Расплата

Глава 32

– ...в бар в Лафайетте, одну в Батон-Руж, две в Новый Орлеан и одну в Камбрай, – сказал находящийся в своем кабинете в Монтгомери владелец «Ник'с Неон Лайтинг». Бенц, сидя за своим столом, зажав телефонную трубку между плечом и ухом, быстро записывал. – Я продал такие неоновые вывески, как вы описали, с бокалом розового мартини, только в эти места. С радостью готов вам прислать эту информацию по факсу.

– Будьте так любезны, – ответил Бенц и дал ему номер факса. Затем раздраженно провел рукой по волосам. Дело начинало выводить его из себя. Он видел все крупицы улик и работал вместе с этой чертовой спецгруппой, но чувствовал, что движется в никуда.

Быстро.

И теперь еще вот неоновая вывеска с бокалом розового мартини могла быть связана с Батон-Руж только Лишь в нескольких кварталах от колледжа Всех Святых, где училась Кристи. Хотя были другие бары, в которых имелись такие же вывески, Бенц сосредоточил внимание на той, что была в окне «Дайва». Ему это не нравилось. Совсем не нравилось.

Как только он получит факс, он отправит копию спецгруппе так же, как он дал им копию списка имен, который принесла Оливия. Группа работала с ним, разыскивая этих детей, сравнивая список с официальными записями о рождении, номерами социального обеспечения, записями департамента транспортных средств и рапортами об арестах. Колледжи, которые посещали жертвы, также подвергались тщательному изучению – проверяли всех учащихся и работников, пытались найти какую-нибудь связь. В ФБР эти убийства в базе данных сравнивали с другими, совершенными по всей стране, в надежде отыскать сходство, потому что Новый Орлеан мог быть не первым и не единственным местом охоты этого убийцы.

Спецгруппа установила горячую линию и сообщила прессе больше фактов на случай, если кто-нибудь знал о чем-то подозрительном.

В течение недели улики собирались, проверялись и классифицировались, но пока спецгруппа не обнаружила ничего конкретного, и Бенцу казалось, что они выбиваются из графика. Надвигались очередные праздники, каждый день приближал их к очередному убийству. Ослабив воротник, он в двенадцатый раз принялся просматривать имена из копии списка Оливии... Он чувствовал, что упускает какую-то важную деталь, словно где-то среди этих шестидесяти с лишним имен был убийца.

– Кто же ты, ублюдок, кто? – думал он вслух.

Стал ли кто-либо из этих детей священником? Посещал ли колледжи в этом районе? Сколько из них сейчас живет в Новом Орлеане и его окрестностях? Компьютеры все это проанализируют. Если будут совпадения...

В дверь постучала секретарша, затем положила ему на стол факс и почту. Бенц все это изучил и не обнаружил ничего особенного. Он просмотрел факс от «Ник'с Неон Лайтинг», затем отправил копию координатору спецгруппы. Ни один из адресов баров не был поблизости от домов жертв, или мест работы, или от мест, где их предположительно похитили.

За исключением «Дайва» в Батон-Руж. Лишь в трех кварталах от кампуса колледжа Всех Святых. Черт, почему он не может отбросить дурное предчувствие относительно этого бара? Он взглянул на фотографии Кристи, затем вспомнил, как она зарывалась в одеяла утром в День благодарения. Позднее он застал ее за тем, как она колошматила его боксерский мешок. За ужином она героически пыталась притвориться, что его жалкий праздничный ужин просто чудесен.

Он усмехнулся. Кристи права. Он параноик. Он не знает, что будет делать, если потеряет ее. Его дочь – он изобьет до полусмерти любого, кто осмелится предположить, что по закону она не его, – была единственной константой в его жизни, той причиной, по которой он отказался от выпивки и женщин.

Он знал, что ему придется отпустить ее, и, черт возьми, он старался. Почти все время она его отталкивала, говоря, чтобы он «занимался своей жизнью». Он обвел взглядом маленький, заваленный различными вещами кабинет, где он проводил больше времени, чем ему хотелось. Папки с делами и пустые чашки загромождали его стол. Фотографии со зверскими сценами убийств были приколоты кнопками к доске объявлений. На немногих фотографиях, которые он повесил на стену, скопилась пыль. Это была не жизнь. Когда он приходил домой, там было почти то же самое. За исключением просмотра спортивных передач. И иногда он еще поколачивал боксерский мешок.

Он бросил карандаш и, закрыв глаза, откинулся на спинку стула. Кристи была права. Ему действительно необходимо разнообразить свою жизнь.

Кем-то вроде Оливии Бенчет?

– Черт. – У него не было времени на женщин. Особенно на такую, которая дружит с отцом Джеймсом.

Почему бы и нет? Черт, Бенц, она пришла сюда предложить оливковую ветвь, а ты смешал ее с грязью.

Он до боли стиснул зубы. Он не хотел думать об отношениях с какой-либо женщиной прямо сейчас, даже с Оливией. Когда с этим делом будет покончено, когда этот сумасшедший будет мертв или за решеткой, может быть, тогда в его жизни найдется место и время для женщины.

Как в жизни Монтойи? Бенц мрачно нахмурился. Подружка Монтойи еще не отыскалась. Бесследно исчезла. Не нашли ни девушку, ни ее машину. И она была студенткой неполной формы обучения.

Связь очевидна... но он что-то упускал... что-то важное. Он залез в ящик, нашел упаковку никотиновой жвачки и отправил безвкусную пластинку себе в рот. Колледжи, это все должно иметь отношение к колледжам.

Он взял в руки лист с данными, которые он собрал на Брайана Томаса. Не прошло и суток, как Бенц уже знал, что Томасу тридцать один год, отвергнут собственными родителями, в молодости попал в беду, когда несовершеннолетняя девушка заявила об изнасиловании, отправился в армию и затем, уйдя оттуда, немного проучился в семинарии.

Очень многое привлекало внимание к этому парню. Оливия считала, что в ее видении священник обезглавил Стефани Джейн Келлер, и этот парень был примерно такого же веса и роста, как Томас, атлетичный и голубоглазый. Томас научился обращаться с различными видами оружия, пока был в армии, и одно время собирался стать священником. Томас пробыл в семинарии недолго и каким-то образом умудрился попасть в этот чертов колледж Всех Святых, в то время как жертв убивали в соответствии с праздниками святых.

А что, если он убийца? С чего бы ему встречаться с Кристи? Не таким ли образом убийца изучал своих жертв – втираясь к ним в доверие, встречаясь с ними. Подобное поведение казалось маловероятным и опасным; убийцу могли заметить с женщинами, которых он в конечном счете убивал. Пока никто не связал убийцу с женщинами, которые были зверски убиты.

Это ты так думаешь. Может, он умнее. Вдруг Томас встречался с ними в прошлом.

По мнению Бенца, имелось чертовски много совпадений.

Пора побеседовать с приятелем Кристи. Тайком от нее.

Если она узнает об этом и придет в ярость – жаль, конечно. Но, по крайней мере, она будет жива.

– Ну вот и все, Ливви. Я вынуждена посмотреть правде в глаза. Лео хочет развестись, и я ничего не могу поделать, разве что нанять лучшего адвоката в Тусоне... нет, в Фениксе, – решила Сара.

Она вернулась часов в пять утра, проспала до двух, затем на десять минут скрылась в ванной и потом появилась с двумя сумками на кухне. Ее глаза опухли, и вид у нее был такой, будто она не сомкнула глаз ни на минуту. Но теперь она не плакала. Она казалась спокойной и решительной.

– Он хочет жениться на этой сучке. Можешь представить? Он... – двумя руками она изобразила кавычки, – «влюбился». Он не хотел, чтобы такое случилось, но это просто случилось.

Она взяла чашку кофе, которую протянула ей Оливия.

– Это просто чушь собачья. Все эти годы я делала вид, что все нормально, мирилась со всеми его глупыми отговорками, считала, что когда-нибудь он повзрослеет... Господи, какая я была дура.

– Ты была за ним замужем. Перестань изводить себя.

– О, и вот что самое интересное. Он и эта сучка уже планируют свадьбу. Сразу после развода. Он оставляет свою работу в Тусоне, что ж, они, вероятно, уже уволили его, и переезжает к ней. Они... – Подбородок Сары задрожал. Она уткнулась носом в чашку и сделала большой глоток. – ...они даже собираются завести ребенка Ее детям шесть и восемь. Девочки. Они хотят сына.

– О, ради бога. Сара...

У нее по щеке потекла одинокая слеза, и она вытерла ее тыльной стороной руки.

– А теперь самое интересное. Она тоже замужем. Ее муж узнал об этом лишь на прошлой неделе и сейчас в шоке. Он и понятия не имел, что его жена ему изменяла.

– Они друг друга стоят.

– Я знаю... – Она поставила наполовину выпитую чашку на стол. – Слушай, мне нужно домой. Мне надо встретиться с адвокатом, заниматься магазином, завести кошку, и, наверное, я обращусь в службу знакомств в Интернете.

– Ты уверена? Кошки? Службы знакомств?

– Я ни в чем не уверена, за исключением того, что мне надоело сидеть и лить слезы из-за этого козла. С кошкой будет гораздо веселей, и, наконец, я собираюсь знакомиться с мужчинами. Где-то ведь должен быть парень получше. – Ее подбородок снова задрожал, а глаза наполнились слезами. – Черт возьми, почему я вообще переживаю? Лео ублюдок. И всегда им был.

– А ты победитель. Напоминай себе об этом почаще... звони в любое время и... ты уверена, что тебе нужно уезжать? – спросила Оливия, дотрагиваясь до Сариной руки. – У меня есть лишняя комната.

– Спасибо, ты просто чудо, но мне нужно привести свою жизнь в порядок. И ты... разберись в своих отношениях с полицейским и отцом Джеймсом.

– Что? Я не...

– Ш-ш-ш. – Сара покачала головой и подняла руку. – Не обманывай меня. Я знаю, что у тебя какие-то виды на детектива, и заметила, как на тебя смотрел отец Джеймс.

– Если помнишь, он – священник.

– Он мужчина, и случилось так, что он стал священником. И он настоящий красавчик.

– Ты действительно сошла с ума.

Губы ее подруги изогнулись в грустной улыбке.

– Возможно, – признала она. – Наверное, мне стоит внести поправки в мои планы. Мне надо повидать адвоката, управлять магазином, завести кошку, вступить в клуб знакомств и посетить психиатра. Так лучше?

– Гораздо лучше, – ответила Оливия, грустя из-за отъезда Сары. Было так хорошо, когда в доме жил кто-то еще. Они обнялись и вздохнули, затем Оливия помогла Саре убрать ее вещи в багажник взятой напрокат малолитражки. Когда она уезжала, заворчала белка. Хайри С заскулил, когда маленькая машина исчезла за мостом среди деревьев. – Она вернется, – предсказала Оливия, опуская взгляд на пса. – И ты особенно не расстраивайся. Она вовсе не приходила от тебя в восторг. Пойдем. – Она свистнула псу, который погнался за белкой. – Хайри!

Зазвонил телефон.

– Хайри, сейчас же домой!

Пес не обратил на нее ни малейшего внимания.

– Хорошо! – Она оставила дверь открытой и, вбежав на кухню, услышала свой собственный голос на автоответчике. – Это Оливия. Либо меня нет дома, либо... – Она схватила трубку. – Алло?

– О, привет... это Джеймс, – произнес отец Маккларен, и она улыбнулась, вспомнив его красивое, хотя и взволнованное лицо. – Рад, что застал вас... Чувствую себя полным дураком, но, по-моему, я забыл у вас свой бумажник. Может, я выронил его, когда возился с инструментами или когда сидел на диване... Не помню.

– Дайте-ка посмотрю. Подождите минутку. – Оливия стала быстро проверять. В ящике с инструментами не было ничего кроме различных дедушкиных отверток, плоскогубцев, молотков и гаечных ключей. На диване –лишь несколько двадцатипятицентовых монет, собачья шерсть, зернышки попкорна, но затем она заглянула под одеяла на спальном месте Хайри С, и, конечно, она нашла там тонкий бумажник из черной кожи. С фотографии на водительских правах на нее смотрел отец Джеймс Маккларен.

– Нашла, – сказала она, вернувшись на кухню и снова взяв трубку. – Мой пес просто воришка. Я нашла бумажник на его спальном месте. Я могла бы привезти его вам завтра. Мне все равно нужно ехать в город.

– Боюсь, он понадобится мне раньше, поэтому, если вас это устроит, я бы хотел заехать к вам сегодня. Сразу после вечерней мессы?

– Прекрасно, – ответила Оливия, прислоняясь бедром к столу и видя, как Хайри появляется у задней двери и начинает стучать по стеклу. – Я просто хотела избавить вас от поездки. – Отперев дверь, она распахнула ее. Пес галопом забежал внутрь.

– Тогда до встречи, – говорил отец Джеймс. – Как насчет половины девятого?

– Отлично.

– Как Сара?

– Только что уехала. – Оливия вздохнула. – Долгая история. Расскажу обо всем, когда вы приедете.

– До встречи.

Оливия повесила трубку и положила бумажник на стол, куда пес не сможет добраться.

– Как тебе не стыдно? – спросила она у Хайри С, направляясь к передней части дома и закрывая дверь. – Украсть у священника. – Это хуже, чем вожделеть его. Она неодобрительно пощелкала языком и накормила обоих животных. Затем, велев себе не обращать внимания на слова Сары о том, что отец Джеймс испытывает к ней какие-то чувства, переоделась в черные слаксы и свитер, подправила макияж, неудачно попыталась пригладить волосы и слегка надушилась.

Напомнив себе, что она не готовится к свиданию, она включила телевизор. На экране появилась афроамериканка из программы новостей. Она стояла перед старым обветшалым зданием, окруженным деревьями и кустарником. Полицейские машины с включенными мигалками были вразбивку припаркованы вокруг строения, напоминающего склад, и Оливия постепенно осознала, что смотрит на мельницу, где были найдены самые последние жертвы.

Она тяжело сглотнула. Значит, вот где они погибли в заброшенном осыпающемся здании.

– ...как видите, полиция все еще здесь и занимается поисками улик. Вчера вечером тела двух женщин были обнаружены...

Оливия, словно загипнотизированная этими словами, опустилась на диван. Последние несколько дней она старалась не смотреть новости, поскольку не хотела лишний раз видеть убийства, но сейчас, глядя на осыпающуюся мельницу и зная, что произошло внутри, она, остолбенев, слушала, в то время как репортер предупреждала граждан о разгуливающем на свободе беспощадном серийном убийце.

– ...хотя подробностей нам известно немного, полиция обращается с предупреждением ко всем гражданам... – На экране появились другие изображения. Фотографии жертв вперемешку с материалами из архива, на которых были изображены многоквартирный дом в Гарден-дистрикт, где было найдено голое тело Кэти Адамс, статуя святой Жанны д'Арк и сгоревшая коробка дома в районе Сент-Джон, где была убита Стефани Джейн Келлер. – ...И вот теперь две женщины найдены после того, что анонимный источник назвал жуткими, бесчеловечными и ритуальными преступлениями, напоминающими о деяниях Религиозного Убийцы, сеявшего ужас на улицах Нового Орлеана всего лишь минувшим летом. – Теперь на экране появился Бенц, беседующий с прессой. Это был жаркий летний день, и с Бенца катился пот, когда он отвечал на вопросы репортера, уверяя, что Религиозного Убийцы нет в живых.

– Но, детектив, тело этого убийцы так и не было найдено, верно? – осведомилась репортер с заостренными чертами лица.

На экране появился дикторский стол, за которым сидели мужчина и женщина. Ведущий торжественно смотрел в камеру.

– И сейчас, когда не прошло и полугода, на улицах Нового Орлеана снова свирепствует серийный убийца. Вернулся ли Религиозный Убийца? Или мы имеем дело с новой угрозой? Если вы хотите дальше следить за этим делом и за другими местными новостями, мы ждем вас у экранов в...

Оливия выключила телевизор. Увидев Бенца, она снова разозлилась. Да, она понимала его отношение к их роману, но как бы то ни было, она не вела себя так, словно ждала предложения руки и сердца. Нельзя сказать, что она согласилась бы на нечто подобное. У нее было предубеждение против таких отношений, которые в конечном счете могли привести к замужеству. С тех самых пор, как она узнала, что ее жених изменял ей с ее лучшей подругой, она решила, что семейная жизнь не для нее – по крайней мере, в обозримом будущем – и ее биологические часы могут на время просто остановиться.

– Ты поэтому выбираешь неприступных мужчин?

– Нет, – произнесла она так громко, что Хайри С зарычал. Она выбросила из головы все мысли о Бенце и два часа готовилась к занятиям на следующей неделе, затем, увидев свет фар на дорожке, поспешила вниз. Она распахнула дверь, прежде чем отец Маккларен успел постучать.

– Я вас ждала, – объяснила она, замечая, что этим вечером он надел свой воротник священника с черной рубашкой, черными слаксами и кожаной курткой.

– И вы обладаете даром предвидения. Как ваша бабушка. Вы об этом говорили.

– А я случайно еще не упоминала, что это очень раздражает? Заходите. – Она провела его на кухню и протянула бумажник. Глядя на собаку, она заметила: – Не думаю, что он успел сильно попортить ваши кредитные карты. Но он мог залезть в Интернет. Дайте мне знать, если по ним покупались блошиные ошейники и собачье печенье, и я прослежу, чтобы он вам заплатил.

Джеймс, как ни странно, усмехнулся.

– Я пройдусь по своим счетам частым гребнем.

Она вложила бумажник ему в руку.

– Я могу чем-нибудь еще помочь?

Он замялся, и на секунду она подумала, что он скажет что-нибудь остроумное... даже непристойное. Вместо этого он ответил:

– Нет, спасибо.

– Как насчет бокала вина? – спросила она. Ей нравилась его компания. Она хотела, чтобы он был рядом.

В его голубых глазах снова мелькнули колебание и нерешительность.

– Хорошо. Один бокал. – Он обвел взглядом маленький коттедж. – Вы сказали, что Сара уехала. В смысле, на ночь?

– В смысле, она улетела обратно в Тусон. – Оливия открыла холодильник. – Лео требует развода. И у него уже все схвачено со второй женой. – Она протянула Джеймсу бутылку и штопор, затем нашла клинышек бри и достала из буфета коробку крекеров, у которых давно истек срок годности.

– Ну и как она? – спросил он, разливая вино в два окала.

– Лучше, чем я ожидала. Может, это благодаря беседе с вами.

– Сомневаюсь. – Он протянул ей бокал и прикоснулся краем своего бокала к ее бокалу. – За ваше здоровье.

– За новых друзей.

– И счастье.

– Вас не слишком затруднит, если я попрошу вас снова развести огонь в камине? – осведомилась она. – Вчера вечером у вас так прекрасно это получилось.

– Лестью вы добьетесь чего угодно, – заметил он. – Посмотрим, что можно сделать. – Они вместе притащили поленья сухого дуба и лучины для растопки в гостиную. Оливия скомкала газету, и отец Джеймс, разложив поленья, растопку и бумагу, чиркнул спичкой.

– Замечательно, – сказала она, когда голодные языки пламени принялись пожирать сухой трут.

– Посмотрим... подождите немного... иногда все быстро загорается, а потом гаснет. Нужно быть осторожным. И терпеливым.

– А вы осторожны?

– М-м-м. – Он скользнул по ней взглядом, и она подумала, говорят ли они по-прежнему об огне.

– Это ведь ко всему относится, да?

– К хорошим вещам.

Они пили шардоннэ небольшими глотками, вели светскую беседу, и отец Джеймс немного расслабился, даже согласился на второй бокал.

– Знаете, вы могли бы сделать для меня кое-что еще, – заметила она, и он поднял бровь.

Ее сердце чуть не остановилось. Господи, что это с ней такое? Почему она с ним заигрывает, а?

– Что именно? – спросил он, и непочтительная улыбка, играющая у него на губах, совсем не соответствовала его профессии.

– Ничего такого, что могло бы вам повредить.

– О господи.

– Как насчет того, чтобы помочь мне повесить несколько рождественских фонариков над каминной полкой?

– А я-то думал, вы предлагаете мне еду и выпивку, потому что вам нравится мое общество.

– К сожалению, нет, – поддразнила она. – Так что давайте, мастер на все руки, за дело! – Она поставила свой бокал, пошарила в чулане под лестницей и осторожно отставила бабушкин дробовик, чтобы вытащить ящик со старинными украшениями.

– Не рановато ли? – спросил он, помогая ей нести две картонных коробки с фонариками в гостиную.

– Как только закончился День благодарения – самое время, – усмехнулась она и в подтверждение своих слов включила радио. «Дабл-Ю-Эс-Эл-Джей» взяла себе за правило после Дня благодарения передавать праздничные песни по часу в неделю. Через десять минут, прежде чем они закончили вешать фонарики, комната наполнилась звуками джазовой инструментальной версии «Пусть идет снег».

– Ну что я говорила? – спросила она, когда выключила настольные лампы и комната погрузилась в полумрак. Свет исходил лишь от огня в камине и от фонариков, развешанных над каминной полкой. Было уютно.

– Но ведь это не рождественская музыка.

– Но она сезонная. Признайтесь, что никогда не слышали, чтобы такую музыку ставили в июле.

Он засмеялся.

– Когда я слышу «Белое Рождество», значит, Рождество наступило.

– Но...

– Я не шучу. – Он сел рядом с ней на диван и уставился на огонь. – «Фрости-снеговик» или «Зимняя страна чудес» тоже не годятся.

– Пурист, – пробормотала она, делая глоток из своего бокала.

– Для священника это обязательно. – В его глазах плясали зеленые и красные огоньки. – А это, – он высоко поднял за ножку бокал, – нет.

– Нет?

– Ах-ах. Определенно запрещено. – Но, качая головой, он наполнил как ее, так и свой бокал. – Однако мы не можем растратить это впустую, – заметил он. – Как-никак оно импортное.

– В самом деле?

– Оно проделало долгий путь из Калифорнии. Если вы заметили, там совершенно другая страна.

– Откуда вы знаете?

– Я жил там.

– Правда?

– Да, мэм. И у меня есть секрет, связанный с тем периодом моей жизни. – Положительно, его улыбка была соблазнительной. Она откинулась на спинку дивана.

– Что?

– Это было до того, как я стал священником.

– О-о, что-то темное и злое.

– Можно сказать и так. – Он засмеялся. – Прежде чем я нашел свое призвание, я был серфером.

– Не может быть!

– О да... вам стоило бы посмотреть, как я скольжу по волнам.

– А, ну хватит. – Она усмехнулась, вино и интимная обстановка ударили ей в голову.

– Может, когда-нибудь я устрою для вас показательное выступление.

Она сделала глоток вина и рассмеялась так сильно, что подавилась. Мысль о том, как отец Джеймс со своим воротником священника и развевающимся облачением стоит согнувшись на доске для серфинга на волне в Малибу, невероятно ее развеселила. Она кашляла так сильно, что ей пришлось отставить бокал в сторону.

– Я... не... верю...

Вдруг он принялся хлопать ее по спине, придерживая другой рукой.

– С вами все в порядке?

– Да... нет... – задыхаясь, проговорила она.

– Оливия... – Он принялся хлопать ее сильнее. – Дышите.

– А... Папа знает о серфинге? – спросила она, все еще пытаясь перевести дух.

Он громко и раскатисто рассмеялся.

– Не услышал ли я нотку непочтительности?

– От меня? – Изобразив на своем лице шок, она с притворной наивностью покачала головой и заметила, что он все еще обнимает ее. – Никогда.

– Вы потрясающи, – ответил он шепотом, когда улыбка медленно сползла с его лица, и она поняла, как близко они были друг к другу, их носы едва не соприкасались, его запах неотразим, ее груди прижаты к его груди. Это было безумием, эмоциональной опасностью. Прекрати, Оливия. Прежде чем ты зайдешь так далеко, что не сможешь остановиться. Прежде чем ты совершишь самую большую ошибку в жизни! Но она не шелохнулась. Не могла.

Она тяжело сглотнула, и его взгляд устремился к ее горлу.

Хотя он не открывал рта, она могла поклясться, что слышала, как он застонал.

– Не думаю, что мне стоит здесь оставаться, – сказал он, но руку не убрал. – То есть я знаю, что не стоит. – Его слова прозвучали несколько невнятно.

– Наверное. – Она вздохнула. – Но...

– Оливия, я не могу... – Он замолчал. Словно увидел грусть в ее глазах. Будто точно знал, о чем она думает. – О черт, – с трудом выдавил он, затем добавил: – Простите меня, – и, опустив взгляд на ее губы, поцеловал ее. Крепко. Охотно и решительно.

В мозгу Оливии настойчиво звенели сигналы тревоги. Это неправильно. Совсем неправильно. Они оба знали это. Разве он только что не пытался это сказать? Но она ответила на его поцелуй. Из-за вина, полумрака в комнате и чувства, что им обоим кто-то нужен, она отбросила все терзающие ее сомнения, которые продолжали звучать у нее в голове.

Он же священник, ради всего святого. И, вероятно, слегка пьян.

Что ты почувствуешь завтра? А он?

Не отвергай дружбу, которую он предлагает... Это грех, Оливия. Грех! Подумай!

Сердце у нее бешено колотилось, кожу покалывало, в глубине она начала словно гореть.

Она не могла остановиться. И не хотела останавливаться.

После того как Джеймс пересек разделяющий их невидимый барьер, он стал страстным и нетерпеливым. Он водил руками под ее свитером, ощупывал ее ребра копался в ее лифчике, мял ее груди. Внутри она таяла, словно масло, зная при этом, что совершает самую большую ошибку в своей жизни. Не делай этого, Оливия. Ради бога, не делай!

Он нетерпеливо стянул с нее свитер и принялся целовать ее: в щеки, шею, груди. Его губы, ласкающие ее, были горячими как огонь, а язык шершавым и влажным. У нее в голове проносились непроизвольные эротические образы.

Его губы добрались до ее соска, и она погрузила пальцы в его густые волосы, прижимая его голову к себе.

Словно из глубины его души раздался стон.

Да поможет мне бог, думала она, закрывая глаза. Ее кровь бурлила от охватывающих ее чувств. Она хотела его. До боли мучительно жаждала его обжигающих прикосновений. И она не была разочарована. По его телу струился пот, когда он расстегивал пояс ее слаксов. С тихим шипением «молния» скользнула вниз. Он сорвал с нее одежду, лаская ее ягодицы и ноги, создавая водоворот жара, который продолжал нарастать, пока он целовал ее.

У нее на коже выступил пот, а мысли в голове с невероятной быстротой сменяли одна другую.

– Ты так чертовски прекрасна, – прошептал он, бросая на пол ее трусики. В царящем полумраке она была совершенно голой, в то время как он был еще полностью одет, включая и белый воротник, красноречиво говорящий, что он священник, человек, давший обет целибата ради служения господу. Вероятно, Джеймс заметил, что она пристально смотрит на воротник, потому что он сердитым рывком сорвал его с шеи. Его губы впились в ее губы.

Закрыв глаза и стараясь не думать о том, что вовлекает его во грех, она поцеловала его в ответ. Их языки соприкоснулись. Она расстегнула его рубашку и рывком обнажила его мускулистые, твердые, рельефные плечи. Мускулы на его спине были крепкими, и она чувствовала его эрекцию через брюки. Мысли ее неистово завертелись и затуманились, она хотела его, но... это казалось неправильным... и не только из-за его духовного сана. На миг с ослепляющей ясностью она вспомнила Рика Бенца и о сохранившихся к нему чувствах. Но эта близость была другого рода. Тут главной была не любовь, а секс – запретный, сердитый, которым она хотела заняться, потому что была обижена.

Джеймс страстно целовал ее, и она попыталась вычеркнуть из памяти образ Рика – господи, он ведь ее отверг, – но когда нашла «молнию» на его слаксах и Джеймс, тяжело дыша, стал направлять ее руку внутрь, она остановилась.

– Я... мы не можем, – быстро произнесла она. Во многих отношениях это было совершенно неправильно.

Его глаза сердито вспыхнули, и она почувствовала себя идиоткой, женщиной, которая только дразнит. Он откинулся назад, а она обернула вокруг себя покрывало.

– Оливия...

– Ш-ш-ш... я знаю... Мне очень жаль. Я не хотела, чтобы это зашло так далеко, – сказала она и с трудом сдержала слезы. Она испытывала сильнейшее сожаление, видя, что на его лице отразилась боль. – Я думаю, нет, я знаю, что использовала вас. Я причинила вам боль. – Ее подбородок задрожал. – Знаете, вы просто слишком, слишком привлекательны, чтобы быть священником. Думаю, что самое уместное слово – «знойный красавец».

Он застонал, но выдавил слабую улыбку.

– Это своеобразное утешение? – невнятно спросил он.

– Нет! – Она покачала головой, перевела дух и поуютнее завернулась в покрывало. – Это комплимент, слишком хорошо к вам отношусь, чтобы допустить подобное.

– Простите, но это похоже на клише, часть отрепетированной речи. Я не могу на это купиться.

Обхватив руками колени, она вздохнула.

– Ладно. Я чувствую себя самой настоящей дразнилкой. Но это было не нарочно. Правда. Вы мне нравитесь. Очень. Но если бы мы сделали этот последний шаг, то думаю, нет, уверена, мы бы оба сильно пожалели. Может, даже еще до наступления утра.

– Вы в кого-то влюблены.

Она стиснула зубы.

– Была. Да. Больше нет.

Он поднял ее лифчик и трусики и, передавая их ей, фыркнул:

– Вы глупо себя ведете, Оливия. – Его голубые глаза встретились с ее глазами. – Мы оба это знаем. Ну, а сейчас я думаю, нам обоим стоит одеться, и мне лучше уйти, пока я не передумал.

Схватив его за руку, она сказала:

– Пожалуйста. Я не думаю, что вам стоит уезжать. Вы можете остаться. В свободной комнате. После отъезда Сары тут как-то пустовато.

– Я не знаю... – Но он заколебался. – У меня немного кружится голова.

– Обещаю, что приготовлю вам такой чудесный завтрак, который вам еще никогда не доводилось есть по утрам, – сказала она, желая, чтобы он остался. Она хотела скрепить их дружбу, чтобы знать, что произошедшее между ними осталось в прошлом. – Вареные раки, омлет с креветками, печенье с сиропом... любимые рецепты моей бабушки.

Он поколебался, затем обвел взглядом уютную комнату с искрящимися цветными фонариками и потрескивающим огнем в камине.

– Ладно. Вы меня искушаете, и я не могу сопротивляться. – Его глаза стали серьезными. – Кажется, я это уже доказал.

Натягивая на себя одежду, она произнесла:

– Мы забудем о том, что случилось сегодня, да?

– Да.

– Хорошо. – Она целомудренно поцеловала его в лоб. – Спасибо, Джеймс. За понимание.

– Конечно, – ответил он, но она подозревала, что это ложь. – Это часть моей работы.