Раз и навсегда

Глава 20

Я хотела его остановить. Сказать: «Не кипятись, пожалуйста, не делай хуже». Но не смогла. Потому что в этот момент он был прав. На все сто. И я не находила в себе сил сгладить еще и это.

– Я столько лет жил, глядя на вас с папой, и как последний дебил верил в то, что у нас просто образцово-показательная семья. Думал, женюсь, только если встречу женщину, с которой смогу выстроить похожие отношения. Закрывал глаза на отцовские… – Адам запнулся, сглотнул чуть было не вылетевшие опрометчивые слова. – Только не думай, что я об этом знал. Нет. Наверное, в глубине души догадывался, но отказывался верить. Он же был моим идеалом… – моего мальчика будто прорвало. Его откровенность была такой неожиданной!

– Подростки обычно страшно эгоистичны, Адам. Я могу понять, почему так происходило. Но я рада, что случилось именно так. Неправильно впутывать детей во взаимоотношения взрослых. Мне даже сейчас неловко.

– Тебе?! Мама! Это он только что притащил в наш дом… – Адам сглотнул явно неприличное слово. Вдохнул глубоко шумно… – Мне что, это проглотить?! Сделать вид, что я не заметил, как он тебя унизил?

Я отвел глаза.

– Адам, он ведь старается. Ради тебя в том числе.

– Думаешь, мне это надо такой ценой?!

– Ты мог бы так не орать?

Неожиданно наш разговор прервал голос Вахида, послышавшийся от двери. Я вздрогнула – столько в нем было эмоций, сжатых в эти отрывистые слова, что меня от них зазнобило. – Я готов выслушать твои претензии, но не когда в доме чужие люди! Цену тоже обсудим.

– Выслушать?! – не стушевался перед отцом Адам. – А ты умеешь слушать?! – насмешливо оскалился.

– Зайдешь ко мне через час, – процедил Вахид, смерив зарвавшегося первенца злым, недовольным взглядом. И… ушел.

Я только открыла рот, чтобы попросить Адама не нагнетать обстановку – видит бог, я не хотела ссоры отца и сына, как он бросил:

– Пойду пройдусь.

– Адам!

– Мам, все нормально. Просто хочу на воздух.

Он ушел так быстро, что я не успела ему помешать. Может, это и к лучшему. Ему нужно было выпустить пар перед разговором с отцом. Иначе… Я даже предположить боялась, что будет. Адам – он ведь как отражение Вахида. Очень на него похож… Сдержанный, но горячий. Ранимый. Упрямый. Прямолинейный. Он не ищет компромиссов и не умеет уступать. Он, как и отец, не терпит предательства – даже мнимого. Он слишком много видит, слишком остро чувствует. А когда что-то не вписывается в его картину мира – просто выбрасывает за борт, не глядя. Даже если это часть его собственной жизни. Абсолютно непримиримый, он не дает вторых шансов. Вот почему я так боялась его потерять, когда устроила свой побег. В тот момент я даже представить не могла, что его злость будет направлена не на меня, а на Байсарова… И теперь совершенно не знала, что с этим делать.

Схватившись за ходунки, похромала к двери. Чтобы сохранить отношения, кто-то должен был уступить. Я надеялась, что этим кем-то станет Вахид. Хотя бы потому, что он мудрее и старше. Ну а еще – потому что он действительно виноват!

Он как раз возвращался, проводив гостей, когда я вышла в холл. Передвигаясь, я издавала столько звуков, что не заметить меня было сложно. Но поглощенный своими мыслями Вахид как-то умудрился. Ссутулив плечи, утратив всю свою напускную брутальность, он шел, погруженный в себя. И в этот момент мне стало безумно жаль этого уставшего, осунувшегося мужчину.

– Ваха, – позвала я, и голос мой прозвучал неожиданно для самой себя мягко. Без упрёка. Без наезда. Просто по-человечески.

Байсаров вздрогнул, остановился. Вскинул взгляд, в котором промелькнули вопрос и некоторая обеспокоенность. Чего он боялся? Что я тоже начну его упрекать? Надо бы, да. Со мной он поступил по-свински. Но мне не привыкать, а по отношению к сыну… Он все же еще мог избежать ошибок.

– Ты поговоришь с ним?

– А у меня есть выбор? – хрипло переспросил он.

– Выбор есть всегда. Но я надеюсь, ты выберешь не привычное «ломать», а попробуешь его понять.

Вахид стиснул зубы, будто я только что вогнала ему иглу под ноготь.

– Что понять? То, что он меня ненавидит?

– Не преувеличивай. Он разочарован. Это не одно и то же.

– А ты? – тихо спросил он. – Ты меня ненавидишь?

Я закусила губу, опираясь на ручки ходунков, будто они могли удержать не только тело, но и мои чувства. Конечно, на языке вертелся вопрос – «А ты как думаешь?! После того, что только что сделал?!». Но это было бы слишком просто и предсказуемо. Мне хотелось бы поступить мудрее.

– Если бы ненавидела, не волновалась бы. Ни за него. Ни за тебя. А сейчас… Сейчас просто боюсь, что вы друг друга потеряете окончательно.

Байсаров молча кивнул. Развернулся и пошёл в кабинет, как если бы и вправду собрался действовать по-другому. Я смотрела ему вслед и молилась, чтобы Вахе хватило мудрости так и сделать. Чтобы нашел в себе силы не оттолкнуть сына. Хотя бы его, да…

Убедившись, что сделала все от меня зависящее, я вернулась в опостылевшую спальню. Пришло время приема лекарств, о чем мне напомнил сигнал телефона. Я открыла таблетницу, которую Марья Витальевна заботливо для меня наполняла. Закинула содержимое в рот – очень вовремя, мигрень возвращалась, и улеглась в постель. Без всякой надежды, чтобы тупо не прислушиваться к происходящему в доме, набрала номер Зарины, а она вдруг ответила.

– Привет.

– Привет! Господи, наконец-то. Ты почему не брала трубку?! – возмутилась я. Зарина промолчала. Тогда я, не зная, что и думать, спросила: – Зарин, ты жалеешь, что ли? Может, винишь меня? Так ведь если бы что-то случилось с твоим сыном…

– Да при чем здесь это? – хрипло засмеялась она. – Тебя я очень хорошо понимаю.

– Тогда почему молчала? Между прочим, велик был риск, что ты вообще никогда меня не услышишь, – решила свести все к шутке.

– Господи, не тараторь… – взмолилась Зарина. – Я и половины не разбираю!

Я осеклась, вовсе не обидевшись, нет. Скорее даже с благодарностью, что сестра была со мной честной.

– Есть шанс, что это пройдет? – спросила она, и, наконец, в ее голосе мелькнули хоть какие-то эмоции. Я не без облегчения вздохнула.

– Должно. Я работаю с логопедом. И поверь, делаю успехи.

– Сомнительно, но окей, – усмехнулась Зарина, а я захохотала. На секунду ощутив себя будто в прошлом, где все еще было хорошо.

– Так что случилось, Зарин? Я ничего не понимаю.

– Я тоже, – горько усмехнулась она. – Сколько раз я молила небо, чтобы оно прибрало Фаттаха?

– И теперь, когда его не стало, винишь за это себя? – нахмурилась я.

– Да если бы! – Зарина опять засмеялась. Но это был смех сквозь слезы. – Я… Страдаю. Представляешь? Скучаю по этому козлу. Думала, избавлюсь от него, и жизнь заиграет новыми красками. А теперь его нет… И я не знаю-ю-ю, что с этой жизнью делать.

Вот это да! Я моргнула, переваривая полученную информацию.

– Оказывается, я его любила-а-а. Несмотря ни на что-о-о.

– Нет, постой. Это какая-то созависимость, я уверена.

– Да какая разница, что это, Амин?! Мне так плохо! Утро приходит, а я не хочу открывать глаза. Дети требуют внимания, ластятся, а мне не в радо-о-ость. Я его рук хочу…

– Тогда уж кулаков, – уточнила я, не придумав менее жестокого способа, чтобы хоть немного отрезвить эту дурочку. Заринка задохнулась, как от удара в солнечное сплетение. В ее горле булькнуло возмущение. Я почувствовала, что она готова была броситься на защиту мужа, как вдруг вся сдулась.

– Ты права, сестра. Ты, конечно, права. Но мне почему-то только хуже от этой мысли.

– Прости.

– Тебе не за что извиняться. Умом я… и сама такая умная, ты бы знала! Только сердцу моему плевать на все аргументы. Оно рвется… Его гроб опустили в яму, а я чуть следом не бросилась, – призналась Зарина.

– Боже…

Вышло что-то вроде «бозеее». Я говорила, словно двухлетка. Сестра невесело засмеялась.

– Эй! – притворно возмутилась я.

– Прости. Кажется, что я слушаю наставления младенца.

– Угу. Неудивительно, что никто меня не воспринимает всерьез.

– Ты сейчас о ком? О Байсарове? – Сестра проявила хоть какой-то интерес к моей жизни.

– И о нем тоже.

– Как у вас вообще? Я со всеми этими событиями выпала из жизни.

– Нормально. Предлагает мне помириться.

– А ты что?

– А я не спешу.

– Почему?

– А какой смысл? Вновь вернуться к тому, от чего бежала? Вот если бы я почувствовала какие-то изменения… Что я нужна ему, что представляю для него ценность, может, что-то во мне бы и дрогнуло. Но он только давит, давит, и давит, не считаясь с моими чувствами.

– А они есть?

Я замерла, стремительно обернувшись. Байсаров стоял в дверях, подперев плечом лутку. И сверлил меня черным, абсолютно непроницаемым взглядом.

– Зарин, я перезвоню! – бросила я прежде, чем рука с телефоном безвольно упала.

– Ну? – голос у него был ровный, но в нем чувствовался нерв. – Что ты молчишь? Скажи что-нибудь.

– Например?

– Чего ты хочешь? Похоже, у меня сегодня день откровений, так что не жалей – жги.

– Считаешь, ты выбрал подходящий тон для примирения? – сощурилась я.

– Я просто не знаю, что делать! Как к тебе подступиться?! Только ни слова про Лейлу. Адам уже все сказал. Надоело.

– Да ты что? Вы только посмотрите, какой нежный! – возмутилась я.

– Амина…

– Ну, что?! Думаешь, мне не хотелось быть такой всей из себя майской розой?!

– М-м-м? – недоуменно нахмурился Вахид. Он явно не мог разобрать моих слов, а у меня не было сил формулировать их отчетливее.

– Я бы не выжила, если бы страдала из-за каждой мелочи, ясно?! Если бы обижалась и терзалась по каждому поводу, что ты так щедро мне раздавал.

– Это в прошлом! – заорал Вахид.

– Твоя Лейла… сегодня… сегодня… Вахид… пришла в мой! Мой… чтоб тебе провалиться… дом! Мне и раньше тут тошно было, а теперь и подавно. И при этом ты говоришь – в прошлом?!

Вахид грязно выругался, отвернувшись к окну. Провел пятерней по макушке, приглаживая вздыбившиеся волосы.

– Это я улажу. Не вопрос. Но мне нужно понимать, ради чего я порчу отношения с Хасаном.

– То есть?

– Ты должна пообещать, что мы сохраним наш брак. И дать слово, что у тебя ничего ни с кем не было.

– Мы уже это обсуждали. И мой ответ по-прежнему – нет.

В глазах Вахида полыхнуло бешенство. Он шагнул ко мне, но я остановила это движение, вскинув руку:

– Единственное обещание, которое я могу тебе дать – это обещание попытаться начать все заново. Со свиданиями, как это положено взрослым людям, ухаживаниями, разговорами…

– Разговорами? – повторил Ваха и скривился, будто его терзала зубная боль. – Ты еще не наговорилась со мной за почти двадцать лет?

– А разве мы говорили?

– Все время.

– Какой мой любимый фильм?

– Что за бред? Какое это имеет значение? Нам что, пятнадцать?

– Кем я хотела стать в детстве?

– Очевидно, хлебопечкой.

Это была очередная пощечина. С чего я вообще решила, что он изменился, а?

– Потому что я ни на что больше не гожусь? – прохрипела я, чувствуя нечеловеческую боль под ребрами.

Вахид удивленно вскинул брови, будто в самом деле не понимал, как я пришла к таким идиотским выводам.

– Потому что ты ей стала, когда от меня избавилась. На хрена ты себя каждый раз обесцениваешь?!

– Я? Я обесцениваю?!

– Ну а как это назвать? «Ни на что больше не гожусь», – перекривлял меня Байсаров. Получилось похоже. И очень смешно! Боже, я правда так сейчас говорила?! Предохранители сорвало истеричным смехом. От облегчения закружилась голова. Да, я, наверное, не верила, что мы помиримся. Понимала, что люди не меняются. Особенно спустя столько лет. Но то, что он не считал меня никчемной, как я думала… окрыляло. Глядя на меня, закатывающуюся от хохота, Ваха тоже хмыкнул. Скупо. И как-то так по-мужски. А когда я успокоилась, он спросил у меня что-то совсем уж неожиданное:

– Ты сказала, что тебе тошно в нашем доме.

– Не обращай внимания, – попыталась отмахнуться я, но он не дал. Уточнив так настойчиво, что я поняла – гораздо проще будет ответить.

– Почему?

– Потому что я была здесь несчастной.