Раз и навсегда

Глава 21

Я видела, как ему было неприятно от моих откровения. Понимала, какие слова и вопросы вертятся у него на языке. Его возмущение, близкое к негодованию. Да что там… Я даже могла объяснить его эмоции. Ведь именно в этом доме прошла значительная часть нашей жизни, в нем повзрослели дети. Эти стены видели много хорошего. Проблема в том, что я зациклилась на плохом. На бесконечных часах ожидания, ревности, пропитавшей здесь воздух. Своем одиночестве. Отчаянии. Его глухой нелюбви…

К моему несказанному удивлению, Вахид сумел сдержаться и промолчал. Нет, я не обольщалась, вполне допуская, что он еще выскажет все, что думает, не раз меня тем упрекнув. Но его неуклюжая попытка меня понять была такой трогательной…

– Ладно, я пойду.

– Постой, – попросила я, отвлекшись на булькнувший телефон. Эта мелодия стояла на Доннеле, который меня очень поддерживал в последние дни.

– Амина! – рявкнул Байсаров. И я, по привычке застыдившись того, чего не должна была стыдиться, виновато закусила губу и спрятала телефон за спиной, словно пойманная на горячем. – Ты что-то хотела спросить, – напомнил зло.

– Д-да. Ты же не рассказал, как прошел ваш разговор с Адамом.

– Лучше, чем перед его похищением. Страх за сына, знаешь ли, даже мне добавил терпения, – Ваха растер виски, пробежался пальцами по макушке, в который раз попытавшись обуздать отросшие вихры.

– Нам все еще что-то угрожает?

– Нет. Шантажистам сейчас не до нас. Хасан плотно за них взялся. Связи в верхах у этих ребят, конечно, серьезные, но мы тоже не лыком шиты.

– И в таких условиях ты готов испортить отношения с Саттаровыми?! Да ты что?

– Я не собираюсь ничего портить. Карьере Хасана пойдет на пользу такое дело. Он стареет, и некоторые думают, что теряет хватку.

Я озадаченно прикусила щеку. Выходит, разговоры о том, что он разорвет помолвку с Лейлой, лишь разговоры? Странно. Зачем ему опять вешать мне лапшу на уши? По привычке?

– Ты еще что-то хочешь спросить?

В голосе Вахи мне послышалось неприкрытое веселье. Он словно дразнил меня, но чем? Я не понимала.

– Нет, – бросила, поджав губы.

– Точно? – еще больше развеселился Байсаров.

– Слушай, чего ты от меня хочешь? – вспылила я.

– Ты же ревнуешь. И опять молчишь…

– Очень надо! – я попыталась засмеяться, но актриса из меня вышла откровенно хреновая. Тогда я отступила на шаг. Но Ваха действовал гораздо стремительнее. Плотно обхватив меня чуть повыше локтя, он притянул меня к себе. Я замерла, не дыша, не в силах поверить, что он это реально сделает. А он сделал. Как всегда, уверенно, но неторопливо, будто проверяя, не оттолкну ли. Или просто давая мне шанс – сказать «нет», отшатнуться, избежать всегда казавшегося мне неизбежным. Но я не сделала ни того, ни другого, и его губы накрыли мои. Теплые, наглые, знакомые до мурашек.

В этом поцелуе не было торопливости. Это, пожалуй, единственное, чего я в нем не нашла. Потому что всего остального в этом посягательстве на меня было в избытке. Жажды, права, обещания, чувств…

Мое покалеченное тело откликнулось сразу — с предательской готовностью, рожденной годами подавляемой потребности в его прикосновениях. Руки дрогнули, но не для того, чтобы оттолкнуть. В груди что-то сжалось, защемило, кровь в венах побежала быстрее. Я чуть слышно застонала от страсти, благодаря которой впервые после удара так остро ощутила свое тело.

Господи, как я скучала. Скучала по нему. По этим уверенным прикосновениям, по запаху его кожи, по тяжести руки на моей талии... и не только. Я слишком долго жила без этого. И сейчас, стоя в его объятиях, я впервые за долгое время не чувствовала себя калекой. Только женщиной. Нет. Не так. Его женщиной. И никак иначе.

Это так пугало! Я отстранилась. Не резко. Не грубо. Просто осторожно коснулась его груди ладонью и сделала шаг назад, до дрожи напуганная своей готовностью упасть в его объятия.

– Не надо, – прошептала я, не поднимая глаз. – Не сейчас.

Вахид нехотя отстранился, медленно и провокационно облизав губы. Я как зачарованная проследила за этим движением… Что-что, а в постели мне всегда было с ним хорошо. Даже когда он вообще не старался доставить мне удовольствие, я вполне могла сама довести себя до предела. Для этого мне было достаточно, что он рядом и… готов. Мамочки, как же стыдно!

Он улыбнулся, наверняка догадавшись, о чем я думаю.

– Понял, – заметил, оскалившись. От его взгляда у меня путались мысли. Он все еще знал, как дотянуться до самого уязвимого во мне. Даже если я сама сделала все, чтобы о том забыть. Вот уж, что вообще никак не изменилось за последние месяцы.

– Ваха… – откашлялась я.

– Всё нормально, – перебил он. – Спешить нам некуда. Да и нельзя тебе еще… Или?

Его маслянистый взгляд опустился на мою грудь, отчего мои щеки моментально окатило густым румянцем.

– Я не знаю, – пролепетала я. – Не интересовалась.

– Ясно. Ну, завтра-то ты едешь в больницу? Узнай.

Я машинально кивнула и лишь потом осознала, насколько скандальной была эта просьба! И да, конечно, это было ужасно глупо, но я все же бросила:

– Вот еще!

Байсаров засмеялся и так, хохоча, ушел. А я потом полночи маялась бессонницей и неудовлетворенным желанием.

Утро выдалось мерзким. Не в смысле погоды – небо было чистым, прозрачным, с тонкой бахромой облаков по краю. Но у меня ныло все тело и саднило внутри. Бессонница, неудовлетворенность, боль, обида на саму себя... И мысли. Мысли, которые я гнала, но которые, как назло, упорно возвращались. О нем. О нас. О вчерашнем прикосновении, которое вызвало внутри такой ненормальный отклик.

На кухне уже сидела Марья Витальевна. Домработница жарила яйца, что-то напевала под нос. Рядом, на табурете, болтал ногой Адам.

– Привет. Ты чего такой хмурый? Не выспался? – спросила я, потрепав сына по макушке.

– Угу.

– Так чего подхватился ни свет ни заря? Тебе же вроде ко второй паре?

– Отвезу тебя в больницу.

– О! – удивилась я. Раньше-то он не предлагал ничего подобного. Что изменилось? Что заставило его стать чуть бережнее по отношению ко мне? Понимание, насколько я хрупкая? – Это необязательно, сынок. У меня есть водитель.

– Я так хочу. Все равно в город еду.

– Ну, как знаешь.

– Отец тоже хотел. Но у него сейчас куча проблем на работе. Ты в курсе.

– Не особо. Он не рассказывает.

– Потому что не хочет тебя волновать.

Я кивнула. То, что Адам оправдывал отца, было добрым знаком. Значит, протянувшаяся между ними трещина не была непреодолимой.

По дороге в больницу мы в основном молчали. Когда я приехала в клинику, мне все так же было не по себе, бессонница в моем состоянии – не к добру. Кирилл Семенович как-то сразу понял, что я без настроения, и не стал пытаться меня разговорить. И тем самым здорово облегчил мою участь. Не слишком общительная, я, может быть, в самом деле поощряла наши с ним разговоры лишь для того, чтобы позлить Байсарова. Признаться в том было так же нелегко, как и необходимо.

После процедур вышла полностью обессиленной. Концентрируясь на каждом шаге, я ее сразу и не заметила… А она шагнула ко мне. Слишком юная и красивая, совсем неподходящая… не Байсарову, нет. Этому хмурому зимнему утру – шелковый платок, аккуратно собранные волосы, румяное лицо без единой морщинки. Лейла. Наши взгляды встретились. И почему-то я первой отвела глаза. А она легонько коснулась моей руки:

– Можно вас на минуту?

Я кивнула, но руку убрала, тем самым обозначая границу. Лейла слегка улыбнулась. Без надменности. Без жеманства. Я бы даже сказала, доброжелательно.

– Знаю, как это выглядит. И вы имеете право думать обо мне всё, что угодно. Но мне нужна ваша помощь.

Она не могла шокировать меня больше. Видя, как удивленно взлетели вверх мои брови, Лейла уже тише добавила:

– Я не хочу выходить за Вахида. Я его не люблю!

Эта фраза была сказана ровно, без дрожи, но в ней звенело столько всего: страх, решимость, отчаяние. Но при всем при этом Лейла не производила впечатления сломленной.

– Зачем же вы соглашались?

– А вы не знаете, как это бывает? – с горечью прошептала она. – Никто не спрашивал моего согласия. Так решили. Это выгодно семье. А мой голос... – она горько усмехнулась. – Мой голос в этих вопросах ничего не решает.

Я молчала, но по правде на слова этой девочки откликалась каждая клетка моей души. Как же хорошо мне были знакомы эти интонации! Они резонировали с теми чувствами, которые я когда-то проживала сама, как и тысячи других наших женщин. Впрочем, это не отвечало на закономерный вопрос:

– Почему вы мне говорите об этом?

– Потому что видела, как он на вас смотрит. И верю, что если вы захотите, если приложите хотя бы минимальные к тому усилия, Вахид разорвет нашу помолвку. Только это поможет мне избежать скандала. А иначе… Иначе если только в петлю.

Я молчала. Потому что это был не просто крик о помощи. Это было что-то гораздо большее.

– У меня есть человек, – между тем продолжала Лейла. – Я люблю его. Он совершенно не из нашего круга. Даже не из нашей республики. Но я не могу бросить все и сбежать, как это сделали вы. Мне никогда не хватит на это смелости.

– И вы думаете, я могу… что? Повлиять на Вахида?

– Конечно! Только вы и можете.

Я не сразу нашлась с ответом. В голове звучал лишь её голос – обнажённый, честный и, опять же, такой пугающе знакомый.

– Лейла, – сказала я тихо. – Когда-то и я жила так, будто у меня нет права на собственный выбор. И знаешь… Нет хуже чувства, чем когда ты сама себя предаешь.

Она вскинула глаза. И я вдруг увидела, что в них блестят слёзы. Настоящие, а не выжатые из себя, чтобы надавить на жалость.

– Мне нужно идти, иначе мое отсутствие обнаружат. Я умоляю вас, вернитесь к нему! Себя вам уже не спасти, время упущено. А у меня впереди вся жизнь!

Я усмехнулась. Какая удивительная логика. Но что особенно смешно, такая понятная… В глазах этой юной девочки я действительно старуха, чьи лучшие дни остались далеко позади.

Глядя вслед удаляющейся невесте моего бывшего мужа, я впервые не чувствовала к ней негатива. Потому что, наконец, увидела в ней не соперницу или коварную разрушительницу семьи, а собственное отражение. Ту, которой в свое время тоже не дали права голоса. Но ту, которая, в отличие от меня, все же попыталась побороться за свое счастье. Эта смелость меня восхитила. Мне для того, чтобы решиться взять ответственность за свою жизнь, понадобилось двадцать лет в несчастливом браке.

Я вернулась домой позже обычного. Вахида не было, Адам тоже пока не вернулся. Приняв душ с помощью сиделки, я пару часов отдохнула, а почувствовав, что силы вернулись, пошла на кухню, чтобы, следуя советам реабилитолога, поработать над мелкой моторикой. Неплохим упражнением для этого было замешивание теста. Привычная рутина, под которую хорошо думалось. А мысли были вот какими – действительно ли я смогу спасти эту девочку, если соглашусь на условие Вахида? Потому что в чем-то она все-таки права. Мне не повернуть время вспять. Да и зачем? У нас дети – Адаму явно будет спокойнее, если мы с Вахой помиримся. То есть, как минимум двум необожженным душам это пойдет на пользу. Разве моя жертва того не стоит? Не уверена. Я только научилась жить не в ущерб себе… Но ведь Байсаров обещал постараться, так? Он тоже за последнее время многое понял. А если нет… Если он и дальше будет мне изменять, я всегда смогу уйти. Теперь-то я знаю, что это совсем не страшно!

Я стряхнула муку с рук и, почувствовав, что на меня кто-то смотрит, повернулась к входу. Ваха!

– Привет. Ты сегодня рано. – Он кивнул. И вдруг как-то так странно качнул головой. – Что? – спросила я, обеспокоенно приглаживая рукой платок, но делая только хуже.

– Кажется, прошло сто лет с тех пор, как я видел тебя такой в последний раз.

– Какой такой?

– Не знаю… – пожал он плечами. – Может быть, понятной?

– Я просто стряпаю.

– В основном я тебя только за этим занятием и видел.

Я смутилась. Обвиняя его во всех грехах, я как-то совершенно упускала из виду, что, наверное, обычной домохозяйке было нереально удержать возле себя мужчину вроде Байсарова. Только ведь с тех пор ничего не поменялось. Почему я решила, что удержу теперь?

– Ладно, не бери в голову. Лучше скажи, остались ли у тебя силы на небольшой вояж?

– Прямо сейчас? – удивилась я.

– Да.

– Если только небольшой.

– Тогда поедем.

– Эй! Погоди, мне хотя бы надо переодеться.

– Шубу надень, а там ни к чему наряжаться. Правда.