Расплата

Глава 23

Бенц снова ехал в машине и разговаривал по сотовому телефону. Он дозвонился до Норма Стоуэлла. Пока ничего хорошего он не услышал.

– У вас проблема, – сказал профайлер, находящийся где-то в Аризоне. Он тоже говорил по сотовому, и поэтому иногда были перебои в связи. – Большинство серийных убийц начинают в более медленном темпе, они неделями, может, месяцами оживляют преступление в памяти, прежде чем чувствуют необходимость снова выйти на охоту, – сказал ему Норм, когда Бенц прибавил скорость, обгоняя грузовик-платформу с одной задней фарой. – Затем по прошествии времени для остроты ощущений воспоминаний становится недостаточно, и убийца начинает сокращать интервалы между убийствами. Если ты прав относительно связи с праздниками святых, этот убийца имеет зеленый свет. Ему подойдет праздник любой святой; он будет включать их в свой план.

Бенц не хотел в это верить.

– Но убийства требуют планирования. Используется реквизит, место преступления обставлено. И он должен уговаривать женщин пойти с ним или убеждать их впустить его. Он невероятно рискует. Взять, например, пожар возле эспланады. Его мог заметить раньше сосед, выгуливающий собаку. И бац, преступник был бы пойман. Боже мой, затем он бросил мисс Икс у подножия статуи на главной улице в центре города. Это было слишком самоуверенно.

– Он насмехается над тобой. «Посмотри, что я могу сделать. Смотри, как мне все сходит с рук». Он хочет, чтобы ты его искал. Ему нравится известность, нравится чувствовать, что он умнее тебя. Возможно, он имеет какое-то отношение к полиции. Ищи парня, который в прошлом работал в службе безопасности или в полиции.

– Свидетельница говорит, что он священник.

– Ну, по крайней мере, не обычный, – напомнил ему Стоуэлл. – Посмотри, удастся ли тебе найти священника, как-то связанного с полицией. И не забывай, этот парень считает, что выполняет какую-то божью миссию. Он действует от его имени и поэтому считает себя неуязвимым. А значит, вероятность того, что он совершит ошибку, очень велика.

– Будем надеяться. – Бенц обогнал длинный фургон, из-под колес которого взметнулась грязь. Он включил дворники.

– У меня такое чувство, что этот парень знакомится со своими жертвами. Такова часть его игры, это его заводит. Каким-то образом он вызывает в них доверие к себе. Не было никаких признаков того, что он входил в Гарден-дистрикт с применением силы, не так ли? Мне кажется, он очаровывает их, они доверяют ему, позволяют ему приближаться, и он начинает думать о них как о святых или делает их святыми. Ты сказал, две жертвы, которых вы опознали, – студентки неполной формы обучения? Вот и связь. Это не какие-то случайные женщины. Он общается с ними перед убийством. Заставляет их ему доверять. Они просто очарованы им, а он на самом деле готовит им западню. Имелись признаки сексуальных контактов?

– Пока нет.

Наступило долгое молчание, когда он слышал только вращение колес своего джипа и шум других машин.

– Это странно. Вероятно, это имеет отношение к обету целибата у священников. Или же он импотент. Но обычно убийство должно заставлять убийцу кончать. Полагаю, ты проверил местные университеты.

Бенц с силой сжал пальцами руль. Внутри у него все горело при мысли о том, что на студенток охотятся, а потом их подвергают пыткам. В его сознании промелькнул образ Кристи, и его внутренняя боль стала еще сильнее.

– Мы пытаемся выяснить, знали эти две жертвы друг друга, посещали вместе какие-нибудь занятия, встречались когда-нибудь или нет. Они ходили в учебные заведения, находящиеся рядом, поэтому студенты одного должны встречаться со студентами другого.

– А как насчет их приятелей?

– Один смылся из города несколько месяцев назад, у другого есть алиби.

– Железное?

– Ищем слабые места. Пока оно кажется безупречным.

– Проверь его еще раз. Особенно если он белый в возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти, парень с небезупречным прошлым, с неприятностями в начальной и средней школе, может быть, с арестами за жестокое обращение с животными и поджоги, имевший неприятности с женщинами... на него что-то должно быть.

– Мы все это уточняем.

– Хорошо. Я вышлю тебе по факсу то, что у меня есть.

– Спасибо. – Бенц перевел автомобиль на другую полосу, и Стоуэлл отключился. Бенц чувствовал себя ничуть не лучше, чем после посещения церкви Святого Луки. Ему было как-то унизительно обращаться к своему единокровному брату, но он знал, что Джеймс примет его, попытается помочь. Лицемерный ублюдок. Не считая Кристи, отец Джеймс Маккларен был единственным живым родственником Бенца за исключением нескольких троюродных и еще более дальних родственников, разбросанных по стране. И именно Джеймс всадил ему нож в спину. Причем несколько раз.

Через несколько минут, когда он уже съезжал с автострады и находился лишь в нескольких милях от дома Оливии Бенчет, резко зазвонил телефон.

– Бенц слушает.

– Это Оливия. Мне нужно с вами увидеться, – прерывающимся от волнения голосом сказала она. – Он снова принялся за дело.

Бенц похолодел. Он ожидал этого звонка, даже направлялся к ее дому, потому что знал: убийца примется за старое в праздник святой Екатерины Александрийской. Или в праздник любой другой святой.

– Уже еду, – ответил он. – Буду через десять минут.

– Слава богу.

– Держитесь. – Он отключился и нажал на акселератор. – Проклятье!

В этой заброшенной части округа улицы были пусты. Он проскочил на красный сигнал светофора, затем резко свернул на проселочную дорогу, проходящую через окрестности реки. Было темно, луны не было видно, сырой ветер дул через рощи дубов и кипарисов, которые поднимались как призраки от земли и воды. Его джип летел по длинному низкому мосту, но это было недостаточно быстро. Ужас в голосе Оливии подстегивал его. Он едва не проскочил поворот, и ему пришлось вывернуть руль почти до предела. От резкого поворота машина вздрогнула, снижая скорость. Джип пронесся по маленькому мосту возле коттеджа Оливии. По сторонам посыпались листья.

Он затормозил.

Входная дверь дома распахнулась. Он судорожно вдохнул.

В доме горел свет. Она стояла в дверях в пушистом белом халате. Волосы, как всегда, были растрепаны. У него екнуло сердце. Он знал, что начал западать на эту чудачку с ее странными заявлениями о видениях и каком-то невероятном экстрасенсорном восприятии. Он испытал странное чувство, будто приехал домой. Черт, у него годами не было настоящего дома.

Бенц вылез из машины и сразу же пустился бегом к Дому, из которого пулей вылетел ее глупый пес.

– Хайри! – Оливия помчалась к нему, казалось, совершенно забыв о грязи и мокрых листьях. – Слава богу, вы приехали, – воскликнула она, бросаясь в его объятья. Он увидел на ее лице следы слез за секунду до того, как она спрятала лицо у него на груди и обвила руками его шею. Инстинктивно он прижал ее к себе, ощущая ароматы жасмина и сирени на фоне порыва ветра и промозглого запаха болота. Ее груди плотно прижались к нему. Волосы Оливии были влажными. Никакой косметики на лице. Она дрожала. Он подозревал, что под фланелевым халатом на ней ничего нет, но тут же выброс подобные мысли из головы.

– Я видела его. Снова. И он убивал женщину... на колесе с ужасными гвоздями... о, господи, господи, господи! – воскликнула она, вцепившись пальцами в его воротник, словно вообще не собираясь отпускать его. Она с трудом дышала, едва сдерживая рыдания и икая от страха. – И затем, затем он, кажется, взял меч... он...

– Тсс... – Бенц поначалу держал ее неловко. Его руки казались слишком большими, чтобы обнять ее маленькое тело. Что он делает? Это все неправильно.

Но когда она прильнула к нему, и ветер зашелестел в деревьях, он немного расслабился. Одной рукой он обнял ее за шею, другой за поясницу. На мгновение он представил, каково будет заниматься с ней любовью, и вспомнил их недавний поцелуй. Казалось совершенно естественным прикоснуться губами к ее макушке, почувствовать ее мягкое дыхание на своей голой шее. Она подняла лицо и посмотрела на него, и, чтобы не целовать эти сексуальные, соблазнительные и определенно выражающие страх губы, Бенц сказал:

– Давайте я отведу вас в дом.

– Я... извините, – пробормотала она, словно внезапно осознав, что она сделала.

– Все в порядке. Правда. – Ему удалось выдавить подобие улыбки, затем он свистнул псу, который заинтересовался кромкой его брюк. Когда они поднимались по ступенькам, Бенц ободряюще положил ей руку на плечи.

– Господи, ненавижу это.

– Что?

– Все. – Она бросила на него взгляд, когда они входили через открытую дверь. – Знаете, я терпеть не могу выглядеть беспомощной, слабой женщиной.

– Вы были напуганы.

– Я была перепугана до смерти. Даже сейчас, – сказала она. Икота у нее прошла, и слезы прекратились.

– Думаю, вам лучше рассказать мне подробнее.

Хайри С, принюхиваясь и фыркая, рысью забежал в дом. Бенц закрыл дверь и запер замок. Затем проследовал за Оливией на кухню и заметил, что у нее забинтована правая рука и пятна крови на халате.

– Что случилось?

– Мне бы очень хотелось сказать, что я порезалась во время бритья, – ответила она, и ее губы, дрожа, растянулись в улыбку. Шутка получилась неудачной. Она сильно заморгала, все еще борясь со слезами. – Но на самом деле я разбила кулаком зеркало в ванной.

– Специально? – Он не мог в это поверить.

– Да. Это глупо, но мне так хотелось добраться до этого сукиного сына, как следует ему врезать, и я... – Она замолчала и опустилась на стул за столом. Халат распахнулся, но она, казалось, не осознавала, что Бенц может видеть не только ее грудь. Он усилием воли заставил себя смотреть ей в глаза. – Наверное, мне надо начать с самого начала, – заговорила она, устремив взгляд в темное окно.

– Было бы неплохо.

– Это произошло примерно час назад. Я принимала ванну. День у меня выдался еще тот... ну, знаете, мы с вами поссорились, затем позвонил мой отец...

– Вам позвонил Реджи Бенчет? – повторил он, сразу насторожившись. Отец или не отец, но он бывший уголовник. Преступник.

– Да, и... ну, мне пришлось над этим задуматься. Это было странно. С того времени, как я пошла в школу, мне не довелось обмолвиться с ним ни единым словом. Наш с ним разговор закончился быстро, и я попыталась заниматься, выбросить его из головы. Не получилось, поэтому я решила принять ванну и пораньше лечь спать, но когда я вылезла из ванной, я бросила взгляд в зеркало и увидела там ее и это... это ужасное колесо. – Потирая предплечья, она принялась пересказывать свое видение, жуткое воссоздание смерти святой Екатерины Александрийской. Здоровой рукой Оливия потерла висок. Лицо ее было напряженным, а взгляд отрешенным, словно это жуткое видение снова прокручивалось у нее в сознании. – ...И я ничего не могла сделать, – наконец сказала она, и из глаз у нее снова потекли слезы. – Я чувствую себя такой бесполезной.

Он положил руку ей на плечо, и она прикоснулась к его пальцам.

– Если это вас утешит, я хочу, чтобы вы знали: я вам верю. Я верю во все эти убийства. – Ее пальцы напряглись, когда он рассказывал об используемом убийцей подходе, который заключался в том, что он убивал жертв в соответствии со смертями почитаемых, погибших мучительной смертью святых в дни их праздников. – На данный момент у нас есть святая Жанна д Арк, святая Мария Магдалена, святая Сесилия – из тех, чьи тела мы нашли.

– Вы хотите сказать, что их могло быть больше? – Она побледнела.

– Не знаю. Вы упоминали о женщине, оставленной в склепе. Думаю, что ей была отведена роль святой Филомены. А теперь у нас появилась еще одна, та, которую убили сегодня ночью.

– Екатерина Александрийская.

Он нахмурился.

– Мы не знаем, сколько их еще или как долго продолжается череда убийств.

– О господи, – прошептала она, тяжело сглатывая. – А сколько этих святых?

– Слишком много. – Он фыркнул. – Никогда не думал, что скажу это.

Она подняла на него взгляд. Глаза ее были обеспокоенными, а ресницы все еще мокрыми от слез.

– Какой же извращенный ублюдок может такое сделать?

– Вот это нам и нужно выяснить. – Он крепче сжал руки, пытаясь успокоить ее. – Мы найдем его, но понадобится ваша помощь.

– Я готова на все что угодно.

Он выдавил улыбку.

– Я знаю. Позвольте, я сделаю несколько звонков. – Он взглянул на часы. Было поздно, больше одиннадцати, но он позвонил Монтойе и в участок, оставив сообщения, затем поднялся в ванную. Осколки стекла были повсюду – на столике, в раковине и на полу. Плитка и раковина были забрызганы кровью. – Похоже на зону боевых действий, – пошутил он.

– Я была в гневе, – призналась она. – И напугана. Он смотрел на меня – прямо на меня из зеркала, и, кажется, он меня видел так же, как я видела его. – Она взяла совок и веник. Они вместе все прибрали.

Когда они снова спустились вниз, Оливия приготовила чай... какой-то пахнущий имбирем напиток с цветочным вкусом. Бенц не жаловался и, потягивая его небольшими глотками, жалел, что это не пиво. Они сидели за столом на кухне, птица издавала негромкие звуки, пес расположился на тряпичном коврике, а Оливия снова и снова рассказывала свою историю. Бенц задал с дюжину вопросов. Она не всегда могла ответить, но он не сомневался, что она видела убийство. Еще четыре дня назад он бы презрительно фыркнул, услышав подобное, но сегодня он безоговорочно ей верил. Когда он отодвинул свой стул, было уже больше часа.

– Пожалуй, мне пора. Можете еще что-нибудь вспомнить?

– Лишь то, что у него голубые глаза. Ледяные, насыщенно-голубого цвета, – сказала она, внезапно вспомнив.

– Вы бы смогли его узнать?

– Нет, как я уже говорила, на нем снова была маска.

– Цвет глаз – это уже хоть что-то. – Конечно, он мог носить контактные линзы.

– И он знает мое имя.

– Что?

– Я слышала... ну, в видении, он посмотрел пря на меня, и казалось, что я слышу его голос или его мысли, и он назвал меня Оливией. Святой Оливией.

– Черт, – выругался Бенц, затем бросил взгляд в окно. Темное, изолированное, мрачное место. Если убийца здесь появится, никто его не увидит. И он знает кто такая Оливия. – Вот что, если вы не возражаете, я останусь тут до рассвета.

Она смутилась.

– Конечно... в смысле, это было бы хорошо... но я не хотела, чтобы вы думали, что, если я расстроилась, значит, я одинокая, перепуганная, беспомощная женщина...

– Вы уже обзавелись охранной сигнализацией?

– Нет, она будет у меня только после Дня благодарения, но...

– Тогда я остаюсь.

– Но...

– Дело не в том, что вы испуганная женщина, понимаете? Хотя вообще-то вам бы стоило бояться. Дело в том, что ваша жизнь в опасности. Я уже договорился с департаментом насчет телохранителя.

– Я живу не в городе.

– Мы работаем с ведомством шерифа, и кроме того, может, я хочу тут поторчать. – Он перевел дух, увидел в ее глазах вопрос и решил рассказать все начистоту. – Я был груб с вами. Не только когда вы первый раз пришли в участок, но и когда мы были в кафе. Мне очень жаль. Я допустил ошибку.

– Совершенно верно, – произнесла она, очевидно, не желая идти ему навстречу. – Большую ошибку. Но я уже забыла об этом. Правда. – Она выдавила улыбку. – Извинения приняты. И вам необязательно оставаться. В самом деле. Со мной все будет в порядке.

– Ну... – Он одарил ее улыбкой, когда от дуновения ветра стукнул ставень. – Может, мне хочется остаться, – сказал он, и в ее глазах что-то блеснуло. Какая-то заинтересованность, что-то озорное. То, чего он не хотел замечать.

– Это уже нечто другое.

Вероятно, ложь, но уже другая.

– Отправляйтесь спать, Оливия. А я лягу на диване.

Она покачала головой.

– У меня есть свободная спальня. Пойдемте, уже поздно. – Она выключила свет и направилась к лестнице – Если вы сможете не обращать внимания на всякий хлам.

– Не переживайте из-за беспорядка, – ответил он, снова проверяя, что все окна и двери заперты. – Видели бы вы, как я живу.

– Может, когда-нибудь у меня появится такая возможность.

Он ничего не ответил, поднимаясь за ней по лестнице, и решил, что это ошибка. Очередная. Ему сегодня везло. Этот дом был слишком уютным, и Оливия выглядела и пахла очень соблазнительно.

Войдя в спальню, одновременно являющуюся кабинетом, она убрала учебники и, наклонившись над кроватью, принялась взбивать подушки. Он старался не замечать округлости под ее халатом и не обращать внимания на подергивания своего члена.

– Ну вот, – сказала она, раскрасневшаяся, поворачиваясь к нему. – Спокойной ночи. – Став на цыпочки, она скромно поцеловала его в губы.

Это было выше его сил. Он мог бы сопротивляться открытому заигрыванию; многие женщины пытались затащить его в постель, но эта... стильная раскованность... ее игривая улыбка и пляшущий в глазах огонек, вызов, который он видел на ее лице. Это все стало его погибелью. Он схватил ее и, когда она раскрыла от удивления рот, поцеловал. Крепко. Губы Бенца, повинуясь естественному порыву, накрыли ее губы.

И она ответила. Словно ждала, чтобы он сделал первый шаг. Она тихо вздохнула, открывая рот, и его язык легко скользнул между ее решительных губ. Подергивания его члена превратились в настоящую эрекцию, и все мысли о бдительности, безопасности, о поимке извращенного убийцы, пока он не нанес очередной удар отошли у Бенца на второй план.

Ее пальцы заскользили по его спине, потирая его мускулы через рубашку. Он же, целуя Оливию, вел ее спиной к спальне со старомодной кроватью с пологом на четырех столбиках. Он остановился, лишь когда ее икры уперлись в матрас.

Он дотронулся до узла на ее халате, и петля пояса разошлась. Он просунул руку под халат и провел по изгибу ее ребер, талии и бедер. Его член был напряжен до предела. Она страстно поцеловала его, и из ее горла вырвался тихий недолгий стон.

Кровь застучала у него в голове, и он захотел обладать этой женщиной.

Неистово.

Не делай этого, Бенц. Не надо! Его разум восставал против этого. Он его проигнорировал.

Подушечками пальцев он прикоснулся к покрытому кудряшками холмику между ее ног. Ее дыхание участилось, когда его пальцы принялись мягко ласкать ее. Если она оттолкнет его сейчас, он будет смущен, но сможет уйти.

В комнате повис невыраженный вопрос. Он мягко надавливал и поглаживал рукой ее кожу, ее плоть трепетала о мозоли его ладони.

Она снова застонала.

Призывно.

Он по-прежнему колебался. Одна рука обнимала ее шею, приближая ее голову к своей, другая двигалась медленными чувственными кругами по ее животу. Его проклятый член напрягся до боли.

– Это может быть опасным, – прошептал он в темноте.

– Я... я знаю.

– А я не знаю, что буду чувствовать утром, – признался он, с трудом выдавливая слова.

– Я тоже.

Он снова поцеловал ее, и она положила руку на его ширинку. Со стоном он своим весом повалил ее на матрас и они принялись целоваться и ласкать друг друга.

Ее кожа на ощупь была подобна шелку; она пахла жасмином и лавандой. На губах был вкус имбиря. Ее язык шевелился, играя с его языком.

Сняв халат с ее плеч, он принялся целовать ей шею, затем ключицы. Она затрепетала. Затем принялась сдирать с него рубашку и расстегнула ему ширинку. Ее руки неистово ласкали его. Комната расплывалась, стены и окна теряли четкие очертания. Она стянула его брюки и широкие трусы на бедра, и он, спрятав лицо в ее грудях, стал целовать и ласкать их, в то время как его руки путешествовали по всему ее телу.

О господи, если бы они не замедлили темп, он бы кончил еще до того, как она была готова. Он схватил ее за руки.

– Спокойней, Ливви... у нас впереди целая ночь.

Оливия вздохнула. Она горела желанием. Она не могла думать, с трудом дышала, когда он прикасался к ней, целовал ее, двигался с ней. Все вокруг нее качалось и плыло. В глубине души она понимала, что совершает ужасную ошибку, что утром ее охватит смущение, стыд или вина. Но сейчас она хотела полностью отдаться этому мужчине. Любит ли она его? Конечно, нет... она едва его знает и тем не менее столь отчаянно его желает. Это было так долго... так, так долго... Она была возбуждена, внутри у нее все горело. Она таяла, как горячий воск. Он настойчиво целовал ее груди, его губы играли, зубы покусывали.

Лишь крошечный намек на боль с удовольствием. По спине у нее струился пот, а сердце неистово колотилось от его поцелуев. Она прильнула к нему и царапала пальцами узловатые мускулы у него на спине. Она хотела большего. Гораздо большего... его всего.

Сильные жесткие руки ласкали ей бока, затем раздвинули ее бедра и потом постепенно прокладывали путь в самую глубокую ее часть. Она прижималась к нему, желая большего, когда он любовно прикасался к ней. Она содрогалась, вскрикивая.

– О, о боже...

– Да, Ливви, – прошептал он. – Да.

Ее пальцы погрузились ему в волосы, и она почувствовала, как ее сотрясает спазм за спазмом. Бенц усиливал ее наслаждение, доводил его почти до предела и затем замедлялся, когда она уже была почти на самом пике удовольствия.

– О-о-о... не-ет... Еще... – вскрикивала она, и он скользнул на нее, раздвигая мускулистыми бедрами ее колени. Его сильное, крепкое тело едва виднелось в темноте, когда он начал медленно входить в нее. Она была влажной. Возбужденной. Испытывала сильнейшее желание и подняла бедра, встречая его. Она двигалась в его ритме, ее тело пульсировало. Комната, казалось, таяла, реальность словно перестала существовать.

Бенц тяжело дышал, его кожа блестела от пота, и он, вскрикивая, сжал ее в своих объятьях. Секундой позднее Оливия судорожно задергалась, сотрясаясь от оргазма, и выкрикнула его имя, когда он распростерся на ней.

– Рик... о боже... какое блаженство...

Она задыхалась и крепко обнимала его. Из глаз текли слезы. Не от горя или стыда, а от облегчения. Несколько секунд они молчали. Их окружала темная и теплая ночь. Постепенно их дыхание замедлилось.

– Ну-у, – сказал он, и она почувствовала улыбку в его голосе. – Было хорошо?

– О, сойдет, – поддразнила она, и они вместе засмеялись.

– Просто сойдет? – Он приподнялся на одном локте и устремил на нее взгляд в темноте. – Может, попытаемся улучшить?

– Я просто шутила. Все было замечательно.

– Тем не менее... – По ее бедру заскользила рука, и она хихикнула.

– Вы не должны мне ничего доказывать, Бенц.

– А вдруг я должен доказать это себе самому.

– Значит, теперь вы считаете себя троеборцем.

– Как минимум двоеборцем.

– Марафонец?

– Посмотрим. – Его губы снова нашли ее губы, и на этот раз, когда они занимались любовью, все происходило медленнее, спокойней, острейшее нетерпение сменилось предвкушением. Он довел ее до такой же головокружительной степени блаженства, как раньше; они не впадали в неистовство, но все было так же сильно и горячо... внутри она таяла как масло и совершенно забылась, когда их тела слились. Он посадил ее сверху и двигался под ней, крепко держа ее бедра. Ее дыхание было поверхностным, кровь огненной, кожа вся горела, пока наконец она не взорвалась лишь за несколько секунд до его собственной сильнейшей разрядки. – О-о-о, любимая, – вздохнул он.

Когда она судорожно ловила ртом воздух, он, крепко обнимая, притянул ее вниз.

– Уже лучше... – прошептала она. – В следующий раз...

– Следующий раз? О, успокойся, женщина.

Она уютно устроилась в его объятьях и не двигалась. Лишь чувствовала, как его губы прикасаются к ее лбу, когда его дыхание замедлилось. Она не сомневалась, что утром будет сожалеть об этом, но сейчас ей было все равно.

– Мы не должны... – произнесла женщина с растрепанными волосами и золотистыми глазами. – Мы не можем. – Она быстро шла по тропинке через залитое солнцем поле, ее просвечивающее платье кружилось вокруг ее ног и обтягивало торс. Под полупрозрачной тканью были видны ее груди с темными соблазнительными сосками. На ней не было лифчика. Трусиков тоже. Абсолютно ничего под просвечивающей тканью.

Джеймс был напряжен до боли.

– Я знаю... но... с тобой все будет по-другому.

– Вы священник. – Она показала на воротник вокруг его горла. Он попытался сорвать его. Не удалось. Это был единственный предмет одежды на нем. Только воротник. Больше на нем ничего не было, он был голым как новорожденный. Солнце жгло ему кожу, а длинная сухая трава в поле слегка задевала его ноги.

Она побежала, распугивая кузнечиков. Он погнался за ней.

– Но мне кажется, я влюбляюсь в вас.

– Влюбляетесь? – Она повернула голову и засмеялась. По-видимому, ей дела не было до того, что он голый и у него эрекция. – Вы любите бога. Только бога.

Он поймал ее на гребне холма и повалил на землю. Продолжая смеяться и тяжело дыша, она заглянула ему в глаза.

– Мы не должны, – снова сказала она, но в ее глазах читалось манящее сексуальное приглашение. – Это грех, вы же знаете. – В его разуме мелькнули сомнения, он вспомнил о данных обетах, задирая тонкую ткань и вдыхая сладкий женский аромат.

Где-то зазвонил колокол.

Он растянулся над ней, его член был тверд.

Колокол снова зазвонил более настойчиво. Он поднял взгляд и увидел колокольню... оштукатуренное здание с кровлей из красной черепицы... вокруг высокого шпиля, где пылающий крест пронзал безоблачные небеса, летали голуби. Но башня была пуста. На поперечной балке не висело никакого колокола.

– Пожалуйста... – прошептала женщина. Он опустил взгляд и увидел, что ее лицо изменилось. Это уже была не Оливия. Под ним лежала Дженнифер Бенц. Голая. Ее тело сверкало от пота, и она пристальным взглядом молила его войти в нее.

Раздался звонок. Джеймс открыл глаза.

Он был весь в поту и тяжело дышал. Сон начал отступать. Боже, о чем он только думал? У него все еще была болезненная эрекция, а образ Оливии Бенчет, голой под тонким платьем, все еще оставался в его сознании.

Снова зазвонил телефон.

Он стал нащупывать трубку. Который час? Он взглянул на часы. Два пятнадцать ночи. Что такое? Наверное, кто-то умер или попал в аварию.

– Говорит отец Маккларен, – пробормотал он, включая свет и замечая, что держит трубку вверх ногами. Он быстро перевернул ее и вытер лицо свободной рукой.

– Прости меня, отец, ибо я согрешил.

Голос был мужским. Шепот.

– Что? – Кто-то хочет исповедоваться? В такое время? Или, может, это телефонное хулиганство. Дети балуются. Такое раньше случалось. Он заморгал, пытаясь прогнать из сознания остатки своего яркого сна.

– Сегодня ночью я унес жизнь, – снова произнес дребезжащий голос.

– Что-что? – переспросил Джеймс, уверенный, что неправильно расслышал, и сел в постели.

– Ради бога. Во имя всевышнего. Благодаря мне вина грешницы была искуплена, и теперь она стала святой.

– Вы исповедуетесь мне? – спросил Джеймс. Пот на его теле внезапно стал холодным, потому что он понял, что человек на другом конце провода говорит серьезно. Совершенно серьезно. – Вы кого-то убили?

– Это мое единение с богом. Все это между вами, мной и господом, – объявил приглушенный голос, и Джеймс чуть не выронил трубку. По нему прокатилась волна озноба, холодного, как сердце сатаны.

– Подождите минутку...

– Прости меня, отец, ибо я согрешил.