Рассвет на закате

Глава 9

Элинор проснулась под нежный серебряный бой старинных французских часов и разлепила заспанные глаза навстречу туманному утру. Она чувствовала себя так, словно только что легла в постель.

На короткое время она застыла, вглядываясь в лепную розетку на потолке, очень стараясь хоть как-то прийти в себя. В ее голове царил такой разброд, как будто кто-то напихал туда кусочков мрамора, а потом разбросал их во всех направлениях. Но, по крайней мере, это было не то, что вчера, когда она проснулась в тихом доме, наполненном болезненными воспоминаниями, в каждом пустом уголке которого эхо все еще повторяло любимый голос, который она никогда больше не услышит.

Сегодня никто не назвал бы этот дом тихим.

Большая собака была где-то у окна и кого-то громко облаивала. Когда Элинор выглянула, прислушиваясь, другой голос — тоже громкий — прогремел: «Чарли, черт возьми, заткнись, или я открою окно и загоню эту белку в дом!»

Определенно угроза подействовала, поскольку лай прекратился. Затем открылась дверь на другой стороне коридора, и босые ноги прошлепали по направлению к ванной комнате, хлопнула дверь, полилась вода, и раздалось жужжание электробритвы.

«Так даже лучше», — подумала Элинор, помрачнев и чувствуя себя совершенно несчастной то ли из-за того, что скрытая в ее душе хранительница очага взбунтовалась, то ли из-за того, что шаги ее невидимого в данный момент соседа прервали ее сон.

Журчание воды сменилось шипением душа. Электробритва умолкла, а он своим глубоким голосом принялся напевать себе что-то под нос, а затем перешел на нечто, смутно напоминающее: «Из-за острова на стрежень», вставляя отдельные русские слова, которые явно были непристойными если не в артикуляции, так по смыслу.

Он определенно занимался в России не только тем, что просвещал местных фермеров вместе с компанией себе подобных.

Оказывается, этот Бентон Бонфорд не так уж однообразен. И упрямый непреклонный характер, присущий фермеру-свиноводу из захолустья, — только одна из его особенностей. И тут мысль о том, что он стоит под душем и намыливается, навязчиво завертелась в ее голове. Она так и видела, как вода стекает по его густым белым волосам на затылок и дальше — на крепкую шею. Кружевные хлопья мыльной пены ползут вниз, вниз, омывая литую грудь, покрытую курчавыми волосками, и мускулистый торс…

Достаточно с нее любвеобильности.

Элинор ударила по подушке сжатым кулаком — удар получился глухой, опустила голые ноги на холодный пол и сунула их в свои пушистые тапочки. Овальное зеркало над туалетным столиком в стиле Регентства красовалось в ярком свете утра. Она фыркнула, поглядев в него, заставила себя выпрямиться и затем долгим тяжелым взглядом уставилась в свое отражение.

«Ты, идиотка, — сказала она злобно сама себе, — что ты пытаешься получить — второе детство? Черт возьми, кем ты себя возомнила? Ну так я скажу тебе: ты далеко не утренняя роза, подруга. Через шесть недель у тебя день рождения, и тебе исполнится вовсе не двадцать один год. И больше того, тебе предстоит борьба за выживание, и нечего пытаться победить в ней, корча из себя кого-то, кем ты не являешься. Если ты намерена строить из себя маленькую беззащитную конфетку, это одно дело, потому что цель этой игры — получить то, что ты хочешь, и немедленно. Но превращаться в квашню только из-за того, что какой-то ковбой с седой шевелюрой так долго не получал своего пайка на сеновале, что даже ты для него выглядишь хорошо, — это совсем другое дело. Этого ты себе позволить не можешь».

Когда Бентон Бонфорд вышел из ванной, он обнаружил, что она стоит, прислонившись к стене, по самые глаза закутанная в тяжелый халат. И ждет. Определенно. Это называется «пытаться установить очередность в пользовании удобствами».

Попытка провалилась. Он просто прошел мимо, овеяв ее запахом мыла и одеколона, сказав:

— Привет. Поторопитесь. Я спускаюсь и варю кофе.

А еще он использовал всю горячую воду.

Когда наконец она спустилась вниз, то была угрюмой, потому что никакие щипцы для завивки не способны привести в порядок волосы, которые давным-давно пора подстричь, а тяжелый свитер не особенно отвлекает внимание от пятен на серых штанах. Ей надо заняться стиркой.

Бентон сидел за столом, складывая вафли из тостера в аккуратную стопку.

— Привет. Хотите?

— Я не ем много на завтрак.

— Городское воспитание. Если бы вы жили на ферме, то не отказались бы.

Проигнорировав эти слова, Элинор налила кофе в свою чашку, сделала пробный глоток. После этого они пили кофе в полном молчании, и она торопливо закончила завтрак, устремив свои мысли в направлении стирки.

— Я надеюсь, Чарли не разбудил вас, — сказал Бентон вежливым тоном.

Чарли, если бы только ему это взбрело в его собачью голову, смог бы и мертвого разбудить.

— О нет. Я встала специально. В семь тридцать у меня встреча.

— В магазине?

— Да.

— А я могу поехать с вами?

Ну просто первый класс. Ей так же нужно было, чтобы этот человек дышал ей в затылок, пока она будет пытаться осуществить продажу, как она нуждалась в том, чтобы заболеть корью. Но ведь он был владельцем магазина.

— Конечно. Только сперва я должна кое-что выстирать.

— Вы о куче на полу в подвале? Я уже покончил с ней. Надеюсь, вас это не смутит, но я приехал сюда в страшной спешке, и мой гардероб весьма скуден.

Внезапно в ее голове возникли ужасные видения хороших свитеров, которые сели так, что они подошли бы только кукле Барби. Это было так ясно написано на ее лице, что он рассмеялся и успокоил ее:

— Я все замочил в холодной воде, предварительно рассортировав вещи. Никакой смеси из розовых футболок, чулок или застежек-молний. Обещаю. Первая партия уже в сушилке.

Во сколько же он встал?

Этот вопрос также был написал на ее лице, потому что он опустил глаза в свой кофе и сказал:

— Я… я не мог уснуть. Я гулял вокруг дома и думал, чем могу быть полезным.

Она кивнула с пониманием и симпатией:

— Я благодарна вам. Правда. Думаю, что я не скоро собралась бы заняться этим.

— И некоторые из этих вещей принадлежат тете Джулии.

— Да.

— Это тяжело, я знаю. Отобрать их для вас?

— Нет. Я крупнее ее. «Но я знаю, куда их деть. По крайней мере, теперь», — подумала она, но не высказалась вслух. Всему свое время.

А потом он подождал ее на ступеньках, ведущих в подвал, и взял из рук Элинор кипу приятно пахнущих выстираных вещей.

— Я должен одеться. Куда я могу положить белье?

— В… в сундук, который стоит в холле.

— Хорошо. А вы готовы?

— Да. Последнюю партию белья достанем из сушилки вечером.

— Хорошо. Я сейчас спущусь.

Ступеньки заскрипели под его ногами. А вот когда по ним шла Джулия, они не издавали ни звука.

Чашки, из которых они пили кофе ночью, уже стояли в моечной машине, но с другой стороны, куда ни она, ни Джулия обычно не ставили их. Машинально она вытащила их, затем остановилась. Что она делает? Имеет ли сейчас значение, куда ставить чашки?

Вернулся Бентон, на котором поверх рубашки и джинсов был натянута хлопчатобумажная куртка. Подойдя к двери, он свистнул Чарли, бегавшего по двору, поставил перед ним миску с сухим собачьим кормом и миску воды и сказал, что скоро вернется. Чарли плюхнулся на пол, сразу став похожим на муфту, и незамедлительно задремал.

— Чарли по фамилии Беспечный, — сказал Бентон, широко улыбаясь. — Готовы? Поехали. Кстати, как насчет ключей?

— О, — скорчила слегка глуповатую гримасу Элинор. — Я забыла. И у меня нет ни малейшего представления насчет того, где они могут быть.

Он пожал плечами:

— Ладно, не трудитесь. Чарли!

Мохнатые уши моментально вскинулись.

— Охраняй, Чарли. Охраняй.

— Да вы шутите, — сказала Элинор.

— Ничуть. Чарли не признает незнакомцев. Он разбирается в людях. Теперь он никого не впустит в дом, кроме вас и меня, да еще того парня, который был здесь прошлой ночью. Как его зовут?

— Тони. Тони Мондейн.

— Да, его. — Он открыл дверь, и бледный золотистый свет утреннего солнца залил его широкие плечи, делая его глаза почти зелеными. Он сказал слегка застенчиво: — Надеюсь, я смогу поехать с вами. Мой «пикап» застрял в конце улицы — горючее кончилось.

Хорошо. Вот ответ на еще один вопрос.

Элинор рассмеялась:

— Полагаю, что у нас обоих был вчера не самый удачный день.

— Может быть, остаток времени будет лучше, раз уж нет другого выхода.

— Надеюсь, — пылко отозвалась она, и вышла за дверь.

Его машина была там, где он оставил ее, — на повороте, осыпанная желтыми листьями. Она была ярко-красной с надписью: «Ферма Бонфорд» на двери и с проволокой, закрученной вокруг запора на заднем откидном борту.

Когда они отъехали, Элинор сказала:

— Бен сможет подвести вам немного горючего.

— Бен? Кто это? Господи, не тот ли это ворчливый чудак, который работал у тети, когда я еще был мальчишкой?

— Да, это он.

Она припарковала фургон под навесом магазина, потому что у погрузочной платформы уже стоял грузовичок с открытыми дверями и с множеством старых потрепанных одеял, которые были заботливо постелены в кузове. Кажется, клиент был бесповоротно настроен на сделку.

Так и было. Он появился из задней двери, широко улыбаясь. Это был приземистый мужчина, чей парик не слишком подходил к жидким волосам, торчащим из-под него, — однако человек он был хороший и не лишенный проницательности. Он знал толк в стоящих вещах, а диван розового дерева был тому примером. Он приветливо сказал:

— Доброе утро, Элли. Отличный денек.

Выпрыгнув из своего высокого фургона, она ответила:

— Доброе утро, Джон. Извините, я опоздала.

— Э, девушка, вы не опоздали. Мой проклятый желчный пузырь не дал мне заснуть сегодня, так что я взял свое снаряжение и приехал пораньше.

— И когда вы начнете заботиться о себе? Джон Мосс, это Бентон Бонфорд.

— Здравствуйте, как поживаете? Примите мои соболезнования. Ваша тетя была одной из лучших женщин в мире.

— Согласен, — сказал Бентон.

Но после рукопожатия с любезностями было покончено. Джон Мосс взглянул на Элинор из-под своих бровей цвета соли с перцем и сказал:

— Вы все еще настаиваете на пятнадцати сотнях?

— Абсолютно. И учитывая то, сколько труда вложено в эту вещь, это еще не предел.

— Может быть, мы все же сойдемся на двенадцати сотнях?

Элинор рассмеялась, но покачала головой.

— Проклятье! Тяжело с вами.

— У меня был отличный пример для подражания.

Он засмеялся:

— Я покупаю. Давайте погрузим это, Бен.

Они скрылись в магазине. Элинор и Бентон посторонились, когда Джон и Бен появились снова, вытаскивая обитый бархатом диван с изящно изогнутой спинкой. Бентон тихо сказал Элинор:

— Осмелюсь предположить, что это было не так-то легко, как может показаться.

Элинор тряхнула головой. Прохладный утренний ветерок трепал серебристую прядь ее волос, щекоча щеку, и она машинально убрала ее назад. Она помнила аукцион, во время которого она впервые увидела этот диван. Он стоял на заднем дворе под большим кустом сирени, почти полностью разломанный и пахнущий кошками. Стулья из того же гарнитура, в конце концов, обнаружились на чердаке под навесом для инструментов, совершенно непригодные для сидения, с торчащими наружу пружинами и проволокой.

— Нет, — сказала она, — это вовсе не было легко.

Как она могла объяснить этому гиганту-фермеру, что они потратили много часов — прекрасных часов — на то, чтобы восстановить ослепительную красоту розового дерева, которая предстала перед их глазами сегодня утром при бледном свете солнца. Да его это, наверное, и не заинтересует. И с чего ему интересоваться?

Элинор лишь добавила:

— Мы с июля месяца реставрировали его. А цена нормальная. Джону об этом известно. Кстати, он привезет диван к себе в глубинку и продаст какому-нибудь тупице, что будет довольно просто, и удвоит свои деньги.

— Это именно то, чем занимается Мондейн?

Элинор нерешительно ответила:

— Наверное…

Он оставил эти слова без внимания. Пока. И сказал:

— А что, разве простаки-покупатели не появляются здесь?

— О, Господи, да постоянно! Но, понимаете ли… — Элинор нахмурилась и пнула какой-то камушек носком туфли, подбирая нужные слова. — Надо знать Джулию. Какой она была. Джулия редко продавала вещи, которыми дорожила, кому-нибудь, кто… кто ей нравился. Она слишком много души вкладывала в вещи, чтобы примириться с тем, что они достанутся какому-нибудь болвану, который сменит обивку на ткань с черепашками-ниндзя и поставит покупку под открытое небо.

Элинор не заметила, с какой осторожностью в голосе он заметил:

— Это не очень похоже на выгодный бизнес.

Она резко ответила:

— Мы не голодали. Осторожно, Бен, угол!

Бен пропыхтел: Понял». Он сосредоточился на том, чтобы, выволакивая диван, не поцарапать лакировку. В таких случаях ему представлялась возможность осознать, что моложе он не становится.

С осторожностью он установил край дивана, который нес, на застеленном одеялами полу фургона и повернул прочь, отирая лицо и предоставляя заказчику самому расположить покупку. И уткнулся носом в среднюю пуговицу голубой куртки. Подняв глаза, он застыл, а затем воскликнул:

— Господь милосердный! Не может быть!

Бентон расплылся в улыбке, протягивая руку.

— Может, — сказал он. — Я вырос. Как поживаете, Бен? Рад снова видеть вас.

Они сердечно пожали руки друг другу, не соревнуясь в силе. Бен подавил смешок.

— Ну как, сняли скальп с какого-нибудь индейца?

— Что? — Бентон казался изумленным, но вскоре рассмеялся. — Нет. Никаких индейцев. Но я подстрелил пару цыплят да попал в ухо годовалому бычку, прежде чем дедушка переломал мои стрелы о колено и не слишком милосердно обошелся с моей задницей. Я могу помочь?

Бен шагнул в фургон:

— Подержите на весу эти одеяла. Эй, Джон, это племянник Джулии.

— Мы уже познакомились. — Покупатель высунул свою несообразную голову из фургона и принял кипу одеял. А затем осторожно и бережно обернул ими свою покупку и спросил: — Вы тоже этим занимаетесь?

— Нет, я фермер.

— Поблизости?

— На севере.

— У вас есть хорошая мебель, подобная этой?

Элинор заметила на лице Бентона странное, почти болезненное выражение. Он торопливо ответил:

— Не особенно. Моя жена… не такого сорта человек.

— Современная, я предполагаю.

— Можно сказать, и так.

Джон спрыгнул вниз, захлопнул дверцы, опустил запор и щелкнул замком:

— Ну ладно. Настало время для тягостного прощания. Чек примете?

— Конечно.

Джон проворно заполнил бланк, склонившись над старым столом Джулии, и помахал листком в воздухе, чтобы дать просохнуть чернилам:

— Вот. А теперь — не спешите в банк, пока туда не попаду я.

Все вежливо рассмеялись. Элинор сказала:

— Приезжайте еще, Джон.

— Конечно. Позвоните, когда будет готов уэлшевский буфет.

— Вы страстно желаете заполучить его, не так ли? — осклабился Бен.

— Не я и не моя жена, она говорит, что пыль вытирать удобнее, когда все просто висит на стене. Но у меня есть клиент, у которого дела пошли в гору, и теперь он намерен обставить свой дом, как это делают большие люди. Мы можем сговориться. Как я уже сказал, позвоните мне.

Джон забрался в кабину и завел мотор, что сопровождалось громкими взрывами из выхлопной трубы к немалому возмущению скворцов, которые выпорхнули из-под навеса.

Бентон улыбнулся.

— Его машина барахлит, как мой старый комбайн, — сказал он. — Надеюсь, Джон сможет добраться до дому.

Бен небрежно проронил:

— Дотянет. Деваться некуда. Если что случится, будет толкать машину. Джон не особенно любит тратить деньги на всякие вычурности, как, например, ремонт автомобилей. Господи, ну и выросли же вы!

Он взглянул на Бентона. Бентон расплылся в улыбке, глядя сверху вниз на старика.

— Ну теперь-то я остановился, — сказал он, — за исключением, быть может, этого. — Он шлепнул себя по животу.

Бен ответил:

— Ой, подумаешь! Эка невидаль. — И пошлепал по внушительной выпуклости, по форме напоминающей дыню, выпиравшей из-под его ремня.

Не участвуя в этом радостном празднике, Элинор взглянула на свои часики:

— Восемь часов. Я на месте. Можно открывать.

— Уже открыто, — быстро отозвался Бен. — Какая-то пара пришла, когда приехал Джон. Я посоветовал им пойти погулять по магазину. Мужчина симпатичный, а вот женщина… Однако видно, что люди состоятельные.

Элинор пожала плечами.

— При деньгах, так при деньгах, — сказала она и повернула к двери в магазин.

Она уже была открыта. Высокий худощавый мужчина находился в зале в сопровождении низенькой толстенькой дамы с сильно накрашенным недовольным лицом и с избыточным количеством ниток жемчуга на шее.

Элинор вежливо сказала:

— Чем могу служить? Я — Элинор Райт.

Мужчина ответил:

— Здравствуйте.

Женщина сердито сказала:

— Мы были здесь вчера, но магазин был закрыт.

Элинор не взяла на себя труд, чтобы объясниться. Она лишь любезно сказала:

— Вас заинтересовало что-нибудь, миссис…

— Смит Джей Калдер. Это мой муж, Калдер. Да, меня кое-что заинтересовало — вещицы начала восемнадцатого века в стиле королевы Анны на витрине. Именно они, если, конечно, это не подделка. Нас не интересуют подражания, так ведь, Калдер?

Калдер произнес что-то вроде: «М-м-м». Его жена, переваливаясь, уже прокладывала свой путь по обюсонскому ковру по направлению к фасадному окну. Бусинки позвякивали и довольно забавно подпрыгивали, касаясь мягких округлостей, выпиравших из-под растянутого края спортивной куртки. Также на ней были розовые носки для гольфа, украшенные пумпонами, которые подпрыгивали при ходьбе. Элинор этого не подметила, зато Томасин, развалившийся в истоме после ночных проказ под плетеным ивовым стулом, нашел это интересным. Быть может, эти помпоны выглядели в его глазах похожими на маленьких розовых мышат.

— Вот эти, — сказала миссис Смит, указывая пухлой рукой на красивый круглый столик и на пару стульев с узором на обивке в виде маленьких павлиньих перышек. — Сколько?

Элинор сказала:

— Есть еще три стула и кресло.

Хотела бы она знать, что разумела миссис Смит под словом «подражание» или что она знала об этом. Может быть, она имела в виду мебель в старинном стиле, которую изготовляли фабрики «Гранд Рэпидз»[25]? Для многих людей это было синонимом утильсырья.

Когда леди услышала новость о наличии еще четырех стульев, ее выщипанные брови взлетели вверх. Она сказала:

— Ах! — И замялась. — Они тоже из того же комплекта?

— Да.

— У вас есть сведения о дате и источнике их происхождения?

Элинор подавила желание улыбнуться. Миссис Смит, без сомнения, читает слишком много журналов по антиквариату.

— Я посмотрю. Кажется, когда мы их покупали, их история прослеживалась до тысяча восемьсот пятьдесят восьмого года.

— Они… я хочу сказать… они были…

Ее муж вмешался притворно утомленным тоном:

— Эмили хочет знать, принадлежали ли они какой-либо знаменитости?

— Губернатору и паре сенаторов. — Правда, Бен нашел их в разорившемся приюте для животных. Но почему-то Элинор решила, что этот факт не заинтересует Эмили.

— О, конечно. — Дуги бровей сошлись на переносице. — Мы можем осмотреть их?

— Конечно. Должна ли я принести остальные?

— Если это не составит труда.

— Вовсе нет. Прошу прощения, я оставлю вас на минутку.

Уголком глаза Элинор, направляясь к задней двери, увидела, что миссис Смит открыла сумочку и достает оттуда какие-то предметы.

Бен и Бентон Бонфорд сидели на высокой погрузочной платформе и болтали ногами. Они уютно устроились и непринужденно болтали о чем-то, что было для нее тайной, однако от Элинор не укрылось глубокомысленное выражение на их лицах.

Это слегка раздосадовало ее, хоть она и знала, что Бен на ее стороне. Она сказала:

— Еще один профессор кислых щей. Когда я уходила, она доставала измерительный метр, а Келдер, держу пари, встал на колени и рассматривает винты и крепления.

Бентон нахмурился:

— А метр для чего?

— Для стола. Дерево имеет свойство сжиматься в одном направлении. Если поверхность безупречно круглая, значит, она новая. Старые поверхности — продолговатые. Бен, мне нужны остальные стулья.

— Думаете, они настроены серьезно?

— Игра стоит свеч. Любой, кто носит модельные спортивные свитера такого размера, не может быть бедняком.

Бен заставил себя встать.

— О’кей. Пошли. Помоги-ка мне, парень.

Томасин затаился в плюшевых складках, его хвост слабо подергивался из стороны в сторону. Его определенно интересовали эти розовые мышки. Что ему надо было сделать, так это подкрасться через джунгли мебельных ножек и приблизиться, насколько это возможно.

— Только два крепления, — доложил мистер Смит, когда Элинор вернулась к ним.

Его жена отложила свой метр и теперь держала маленький магнит над ручкой выдвижного ящика стола. Эффект был именно таким, какого следует ожидать от массивной латунной ручки, — никаких реакций. Миссис Смит выглядела, по меньшей мере, сбитой с толку. Наверное, она намеревалась сменить ручку. Затем она спросила довольно резко:

— Как насчет обивки?

— Мы заказываем ее мастерам, которые выполняют работу по рисунку с оригинала, — мягко ответила Элинор. Близнецы Джаспер добились больших успехов спустя всего три года после окончания колледжа, и даже непонятно, как это они умудрялись все свободное время уделять футболу. — Вас не затруднит отойти в сторону, сейчас принесут другие стулья?

Элинор повернулась и обнаружила, что через боковой проход пробирается Энтони Мондейн. Под светом ламп от Тиффани его волосы казались посеребренными инеем, а белоснежные зубы выглядели голубоватыми под густыми усами. Темно-голубой свитер для гольфа завершал картину, делая его таким красавцем, что от его вида резало в глазах. Элинор расслышала, как миссис Смит судорожно вздохнула, отчего ее живот колыхнулся. Наверное, она не замедлила взбить свои волосы. Тони всегда действовал на дам таким образом.

— Доброе утро, — сказал Энтони.

Миссис Смит вскричала:

— Вы владелец этого магазина?

Тони осклабился:

— Нет, мадам. Вот он.

С непроницаемым лицом Мондейн указал на гиганта в пыльной голубой куртке, который сдирал коричневую бумагу со стула.

Миссис Смит сказала:

— О! — затем добавила: — Но я знаю вас. Вы… вы тот самый Мондейн. Из Сент-Луиса. Мой папа покупает живопись только у вас.