Сперва проснулось сознание и подало телу команду, что пора просыпаться. Потом очнулся разум, и от него полетел новый приказ — пока не подавать признаков жизни. Он был жив. Жив каждой клеточкой своего тела. Он ощущал свое тело, как и то, на чем оно покоилось, и что его окружало. И это было настолько подозрительно и тревожно, что разум громким голосом призывал к осторожности. Память, проснувшаяся чуть позже, с неохотой, по крупицам, выдавала информацию о том, что было до того, как…
Растущее напряжение…
Давление, которое плющило грудную клетку и не давало протолкнуть воздух в легкие…
Удушье. Жара. Боль в костях и мышках. Ломота суставов. Тяжесть, придавившая к креслу. Уплывающее сознание. Последнее усилие, попытка хоть что-то предпринять…
Толчок. Настолько сильный, что разум буквально вышибло вон. Последний проблеск мысли: «Конец…»
А вот и нет. Все продолжалось, но… где? И, самое главное, почему?
«Я жив!» — эта мысль была ясной и четкой. «Я жив!» — а дальше?
Дальше надо было жить, и тело бездумно реагировало на прояснение сознания усилившимися реакциями, с которыми не справиться самовнушением. Он не почувствовал, но умозрительно догадался, что у него наверняка подскочили пульс и давление, изменилась температура и другие жизненные показатели, а также присоединенные к вискам электроды — он ощущал слабое покалывание в том месте, где они касались кожи — наверняка передали, куда следует, первые мозговые импульсы. Жизнь регистрируется по наличию сердцебиения. Разум — по нервным импульсам. От кого он это слышал?
Рози?
По телу прошла волна узнавания. Все это уже было. Было несколько лет назад, когда он очнулся точно также… правда, без ощущения собственного тела. Тогда первым его осознанным чувством был ужас. Ужас от того, что тела-то у него больше нет. Вернее, что от него остался бесполезный обрубок, к которому он привязан на всю оставшуюся жизнь. Помнится, тогда он просил, чтобы эту жизнь оборвали как можно скорее. Вот тогда, кажется, и прозвучала фраза про то, что разум регистрируется по наличию мозговых импульсов. Мол, чтобы мы могли отключить приборы жизнеобеспечения, ты должен перестать думать. Тогда он пытался и потерпел неудачу. И, как оказалось позже, не зря. Все-таки несколько лет жизни — несколько лет почти полноценной жизни — многое значат.
Но теперь…
Теперь все вернулось на круги своя или…
Нет, на сей раз все было иначе. Было ощущение своего тела. Он знал, что оно в порядке. Он его ощущал вплоть до пальцев на ногах, которыми мог бы пошевелить — а ведь тогда казалось, что у него нет ног! И до слуха доносились звуки… звуки привычные и в то же время…
Шорох. Прерывистый вздох. Невнятное восклицание. Затем что-то скрипнуло, прошуршали легкие шаги. Затем зажужжал какой-то механизм. Дверь? Похоже на то. Значит, кто-то все это время был рядом? Но кто?
Рози.
Имя потянуло за собой остальные воспоминания. «Я думаю, Рози! На сей раз мои мозговые импульсы довольно сильны. Их невозможно не заметить. И на сей раз я не буду прятаться за страх».
Он прислушался. Мягкое гудение приборов. Что-то шуршит и тикает. Электроды покалывают кожу на висках. В этих местах ужасно чешется, но надо терпеть. Как и дыхательную трубку в носу. Хочется выдрать, но не стоит этого делать — ведь прибор искусственного нагнетания воздуха в легкие еще работает. Врачам лучше знать.
Снова мягкое жужжание двери. Шаги. Шорох одежд. Негромкий лепечущий голос. Женский голос. Но слов не разобрать. Вернее, что-то знакомое есть, но… какой это язык? Явно он не относится к человеческой языковой группе — слишком много гласных и щелкающих звуков. Но, судя по модуляциям, это гуманоиды. Уже хорошо. Значит, он правильно сделал, что не стал срывать с себя провода.
Женщина прервалась. Послышался новый голос. Тоном ниже, с иными интонациями и звуками. Мужчина. Это тоже хорошо. Кто бы это ни был. Мужчина что-то спросил. Женщина ответила. Какое-то время они обменивались репликами, а он лежал и исподтишка прислушивался к разговору. Нет, язык ему определенно знаком. Но где и при каких обстоятельствах он слышал его последний раз?
Потом до его запястья дотронулись.
Это было так неожиданно, что он вздрогнул всем телом. Зажурчал мягкий женский голос. Она его успокаивала. Хорошо. Он спокоен. Дальше что?
Снова голос. Мужчины. Судя по интонациям, он о чем-то спрашивает? Или приказывает? В человеческих языках интонации могут служить неплохими подсказками, но здесь…
Тормошат. Его будят, призывая к активности? Ну да. Кажется, женщина его зовет.
— Проснуться. Глаза глядеть. Знать, что не спать.
Язык был знаком — интерлингва, на которой умеет так или иначе говорить каждый, кому приходилось хоть раз покидать свою планету и общаться с представителями других видов разумных существ. Эти существа знают интерлингву. Это тем более хорошо. До этого, надо полагать, они говорили на своем родном языке.
— Ты слышать, — это был не вопрос, а утверждение. — Говорить ты?
Он шевельнул губами и языком.
— Я… говорить, — не то, чтобы он плохо знал интерлингву, но порой полезно прикинуться менее образованным. В крайнем случае, потом все можно списать на шок.
— Хорош. Глаза открыть. Видеть уметь.
Он заставил себя поднять веки. Не хотелось нарушать иллюзию. Рози…
Яркий свет ударил по глазам, и пришлось почти сразу зажмуриться, чтобы потом приоткрывать веки медленно, постепенно, всматриваясь из-под ресниц.
Собственно, он сразу понял, что находится в медицинском отсеке — слишком мягкий свет, слишком много всяких приборов. Над ним склонялась овальная головка с чуть вытянутым лицом и почти полным отсутствием растительности на черепе. И это не было данью моде — в длительных экспедициях женщины часто стриглись коротко, восполняя отсутствие волос их окрашиванием во все цвета спектра во всех мыслимых и немыслимых сочетаниях. Но эта женщина не стриглась коротко нарочно — этот сизый пушок и был ее волосами.
Ее кожа была такого же сизого цвета, что в сочетании с формой лба, почти полному отсутствию надбровных дуг, разрезу глаз и рта позволяло определить веганку. И это было одновременно хорошо и плохо.
Вегане. Практически единственные разумные существа, которые были похожи на землян не только внешне, но и физиологически. То есть, настолько, что у них даже имелись аналогичные человеческим группы крови и способ размножения. Когда-то давным-давно, когда молодое человечество только-только вступило на межзвездные дороги, люди ждали, какими будут эти таинственные «разумные расы» и были слегка разочарованы, когда узнали, что большинство гуманоидов весьма и весьма отстают в развитии. Единственными, кто освоил космические перелеты, были веганцы. И сначала их приняли за родственный вид, поскольку, как говорилось, внешне они мало, чем отличались от людей. Ну, кожа сизого цвета с природными пятнами с разводами. Ну, растительности на голове практически нет — сизо-серый пушок не в счет — ну форма черепа и черты лица не такие, как у землян, ну на пальцах лишний сустав, из-за чего они кажутся длиннее и подвижнее, как щупальца. Нашлись даже девушки, которые готовы были влюбиться в этих «синих людей».
Правда, потом выяснилось, что различий намного больше, и многие скрыты внутри. И это различие послужило поводов для разочарования у многих и многих, верящих, что они нашли родственников.
Другой отрицательной чертой было то, что веганцы все-таки были слишком похожи на людей. Они тоже дышали кислородом. Они обладали сходным метаболизмом и обменом веществ — то есть, им для жизни было нужно примерно то же, что и людям. Они даже могли поглощать одни и те же продукты — веганцы, например, обожали изделия из теста и рыбу, а люди могли спокойно есть их растительные смеси и еще ни разу никто не отравился, попробовав блюда местной кухни.
Но это означало и то, что людям и веганцам были нужны одни и те же миры, с одинаковыми физическими и биологическими параметрами. То есть, регулярно возникали конфликты — кто будет основывать колонию на новой планете. Первое военное столкновение как раз и случилось между людьми — тогда еще их называли землянами — и веганцами из-за колоний. По счастью, его быстро погасили остальные разумные существа, но неприятный осадок остался. И с тех пор не проходило ни десятилетия, чтобы не случилось какого-нибудь инцидента.
И вот он, Стив Минк, попал к веганцам. Вернее, веганцы спасли ему жизнь.
— Хорош. Хорош, — молодая веганка наморщила нос и вытянула губы трубочкой. Эта гримаса, насколько он помнил, означала доброе отношение, чуть ли не улыбку. Он постарался тоже напрячь соответствующие мускулы лица, повторяя ее мимику. Это обрадовало веганку. Она даже сделала несколько взмахов руками и коснулась его запястья.
— Движение. Хотеть — надо.
Предлагает ему пошевелиться? Он осторожно поднял одну руку — ту, к которой не тянулась трубочка капельницы.
— Хорош. Хорош. Я — смотреть ты.
Она быстро проверила показания приборов, провела по его груди плоской коробочкой-диагностом, после чего ввела данные в компьютер и внимательно изучила ряды символов на круглом экране. Штурман Минк следил за нею, повернув голову.
Результаты, видимо, были обнадеживающими, потому что потом женщина повернулась к пациенту, старательно морща нос.
— Холосё, — из-за того, что она старательно вытягивала губы трубочкой, слова искажались. — Встять мозна.
И сама потянулась отлеплять электроды, убирать шприцы и многочисленные трубки. Минк следил за ее манипуляциями, не мешая.
Когда последняя игла исчезла и последний пластырь был убран, он оперся на локти, выпрямляясь и садясь на кушетке. Прикрыл ладонью низ живота — до сих пор он как-то не обращал внимания на свою наготу — окинул взглядом тело. Тут и там на коже оставались нашлепки пластырей. Кожа под ними чесалась и саднила. Нашлепки были и на лбу, а также на щеках.
Веганка осторожно остановила его пальцы, потянувшиеся отодрать один из пластырей:
— Нет, — она растянула губы в стороны гримасой, похожей одновременно на нелепую улыбку и нервный оскал. — Кожа. Огонь. Чинить.
Ах, да! Катастрофа! Минк удержал руку, хотя пластыри и чесались. Ничего, через несколько дней их можно будет снять.
Заметив, почему он держит вторую руку внизу живота, веганка поцокала языком — засмеялась — и принесла что-то вроде короткого передничка на широком поясе. Длины и ширины передника хватило, чтобы прикрыть все нужное, завязав лямки на талии.
За всем этим наблюдал мужчина, стоявший у двери, скрестив руки на груди настолько человеческим жестом, что только цвет кожи и черты лица выдавали в нем типичного веганца, как и его рост, заставлявший задирать голову при разговоре с ним. Он молчал, ничем не выдавая своего присутствия, но когда Минк наконец «оделся», шагнул вперед, протягивая руку тоже жестом настолько земным, что штурман машинально тоже протянул руку и ответил пожатием. И только услышав сдавленный возглас женщины, понял, что сделал что-то не то.
— Хорош день, — этот веганец произносил такие же рубленые фразы, но гораздо четче. — Я звать Сомба девяносто девять. Я быть капитан корабль. Ты найти. Там быть огонь и, — он отвлекся, потыкал пальцем в коммуникатор на запястье и старательно проговорил: — ка-та-стро-фа… Ты корабль, — он опять посмотрел на экран коммуникатора, — взор-вать-ся.
— Да, — сказал Минк. — Было… столкновение с астероидом. Мы… сбились с курса, хотя я не представляю, как это получилось. Я сам прокладывал курс. Я не мог ошибиться. Я хожу штурманом вот уже пять лет после того, как…
Он осекся, сообразив, во-первых, что и без того наговорил много лишнего, а во-вторых, потому, что вспоминать о том, что было до этих пяти штурманских лет, до сих пор было тяжело. А еще потому, что заметил, какими глазами смотрят на него оба веганца.
— Вы…меня понять? — он тоже перешел на короткие примитивные фразы, одновременно судорожно вспоминая те крупицы веганского наречия, которыми его пичкали в военной академии. Штурман — и штурмовик — должен знать минимум три иностранных языка, не считая интерлингвы. Увы, наверное, из-за шока вспомнить он мог только стандартные фразы, которыми начинался каждый допрос пленного: «Назови свое имя, номер части и где она расположена. Сколько вас? Какими силами располагаете? Где ваш штаб? Цель заброски?» — и тому подобное. Все это, естественно, сейчас не годилось.
— Да, мы понять, — капитан повозился с коммуникатором. — Ты ранить. Мы спасти.
— Спасибо.
Капитан повернулся к веганке, сказал ей несколько слов. Она ответила парой довольно длинных фраз. Какое-то время они переговаривались, не обращая внимания на землянина. Затем женщина сделала странный жест — покрутила во все стороны головой — и торопливо вышла. А мужчина повернулся к гостю.
— Имя? Титул? Номер? Место?
«Похоже на допрос!» — мелькнуло в голове. Ему несколько раз, в прошлой жизни, приходилось присутствовать на допросе пленного. И теперь Минк подумал, что роли переменились. Но, как ни крути, эти веганцы спасли ему жизнь. И сейчас нет войны между людьми и этим народом. Так что есть шанс…
— Стив Минк, — указал он на себя. — Номер… одежда. Смотри одежда. Штурман. Лететь…
Тут он замялся, не зная, что сказать. Конечно, пункт назначения не был засекречен, как и груз — надо было просто доставить кое-какое оборудование на одну из станций — но кто знает, какие мысли бродят в голове этого… Сомбы, кажется. Какой он там номер назвал? Девяносто девять? Довольно высокий ранг, ничего не скажешь. Аристократ, говоря по-человечески. Не факт, что из высшей знати, может, какой-нибудь мелкопоместный лорд, но тем хуже. У таких, как правило, гонору хватит на добрую половину аристократов Старой Земли. Посмотришь не так — и все, пиши пропало.
— Место?
Он задумался. Назвать настоящую цель полета? Но она в другом секторе. Как он, штурман, объяснит такое отклонение от курса? Веганцы недолюбливают людей. Ему могут не поверить. С другой стороны, ведь сейчас мир. И он летел на гражданском корабле. И перевозили они не оружие.
— Магма-8. Сектор Лира-21/6. Вернее, квадрат «альфа-три-345-16/7», по межпланетной классификации. Белый гигант в системе…
Капитан вскинул узкую ладонь, останавливая поток слов.
— Один время. Молчать.
Минк послушно замолк. Они хотят проверить информацию. Они в своем праве.
— Это…
— Далеко, — кивнул веганец, торопливо вводя данные в наручный коммуникатор. — Как здесь быть?
— Мы… сбились с курса. Ошибка… ошибка при введении данных. Неправильная команда, — он осекся, задумавшись. Раньше не было времени сопоставить факты, а теперь пришло на ум подумать о том, почему все так случилось? Кто-то на корабле нарочно изменил курс? Причем изменил явно неправильно, допустив ошибку в программировании. Бортовой компьютер воспринял ошибку, как руководство к действию. К ошибочному действию. Машине «не пришло в голову» усомниться в неадекватной команде. Она ее просто исполнила — и произошла катастрофа. Потому как ни машина, ни тот, кто задавал неверные данные, не мог точно предугадать, куда вынырнет «Агути».
Конечно, все могло бы окончиться хорошо. Они бы счастливо миновали метеоритный поток, не зацепившись ни за один из камней. Это ведь не так сложно, как кажется. Даже в самом плотном «строю» расстояние между метеоритами несколько сотен метров, а то и несколько километров. Проскользнуть между двумя валунами ничего не стоит даже начинающему пилоту — этому обучают сразу после того, как объяснят, что такое взлет и посадка. Вероятность столкновения составляет меньше процента… и «Агути» вытянул единственный несчастливый билет.
Да, скорее всего, это стечение обстоятельств и винить некого. Но этого могло бы и не быть, если бы кто-то не стал грузить машину дополнительными программами. Летели бы себе и летели. Сейчас бы уже приближались к Магме-8… Еще сутки-другие, и груз был бы сдан. А теперь…
— Быть здесь как? — вопрос капитана вырвал его из пучины раздумий.
— Программа, — вздохнул Минк. — Новая программа… введенная по ошибке.
— Делать так ты?
— Нет. Не я. И я не знаю, кто.
— Знать ты хотеть?
— Не уверен, — почти честно ответил штурман. — С большой долей вероятности этот человек погиб при аварии и достаточно наказан. А груз… он был застрахован.
Как и жизни всех, кто уходит в глубокий космос. Семьи пропавших без вести получат компенсацию… через три года после того, как известие о катастрофе достигнет Весты и Магмы-8. Такой большой разрыв необходим, поскольку космос слишком велик. И, как знать, действительно ли человек погиб или просто-напросто его выкинуло на дикую планету, как его самого.
Эта мысль потянула за собой другую. Он сам видел, как стартовали спасательные капсулы. Более того, в одну из них он своими руками посадил Рози. И в падающем корабле он тоже был не один. И если участь пассажиров этих капсул была не ясна, то…
— Я был не… Там был человек, — произнес он. — Мы двое. Мы были вместе. Он… вы его нашли?
Последние слова он выпалил, не считаясь с веганскими правилами грамматики и удивился, когда капитан и женщина обменялись странными взглядами. Основные эмоции обеих видов мало, чем отличались, и Минк мог поклясться, что капитан безмолвно просит разрешения. Или советуется. Или просто недоумевает.
Потом он сделал выразительный жест и произнес несколько слов на своем родном языке. Женщина ответила, растягивая губы в улыбке, которая больше походила на вымученную гримасу. Капитан Сомба повторил приказ, и она, бросив на спасенного человека взгляд, покинула отсек.
— Да, — сказал капитан. — Мы знать, что ты там быть не один. Мы видеть. Найти… Увидеть ты хочешь это?
Голос его дрогнул, и Минк сжал кулаки:
— Да.
Зашуршала дверная панель. Порог переступила та женщина. На руках она несла продолговатый металлический ящичек, покрытый инеем — видимо, его достали из холодильника. Недоброе предчувствие сжало горло штурмана, и он понял, что нашли на месте аварии, даже прежде, чем, поставив ящичек на стол, женщина откинула герметично пригнанную крышку.
Рука.
В небольшом углублении, образованном кирпичиками искусственного льда, лежала оторванная по локоть рука. Все, что осталось от второго пилота. Пальцы еще скрючились так, словно обхватывали ладонь штурмана. Последнее пожатие…
— Райс…
— Сказать ты что? — чья-то рука коснулась его плеча.
— Райс. Его звали Гюнт Райс. Он был… вторым пилотом. Мы вместе хотели посадить «Агути» на планету. Мы были уверены, что все у нас получится, но…
Но последовал второй удар, второго метеорита, который попал чуть выше, чем следовало. Если бы первый камень не повредил двигатели и не лишил корабль маневренности — мелкие удары и поломки антенн и экранов уже не в счет! — они бы сумели уклониться от столкновения, сведя разрушение к минимуму. Но камень ударил, и корабль разломился. По сути, Минк и Райс пытались посадить даже не машину, а ее частицу. И ничего удивительного не было в том, что их команды не достигали цели. Все цепи связи были порваны, приказы не проходили. У пилотов не было ни единого шанса уцелеть.
Вернее, шанс все-таки был. Один-единственный. И выпал он Минку.
— Мы… думать. Чувствовать.
Гибкие пальцы коснулись его локтя, стиснули. Женщина. Светло-розовые глаза смотрят… странно. Сочувственно?
Она начала было говорить на интерлингве, но быстро сбилась и зачастила на своем родном языке. Капитан Сомба стоял рядом и не переводил речь соплеменницы. Она была понятна и так, без лишних слов.
— Спасибо, — сказал человек, когда веганка замолчала. — Спасибо вам… всем. Но… я должен знать…
Неужели он остался один? Разум отказывался в это верить. Чувства были солидарны. Логика молчала.
— Нет. Один ты, — его поняли правильно. — Мы смотреть. Не видеть. Там…
— Не там, — он помотал головой, словно отгоняя мух. — На борту корабля были капсулы. Для пассажиров и… и экипажа. Они должны были достичь планеты… хотя бы одна. Я не знаю… но надеюсь. А вдруг выжил кто-нибудь еще?
Он запрокинул голову, глядя капитану в глаза и с удивлением читая в них какие-то эмоции. У веганцев мимика не такая, как у выходцев с Земли, поэтому Минк даже под угрозой расстрела не мог бы разгадать, о чем думает Сомба. Но ему показалось, что тот… сбит с толку.
Похоже на то. Потому как мужчина внезапно отступил на шаг, выставив ладони в отвращающем жесте.
— Ты — отдыхать. Ждать, — он повернулся к женщине, быстро-быстро проговорил что-то еще и переступил порог. — Потом еще говорить.
Дверная панель вернулась на место, отрезая отсек от внешнего мира. Они с веганкой остались вдвоем, если не считать останков пилота Райса.
Женщина приветливо наморщила нос и коснулась руки Минка. Потянула его за собой.
— Иди. Иди. Есть. Спать.
— Хорошо, — кивнул он. — Я согласен.
Спорить не хотелось. А что еще ему оставалось, кроме как подчиняться? Только надеяться и ждать, что отыщется кто-нибудь еще.
— Что же нам делать?
Этот вопрос Тиока повторяла уже третий или четвертый раз. Ее словно заклинило, и Валентину это уже начало откровенно бесить. Тиока вообще бесила ее с самого приземления. Своей слабостью. Своими капризами. Своей трусостью и неприспособленностью. И почему хорошие люди вроде Рози кончают с собой, раз и навсегда успокоив свое сердце, а такие, как она, живут и процветают? Нет, у медички были и свои недостатки, да и знала ее девушка всего ничего, а с Тиокой они три с половиной года учились вместе. Но все равно, это несправедливо!
— Что же нам делать теперь? — тянула свое Тиока.
— Не знаю, — огрызнулась Валентина. — Отвяжись! Надоела до смерти!
Эта случайная фраза вызвала целые потоки слез. Тиока разрыдалась, и Валентина мигом пожалела о своей вспышке. Что это на нее нашло? Всхлипнув, она сама бросилась к подруге, обняла ее, пряча лицо на плече:
— Прости! Я… я сама не знаю, что говорю!
— Это все так… так стра-а-ашно, — провыла в ответ Тиока. — Рози умерла-а-а…
— Да, — смотреть на скорчившееся тело было тяжело и неприятно, но оно постоянно притягивало взгляд, как магнит.
— Мы тоже умре-о-о-ом…
— Нет, — Валентина с усилием выпрямилась, стиснув зубы, и заговорила, заставляя себя проталкивать слова сквозь челюсти, — нет, мы не умрем. Рози была ранена. У нее было… были боли в животе. Ей нужна была срочная операция. Мы бы не смогли ее сделать, даже если бы нам дали инструменты и все нужные приборы. Мы бы не знали, как… Мы бы ее убили. Она… она просто сделала это за нас. Быстро и… безболезненно.
— Правда? — Тиока подняла залитое слезами лицо. Оно стало почти оранжевым от прилившей к щекам и лбу крови.
— Правда, — кивнула Валентина. — Она медичка… была медичкой и знала, как надо поступать. Для нее все самое страшное позади…
Она осеклась.
— А для нас? — подруга высказала то, что самой девушке произнести вслух мешал страх. — Что нам делать… теперь?
«Теперь, когда мы остались вдвоем!» — прозвучало невысказанное. Валентина прикусила губу. Умом она понимала, что нельзя вечно сидеть вот так, обнявшись. Что надо жить и что-то предпринимать. Вернее, стараться выжить. В школе им говорили об этом на уроках выживания, но почти четыре года жизни вне дома, на относительно благополучной Весте, расслабили Валентину. Да и разве подойдут навыки выживания в горах для этой пустынной местности?
И все же…
— Ну, для начала, — она отвернулась, — мы должны ее похоронить.
Обе девушки посмотрели на тело Рози. Солнце немного передвинулось на небе, и сейчас тень от капсулы падала на него так, что непосвященному казалось, что медичка просто спит, отвернувшись ото всех.
— Похоронить?
— Да, — как ни странно, но беспомощность подруги придавала сил, — или ты хочешь оставить ее тут… валяться?
— Нет, но… думаешь, это правильно — хоронить ее тут? В этом месте?
— Можем поискать другое.
— Я не то имела в виду. Она ведь будет лежать тут. На этой планете. Вдали от…
— От внешнего мира, не так ли? Но… не все ли ей равно? Когда мы отсюда выберемся, мы скажем спасателям, что случилось, и тогда они найдут какой-нибудь способ переправить ее домой.
Этот аргумент положил конец дискуссии.
Могилу копали по очереди, передавая друг другу инструменты. Грунт оказался тяжелым — сплошные камни, так что за остаток дня удалось только выкопать неглубокую, едва ли на ладонь, ямку. Дальше шел сплошной камень, о который тупились инструменты. В конце концов, Валентина решила оставить все, как есть. Все равно большего они сделать для умершей не могли.
Работу заканчивали уже в темноте, на ощупь, при свете редких звезд. Тело Рози оказалось лишь чуть-чуть присыпано каменной крошкой и пылью и пришлось сгребать песок со всей округи так, что, в конце концов, получился продолговатый курган. Его обложили по периметру камнями, чтобы песок не слишком рассыпался, и еще один камень утвердили сверху. А чтобы с первого взгляда было ясно, что это не случайная насыпь, вторым камнем придавили к первому оторванный кусок рукава от ее комбинезона. На сером фоне оранжевый лоскут должен быть виден издалека.
К тому времени царила уже глубокая ночь, и на поверхности похолодало так, что зубы стучали. Но девушки настолько устали, так вымотались, что не ощущали ничего. Кое-как закончив работу, они повалились на землю и уснули, обнявшись.
Сомба-99 чувствовал себя странно. И дело было в том человеке, который сейчас приходил в себя в медотсеке под присмотром Лонг. Вернее, в том, что он был человеком.
Капитан «Шхех» и верил спасенному, и не верил в то же время. Конечно, катастрофа была самая настоящая — рабочие полдня копались на том месте, где рухнули останки корабля, изучая место падения и место, куда катапульта отбросила штурманское кресло вместе с человеком. Почему-то не сработала вторая катапульта, или же она сработала, но с опозданием в пару нано-единиц, из-за чего и погиб тот, второй человек. Он просто не успел спастись.
Вся эта история выглядела подозрительно. С одной стороны, это могла быть случайность — вероятность ничтожно мала, но она есть. Значит, это и правда можно было счесть несчастным случаем. Но с другой стороны, ведь Розовую Красавицу открыли именно звездопроходцы человеков. Правда, они потом официально передали ее народу куа в вечное пользование, но хотели ли они этого на самом деле? Может быть, тут имела место сложная интрига? Скажем, Розовая Красавица богата какими-то ископаемыми, но по ряду причин их нельзя заполучить прямо сейчас. Или право владения этой планетой — всего лишь предлог для того, чтобы развязать новую войну? Скажем, внезапно выяснится, что документы на право пользования объявлены поддельными, и народ куа можно обвинить в грабеже. Или сказать, что человеки уже начали разработку планеты и имеют право первоочередности. Или… да мало ли, что тут можно придумать.
А ведь это могло быть и правдой, если рассудить здраво. Достаточно вспомнить, как и при каких обстоятельствах сам Сомба-99 получил капитанскую должность. Высшее руководство может все свалить на него. Дескать, он так хотел выслужиться, что отправился туда на свой страх и риск. В случае конфликта с человеками его сделают виноватым и отдадут под суд. Если это так, значит, в руководстве Куа-со-анн понимают, что с правом владения Розовой Красавицей не все гладко. Эх, знать бы правду!
Спасенный человек тут вряд ли поможет. Наверняка, он такая же пешка в игре, как и сам Сомба-99. Ему могли нарочно не сообщить всей правды или даже отправить на смерть — гибель его напарника подтверждает это. Назвавшийся Минком не должен был выжить.
Помочь могла расшифровка «черного ящика», который по всем законам физики должен был уцелеть. В месте падения образовалась воронка глубиной в полтора человеческих роста. Обгорелые останки корабля были перемешаны с грунтом, и пришлось бы проводить полномасштабные раскопки. Но, по счастью, нужное оборудование на «Шхех» было. День-два, и они будут знать хотя бы часть правды.
Приняв решение, Сомба вызвал к себе геологов, и не слишком удивился, когда вместе с ними явился Такту-101.
— Как я понимаю, вы решили не оставлять этого дела без внимания? — поинтересовался первый помощник, дав капитану высказаться.
— Да. Я хочу знать правду…
— О крушении? Звездолеты иногда падают…
— Но по какой причине?
— А вам это так уж надо знать?
— Что вы имеете в виду? — насторожился Сомба.
— Только то, что вы, кажется, забываете о нашей миссии. Мы должны собрать как можно больше сведений об этой планете и по возвращении предоставить полученные данные в комиссию по расселению. А вместо этого вы отправляете подчиненных на раскопки! И добро бы речь шла о следах исчезнувшей много тысяч лет назад цивилизации, но нет! Мы решили заняться человеками!
— Мы должны узнать причину катастрофы…
— И зачем? Что нам это даст, кроме потерянного времени?
— Нам, может быть, и ничего. Но соплеменникам Минка это может помочь…
— В чем? В установлении истины или в попытке скрыть ее?
— Я вас не понимаю, Такту.
— А тут и понимать нечего. Корабль человеков потерпел крушение… от чего?
— Минк сказал, что они случайно, в результате сбоя программы, оказались тут, и просто машина не успела дать команду на маневр, чтобы уклониться от повредившего двигатели астероида…
— Астероида? Или ракеты?
Сомба осекся. А ведь в словах первого помощника был свой резон. По теории вероятности шанс погибнуть от столкновения с метеоритом у корабля намного меньше, нежели от целенаправленного удара. Тем более, если это мирное судно, не оборудованное защитным экраном и системой обнаружения ракет. И еще больше вероятность того, что взрывное устройство было заложено в самом корабле и сработало в строго определенный срок. Но тогда выходит, что человек лжет. Лжет сознательно, чтобы ввести спасших его куа в заблуждение. Или же его использовали «втемную», и он сам искренне заблуждается относительно того, откуда пришел удар?
Но тогда что же на самом деле произошло на орбите Розовой Красавицы? Что послужило причиной? Сомба-99 почувствовал, что не хочет знать ответ на этот вопрос.
Не хочет, но должен.
— Мы обязаны узнать правду, — сказал он.
— Мы обязаны известить координационный совет о том, что произошло, — уточнил Такту-101.
— А для этого мы обязаны провести полномасштабные исследования места катастрофы и…
— Этим можно заняться и позже. Сначала отправим гравиграмму на Куа-со-анн. Пусть они разбираются… — пилот жестом попросил капитана посторониться и пропустить его по коридору в сторону отсека связи.
— Разбираются с тем, что мы тут нашли? — удержал его Сомба.
— Разбираются с человеками, которые устроили тут аварию.
— Они не виноваты…
— Вы в этом так уверены?
Их взгляды встретились.
Астероид, метеорит или ракета? Ракета или метеорит? Случайность или преднамеренная диверсия? Диверсия или несчастный случай? Точный расчет или совпадение? Совпадения редки, а случайности отнюдь не случайны. Не к этому ли подводит его Такту-101?
— Я разберусь, — сказал Сомба.
— Разбирайтесь, — кивнул Такту. — А я пока…
— Нет, — капитан стиснул плечо пилота так, что тот поморщился от боли. — Вы ничего не сделаете до тех пор, пока не будут получены первые результаты. Я вам запрещаю.
— Вы… мне? — он вытаращил глаза.
— Да. Я — вам. Поскольку я — капитан. Или нет?
— Вы, — заминка была крохотной, но заметной. — Вы — капитан. А я…
— А вы немедленно отправитесь к катеру и подготовите его для экспедиции к месту падения корабля, — отчеканил Сомба, глядя прямо в глаза Такту. Тот ответил холодным взглядом, но вовремя осекся:
— Есть… капитан.
Проводив взглядом уходящего первого пилота, Сомба развернулся и сам направился в отсек связи. Дежурный связист встретил его с удивлением — по графику, капитану нечего было тут делать. Но еще больше он удивился тому, что тот тут же отпустил его отдыхать до конца смены.
Оставшись один, Сомба несколько минут просто сидел перед пультом, уронив руки на подлокотники и бездумно водя взглядом по приборам. В голове было пусто. Мысли куда-то испарились. Что он здесь делает? Чем занимается? Чем они все занимаются на самом деле? Что вообще происходит на Розовой Красавице, планете, которая могла бы стать домом для новых поколений куа, но вместо этого может стать камнем преткновения в новом витке войны двух рас?
Постепенно он успокоился. Война еще не началась. О катастрофе с человеческим кораблем пока не известно в большом мире, и для спокойствия всей Галактики лучше, если они и дальше будут молчать.
Подавшись вперед, Сомба коснулся рукой пульта. Пробежался кончиками пальцев по клавишам и кнопкам. Нажал там, переключил тут. Затем ввел один из тех кодов, которые по уставу положено знать только капитану и штурману. Вот так. Вот теперь все. И пусть его потом судят. На данном этапе он сделал все, что мог. А дальше…
— Мы не можем здесь оставаться.
— Что?
Тиока вздрогнула, встрепенулась, как после сна, обернулась на Валентину. Та покачала головой, не отводя взгляда от песчаного холмика, обложенного камнями. Вечерело. На планету опускался закат. Ярко-розовый с малиновыми и лиловыми сполохами, он чем-то напоминал закаты на обычных планетах с их кислородной атмосферой, но из-за меньшего количества этого газа цвет его был иным, смещенным в сторону фиолетово-лилового. Учитывая, как тут бывало холодно по ночам — а они провели на планете уже две ночи — закат словно намекал на то, что ждет потерпевших крушение.
Да, они уже провели тут два дня и две ночи. И начиналась третья.
Весь вчерашний день, изнывая от жары и духоты, девушки провели возле капсулы и могилы Рози. Отойти от нее было выше их сил. Обеими овладела апатия. Не хотелось ничего. Даже есть, тем более что притащенные ракушки и рыба на солнце быстро сморщились и ссохлись в неприятные комки. Хорошо хоть, не начали вонять и разлагаться. Биолог бы сказал — это потому, что на суше отсутствуют гнилостные бактерии и плесень. Но девушкам было не до таких подробностей. Они вяло пожевали — вернее, только Валентина попыталась пожевать — то, что осталось от их добычи, а на большее у них не осталось сил.
— Мы не можем здесь оставаться, — повторила Валентина. — Надо уходить.
— Куда? — спросила Тиока.
— Не знаю. Но…
— Зачем?
— Не знаю. Просто…
— Тогда почему? Ты ведь сама говорила, что мы должны оставаться тут. Что случилось?
— Вот это, — девушка показала на могилу. Сумерки сгущались быстро, через пару минут все окутает тьма. — Это случилось. Мы не можем оставаться так близко от могилы.
— Почему?
— Это… неправильно. Мы мешаем.
— Кому? Ей?
— Друг другу. Она — нам. Мы — ей.
— Я не понимаю, — Тиока затрясла головой. — Я ничего не понимаю. Я так устала…
Валентина сама не могла бы объяснить, почему ей так не хочется оставаться тут. С одной стороны, подруга права — возле капсулы проще. В ее тени можно укрыться от палящего полдневного солнца, в нее можно сложить вещи. Там хранится запас воды и чипсов — последние две бутылки и три с половиной пачки. Там, в конце концов, маячок, по которому их будут искать спасатели. Сигнал уже ушел и продолжает исходить. И где гарантия, что как раз в эту минуту его не принял какой-нибудь пролетающий мимо корабль? Интересно, на какую планету их забросило? Они только примерно знали сектор — не самый густонаселенный — и могли предположить в какой части сектора находятся, но больше ничего узнать просто не успели. А ведь от того, где находится эта планета, зависит то, как скоро их спасут. Где-нибудь в одном из «центральных» секторов их бы вытащили отсюда часов через сорок-пятьдесят. При этом ответный сигнал: «Держитесь. Помощь идет!» — они бы получили максимум через тридцать часов. А здесь…
Здесь они могут ждать помощи неделями. Месяцами. Годами. Ждать и не дождаться.
Валентина подавила приступ паники, прикусив кулак чуть ли не до крови. На коже остались синеватые следы зубов. Рука ныла. Но эта боль отвлекла от той, которая терзала душу. Их найдут. Их не могут не найти. «Агути-147» вез какое-то оборудование. Его будут ждать на месте. И когда корабль не прилетит в срок, с ним свяжутся… не получат ответа и организуют поиски. Подключится отец Тиоки. Конечно, искать пропавшее в глубоком космосе судно — все равно, что искать иголку… нет, не в стоге сена, а в чистом поле, где этих стогов понатыкано до самого горизонта, но это все-таки шанс. А если знать, хотя бы примерно, в какой части сектора они потерпели крушение, можно как-то вычислить, сколько ждать помощи.
Но как это сделать? Приборы капсулы не располагали системой вычислений. Вот если бы они были у пульта…
А что, если…
— Мы должны найти корабль.
— Что? — Тиока толкнула ее локтем в бок. — Ты о чем?
— Мы, — Валентина прислушалась к своим словам, — должны найти наш корабль.
— Ты сошла с ума?
— Нет, — чем дольше девушка говорила, тем менее абсурдной ей казалась эта идея. — «Агути» не мог полностью рассыпаться и сгореть. Его обломки наверняка упали на планету. И, насколько я помню физику, разброс должен быть небольшим. И если наша капсула летела с той стороны в эту, — она примерно махнула рукой, — то остальные обломки могло разбросать… где-то тут.
— Где? — безнадежным тоном спросила Тиока.
— Не знаю, — девушка огляделась. — Темно уже. Утром осмотримся и рассчитаем, в какую сторону нам идти.
Ночь они провели в капсуле, кое-как угнездившись вдвоем в одном кресле — снова спать на голой земле в двух шагах от свежей могилы, не хотелось. Спать пришлось на боку, тесно обнявшись, иначе двоим тут никак не уместиться. В результате, когда рассвело, девушки вылезли из капсулы усталые, не выспавшиеся и с затекшими ногами и шеями.
Кое-как приведя себя в порядок, позавтракали одной из трех пачек чипсов и запив их парой глотков воды. Девушки с трудом заставили себя не допить бутылочку до конца. Воды оставалось им на сутки или полтора, а растягивать дольше нельзя — и так обеим грозило обезвоживание и голодные обмороки. Значит, как ни противно, но уже сегодня днем им придется попробовать на вкус не только местных животных, но и воду.
К сожалению, сразу осуществить это намерение не получилось. Пойманные накануне обитатели мелководья за ночь испортились так, что пришлось их выкинуть подальше за кусты. Значит, придется идти на охоту, как ни парадоксально это звучит.
Покончив с «обычными делами», Валентина принялась за работу, которую, откровенно говоря, надо было сделать еще позавчера. Она измерила шагами на земле тормозной след — капсула отнюдь не рухнула отвесно, а, тормозя, пропахала брюхом довольно приличное расстояние. Если принять во внимание стандартную скорость, то можно было рассчитать примерно, из какой точки небосвода показалась капсула. Оттуда же могли появиться и остальные спасательные аппараты. И, значит, можно примерно прикинуть район поиска.
— Север… юг, — девушка прочертила камнем на земле несколько линий. — Все правильно! Идти надо туда!
Тиока проследила за указующим перстом подруги:
— Туда? Но…
— Чуть левее, — Валентина покачала рукой туда-сюда. — Или правее. В общем, в сторону воды. Куда мы уже ходили.
— Но… это же далеко!
— Зато это правильное направление. Перепроверь мои расчеты, если я ошибаюсь, — обиделась девушка. — Мы это проходили на втором курсе. У нас даже зачет был по теме определение направления…
— Помню, — не слишком уверенно произнесла Тиока. — Я… сдавала…
— И забыла?
— А ты — нет?
— Нет, как видишь. И теперь это пригодилось. А ты думала, нас в академии пичкали только ерундой, которая не стоит внимания?
Тиока отвернулась и надулась. Валентина подавила вздох. Она знала, что некоторые ее однокурсники относились к учебе кое-как. Мол, научиться программировать трассы можно за месяц. Ну, максимум за два — если добавить еще и такие предметы, как космография, астрономия и физика. И то, большая часть знаний все равно находится в памяти компьютера, так что главное — умение ее оттуда вытащить и нажать нужную кнопку. Тем более что данные в учебниках то и дело устаревают. Там написано, что станция А в квадрате Б введена в строй и ты рассчитываешь остановиться на ней, а оказывается, что она два сезона тому назад закрылась на ремонт, уничтожена прямым попаданием астероида или просто-напросто упала на планету — короче, что нужной точки нет и надо все переписывать. Или, наоборот, внезапно выясняется, что в квадрате Е появились две станции, которых раньше не было. Или поток метеоритов под влиянием солнечного ветра свернул не туда. Или взрыв сверхновой докатился-таки досюда и вызвал возмущение пространства, что привело к «обрушению» старых «нор»… Или… в общем, треть работы штурмана — это чистой воды лотерея и просмотр сводок новостей. И запоминать все эти правила, формулы, схемы и планы просто незачем. Но кто же мог знать, что все это однажды действительно понадобится? Причем в прямом смысле слова для спасения жизни?
— В общем, я тут проложила наш вероятностный маршрут… и заодно произвела кое-какие расчеты, — помолчав, продолжила девушка. — Нам действительно надо в ту сторону. Только там есть шанс встретить кого-нибудь из выживших… если выжил еще кто-нибудь, кроме нас…
Голос ее дрогнул, и она прикусила губу. Тиока тихо всхлипнула:
— Если…
Валентина поколебалась и дотронулась до плеча подруги. Та всхлипнула, уже не таясь, и сбросила руку подруги с плеча. Тогда Валентина шагнула вперед и порывисто обняла вестианку.
— Ыы-ы… — взвыла та и повисла на шее у сатурнийки, рыдая в три ручья. У Валентины самой глаза были на мокром месте, и она, не сдержавшись, заскулила, уткнувшись носом в плечо подруги по несчастью.
Обнявшись, девушки долго рыдали, не в силах остановиться. Но постепенно слезы иссякли. Глупо и расточительно плакать, если никто не придет утешать, а все зависит только от тебя!
Валентина успокоилась первая. Вытерла слезы, слегка потормошила подругу:
— Нам… надо идти.
— Сейчас? — Тиока выпрямилась, яростно протерла глаза тыльной стороной ладони. На щеках остались грязные потеки — слезы частично смыли пыль и грязь.
— А когда? Чем дольше мы тут остаемся, тем меньше шансов встретить остальных. Вместе проще выжить. Кроме того, если корабль уцелел хотя бы частично, мы сможем там разжиться кое-какими полезными вещами…
— Ага. А тем временем сюда прилетят спасатели…
Нет, Ти совершенно не изменилась! Она по-прежнему хочет просто сидеть и ждать, пока все за нее сделают остальные. Еще бы! Ее детство и юность прошли на благоустроенной планете первой волны*, она привыкла к «умным» вещам и многочисленным гаджетам, которые облегчают ее жизнь. А там, где машины не могут справиться, есть влиятельный папа, который мановением руки может решить любую проблему. И вот вам результат — оказавшись вдали от цивилизации, она сломалась.
(*Планета первой волны — планета, заселенная непосредственно выходцами с материнской планеты, в данном случае, с Земли. Планета второй волны — планета, которую заселяли выходцы с планеты первой волны. Во времена Тиоки и Валентины большинство планет, на которых жили люди, относились к планетам первой волны. Планет второй волны было чуть больше дюжины. А планет третьей волны пока еще не было. Веста — планета первой волны. Сатурния — планета второй волны. Прим. авт.)
В свое время над Валентиной и некоторыми другими курсантами, которые прибыли в академию из «отсталых» миров второй волны, много потешались «прогрессивники». Мол, вы там на животных ездите и калькуляторы у вас кнопочные, куда вам корабли пилотировать! Но вот она, представительница «отсталого» мира, сидит и утешает павшую духом «прогрессивную» подругу. И, если бы у нее было время задуматься, она бы высказала, что все эти гаджеты и современные технологии скорее лишают человека ума, чем помогают жить.
— Мы справимся, — сказала она. — Я придумаю… придумала…
— Что? — Тиока подняла опухшее от слез пожелтевшее лицо.
— Я… — Валентина оглянулась по сторонам, ища подсказку, — мы оставим записку.
— Что?
— Записку. На тот случай, если спасатели сюда прибудут. Здесь, кроме нас, никого нет. А если есть, то только такие же, как мы… те, кого мы ищем. Значит, никто чужой ее не прочтет.
— И что ты напишешь?
— Ну, — девушка отыскала подходящий камень и принялась готовить поверхность земли для надписи, сгребая в стороны мелкие камешки и песок, — я укажу направление и сообщу, кто здесь был и куда отправился.
Первым делом она начертила стрелку, выверив направление по тени от капсулы. После чего написала их имена, название корабля и родных планет девушек вместе с номерами и системой координат, а потом добавила: «Ушли в указанном направлении в сторону побережья. Планируем двигаться вдоль берега на север. Ищите нас там».
Последним она, предварительно сверившись с показаниями приборов капсулы — некоторые еще работали — выставила время и дату. Хотела еще приписать, что на самом деле их было трое и в десятке шагов от капсулы находится могила третьей девушки, но не стала. Грунт был очень твердым, рука болела от пальцев до плеча, потому что приходилось нажимать на камень-писало со всей силы. И Валентина махнула рукой. Если их спасут, она сама скажет спасателям. А если нет…
— А это еще зачем? — удивилась Тиока, ткнув пальцем в точную дату и время.
— Нас будут искать. Спасатели должны знать, как давно мы отсюда ушли… и как скоро они смогут нас догнать.
— Ты веришь, что нас догонят? — голос вестианки снова дрогнул, готовый снова прерваться рыданиями.
— Я этого хочу. И сделаю все, чтобы это случилось! Пошли?
Окружив надпись кругом из камней, чтобы привлечь внимание спасателей, девушки забрали из капсулы запас воды, последние два пакетика чипсов, чехол от кресла и почти все содержимое чемоданчика-диагноста и зашагали в ту сторону, куда, по расчетам Валентины, мог упасть другие спасательные боты.
Сомба-99 был немного удивлен, когда утром, во время приема пищи, к нему подошла опоздавшая на распределение пайков Лонг и сказала, что спасенный человек хочет его видеть.
— Задержатся в точке общего сбора оба пилота, штурман, связист и техники, — объявил тот, поднимаясь и с сожалением отставляя контейнер с недоеденным пайком. — А также руководитель исследовательской группы. Для экстренного совещания.
Подчиненные переглянулись. О том, что позавчера на «Шхех» доставили потерпевшего аварию человека, знали все. Знали и то, что через сутки он пришел в себя, и догадывались, что это объявление как-то связано с ним. Но что хотел сказать капитан?
Минк сидел на той же кушетке, обряженный в накидку и ту же набедренную повязку. В типичном для лечебниц куа наряде представитель другой расы смотрелся странно. Может быть, все дело в цвете кожи и пропорциях фигуры? Человек был почти на локоть ниже ростом. Вместо пайка с контейнером он держал полупрозрачный пакет с жидкой пищей. Обычно ее разбавляют с физраствором для внутривенного кормления, но, видимо, Лонг решила, что пациент уже может питаться самостоятельно.
— Ты хотеть говорить я, — косясь одним глазом на коммуникатор, на экране которого мелькал текст-подсказка, — сказал Сомба. — Я здесь прийти. Слушать. Ты говорить.
— Да, — человек отложил пакет, в котором оставалось еще около половины жидкости, и спрыгнул с кушетки на пол, стукнув босыми пятками. — Я хотел поблагодарить вас за спасение моей жизни и… и узнать, как вы намерены со мной поступить.
Сомба жестом остановил его и переключил коммуникатор. Дождался, пока машина переведет непонятные выражения.
— Мы хотеть вести вас в дом. Родина. Назовите свои координаты, — последнюю фразу он произнес по памяти, поскольку она входила в «Служебный разговорник для контактов с иномирянами».
— Да, конечно. Я назову… Но… как же остальные? Я был не один. С корабля спаслись еще люди. Наверняка, они еще живы.
— Где есть еще… э-э… земляки?
— В капсулах. На корабле было три… кхм… четыре спасательные капсулы. И, насколько я знаю, стартовали все, — он помолчал, нахмурившись. — Их надо найти.
— Мы сделать поиск, — кивнул Сомба. — Это есть все? Ты еще говорить другое?
— Да, я, — человек нахмурился, и капитан порядком удивился этой эмоции. У куа нахмуренный лоб часто означал угрозу. — Я хотел… оказать посильную помощь в поисках. Ну, или быть полезен как-то иначе… чтобы отплатить за свое спасение и… связанные с этим хлопоты.
— Ты хотеть платить? — Сомба не был уверен, что правильно понял столь длинную тираду. Переводчик-то выдал ее полностью, слово в слово, но поверить в правдивость было сложно.
— Да.
— Нет. Платить не надо.
— Но…
— Нет! Ты гость. Все.
— Но я хотел бы что-то делать… Все лучше, чем сидеть, сложа руки. Я мог бы помочь…
— Нет.
Сомба-99 искренне недоумевал. Странные существа эти земляне. Любой из куа давно бы смирился и отступил. От него ничего не требуют, значит, он может отдохнуть. А этот куда-то рвется… Наверное, потому, что не знает законов его народа. С другой стороны, надо уважать желания разумных существ. Человек не является военным или уголовным преступником, он так же не захвачен в плен во время войны. Значит, его нельзя ущемить в его правах.
— И все-таки я бы хотел… я бы мог помочь искать своих соотечественников…
Посмотрев перевод — последнее человеческое слово было ему незнакомо — Сомба даже обрадовался. Вот он, отличный повод!
— Да, — сказал он, торопливо набрал на дисплее нужную фразу и старательно зачитал транскрипцию: — Как только медицинский работник решит, что ты здоров, ты сможешь приступить к работе.
Распрощавшись с человеком, он направился обратно в точку общего сбора, но на полпути был остановлен Такту-101.
— Вы виделись с землянином? — помощник решил не ходить вокруг да около.
— Да.
— А зачем?
— Он хотел быть нам полезен…в поисках своих пропавших соплеменников.
— Зачем? Ведь Шолто же нашел останки того, второго!
— Но этот землянин, Минк, утверждает, что на корабле было больше десяти членов экипажа. И он сомневается в том, что они все погибли. Корабль был оборудован спасательными капсулами, и он уверен, что большая часть успела ими воспользоваться. Поскольку же катастрофа произошла в непосредственной близости от планеты, то высока вероятность того, что капсулы опустились сюда. А это значит, что их можно найти… хотя бы некоторые.
— «Высока вероятность!» — передразнил Такту. — А вы изучали рельеф Розовой Красавицы? Какова вероятность того, что спасательные капсулы можно найти?
— Я… как раз спешу дать нашим связистам соответствующее задание, — нашелся Сомба. — Поскольку на планете пока нет сети связи, они займутся изучением местности и подсчитают вероятность обнаружения следов других выживших.
— А потом? Чем вы займетесь потом?
— После того, как организую спасательную экспедицию? Наверное, постараюсь чтобы земляне были спасены…
— То есть, бросите все силы на то, чтобы сперва отыскать, а потом вернуть их домой?
— Да.
— А как же наша работа? Как программа исследования? Нам — вернее, вам, капитан! — надо предоставить отчет о проделанной работе. А что скажете вы? «Извините, мы занимались поиском и спасением случайно оказавшихся тут инопланетян и поэтому не успели ничего сделать!» — он жеманно закатил глаза, всплеснув руками. — Неужели вы думаете, что нас посылали на Розовую Красавицу для того, чтобы мы тут землян спасали? Нам некогда! Мы должны делом заниматься. У нас есть долг. Перед всей планетой.
— А как же Минк и его соотечественники?
— Вы же сами сказали — «по теории вероятности»… — подмигнул Такту. — Вероятность была очень мала. Шанс не выпал. Что поделаешь, бывает. Если что, так и скажете в отчете. Думаю, вас еще и похвалят. Никто ведь не просил человеков падать как раз сюда! Не могли отлететь хоть на пару тысяч стандий подальше. Ушли бы в глубокий космос… Да, к этому моменту у них на капсулах бы закончились кислород и топливо, но… лучше уж погибнуть вот так, чем…
Цинизм первого помощника начал уже утомлять Сомбу.
— Мы разумные существа, — отчеканил он. — И мы поступим так, как считаем нужным. Если же другие существа не разделяют нашего мнения, то… чего требовать от неразумных животных!
Ошеломленный Такту просто вытаращил глаза, а Сомба осторожно обошел его и направился к сектору общего сбора.
Там обнаружились не только те, кого он вызывал, но и половина ученых. Кроме того, стюард никуда не ушел, копаясь в кладовой нарочито долго. На месте была и целительница Лонг. Она так и подалась навстречу капитану, и Сомба ощутил что-то вроде прилива гордости.
— Ваш пациент чувствует себя прекрасно, — сказал он Лонг. — Горит желанием быть нам полезным… И, кстати, Кампа! — он махнул рукой стюарду, — Достань-ка один стандартный паек. Думаю, — добавил он, — что ему уже переходить на нормальную пищу.
Лонг схватила контейнер и убежала в медицинский отсек, а Сомба обратился к остальным:
— Вы, наверное, все уже в курсе, что вчера наш пилот Шолто доставил на борт «Шхех» человека из народа землян, потерпевшего крушение на орбите Розовой Красавицы. Вы знаете, что мы сняли с останков корабля «черный ящик». Таить от вас эту информацию я не могу и не хочу. Более того, через день или два мы начинаем поиски остальных пропавших. Все научно-исследовательские работы на время поисков либо приостановить, либо ограничиваться только простой сборкой информации, не тратя времени на опыты. Это первое.
Второе. Спасенный землянин рано или поздно, когда Лонг сочтет его здоровым, — будет ходить по всему кораблю, за исключением личных кают, куда доступ разрешен только с согласия проживающего, а также некоторых других мест, закрытых для посторонних. Землянин временно будет обладать всеми правами и обязанностями члена экипажа. Так что прошу относиться к нему соответственно. Язык он знает плохо, так что в дискуссии его не втягивайте.
Третье и главное. Мы прямо сейчас составим план розыскных работ. И у меня есть пара личных вопросов к связистам.
Названные переглянулись.
— Это все. Пока все свободны… Хотя, нет. Руководителей научных групп я жду с докладом о том, как скоро они и их подчиненные смогут свернуть работы, сколько членов группа может выделить для поисков и какими средствами располагает. Это нужно для того, чтобы мы могли равномерно распределить силы и начать поиски пропавших… или следы катастрофы и останки погибших.
Один из научных работников сделал движение.
— Что?
— Пропавших или погибших? — уточнил он.
— И тех, и других. Уцелевший землянин утверждает, что, кроме них двоих — его самого и второго пилота — на борту их корабля находилось еще около дюжины его соплеменников. Он не верит в то, что выжили только они двое. И мы обязаны убедиться в его правоте… или доказать, что он ошибается.
— Но для этого нам придется прочесывать всю планету?
— Хм, — Сомба уже думал об этом. — А вот по этому поводу я и буду сейчас разговаривать со связистами! Пока все свободны.
Большинство тут же встали, сложив опустевшие контейнеры в машину для переработки отходов, и направились к выходу. На месте остались лишь стюард и связисты.