– Просто не верится, что ты сумела найти сюда дорогу! – воскликнула Оливия, распахивая дверь. В эту среду поздним утром Сара Рестин стояла на переднем крыльце дома Оливии. – Господи, я так рада тебя видеть! – Оливия обняла подругу и сказала: – Не обращай внимания на собаку. – Хайри С, как обычно, заливался лаем и носился кругами, вызывая цепную реакцию ворон и белок, которые каркали и ворчали, прячась в деревьях вокруг.
– Я же сказала, что еду, разве нет? – спросила Сара, вцепившись в подругу, и стараясь отодвинуться от Хайри С. Оливия помнила, что Сара не любит животных и особенно боится собак из-за того, что в детстве, когда она каталась на велосипеде, собака укусила ее за ногу. – Мне повезло, я села на ранний рейс... очень ранний, – сказала Сара, осторожно наблюдая за псом.
– Но ты собиралась сначала позвонить.
– Ну, я в Интернете нашла указания, как сюда добраться, и решила рискнуть! Это замечательно, – добавила она. Затем потянулась к ручке своей сумки на колесиках. – Это так...
– Не похоже на Тусон?
– Да, наверное, в этом все дело, – согласилась Сара, внимательно окидывая взглядом все вокруг. С тех пор, как Оливия видела ее в последний раз, она похудела, ее волосы стали короче и приобрели более насыщенный рыжий цвет, но глаза выдавали все. В уголках появились морщины, а из-за синих кругов они выглядели несколько жутковато. – Я собиралась сказать, что ты живешь так далеко и обособленно... у черта на куличиках.
– Дом, милый дом, – поддразнила ее Оливия, когда Сара отступила на шаг.
– Прекрасно выглядишь.
– Ты тоже.
– Не обманывай. Я знаю, на кого я похожа. – Они вместе завезли сумку в дом, и когда они проходили мимо книжного шкафа, Сара бросила взгляд в зеркало над ним. – Ах. Ты только посмотри. За последний год я состарилась на двадцать лет. – Она покачала головой. – Этот Лео меня просто убивает. Поверить не могу, что он хочет развестись.
– Давай пока не будем об этом. У нас масса времени. – Она направилась к лестнице. – Иди за мной, я покажу тебе твою комнату.
– Ну, ты прямо как коридорный в отеле «Риц».
– Именно.
Сара выдавила краткий смешок, поднимаясь по лестнице, и положила свои вещи во второй спальне. Но через несколько минут, когда они сидели внизу и пили кофе со сливками, она снова помрачнела.
– Если я не разыщу Лео, мне придется нанять адвоката, – признала она и посмотрела в окно на реку. Через тонкую дымку, поднимающуюся между голых веток в зарослях карликового дуба и кипариса.
– Тебе нужно это сделать в любом случае. Просто чтобы ты знала свои права. Без помощи тебе не обойтись.
– Надо думать, – произнесла Сара каким-то неубедительным тоном и опустила руку, чтобы почесать пса за ушами. Хайри С вытянул шею, требуя внимания. – Я никогда, никогда не думала, что мне придется разводиться. Я просто в это не верю.
– Я знаю, но с таким поведением Лео тебе будет чертовски трудно оставаться за ним замужем. – Оливия допила свой кофе. Чиа в клетке стала издавать шумные гортанные звуки.
– Да у тебя тут просто зверинец, а?
– Оба этих питомца достались мне по наследству от бабушки. Но знаешь, теперь я просто не могу жить без них. – Словно понимая, что речь идет о нем, Хайри С начал стучать хвостом по полу.
– Я... я как-то не очень люблю животных, – призналась Сара.
– Знаю, но мои совершенно безобидные, поверь мне. Ну, если только не совать нос в клетку Чиа.
– Ни в коем случае. А он? – Она показала пальцем на пса.
– Настоящий трусишка, но не говори ему, – театральным шепотом произнесла Оливия. – Это ранит его самолюбие, а я не могу позволить себе психотерапию для собак.
– Очень смешно.
– Я тоже так подумала. О, черт! – Оливия взглянула на свои часы. – Слушай, мне очень не хочется тебя оставлять, но мне нужно несколько часов поработать в магазине, потом заехать в университет и сдать кое-какие книги в библиотеку. Вернусь часов в шесть.
– Все равно мне нужно в город. У меня есть квитанция мотеля, в котором останавливался Лео. Посмотрю, удастся ли мне его найти.
– Ты уверена, что хочешь этого? У меня дурное предчувствие.
– Он мой муж, – заметила Сара и допила свой кофе. Затем уверенно поставила чашку на стол, словно наконец приняла решение. – Я попытаюсь проследить за Лео, проверю, сможет ли он посмотреть мне в глаза, и затем попытаюсь поговорить с ним. Посмотрю, найдем ли мы общий язык. Вернусь сюда через несколько часов. Если буду задерживаться, позвоню.
У Оливии не было возможности помешать Саре это сделать – разве что связать ее по рукам и ногам, запереть в комнате или же велеть Хайри С не выпускать ее из дома.
– Ладно, – наконец согласилась она, – но будь осторожна. Я серьезно. У нас появился очередной серийный убийца.
– Проходя по аэропорту, я прочитала об этом в заголовках газет, – сказала Сара. – Просто жуть какая-то. – Но было очевидно, что ее больше интересует Лео, чем разгуливающий по Новому Орлеану убийца.
– Я не шучу. Не будь беспечной.
– Оливия, тебе кто-нибудь говорил, что ты принимаешь все слишком близко к сердцу?
– Нет, говорили как раз обратное. Но для этого есть причина. Каким-то образом я связана с убийцей. Я «вижу», как он убивает своих жертв.
– Ты это видишь? Господи!
– Физически меня там нет.
– А, ты имеешь в виду эти видения... о, брось, Оливия.
– Правда, я все это вижу. – Вероятно, выражение ее лица убедило Сару перестать спорить.
– Значит, ты видишь, как он убивает людей в этих видениях, как и тогда в Тусоне, когда у тебя были ужасные головные боли.
– Теперешние видения сильнее.
Сара бросила на нее скептический взгляд.
– И что ты сделала?
– Рассказала обо всем полиции и поставила систему безопасности.
– Не может быть! Что, серьезно?
– Да. Пойдем, я тебе покажу, как она работает. – Она показала Саре систему и сообщила ей код отключения сенсоров, чтобы она могла входить и выходить из дома без срабатывания сигнала тревоги.
– Ладно. Я поняла, – сообщила Сара, хотя Оливия в этом сомневалась. Неверность мужа беспокоила ее подругу гораздо больше, чем собственная безопасность.
– Хорошо. Обещай мне, что будешь осторожна. Я говорю на полном серьезе. Полиция считает, что он Может сделать меня своей мишенью.
– Из-за каких-то видений? О брось... Слушай, Оливия, ты и вправду слишком беспокоишься. А я уже большая девочка. И могу о себе позаботиться.
– Сара...
– Ладно, ладно. Разве я не сказала, что буду осторожной? Ну, правда, правда. А теперь расслабься. Мы замечательно отпразднуем День благодарения! – Следующие пятнадцать минут Сара «устраняла ущерб», нанесенный ее макияжу и прическе, непрерывно болтая о том, как она зла на Лео, затем схватила свою сумочку и умчалась на взятой напрокат машине.
Оливия задержалась лишь на несколько минут.
Въезжая в город, она подумала, до какой степени откровенной она может быть со своей подругой. Она уже сказала ей о видениях, попыталась предупредить ее, но стоит ли говорить что-нибудь еще? Сара действовала необдуманно.
Есть еще и другие вопросы, подумала Оливия, вливаясь в поток автомобилей возле автострады. Машины Сары уже не было видно. Рассказывать ли Саре о ночи, проведенной с Бенцем? О том, что ее странным образом влекло не только к Бенцу, но и к приходскому священнику? А как быть с тем, что где-то у нее есть родной брат, которого она ни разу не видела?
Крепче сжав руль и посмотрев на свои обеспокоенные глаза в зеркале заднего вида, она решила попридержать язык. Да и Саре все равно это неинтересно. Оливия предупредила ее об убийце. А теперь она могла предложить Саре лишь сочувствие, потому что знала, что Лео Рестин разобьет сердце своей жены.
Если только Оливия этому не помешает.
Но как?
Нет... погоди... Может быть, Саре нужен совет не Оливии, а человека, которому она сможет излить душу, которому она сможет доверять, который помог бы ей помочь себе самой. Сейчас Оливии стало лучше. Она знала, с кем нужно поговорить Саре. Она ведь католичка, не так ли? И не было более привлекательного священника, чем отец Джеймс Маккларен.
...Сегодня вечером я лишил человека жизни. Это признание не выходило у Джеймса из головы с момента, как он услышал его по телефону две ночи тому назад. После этого он глаз не мог сомкнуть. Ожидал ли он очередного звонка и того, что этот шепчущий голос будет искать примирения?
Изнемогающий от усталости Джеймс вошел в неф. Он был обеспокоен, о, очень обеспокоен. Неужели чувство юмора создателя настолько извращенное и мрачное, думал он, что бог использует муку Джеймса, его знание, что убийца разгуливает на свободе, и телефонное общение с ним в качестве его собственного искупления за грехи, которые отец Джеймс совершил против своего брата, против своих обетов и наконец против самого бога.
Джеймс часами молился, еще больше искал совета прелата Роя и всегда получал один и тот же совет. «Поговори с господом, Джеймс. Это твое испытание. Ты должен сохранять веру и надежду. Ты не можешь открывать какой-либо из грехов молящегося. Это часть твоей договоренности с богом». У прелата Роя была добрая улыбка, но за его блаженным выражением лица скрывалось кое-что еще. Что-то темное таилось в глубине. Неосязаемая меняющаяся форма.
Джеймс достаточно хорошо изучил человеческую психологию и повидал немало семейных пар и одиноких людей, чтобы распознавать вину и страх, когда он их видел. Они были братом и сестрой и всегда шли рука об руку. Разве сам Джеймс не чувствовал их колючее, неприятное присутствие в своей собственной душе?
Он остановился у алтаря и поднял взгляд на большой крест, где висел объемный образ Иисуса. От тернового венца у него на лбу выступила красная кровь, рана на боку кровоточила, а на гвозди в его руках было невыносимо больно смотреть.
– Помоги мне, – прошептал Джеймс и преклонил колена. – Пожалуйста. – Он выпрямился и, обернувшись, к своему удивлению, обнаружил, что возле двери кто-то стоит. Не просто женщина, а сирена из его снов. Оливия Бенчет.
Его сердце на мгновение затрепетало, прежде чем он напомнил себе, что он никогда не должен допускать повторения ранее совершенной ошибки. Она была просто еще одним членом его обширной разрозненной паствы. Выдавив теплую улыбку, дабы скрыть муку в своей душе, он бодро зашагал ей навстречу.
– Оливия, – сказал он, протягивая руку. – Рад вас видеть.
– Я вас тоже, отец. – Она слегка покраснела, и румянец выгодно подчеркнул ее широкие золотистые глаза и вьющиеся волосы.
– Чем могу помочь?
– Мне нужно с кем-нибудь поговорить, – ответила она, и его решимость дала небольшую трещину.
– Вы пришли в нужное место. Как сейчас говорят, мы открыты двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Босс любит, чтобы так было.
Она улыбнулась, демонстрируя белые зубы почти с идеальным прикусом.
– Если вы не заняты... – Она бросила взгляд в сторону нефа и заметила пустые скамьи.
– Наверное, бог выделил это время для вас. Пойдемте. – Он повел ее к своему кабинету и придержал для нее дверь. – Заходите. Присаживайтесь. – Когда она проходила мимо него и садилась на стул, он почувствовал едва ощутимый соблазнительный аромат жасмина. Он стиснул зубы, тщетно пытаясь не обращать внимания на этот аромат. Он знал, что ему нужно зайти за стол, чтобы между ними был какой-то барьер, и невозмутимо сидеть на расстоянии от нее, но это оказалось невыполнимым. Он закинул ногу на угол стола и сложил руки на животе. – Что вас беспокоит?
– Первое, я думала... хотела спросить, ведутся ли в церкви записи о частных усыновлениях?
– Что вы имеете в виду?
– Я говорю о женщине, юной девушке, которая отдала своего ребенка примерно тридцать лет назад – вообще-то у меня есть точная дата. Я узнала ее из семейной Библии. – Вытащив из сумочки бумажку, на которую она записала дату и время рождения, она протянула ее Джеймсу. – Мне кажется, это все проделали через церковь, а не через суд. А может, даже только через самого священника. Возможно, все это было не совсем законно.
Он поднял брови.
– Незаконно, но через священника?
– Да. Потому что в этом участвовала моя бабушка. Ребенок, о котором идет речь, – мой брат. Это произошло до того как... до того как мои папа с мамой поженились, и я даже думаю, что мой отец не знал о существовании ребенка, по крайней мере, сначала. Вероятно, потом он выяснил.
– А ваша мать? – спросил Джеймс, наблюдая, как Оливия качает головой и ее кудряшки двигаются в мягком свете настольной лампы.
– Она не знает.
– Или не хочет говорить. Возможно, она не желает вспоминать этот тягостный период своей жизни. – Он сложил руки на колене и попытался не замечать, как она сдвигает брови или покусывает нижнюю губу.
– Я думаю, что Бернадетт действительно не знает, а моя бабушка умерла. Адвокат, который занимался имуществом моей бабушки, слишком молод, и, судя по его поведению, он действительно ничего об этом не слышал. – Она посмотрела ему в глаза, и он не смог удержаться от ответного пристального взгляда. Было в ней что-то такое... утонченно возвышенное и в то же время такое земное. Запретные эмоции начали будоражить его кровь. – Я не знаю, где может быть эта запись, в каком Приходе, но кажется, примерно в то время было крещение... по-моему, пара, которая его усыновила, должна быть очень религиозной. Настоящими католиками. Возможно, у моей бабушки были несколько широкие взгляды, но она по-настоящему верила. – Он начинал чувствовать себя словно под гипнозом, и ему в голову лезли запретные мысли. – Мне нужно найти своего брата, отец, – умоляюще прошептала она. – Это очень важно.
Джеймс вспомнил о своем брате, о боли отчужденности, о том, как он желал вернуться в то время, когда они доверяли друг другу, боролись и ссорились. И вот теперь эти крепкие узы были разорваны. Из-за его слабости. Вероятно, господь давал ему шанс помочь другому человеку. Возможно, это его искупление.
– Почему бы мне не заняться этим делом? – предложил он.
– Правда? – Ее лицо внезапно просветлело, и в его сердце встрепенулась надежда. – Спасибо.
– Не обещаю, что все получится, но я постараюсь.
Уголки ее сексуального рта дернулись в улыбке.
– Хорошо. И у меня есть к вам еще одна просьба.
– Выкладывайте.
– Я бы хотела, чтобы вы встретились с моей подругой, – внезапно сказала она.
– Знаете, священники не встречаются, – хохотнул он, затем решил, что не следует шутить относительно обета целибата, но улыбка Оливии стала еще шире. Она знала, что он шутит. – Конечно, я с ней встречусь. Назовите время и место.
– Ну, она прилетела сегодня утром, и она убьет меня, если узнает, что я с вами об этом говорила, но у нее проблемы с мужем. Думаю, ей нужно с кем-то поговорить.
– Разве у нее нет своего священника? – спросил он несколько осторожно, так как осознал, что его главная цель имеет мало общего с этой подругой и очень много с Оливией.
– В Тусоне есть. Но она сейчас здесь, и я надеялась, что вы проведете с ней некоторое время. Что-то вроде дружеской беседы. Она разговаривает со мной, но я все советую ей уйти от мужа, а она и слышать об этом не хочет. Сара, моя подруга, и Лео католики, и, возможно, ей станет легче, если она поговорит с представителем церкви. С человеком, который смог бы дать ее ситуации положительный поворот, а не отрицательный, как я.
– А вам не кажется, что она должна сама принять решение?
– Да, но... – Она покачала головой. – Я подумала, что, возможно, вы сумеете найти способ помочь ей или им обоим, знаете ли, сделать их брак крепче, помочь Лео разобраться в его отношении к жене, если это, конечно, можно сделать, но я в этом сомневаюсь. – Она отклонилась назад на стуле. – О, кажется, это глупая затея.
– Нет, это показывает вашу заботу о подруге. – Он улыбнулся. – Я просто не хочу, чтобы все разрушилось у вас на глазах. Она может подумать, что вы лезете не в свое дело, что вы давите на нее, вторгаетесь в ее личную жизнь.
Вздохнув, Оливия постучала пальцами по ручке стула.
– Может, мы могли бы действовать тоньше. – Она подняла на него взгляд, и по ее золотисто-карим глазам он понял, что у нее зародилась какая-то идея. – А может, вы смогли бы просто прийти ко мне домой. В гости.
– Думаю, да, – медленно произнес он, не уверенный, что ему нравится, как это звучит. Это очень походило на благовидный предлог попытаться совершить весьма неблаговидные действия.
– Тогда если она захочет говорить – прекрасно, а если нет, что ж, мы ее не обидели, и я обещаю, что не буду форсировать события.
– Так, наверное, получится. – Он чувствовал облегчение. – Но если Сара предпочтет не искать совета, тогда мы должны принять это.
– Вы хотите сказать, мне придется смириться с этим.
Он кивнул.
– Вы сможете?
– Конечно. Просто я хочу дать ей шанс. – Оливия усмехнулась, очевидно, радуясь направлению, в котором текли ее мысли.
– Когда? – спросил он, глядя на открытый календарь на своем столе.
– Может, в праздник. Что скажете? Ну, конечно, если у вас нет других планов, ну как?.. – Она замолчала, выглядя немного смущенной, затем быстро произнесла: – Отец Маккларен, не желаете ли вы прийти к нам на ужин в День благодарения?
Он растерялся, затем посмотрел ей прямо в глаза. Это было опасно. Он чувствовал, что между ними начинает пробегать искра, но не мог сопротивляться.
– С удовольствием, – ответил он и, к несчастью, именно это и имел в виду. Причем в гораздо большей степени, чем следовало.
– ...я просто не понимаю, – промямлил Джей, и Кристи, сидящая на краю кровати, держа трубку у уха, сжалась. – Почему ты не можешь прийти к нам на ужин?
– Потому что мой папа один.
– Я думал, ты с ним не ладишь, – пробурчал Джей.
– Раньше так и было. Но я стараюсь все исправить.
– Наверное, это классно. Но ты все-таки могла бы зайти. Нам нужно встретиться. Мы давно не виделись.
Скажи ему. Порви с ним сейчас.
– Я скучаю по тебе.
– Джей, я...
– И я люблю тебя, малышка.
О господи, она чувствовала себя обманщицей, но не могла выдавить из себя правду.
– Послушай. Нам действительно нужно поговорить. Повисло молчание. Она слышала, как бьется ее сердце.
– Джей?
– Я сказал, что люблю тебя.
– Я знаю, но...
– Слушай, Кристи. Какая муха тебя укусила? После того, как ты пошла в этот колледж Всех Святых, ты изменилась. Мне кажется, это странное место. Оно как-то странно на тебя влияет.
– Может, я просто начинаю понимать, кто я такая на самом деле.
– О, глупости, и ты это знаешь. Люди так говорят, когда они не хотят рассказывать, что их на самом деле беспокоит. – Его голос перешел на высокий фальцет. – «Я обретаю себя. Познаю свой внутренний мир. Мне нужны новые впечатления, новый опыт». – Его голос снова понизился. – Для меня это чушь собачья.
– Может, ты прав, – заметила она. Незачем это отрицать. – Там действительно несколько чудновато, не так, как в школе, но это и неудивительно. Это ведь колледж.
– И позанимавшись немного психологией и философией, ты так погрузилась в обретение себя, что я тебя даже не узнаю. Послушай... может, нам разойтись?
– Возможно, и стоит.
Было слышно, как он резко затаил дыхание.
– Господи, Кристи, ты только послушай нас. Мы ведь любим друг друга, а?
– Я не знаю, Джей, – призналась она, откидываясь на спинку кровати и чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Она думала, что любит его. Но это было в школе. До того как она ее закончила. Прежде чем она узнала, что ее папа на самом деле ей не отец, а ее дядя... о, господи... Она знала, что пошла в колледж, прежде всего, чтобы убраться подальше от этой грязи. Уклонение и Отрицание, об этом все время говорил этот чудаковатый доктор Саттер... и Джей был прав на этот счет. Некоторые люди в колледже – доктор Саттер, доктор Франц и доктор Нортрап – определенно были более чем «эксцентричными». А еще была чудачка Лукреция, этот тормозной Уилли Дэвис, который всегда садился за ней на психологии и смотрел на нее, и лесбиянка-тренерша по плаванию. В колледже Всех Святых в чудаках недостатка не было.
– Ты не знаешь, – с отвращением повторил Джей. – Что ж, тебе не кажется, что тебе лучше это выяснить? А, черт. До меня дошло. Ты себе кого-то нашла, да? Ты пробыла там всего лишь несколько месяцев и уже мне изменяешь. Черт возьми, Кристи, что с тобой происходит?
– Это я и пытаюсь понять, – ответила она таким же сердитым тоном и бросила трубку. Затем, подойдя к груше, пнула ее ногой. Итак, это было началом конца. Подумаешь. Она просто переросла Джея. Пусть лучше он найдет другую.
Потому что у нее есть Брайан.
Раздался резкий звук охранной сигнализации. Оливия села в постели.
Снова и снова раздавалось завывание сирен. Сон как рукой сняло. О господи, кто-то вломился в ее дом! Она вскочила с постели. Хайри С, сердито лая – запоздалые предупреждения, – был уже у двери спальни, горя желанием броситься в коридор.
Оружие... Черт! Дробовик был внизу в чулане за непромокаемыми плащами и сапогами... о господи, нет... Ее мысли прояснились, и сквозь шум сигнализации она услышала свое имя и поток ругательств, от которых покраснел бы даже моряк.
Сара!
Оливия выскочила из спальни и, быстро спустившись по лестнице, нашла у панели управления Сару, от которой разило джином. Раскрасневшись и изрытая проклятья, она яростно нажимала на все кнопки подряд.
– Как, черт возьми, отключается эта проклятая штука? – крикнула она под вой сирен.
– Вот...
Кто-то заколотил в дверь.
– Откройте. Полиция!
– О черт, – сказала Сара, когда Оливия нажала на соответствующие цифры, и сигнализация внезапно затихла.
– Все в порядке! Сейчас иду! – крикнула Оливия, и как раз в этот момент дверь с треском распахнулась, и в переднюю с оружием в руках ворвались двое полицейских в штатском. Сара вскрикнула. А пес продолжал лаять.
Оливия и Сара подняли руки вверх.
– Все в порядке, все в порядке, она просто не знала, как выключать систему безопасности! – Полицейские медленно опустили оружие.
– Вы уверены, что все в порядке? – спросил крупного сложения полицейский, стриженный под ежика.
– Да! Вы разве не видели, как приехала Сара? – спросила Оливия, опуская руки.
Сара, схватившись за сердце, прислонилась спиной к стене.
– Господи, – прошептала она. – Господи.
– Мы видели, как она приехала. Но сработала сигнализация. Мы не могли рисковать, – настаивал более молодой полицейский с квадратной челюстью.
– Что, черт возьми, вы тут делаете? – спросила Сара.
– Они наблюдают за домом, – пояснила Оливия, не зная, злиться ей или вздохнуть с облегчением. С одной стороны, она была в ярости, что нарушили ее уединение; с другой стороны, она была благодарна, что полиция находится поблизости и в случае чего придет на помощь. – Я же говорила тебе, что могу стать мишенью для серийного убийцы.
– Так ты не шутила? Господи, – прошептала Сара, и краска схлынула у нее с лица.
– У нас все в порядке, – сказала Оливия полицейским. – Система новая, подруга приехала ко мне в гости, и она еще не запомнила, как обращаться с этим... – Оливия показала на панель управления.
– Если вы уверены.
– Я же сказала, что все нормально. – Полицейские помогли снова закрыть дверь, хотя замки придется сменить, а дверную коробку отремонтировать. Как только полицейские ушли, Сара поднялась за Оливией наверх. Спустя несколько минут Сара переоделась в пижаму с расцветкой под шкуру леопарда и чистила зубы в ванной. Оливия опустила крышку унитаза и села на нее подняв колени к подбородку.
– Я чуть не описалась, – призналась Сара со ртом полным пены. – Господи, мы прямо под наблюдением у полиции.
– Это входит в план Бенца.
– Кто такой Бенц?
Оливия замялась.
– Детектив, который ищет этого убийцу.
– Расскажи мне о нем, – попросила Сара. Сузив глаза, она последний раз провела щеткой по зубам и сплюнула в раковину.
Оливия вкратце рассказала о событиях последней недели и о том, какую роль сыграл в них Бенц. Правда, она умолчала о том, что спала с этим копом. Но Сара взглянула на отражение своей подруги в зеркале, затем наклонилась, чтобы прополоскать рот.
– Тебе нравится этот парень, да? – спросила она, выпрямляясь.
– Он хороший парень.
– Нет, я имею в виду, что он действительно нравится тебе в смысле как юноша девушке или даже мужчина женщине.
– Я уже сказала, «он хороший парень».
– Хватит мне мозги пудрить. – Она повернулась и скрестила руки на груди. – Ты западаешь на копа. Боже мой, Оливия, ты что, совсем с ума сошла со своей нежной душой?
– Я не западаю на него.
– Чушь! Можно подумать, я не продала тонны любовных шариков доктора Миранды ищущим любви подросткам и не узнаю симптомов. Ты хочешь детектива Бенца! О, только не говори мне, что увлекаешься наручниками и всякими такими штучками, которые я продаю.
– Нет, и вообще это тебя не касается. И с каких это пор ты стала экспертом в любви?
– Ну... – Она вздохнула и покачала головой. – Может, я и не эксперт, учитывая ситуацию. – Наклонившись к раковине, она последний раз прополоскала рот и вытерла губы рукавом пижамы. – И вообще, не отклоняйся от темы, ты бы хотела закрутить роман с этим копом.
– Этого не будет, – сказала Оливия, подтягивая колени к груди. Она чувствовала себя как школьница, обсуждающая на ночном девичнике нового мальчика в классе. – Ну так расскажи, что случилось с тобой сегодня вечером.
– Ничего хорошего.
– Ты нашла Лео?
Сара покачала головой.
– Мне кажется, он был с ней, с этой сучкой, с которой он познакомился на съезде в Нэшвилле.
– Ты уверена?
– Нет, но я ей позвонила.
– Что? – громко воскликнула Оливия. О, это был е самый умный поступок.
– Да, я выпила пару бокалов мартини и, набравшись наглости, позвонила ей домой. – Она повернулась к зеркалу и вырвала выбившийся волосок из уголка брови.
– Не может быть.
– Еще как может. Он мой муж. – Казалось, Сара гордится собой.
Оливия застонала:
– Не думаю, что мне хочется знать подробности.
– Я велела ей отвалить.
– И?
– Она повесила трубку. Я позвонила ей снова, и никто не отвечал. Наверное, она отключила телефон.
– Ты действительно думаешь, что Лео был там?
– Вероятно. Трусливая скотина! – Она ссутулилась и с грустным униженным вздохом закрыла глаза. – О, Оливия, – сказала она, прижимаясь лбом к зеркалу. – Что мне делать?
– Сейчас ты пойдешь спать. Уже поздно. Поговорим утром. Может, ситуация прояснится.
– Сомневаюсь, но, – ответила она, опуская плечи, – я начинаю думать, что ты права. Каким-то образом мне надо забыть Лео. Этот... этот шквал эмоций просто убивает меня.
– В таком случае мы устроим на День благодарения настоящую бурю.
Сара выдавила улыбку.
– Индейка, начинка, пирог из сладкого картофеля... еда для утешения.
– И, может, я устрою сюрприз, – подмигивая, сказала Оливия и выключила свет в ванной. Учитывая душевное состояние Сары, это было рискованным делом, но вдруг отец Джеймс Маккларен сможет помочь.
– Ты собираешься работать в День благодарения? – простонала Кристи из-под одеяла.
– Кто-то же должен поддерживать порядок на улицах, чтобы по ним могли спокойно ходить законопослушные граждане, мэм. – Бенц стоял на пороге ее комнаты и пристально смотрел на бугор в середине кровати, который был его дочерью.
– О господи, – сказала она.
– Это всего лишь на несколько часов.
– А, да, точно. Это я уже слышала.
– Я вернусь как раз к тому моменту, когда будет нужно ставить индейку в печь.
– Ты и вправду готовишь? – Она опустила край покрывала и открыла заспанный глаз. Бенц быстро вдохнул. Иногда при соответствующем освещении Кристи была так похожа на свою мать, что он просто замирал на месте. – А я думала, мы пойдем в ресторан, или в кино, или еще куда-нибудь, – сказала она, зевая.
– Ты разве не видела индейку в холодильнике? – спросил он.
– Я решила, что это так, для виду. Муляж. Думала, ты просто хочешь произвести на меня впечатление.
– Она настоящая, малышка. Мне это удалось?
– Произвести впечатление? Нет! – Затем она хихикнула, как в детстве, и этот звук навеял воспоминания о более счастливых временах. – Ну да, тебе удалось, конечно. Я просто поражена. А теперь оставь меня в покое. И вообще, сколько сейчас времени? – Она подняла голову с подушки. – Четверть девятого? В День благодарения? Ты что, пап, с ума сошел?
– Некоторые так думают.
– Что ж, они правы! – Она натянула одеяло на голову и перекатилась. – Можешь разбудить меня в полдень. Может быть.
– Рассчитывай на это. Тебе предстоит делать картофельное пюре.
Она снова застонала, когда он выскользнул из комнаты и закрыл за собой дверь. Было приятно, что она здесь, даже несмотря на ее ворчание. Он по ней скучал. Когда она жила дома, они все время ссорились: о том, когда ей приходить домой, из-за ее отметок в школе, ее парня, ее поведения. Она быстро замечала, что он сам далеко не идеален. Ее трясло от того, что он полицейский, ее обязанность заниматься уборкой являлась частью его «средневекового мышления», отсутствие у нее машины было «хуже некуда», а его подозрения, что она занимается сексом, были нарушением основного пункта Доверия. Когда он оставил несколько презервативов у нее на комоде, ей стало «противно», и она обвинила его в том, что он завидует ей, потому что «сам ничего не может».
Последние три месяца, которые они прожили вместе, стали просто адом.
Но ему этого не хватало. Он приехал в участок и присоединился к группе, которая решила работать в праздник. Первым делом он увидел сообщение о том, что минувшей ночью сработала охранная система в доме Оливии. Полицейские указали, что это была ошибка: подруга не смогла вернуть систему в исходное состояние в час тридцать ночи.
Бенц набрал ее номер. Она ответила сонным голосом:
– Алло?
Его сердце слегка екнуло.
– Это Рик. Я слышал, что у вас там случилась небольшая неприятность.
– О... нет, приехала Сара... моя подруга из Тусона. Она поздно вернулась, и охранная система заставила ее здорово поволноваться. – Ее голос звучал невнятно, сонно, и он вспомнил, каково было обнимать ее и вдыхать ее аромат всю ночь напролет, слышать ее тихое дыхание, когда она прижималась к нему.
– Я просто хотел убедиться, что все в порядке.
– В порядке... в порядке... – успокоила она и объяснила, что случилось. Ее рассказ совпадал с рапортом, и она пообещала, что договорится о ремонте двери сразу после праздника. Потом, когда ее голос стал чуть более внятным, она поблагодарила его за звонок и пожелала ему счастливого Дня благодарения, но он заметил изменение в ее голосе, осторожность. Каким-то образом она нашла способ принять тот факт, что случившееся на днях больше не повторится. И это его беспокоило. Едва ли он хотел, чтобы она считала, будто между ними может что-то быть, но мир стал казаться чуть холоднее, когда он повесил трубку.
Не желая останавливаться на глупых романтических мечтах, он проверил электронную почту, сделал несколько звонков, надеясь услышать, что опознали хоть одну из недавно обнаруженных жертв. Пока этого не произошло, и у него не было рапорта патологоанатома, но причина смерти была довольно очевидна, и он почти не сомневался, что моменты смертей совпадут со временем видений Оливии. Если им повезет, убийца допустил оплошность, и криминалисты найдут какие-нибудь улики, связывающие его с местом убийства, – волосок, обрывок ткани, кожу под ногтями жертв, оставленный по небрежности отпечаток пальца, след шины, свидетель, который видел машину... что-нибудь.
Им просто нужна зацепка – одна крошечная зацепка. Что-то более конкретное, чем откровения Оливии.
Оливия. Несмотря на то, что он звонил ей ранее, он старался не думать о ней слишком много и пытался вообще не думать о ночи, которую он провел с ней. Тем не менее, он беспокоился о ней и позвонил, чтобы убедиться, что ее жилище находится под наблюдением полиции. Он только молился, чтобы убийца не нанес очередной удар в ближайшее время.
Ах да, почему бы нет?
Потягивая горький кофе, Бенц бросил взгляд на список, который он составил в блокноте, список святых мучениц, чьи праздники приближались. Новости не слишком обнадеживали. В следующие несколько недель календарь просто кишел подобными праздниками, и Бенц выписал те, которые, по его мнению, могли привлечь убийцу.
Второе декабря, святая Вивиан, или Бибиана. Сначала ее высекли, а потом отдали на растерзание собакам. Девятое декабря, святая Горгония. Она была затоптана упряжкой мулов, и ее внутренние органы превратились в месиво. Она предположительно выжила не только после топтания – о, да, верно, – но и после какого-то паралича и в конце концов умерла от «естественных причин». Затем имелось еще тринадцатое декабря – праздник святой Люси. Ее привязали к упряжке быков, которые не смогли сдвинуть ее с места. Когда быкам не удалось затаскать ее до смерти или разорвать на части, ее пытали, выколов ей глаза, а затем подожгли. По-видимому, она выжила после огня, потому что в конечном счете ее закололи до смерти.
Отвратительное зверство. Извращение.
Священник? Он так не думал.
Бенц отложил свои заметки в сторону. Он выписал лишь несколько праздников, только те, которые отмечались до середины декабря. Но их было больше... намного больше. С каждым наступающим днем.
Потирая шею, Бенц поднялся и выглянул на улицу. Стоял серый влажный день. Голуби порхали и ворковали, садясь под свесом.
В Нью-Йорке проходил традиционный парад, в то время как по всей стране люди собирались семьями, набивали животы и сидели вокруг телевизора, смотря футбол.
Но здесь, в Новом Орлеане, орудовал убийца. И он ждал, готовый нанести очередной удар.