– Итак, что у нас есть? – спросила Мелинда Джескил у Бенца и Монтойи. – Пресса требует больше информации, шеф на меня наседает, интересуясь, как продвигается дело с еще одним серийным убийцей, и у меня беседа с главой спецгруппы и ФБР через... – она посмотрела на часы, – двадцать три минуты.
– Я разговаривал с главой спецгруппы и с Тортори-Чи из ФБР, – ответил Бенц. Было примерно два часа дня, он и Монтойя сидели в кабинете Джескил. Все утро он провел, работая над этим делом и всячески отгоняя от себя мысли о ночи с Оливией Бенчет.
– Есть ли какая-то вероятность, что это тот же самый Религиозный Убийца? – спросила Мелинда. Она стояла в своем строгом темно-синем костюме, бедра и руки покоились на краю ее стола, на котором царил полнейший порядок. Бенц и Монтойя сидели перед ней на стульях для посетителей. На углу стола находилась хрустальная ваза, в которой всегда были свежие цветы, а на невысоком шкафу – несколько фотографий ее родителей и двух дочерей. Если бы не эти маленькие штрихи, табличка с ее именем и несколько наград на стене за ее стулом, кабинет мог принадлежать кому угодно. Ну, любому педанту.
– Я говорил с Нормом Стоуэллом... бывшим профайлером.
– Он уже не служит? – Ее глаза за стеклами очков сузились.
– Да, и...
– Так, так, Рэмбо. Сейчас мы играем по правилам.
– Конечно, по правилам, – ответил Бенц, делая необходимое ей признание на случай, если вдруг возникнет проблема. – Не похоже, что это прежний Религиозный Убийца. Уж слишком отличаются детали преступлений, то, как он выставляет тела. Он склонен к большей жестокости и насилию. Это не тот же самый парень.
– Но вы считаете, что это имеет какое-то отношение к святым?
– Святым мученицам, – ответил Бенц и шевельнулся на стуле. Чем больше он думал о том, что этих женщин убили так же, как святых, тем больше он нервничал. Некоторые из тех женщин ходили в колледж, и его собственная дочь училась в колледже Всех Святых – с таким названием он просто должен был привлечь внимание убийцы, даже если и находился в Батон-Руж.
– Все мученицы?
– Да. Это несколько сужает список. Католических святых сотни, и мы не знаем, каких именно он выберет, но, по-видимому, тех, которые погибли необычайно жестокой смертью.
– Полагаю, их было много.
– Да, – пробормотал Монтойя и развернул веером страницы, которые распечатал из Интернета. – Мы знаем о святой Сесилии; Стефани Джейн Келлер была убита точно так же – обезглавлена тремя ударами меча после пыток. Мы знаем о святой Жанне д'Арк, и мисс Икс была найдена у ее статуи тридцатого мая в праздник святой Жанны, хотя мы не знаем, у какого столба жертву сожгли; с Кэти Адамс дело обстояло иначе. Мы считаем, что из нее сделали Марию Магдалену, так как она была убита в день ее праздника – двадцать второго июля. – Монтойя протянул Джескил несколько страниц.
Она принялась просматривать материалы, и ее лицо становилось все напряженней.
– Чем дальше, тем хуже.
Бенцу пришлось согласиться.
– Мы считаем, что могут быть и другие смерти, две как минимум.
– Почему? – спросила Джескил, и когда Бенц не ответил, она кивнула. – А, понимаю... потому что Оливия Бенчет «видела»... – Джескил изобразила пальцами кавычки, – эти смерти.
– Пока она оказывалась права. – Монтойя все еще просматривал страницы, которые держал в руке.
– Мы проверяем пропавших по всему штату, особенно по кампусам у нас в городе. Стефани Джейн Келлер и Кэти Адамс были студентками неполной формы обучения – одна в Тулейнском университете, другая в Лойольском. – Бенц ненавидел эту связь. Он напомнил себе, что убийца преследовал студенток здесь, в Новом Орлеане, а не в Батон-Руж, где училась Кристи. Но разве большинство серийных убийц не меняют территорию? Разве не ищут новых просторов для охоты? – Оливия Бенчет – аспирантка Тулейнского университета. Мы связались с местными учебными заведениями, не просто с кампусами колледжей, а со всеми местными учебными заведениями и предупредили их администрацию. Они советуют ученикам соблюдать предельную осторожность, не перемещаться в одиночку, тщательно запирать двери, не выходить по вечерам, короче, безопасность по полной программе.
– Как по-вашему, Оливия Бенчет, наш главный свидетель, если, конечно, можно ее так назвать, связана с жертвами из-за того, что учится в аспирантуре? – Брови Джескил сошлись в сплошную тонкую линию.
– Может быть, но она не знала никого из жертв, – ответил Бенц.
Монтойя кивнул.
– И мы занимаемся проверкой Оскара Кантрелла, он был одним из многочисленных отчимов Бенчет. Его фирма «Бенчмарк Риэлти» является управляющей компанией того сгоревшего шотгана... у него был доступ.
– Он знал жертву?
– Это установить мы не можем.
– Нам нужно допросить его, – сказал Бенц и посмотрел на часы. – На праздник он уехал из города, попытался исчезнуть, но мы выловили парня через его секретаршу, и чтобы не связываться с полицией другого города, он решил вернуться на допрос.
– А он не может улизнуть?
– Кое-кто проследит, чтобы он сел на самолет. А я встречу его в аэропорту, – ответил Бенц.
– А свидетели? Кто-нибудь видел хоть что-то? Я имею в виду свидетелей помимо нашего медиума.
– Никого, кто бы действительно мог помочь. – Бенц покачал головой. – Последним человеком, видевшим Стефани Джейн Келлер живой, был механик автосервиса, где она высадилась из машины. Он чист, как и ее приятель. У Таунсенда железное алиби, он с готовностью согласился на тест на детекторе лжи и триумфально его прошел. Он не наш клиент. А что касается ее машины, пока никаких зацепок.
Монтойя добавил:
– Я получил фотографию парня, заснятого на видео на месте преступления. Его личность мы не в состоянии установить, несмотря на то, что изображение улучшили на компьютере. По крайней мере, пока. Мы уже проверили местонахождение владельцев сгоревшего дома, брата и сестры, которым он достался по наследству. Похоже, они чисты, алиби сильные. Брат, вероятно, пытается получить страховое возмещение. В тот вечер он работал допоздна; получил в качестве доказательства записи камер видео наблюдения и выписку из вахтенного журнала. Другой владелец, сестра, безмерно расстроена – она любила место, где выросла. В ночь убийства она была дома с мужем и детьми.
– Каким-то образом убийца получил доступ, – заметила Мелинда.
– Мы все еще пытаемся отследить Реджи Бенчета. – Мысли Бенца стали мрачными, когда речь зашла об отце Оливии. – Он связан с Оливией Бенчет, которая каким-то образом видит преступления; он отсидел срок за убийство и сейчас снова на свободе. Находясь в тюрьме, он увлекся религией.
– И, вероятно, он еще кое-чему научился. Вы же знаете этих парней, – добавил Монтойя. – Отправьте их в тюрьму, и они узнают о самых последних аферах от других заключенных. – Он фыркнул. – Так я и поверил, что они там исправляются.
– Вы разговаривали с его офицером по надзору? – спросила Мелинда.
Бенц кивнул.
– Пока Реджи ведет себя очень осторожно и ни во что не вмешивается.
– Да прямо, – пробормотал Монтойя.
– Полиция Лафайетта допросила его. Я думал заехать туда сегодня, так как направлюсь в Батон-Руж, а это не такой большой крюк. Реджи Бенчет недавно пытался установить контакт со своей дочерью... – Бенц умолк, подумал о том, что сказала ему Оливия, и решил: какого черта?! Джескил имеет право знать всю информацию. – Оливия позвонила мне вчера вечером. – Он подробно объяснил, что она видела и какой взвинченной была. – Это так сильно ее расстроило, что она разбила зеркало в ванной, поранив себе руку. Она была уверена, что убийца, которого она видела, знает ее имя. Она каким-то образом почувствовала, что он думает о ней, и он назвал ее святой Оливией.
– Проклятье, – пробормотала Джескил.
– Ты уверен, что она ничего не выдумывает? – Монтойе казался сомнительным новый поворот дела.
– Она была в ужасе. Поверь мне.
Расстроенная Джескил бросила бумаги, которые держала в руках, на край стола.
– Ладно, проверьте отца. И пусть кто-нибудь день и ночь присматривает за Оливией Бенчет и ее домом.
– Уже присматривают. ФБР дало добро, – сказал Бенц, ожидая, что она устроит ему выволочку за то, что он не действует через должные каналы. Вместо этого она кивнула.
– А что насчет двух других убийств, которые, как вам кажется, могли произойти? – спросила Мелинда. – Те, что видела Оливия Бенчет.
– Прошлой ночью был праздник святой Екатерины Александрийской. Ее поместили на колесо с шипами, оно сломалось, и ее обезглавили.
Челюсть Джескил напряглась:
– Как предыдущую жертву.
– Да.
– Тот же самый убийца?
– Мы так думаем.
– Значит, вы теперь верите? – спросила Мелинда, поднимая тонкие брови над очками без оправы.
– Да, – признал он. – Наверное, да. Она заявляет, что видела еще одно убийство. Женщину заперли, пытали, оставили умирать с голоду. Посмотрите на это. – Он протянул ей страницу о святой Филомене вместе с записями, сделанными Оливией Бенчет. – Получается, либо она спец по святым мученицам и добавляет дополнительные дела, чтобы нас запутать, либо она говорит правду. В его сознании мелькнула картина, как Оливия с выражением ужаса на лице прошлой ночью бросилась в его объятья. – Я уверен, что она не обманывает.
– Ладно. – Джескил, посмотрев на часы, наморщила лоб. – Значит, вы работаете со специальной группой и ФБР.
– Да. Плохо, конечно, что это разные юрисдикции, но не исключено, что убийца совершал подобное и в других штатах. Парень из спецгруппы пытается сопоставить нераскрытые жестокие убийства, совершенные приблизительно во время некоторых праздников святых, но даже ФБР с их компьютерами на это требуется время.
– Которого у нас нет.
– И удачи нам пока тоже не хватает, – добавил Бенц.
Монтойя фыркнул.
– Я проверяю изготовителей мечей. У нас есть оружие с пожара в районе Сент-Джон. Отпечатков пальцев, конечно, нет, но меч – это довольно необычное оружие. Я думаю, его купили с рук на одной из оружейных выставок. Вероятно, проследить его не удастся. Но мы проверяем местных дилеров.
– А что там насчет священника?
– Пока ничего, кроме слов Оливии Бенчет. Мы тщательно изучаем все улики, оставшиеся на месте преступления, но, поскольку все сгорело, на это потребуется время. У нас нет образцов волокон. Под ногтями жертвы тоже ничего не обнаружили. Боюсь, наш парень не оставил никаких следов, – признал Бенц.
В уголках губ Джескил отразилось разочарование. Ногтями она барабанила по краю стола.
– Он допустит ошибку. Это должно случиться. И когда он ошибется, мы накроем его убежище. Ну а что мне пока сообщить прессе? – спросила Джескил, затем сама ответила на свой вопрос: – А ничего... Я пока не буду говорить о связях со святыми, иначе у нас появится подражатель, и каждый религиозный фанатик в соседних приходах начнет предлагать новые передовые способы пытать женщин, создавая свою марку. Поддержим тот же самый профиль. У нас объявился серийный убийца, будьте бдительны... ничего конкретного.
– Может, он выдаст себя, если мы не будем суетиться, – предположил Бенц. – Иногда, когда серийному убийце не удается привлечь должного внимания, он становится самоувереннее. Связывается с полицией. Он разочарован недостатком внимания.
Мелинда выпрямилась.
– До тех пор, пока недостаток внимания не толкнет его на новое преступление. Будет чертовски трудно объяснить это общественности.
– Что ты собираешься делать на День благодарения? – спросила Кристи, сидя в столовой, делая глоток кока-колы и пытаясь решить, хочет ли она «делать это» с Брайаном Томасом. Господи, он был очень сексуален. Темные волосы, яркие голубые глаза и этот замкнутый вид, который она находила таким волнующим.
– Ты имеешь в виду – кроме раздачи благодарностей? – Он отодвинул свой поднос в сторону и положил локти на исцарапанный стол. На руке сверкнуло его выпускное кольцо.
– Да, кроме этого.
Он дразнил ее, она прочитала это в его глазах.
– Наверное, я отпраздную этот день, проверяя письменные работы.
Кристи неодобрительно застонала:
– Не слишком-то весело.
– Не слишком? Тебя не волнуют эссе, обсуждающие философские и политические подтексты действий католической церкви в Риме во время...
– Хватит, хватит, – воскликнула она, закатывая глаза. – Нет, это меня не волнует.
– А что волнует? – Он протянул руку через стол и схватил ее за запястье. Кончики его пальцев мягко заскользили по внутренней стороне ее руки. Сердце Кристи екнуло. – Почему бы нам не выяснить?
– Сейчас?
– Нет. – Он покачал головой. – У меня занятие через полчаса, но потом... У меня есть бутылка вина. Оно дешевое, но эффективное. Или мы можем отправиться в «Дайв».
Кристи вздохнула.
– Наверное, мне придется отложить это приглашение до следующего раза. Мне нужно встретить отца. Он заедет за мной в конце занятий.
Он озорно улыбнулся:
– А ты не можешь позвонить ему и попросить отложить приезд на день? Придумай какое-нибудь оправдание, например, что тебе надо заниматься.
– Так он мне и поверит, – сказала она, когда он начал медленно выпускать ее запястье и теплота, которая просочилась в ее кровь и покалывала глубоко между ног, несколько уменьшилась. Она принялась покусывать красно-белую соломинку. – Не забывай, он жил со мной восемнадцать лет.
– Может, ты исправилась.
– Он в это не поверит. Он полицейский. Детектив, – неохотно призналась она. Большинство парней, которые слышали, что ее отец полицейский, уходили. И больше в ее сторону не смотрели. Они не хотели встречаться с дочерью копа и рисковать нарваться на неприятности. Они ссылались на любой пустяк: что они пьют, употребляют наркотики или воруют в магазинах.
Брайан, однако, не стал искать предлога смыться.
– Твой папа тебе не доверяет.
– Он не доверяет никому, а сейчас будет еще хуже. Я прочитала в газетах, что, по мнению полиции, в Новом Орлеане объявился еще один серийный убийца. Папа вообще с катушек съедет. Вот увидишь. Он захочет, чтобы я поехала домой, или установила систему безопасности к себе в комнату, или носила с собой большой газовый баллончик.
Брайан засмеялся, хотя его улыбка почти не коснулась его взора.
– Он параноик.
– Да, верно. Он видит весь этот ужас на улицах и от этого сходит с ума. – Она сжала соломинку зубами. – Повезло мне, а? Ну, а какие у тебя папа с мамой? Ты никогда о них не говоришь.
Его улыбка плавно угасла.
– Особо-то и нечего говорить.
– Ты не поедешь домой на День благодарения.
– У меня нет дома.
– Ой, да ладно тебе, – сказала она, думая, что он ее дразнит, прежде чем заметила, как напряглась его шея. – Твои родители развелись?
На его челюсти непроизвольно дрогнул мускул.
– Только лишь в отношении меня.
– В смысле?
– Я перестал для них существовать, когда мне было восемнадцать. Влип в... неприятность, и они не захотели с этим связываться.
– А что за неприятность? – осторожно спросила она. Шум с кухни, звон посуды, подносов и гул разговоров за соседними столиками, казалось, внезапно стали приглушенными и далекими. Брайан смотрел на стол, на свои пальцы, куда угодно, только не ей в глаза. – Ну, давай же, рассказывай. Я ведь рассказала тебе о папе.
– Тут все по-другому.
– Стоит мне позвонить отцу, и он так быстро все про тебя раскопает, что ты и оглянуться не успеешь.
Он напрягся. Его голубые глаза вспыхнули и сузились на ней.
– Ты бы так поступила?
– Не-а... но могла бы. Ну давай же, – попросила она и, протянув через стол руку, дотронулась до него. – Что случилось?
– Это было давно, – признался он. – Старая история.
– Я не стану из-за этого на тебя злиться.
Одна из его бровей недоверчиво приподнялась.
– Ты не можешь знать это заранее.
– Неужели все так ужасно? – спросила она и, увидев выражение его глаз, затаила дыхание.
– Суди сама. Девушка... девушка, с которой я полгода встречался, обвинила меня в изнасиловании.
– Что? – Она тут же пожалела о своем любопытстве. Сердце у нее упало, изнасилование? Господи! Она отдернула руку, и его губы искривились, словно он ожидал именно такой реакции.
– Статутное изнасилование, – пояснил он. – Но все же изнасилование. Мне было восемнадцать лет, а ей еще не исполнилось шестнадцати. Это все, конечно, чушь, и потом от обвинений отказались. Меня полностью оправдали, полностью, но мои родители совершенно не захотели мне верить. Мы стали очень часто из-за этого ссориться, и они выгнали меня из дома.
– Просто взяли и выгнали?
– А зачем им лишние хлопоты? У них еще пятеро детей. А я оказался той самой паршивой овцой, про которую есть пословица. Мы с отцом никогда не ладили. Даже когда я был мальчишкой. – Он взял свой стакан и быстрым глотком допил его содержимое.
Пораженная Кристин положила руки на живот. Она подозревала, что в нем есть нечто дикое, опасное, но это превзошло ее ожиданиям, и впервые после знакомства с Брайаном она подумала, не ввязывается ли она куда не следует.
– А чем ты занимался после того, как тебя выгнали из дома?
– Несколько лет прослужил в армии, поскольку меня никогда не обвиняли в преступлении. Но я не представлял себя в роли кадрового офицера, поэтому уволился и решил пойти в семинарию.
– Чтобы стать священником? – прошептала она. Вспоминая, каким он был страстным, когда они ласкали друг друга, какое нетерпение она в нем чувствовала, когда он прикасался к ней и целовал ее. Священник? – А разве они не дают обет безбрачия?
– Да. – Он кивнул, и его лицо несколько просветлело. – В этом-то и была проблема. Это было мимолетным стремлением, поверь мне. Поэтому я пошел в колледж, несколько лет занимался ненавистной мне работой и в конечном счете попал сюда в аспирантуру.
– И сколько тебе лет? Сорок?
Он засмеялся:
– Не-а. Я быстро работаю. Мне тридцать один.
Она перевела дух. Тридцать один? Староват. Но это не самое плохое. Ее поразило изнасилование и семинария.
– Ты не похож на человека, который может всерьез увлечься религией.
– Все проходят через различные стадии, особенно мы, старики. – В его словах чувствовалась какая-то резкость. Острота. Словно она задела его.
– Я не говорила, что ты старик.
– Но ты подумала, что мне сорок. В любом случае, когда я пошел в семинарию, я просто пытался во всем разобраться. Наверное, я искал семью. Какое-нибудь пристанище... а впрочем, кто знает? Да и кому до этого есть дело. – Он скомкал свою салфетку и бросил ее на стол, но его снова охватывало мрачное настроение. В ледяных глазах собирались грозовые тучи.
– Мне, – внезапно произнесла она. – Мне есть дело.
– И именно это делает тебя особенной, Кристи. – Он осторожно улыбнулся. – Ты уверена, что никак не можешь отказаться от своей поездки? Уверен, мы с тобой могли бы прекрасно повеселиться.
– Я в этом не сомневаюсь, – ответила она, испытывая сильное искушение позвонить отцу и найти предлог остаться в Батон-Руж на праздник, притвориться, что ей нужно писать отчетную работу или что-нибудь в этом роде. – Но мне действительно нужно домой.
– А разве нет никакого способа остаться? – Его рука была такой теплой.
– У меня тест у доктора Нортрапа и задолженность у Саттера.
– Психология?
– 101[21].
– Я когда-то учился у Саттера. – Брайан нахмурился. – Я ему очень не нравился.
– Да? А с чего вдруг?
Брайан убрал руку.
– Он решил, что я позаимствовал некоторые свои теории из Интернета. Это была чушь, и я сказал ему об этом.
– И что произошло?
– Ничего. Он не смог этого доказать. И выглядел, как осел. Я все еще помню, как он стоял перед классом с красным лицом и дергающимся глазом. Думаю, он на стенку от злости лезет из-за того, что я вернулся.
– И тебе это нравится?
– Он заслуживает, чтобы ему вышибли пару зубов. Напыщенный осел.
Она смутилась, но увидела оттенок гордости в посадке его челюсти.
– Ну-у... а ты это сделал?
– Что? Присвоил? Плагиат? Конечно, нет. – Он фыркнул, словно подобная мысль была абсурдной. – Если бы я так сделал, это бы все погубило, мои планы, мою жизнь, лишило бы меня возможности преподавать.
– Но только если бы тебя поймали, – сказала она, не в состоянии перестать играть адвоката дьявола, и покачала стаканом, размешивая лед, прежде чем сделать большой глоток. Все это время она не сводила с него глаз.
– Ты думаешь, я способен смухлевать?
– Не знаю. А ты бы смог? – спросила она и заметила, что ее сердце начинает бешено колотиться и что она слегка вспотела, словно боясь услышать ответ. И почему он так на нее действует, а?
– Нет. Если тебе интересно мое мнение, Саттер точил на меня зуб. – Как только эти слова сорвались с его губ, он, казалось, захотел взять их обратно. – Наверное, я выгляжу параноиком, а? Сначала мои родители, затем доктор Саттер. Осторожно, весь мир ополчился на Брайана Томаса.
– Ты и вправду так думаешь?
– Не-а. – Помощник официанта принялся убирать посуду с соседнего столика, и Брайан понизил голос. – В действительности я думаю, что мне очень хочется, чтобы ты осталась здесь на уикенд, и тогда мы смогли бы узнать друг друга немного лучше.
– У нас еще будет время.
– Как скажешь. – Он откинулся на спинку стула, и она почувствовала, как испаряется зародившаяся между ними интимность. Внезапно он стал казаться очень одиноким и отчужденным. Ее действительно тронуло, что у него нет семьи, и что родители его отвергли, но она не могла отделаться от своего отца.
Или могла?
Может, все-таки найдется способ.
– Мне пора, – сказал он, бросая взгляд на часы над кассой, где несколько ребят платили за сэндвичи. – Черт. У меня пять минут на то, чтобы пересечь кампус. – Резко отодвинув стул, он встал.
Она не хотела, чтобы Брайан уходил на нее сердитым. Не то чтобы она сделала что-то не так. Она знала, что он пытается манипулировать ею, ссылаясь на свои страдания и одиночество, и не хотела на это покупаться, но он действительно ей нравился.
– Что ж, увидимся, когда я вернусь.
– Да, конечно, – ответил он, растерянно хватая рюкзак и направляясь к двери. Затем, словно осознав, как грубо он разговаривал, он сделал несколько шагов назад, наклонился и прошептал ей в ухо:
– И когда ты вернешься, тебе лучше быть готовой.
Она почувствовала покалывание вдоль позвоночника.
– К чему? – спросила она.
Он медленно растянул губы в широкой сексуальной улыбке.
– Угадай.