты и забросила в микроволновку замороженный ужин.

– Индейка с апельсином, – сказала она собаке. – Всего шесть граммов жира. – Пес, уткнувшийся носом в миску, и виду не подал, что слышал хоть слово. Какой день, подумала она, когда звякнула микроволновка. Она осторожно вытащила разогретую индейку, и по кухне разнесся пахнущий апельсином пар. Еще баночка Диетической колы – вот и вся ее еда. Она взглянула на свою фотографию с бабушкой Джин, единственную, которую она показывала Бенцу. В то время она была такой беззаботной, тогда ей действительно не нужен был отец. Она еще не ходила в школу. Не чувствовала смущения от того, что не знала его, не испытывала унижения из-за того, что он сидел в тюрьме в Миссисипи. Об этом ей поведала Конни Эрнхардт.

О доноре спермы у Оливии были только смутные воспоминания, и, как она считала, она была ими обязана малочисленным старым снимкам, которые видела снимкам мужчины в форме моряка, красивого, спортивного телосложения, который просто свел с ума Бернадетт Дюбуа, когда ей было семнадцать лет. У них случился бурный роман, и подробности были обрывочными. Вирджиния Дюбуа не одобрила этого, и Оливия, которая только-только пошла в школу, уловила обрывки разговора, который не должна была слышать. Стоя у подножия лестницы, едва касаясь пальцами перил, она прислушалась к разговору, от которого у нее гулко заколотилось сердце.

– Он бросил тебя, разве ты забыла? – спросила бабушка Джин, жарившая бекон. Его кусочки шипели на сковородке, источая запах дыма и гикори. – А ты была беременна.

– Он не знал... – запротестовала Бернадетт, всхлипывая. – Я ему не говорила.

– Вот и хорошо. Правда вскрылась достаточно рано. Я сказала это тогда и скажу сейчас. Реджинальд Бенчет никчемный человек и всегда им будет. – Бабушка Джин тяжело вздохнула. – У тебя остался один ребенок, Бернадетт, – сказала бабушка и добавила несколько луковиц в горячий жир. Хотя Оливия не видела происходящего, она почувствовала запах лука. Она видела подобное не раз. Кружочки попадали на сковородку, и жир, брызгая, шипел еще сильнее. – Ты бы лучше больше внимания уделяла Ливви. Забудь Реджи. Он был плохим со дня своего рождения. Он отмечен дьяволом, говорю тебе. Я знала его мать и бабушку. Обе были блудницами с моралью как у уличных кошек, а его папаша... само зло.

– Ты ничего такого не знаешь, – заспорила Бернадетт, затем высморкалась.

– Я знаю. Я видела, что может делать этот человек.

– Как... о, ради всего святого, не говори мне, что у тебя было одно из твоих видений о нем. – В разговоре возникла пауза, когда Оливия слышала только шипение жира и стук дятла где-то на деревянной части дома. Она закусила нижнюю губу и стала смотреть, как кружевные занавески колышутся от легкого ветерка. – В этом все дело, да? – обвинительным тоном спросила Бернадетт. – Думаешь, ты что-то видела, а на самом деле ты все это выдумала. Это все бредни, и мы обе это прекрасно знаем. И это вредит Ливви. Ты забиваешь ей голову всей этой чепухой, и теперь она тоже начала бормотать о том, что она видит... например, как ее сестра Чандра умирает, прежде чем та утонула в действительности. И вина за это целиком на тебе.

– У ребенка, возможно, тоже есть дар.

– Дар, дар, забудь ты этот проклятый дар. Этого не существует, и меня уже тошнит от одного упоминания о нем. Давай посмотрим правде в глаза. Ливви заявила, что видела, как умерла Чандра, потому что это она ее убила.

– Тише! Это полнейшая чушь.

– Вовсе нет. Они ссорились, не так ли? Ливви была старше. И сильнее. Она толкнула Чандру в воду... и... и моя малышка утонула. Вон там, – сказала она, ее голос поднялся на октаву. Оливия со слезами на глазах почувствовала, что ее мать указывает длинным обвиняющим пальцем в сторону двора. Даже несколько лет спустя эта сцена была такой же отчетливой, как в тот день, когда произошел «несчастный случай», и она по-прежнему видела лицо Чандры под водой. На поверхности плавала трава, сверчки и мусор, и широкие голубые глаза Чандры смотрели вверх. Она упала в воду, ударившись головой, и Оливия не смогла ее спасти.

– Хватит! – резко сказала бабушка. – Это был несчастный случай. Ты ведь помнишь.

– И ты винишь меня. Потому что я спала. Господи, мама, ты думаешь, я не знаю, что ты винишь меня? Я вижу это каждый раз, когда смотрю тебе в глаза.

– Ты не просто спала. Ты была в отключке. Оливия пыталась разбудить тебя... А, ладно... что толку спорить? Все уже кончено. Занимайся чем хочешь, только не вини Ливви. И если она говорит, что у нее бывают видения, я ей верю.

– Она просто хочет тебе угодить. Это бредни, и я не хочу, чтобы она слышала об этом, понимаешь? – настойчиво спросила Бернадетт. – Ты знаешь, как ужасно расти, когда тебя называют дочерью сумасшедшей? Знаешь? Ребенок, мать которого может предсказывать будущее за какие-то вшивые два бакса. Люди думают, что ты помешанная, и я не хочу, чтобы моя дочь подвергалась тому же. Перестань забивать ей голову всеми этими глупостями, перестань.

– Тогда начни вести себя как мать. Заботься о ней. Перестань бегать за каждым мужчиной, который посмотрит в твою сторону.

– Я не собираюсь больше этого слушать.

– И не раздвигай ноги.

– Мама!

Повисла пауза. Оливия с такой силой вцепилась в перила, что у нее болели пальцы.

– Просто береги Оливию, – сказала бабушка, перемешивая вилкой бекон с луком. – Держи ее подальше от Реджи. Не позволяй ему появляться здесь.

– Он и не появится. Мы в разводе.

– И ты помолвлена с другим; тебе лучше не забывать этого. – Оливия представила, как ее бабушка показывает почерневшими остриями вилки с костяной ручкой на свою дочь. – Я буду делать то, что считаю лучшим для Ливви. До тех пор, пока ты не докажешь, что ты достойная мать.

Молча вытирая слезы тыльной стороной руки, Оливия медленно поднялась наверх и зарылась в свою постель.

После этого она ни разу не видела отца. Да и мать она видела не слишком часто после того, как та снова вышла замуж.

Так почему же Бернадетт сегодня искала ее, подумала теперь Оливия.

Вымыв посуду, она свистнула Хайри С и поднялась во вторую спальню, ту, где спала в детстве. Единственная кровать с отвисшим матрасом все еще стояла на месте под наклонным потолком. Диван-кровать, на котором спала ее мать, когда жила здесь, стоял напротив. Комод с круглым зеркалом находился между дверью в коридор и нишей. Письменный стол был у единственного окна возле книжного шкафа. Это был письменный стол, которым Оливия пользовалась, когда росла, и с добавлением картотечного шкафа он теперь стал местом ее лэптопа и принтера.

Она села за компьютер, намереваясь позаниматься; утром у нее два занятия, последние перед Днем благодарения, но, вытащив один из своих учебников из маленького книжного шкафа, она ощутила холод глубоко внутри себя, тот самый ужасающий холод, который она почувствовала в ночь, когда умерла та девушка. И на днях.

О господи, неужели он снова взялся за свое? Так скоро? Она поборола страх и выглянула в окно в темноту. Тонкий серп месяца, видимый через голые ветки деревьев, висел низко в небе. Может, она ошиблась... вообще-то она ничего не «видела», нет, это было просто чувство, мрачное ощущение, от которого по коже бежали мурашки. Движение. Вот в чем дело. Она почувствовала его. Он двигался.

Снова вышел на охоту.


Он был окружен темнотой, и его чувства обострились, словно у ночного зверя. Стали более восприимчивыми. Избранник слышал биение своего сердца, чувствовал аромат духов и затхлого дыма в сыром воздухе, ощущал, как его обуревает жажда крови.

Найди ее. Возьми ее... время пришло.

Он бесшумно пересек вприпрыжку влажную траву кампуса и услышал звуки джаза, исходящие из открытого окна в одном из общежитий. Кое-где кучковались студенты, и по темным дорожкам разносился сладкий запах марихуаны. Он завернул за угол к более уединенной части кампуса, к задней дорожке, по которой учащиеся иногда спешили в город.

Он засунул руку в карман, нащупал кончиками пальцев лежащее там оружие, и по его лицу скользнула улыбка. Электрошокер. Бесшумный и быстрый. Но не смертельный. Идеально подходит при похищении. Он знал, что она должна пройти здесь. Он слышал ее разговор в классе.

Но убийство не может произойти здесь... нет... Ему требуется уединение и время, чтобы исполнить ритуал. При этой мысли у него пересохло во рту, и он ощутил напряжение в промежности, эрекция наступила даже во время бега. Одна лишь мысль об этом... наблюдать, как она молит о пощаде, упрашивает его, когда он знает, что ее судьба уже окончательно решена.

Он увидел ее на расстоянии.

Одну.

Из-за дождя и ветра она шла, наклонив голову.

Он обхватил пальцами свое маленькое оружие и начал красться в тени, ожидая наиболее удобного момента. Он облизал губы и напомнил себе, что надо проявлять терпение. Этой ночью он не имел права на ошибку. Только не сегодня.

Никогда.

Ведь у него договор с богом.

При его приближении она подняла взгляд. Узнав его, улыбнулась. Начала говорить. Он же тем временем вытащил оружие из кармана, дал ей разряд. Она открыла рот от удивления. Сумочка упала на землю. Он схватил ее, успев при этом подхватить и саму девушку. Ее капюшон соскользнул, и черные волосы обрамляли мертвенно-бледное лицо.

– Что?.. – хрипло прошептала она. – Нет... – Она едва могла перевести дух.

Он усмехнулся и, с легкостью взяв ее на руки, понес к машине.

– Тихо, Кэтрин, – прошептал он, – а не то мне снова придется наказать тебя.

– Нет... я не...

Он опустил ее и дал ей еще один долгий жесткий разряд. Она вскрикнула, но он снова взял ее на руки.

– Я серьезно. Веди себя хорошо. – Теперь она хныкала. Напугана. Того и гляди намочит ему весь багажник.

Он открыл замок, и крышка распахнулась. Она пыталась сопротивляться, напрягая все свои малочисленные силы, но это лишь делало его более жестоким. Он подумал, что на этот раз может позволить себе насладиться ею, но знал, что бог этого не одобрит.

Ему нужно помнить о своей миссии.

– Не надо, – крикнула она, и он дал ей еще один разряд в последний раз, испытывая к ней вожделение, когда тело девушки тряслось в конвульсиях, и была видна ее белая шея. Она прекрасно подходила для жертвоприношения. Он захлопнул багажник.

Господь будет доволен.


– Слушай, ты когда-нибудь ездишь домой? – спросил Монтойя, проходя мимо кабинета Бенца и надевая кожаную куртку. – Сегодня воскресенье, и уже вечер.

– А ты? – Рик откинулся на спинку стула, и тот протестующе скрипнул. Окно в кабинете было распахнуто, и в него проникал шум города: гудки автомобилей, голоса людей и скорбная мелодия саксофона.

На лице Монтойи мелькнула его сногсшибательная улыбка, он вошел в кабинет и прислонился бедром к углу стола Бенца.

– Нет, если мне есть куда поехать. Женщинам трудно передо мной устоять.

– Тебе, наверное, нравится так думать.

– Эй, я это знаю.

Самонадеянный сукин сын. Строит тут из себя. Надо просто подождать. Монтойя хороший полицейский, но он еще слишком зелен и думает, что может изменить мир, что его действия имеют большое значение и что справедливость всегда будет восстановлена. Он был умным, толковым парнем. Проблема заключалась в том, что он помешан на сексе.

– Ну, раз ты так говоришь. Я думал, что сейчас у тебя есть постоянная девушка.

– Есть, – ответил Монтойя с усмешкой. – Но это не значит, что я не могу смотреть вокруг, верно? – Он взглянул на свои часы. – Почему бы тебе не закончить? Я куплю тебе пива. Даже это безалкогольное дерьмо, хотя я не знаю, чего ты беспокоишься.

– И твоим дамам придется ждать? – спросил Бенц, понимающе изгибая бровь дугой. – Приму твое предложение как-нибудь в другой раз.

Монтойя щелкнул языком, направляясь к лестнице.

– Упускаешь прекрасную возможность, – крикнул он через плечо и исчез.

– Да будет так. – Рик бросил взгляд на экран компьютера. Он сейчас работал над несколькими делами. В одном женщина, чтобы не подвергать себя очередным побоям от мужа, схватила его охотничье ружье и отыгралась по полной программе. Еще был поджог, когда один из владельцев погиб в огне. Также произошла поножовщина, драка между членами банд, в результате которой один покинул этот мир, а другой балансировал между жизнью и смертью.

Но Бенц на время отложил эти дела. Поскольку, когда он снова просматривал отчет об уликах по делу сгоревшей мисс Икс, он кое-что заметил. В мозгу сверкнула крохотная искорка. Он вспомнил, что беспокоило его в последнее время.

Медальоны святых.

Это было не первое убийство, когда на месте преступления была оставлена цепочка с медальоном. Было еще два, о которых он вспомнил, возможно, имелись и другие, о которых он еще не знал. Он нажал несколько клавиш, и через несколько секунд у него на мониторе появились фотографии места преступления, где была обнаружена одна из жертв. Его челюсти напряглись, когда он пристально смотрел на обнаженное тело женщины, которая была ненамного старше его дочери. Жертву нашли в ее квартире в Гарден-дистрикт. Дата смерти – двадцать второе июля. Ее звали Кэтрин Адамс, если основываться на данных департамента транспортных средств или администрации социального обеспечения, но также она была известна как Кэсси Алекса или принцесса Александра. Все зависело от того, в каком качестве вы ее знали: хорошенькой студентки неполной формы обучения в Тулейнском университете, сексуальной стриптизерши на Бурбон-стрит или проститутки. Как бы ее ни звали, она была убита. Задушена. И положена в определенную позу. Лицом вниз на коврике, с разведенными в стороны руками и головой, возле стены, которая была украшена изображением Христа. А на противоположной стене висел портрет Мартина Лютера Кинга. Голова ее была выбрита, и клочок ее собственных волос был намотан ей на пальцы. И ее голое тело цвета мокко источало запах пачулей.

Одним из первых в списке подозреваемых значился Марк Дюваль, ее парень и сутенер, который, как было известно, поколачивал ее, иногда ставя синяки под глазами. Он слинял из города и, вероятно, из страны. Просто как сквозь землю провалился. Или сам был мертв.

Второе дело было еще схематичнее. Еще одна мисс Икс. Ее тело обгорело до неузнаваемости и было оставлено у статуи Жанны д'Арк во Французском квартале. Пока никто не смог идентифицировать обгоревшие останки, найденные в последний день мая. Он просматривал фотографии на экране, и несмотря на всю его черствость, вид почерневшего обезображенного тела, лежащего у подножия прекрасной статуи святой Жанны на коне, взволновал его.

Он бы не подумал, что эти две жертвы связаны, если бы не одна-единственная улика: маленькая цепочка с Медальоном святой. Оставленная на месте преступления.

Три мертвые женщины. Все убиты по-разному.

Но возле трупа каждой был оставлен медальон святой.

Совпадение?

Бенц так не думал. Он не связал два эти убийства Они не совпадали с почерком Религиозного Убийцы, и их мало что объединяло... Он не подумал о медальонах, потому что считал их личными вещами; и они были разными. Но он ошибался. Связь была все время. И сейчас появилась третья жертва. Хотя эта мысль его раздражала, он не сомневался, что на улицах Нового Орлеана снова сеет ужас серийный убийца.

Пресса с радостью это подхватит, однако нужно предупредить общественность и уведомить ФБР. Его компьютер занимался поиском других похожих убийств не только в Новом Орлеане.

Он знал, какой вопрос будет на уме у каждого.

Воскрес ли Религиозный Убийца?

Или в городе появился совершенно новый психопат? Который каким-то странным образом связан с Оливией Бенчет?

Загрузка...