Раз и навсегда

Глава 26

Не знаю, как я к этому пришла. Может, к своим тридцати восьми я, наконец, обрела ту самую пресловутую женскую мудрость. Но медленно, шаг за шагом, мне все же удалось переломить ситуацию в свою пользу. Лаской, хитростью, мягкой настойчивостью. Этим обманчивым – да-да-да, конечно, любимый, как скажешь, так и будет, которое на деле оборачивалось совсем другим. Мужчине ведь что? Главное – дать почувствовать, что он тут рулит. Я и давала, а сама делала то, что считала нужным. Осознав вдруг, что он натурально плывет, когда я лащусь к нему кошечкой. Делаю комплименты (вот кто бы мог подумать, а?) и на все лады его нахваливаю.

Нет, он, знай, тоже не дурак. И не отупел в мгновение. Время от времени в его взгляде проскальзывала насмешка. А с губ слетало восхищенное даже:

– Лиса!

Все он понимал. Но… подыгрывал. Кайфуя от меня новой. Испытывая азарт и желание получше узнать меня… непокорную, даже беспринципную в чем-то. Неожиданно для него после стольких лет сумевшую пробудить интерес, который был гораздо глубже незрелого юношеского увлечения.

А еще он подмечал, что заботы об Ами весьма благотворно влияют на мою реабилитацию. Не знаю, как это связано. Просто мне совершенно некогда было болеть, и, осознав это, мой организм будто сказал – ну, ок. И бросил все усилия на исцеление, усиленными темпами формируя в моем мозгу новые нейронные связи. Примерно через месяц мою речь уже можно было назвать нормальной. Иногда я, конечно, путалась, иногда забывала слова, но если сравнивать с тем, что было сразу после инсульта, и спустя всего три месяца после – это было небо и земля.

Из важного за прошедшее время случилось еще вот что – Вахид разорвал помолвку с Лейлой. Это произошло еще в тот день, когда он разбил мой телефон. Собственно, именно поэтому он и был тогда таким нервным. Но узнала я об этом намного позже. Когда, чтобы, опять же, потешить его эго, разыграла сцену ревности. Ну, ладно… Не только чтобы потешить. Иногда на меня действительно накатывала жуткая неуверенность. Особенно когда он задерживался. Накрутить себя было легко – он днями пропадал на работе, а я, помня прошлое, мучилась от мысли, что даже не могу исполнить супружеский долг. Это угнетало. Давило. Делало подозрительной даже больше обычного. В общем, обнаружив себя в один из вечеров у корзины с грязным бельем в поисках очередных доказательств измены, я и сорвалась. Байсаров выслушал меня. Поиграл выступившими на щеках желваками…

– Помолвку с Лейлой я давно разорвал, – холодно бросил он. – Собственно, последствия этого я сейчас и разгребаю на работе.

Я округлила губы. Моргнула, чувствуя себя полной дурой.

– О… Прости. Я не знала. Хасан устроил тебе проблемы?

– Ситуация под контролем. Но она требует внимания. – Ваха сощурился, так явно на меня злясь, боже!

– Прости, – повторила я. – Не злись. Я… просто…

– Ну?

– Люблю тебя. И ревную.

К этому моменту я уже знала, что эти слова – буквально какое-то заклинание. И беззастенчиво ими пользовалась, опустив голову ему на плечо. Байсаров сделал шумный вдох. Провел ладонями по моей спине, потерся о макушку носом, сгреб ягодицы…

– Сказал же – не будет никаких баб, – пробурчал он.

Ох, не знаю. Говорят, люди не меняются. Если только не через сломы. Мы же прошли столько испытаний за последний год, что, возможно, до него что-то и вправду дошло. Верить было страшно. Но ведь я тоже поняла, где ошибалась. И сделала выводы.

– Думаю, нам скоро разрешат… ну…

– Амина, – сцепив зубы, выдохнул Ваха. – Я подожду. Все нормально. Сколько раз мне еще повторить, что гораздо важнее твое здоровье?

– Ну, все-все. Не злись, – успокоила его я, гладя пальцами заросшие щеки. – Лучше скажи, я могу взять Ами на пару дней?

Долгая-долгая пауза. А потом благословенное:

– Делай что хочешь. Только не рассчитывай, что я ее приму в семью.

– Вот прям что хочу? – пропустив мимо ушей последнюю оговорку, оживилась я. – А ты поможешь мне с оформлением опеки? Я бы могла сама. Но это такой бюрократический ад, что…

– Ты хорошо подумала?

– Да! Хотя бы временную. И мальчики не против. Я спрашивала.

– Ладно. Но запомни, что я сказал.

Со связями Вахи оформить временную опеку оказалось довольно просто. Не знаю, соблюли ли мы хоть какие-то сроки и процедуры, но уже через неделю я смогла забрать свою девочку домой, где к этому времени уже оборудовали полноценную детскую. Дизайном комнаты я занималась сама. Сама выбирала кроватку и шторы. Ночник в виде облака и коврик с веселым жирафом. В общем, развела такую суету, что Байсаров то и дело бросал на меня недовольные взгляды.

– Тебе надо больше отдыхать, – повторял он.

– Конечно, – покладисто соглашалась я, целовала его крепко сжатые губы и… продолжала заниматься своими делами. Развешивала крошечные костюмчики и платья, распаковывала коробки с бутылочками, игрушками и подгузниками…

– Почему ты не поручишь это домработнице? – раздражался Вахид.

– Это полезно для мелкой моторики. Мне даже врач рекомендовал больше работать руками.

На это ему возразить было нечего. Он вздыхал и снова поджимал губы. Эх.

Не знаю, чувствовал ли Вахид это так же, но мне казалось, что Ами вписалась в нашу семью, как если бы всегда была ее частью. Малышка много спала. Хорошо кушала. Кричала редко, а если и плакала – то не истерично, а исключительно по делу. Глядя на меня с удивлением, будто спрашивая: «Ты что, правда, не понимаешь, чего я хочу?» На что я улыбалась и зацеловывала ее пухлые щечки или голенький животик.

Вахид же, как и обещал, держал дистанцию. Он не ругался. Не возмущался, когда малышка плакала, мешая каким-то нашим планам. Просто напрочь ее игнорировал. Присутствие ребёнка в доме не вызывало в нём явного раздражения, но и интереса к Ами он не проявлял. Я это чувствовала. И пыталась не обижаться. Он же взрослый мужчина, у которого уже есть свои дети и здоровье родить хоть с десяток еще. Ждать, что он полюбит чужого – глупо. В этой ситуации он был абсолютно последовательным. Кажется, его удивляло даже то, что Аминку принял Адам. Тот так трогательно с ней игрался, когда забегал к нам… Обычно поесть, чего уж скрывать. Интерес у него был шкурный. Я особенно не обольщалась, тайком посмеиваясь над этим «взрослым» и «самостоятельным».

Все изменилось, как обычно в этой жизни, внезапно. Как назло, заболела няня, а ко мне на дом пришел массажист – из-за Аминки я совершенно не успевала посещать реабилитационный центр. И хоть Ами спала, когда мы начали, я все равно дергалась, не в силах расслабиться. А уж когда она проснулась и стала реветь, решила прервать сеанс.

– Лежи, – скомандовал Байсаров. – Я посмотрю… что там.

Легко сказать! Я вся извелась, вслушиваясь в звуки, доносящиеся из детской. Шум воды, едва слышный шорох. Голос Вахи, который… напевал колыбельную?!

– Она опрокинулась на живот и не смогла перевернуться обратно, – пояснил Вахид, когда я, избавившись от массажиста, ворвалась в детскую. Зрелище, открывшееся моим глазам, было таким трогательным, что мое сердце сжалось. Я подошла ближе, чтобы забрать малышку, но Ваха не спешил всучить мне ее обратно. Он машинально поглаживал Ами, прижав к груди. Та поерзала, а после уткнулась крошечным носом в его шею. И… блаженно замурлыкала. Не буквально, но другого названия этому звуку я найти не могла. Я видела, как застыл Байсаров. Как напрягся. Как его подбородок дрогнул. Сделала шаг в сторону, чтобы не мешать. Чтобы не спугнуть. Чтобы он сам справился со своим сердцем, которое в этот момент, я уверена, зазвучало как-то по-новому.

После того случая он начал заходить в детскую чаще. Иногда с чашкой кофе, иногда – просто так. Но непременно придумав предлог, будто без этого вход сюда для него был заказан. Ами всегда внимательно следила за его поведением. Повзрослев, стала тянуть ручки. И никогда в ее взгляде не было ни страха, ни удивления – лишь бесконечное доверие, которое, я видела, его цепляло.

Да, это было сложно – реабилитация, заботы о младенце, работа над отношениями с Вахидом. Но о своем решении забрать Ами я ни разу не пожалела. Как так? Я не понимала. Я боготворила своих детей, но мысль, что из-за них я навсегда привязана к мужчине, который меня и в грош не ставит, не позволяла мне расслабиться и до конца насладиться своим материнством. Тут же все воспринималось совсем иначе. Каждая секунда была мне в радость.

В один из дней Ваха вернулся из порта непривычно рано. Рухнул прям в одежде на кровать, закинул руки за голову и бросил в ответ на мой удивленный взгляд:

– Все. Дело сделано. Можно перевести дух.

Я догадывалась, о чем он, потому что по дороге из больницы краем уха услышала новости о вскрытии правоохранительными органами большого канала по которому в страну шла контрабанда.

– Отлично. Тебе явно не помешает отдохнуть.

Удерживая Ами на одной руке, я села в голове у мужа и ласково пригладила его кудри пальцами.

– Отдохнуть? – он приоткрыл один глаз. – Ну, да… Могли податься куда-нибудь на Мальдивы, если бы не одна слюнявая дамочка.

Я бы, может, и обиделась. Если бы в этот момент он не забрал у меня эту «слюнявую дамочку», чтобы подбросить в воздух. Ами завизжала, капая слюнями, ага. Я глупо хихикнула.

– Мы можем поехать с ней. И няней. У меня тоже есть новости.

– Какие?

– Врач сказал, что мы можем… Ну… – я отвела взгляд. – Только аккуратно.

В глазах Вахи полыхнул такой огонь, что по поводу «аккуратно» у меня возникли большие сомнения. Колени подогнулись. Я машинально отсела подальше. Байсаров хищно усмехнулся.

– Подай телефон.

– Зачем? – я растерянно оглянулась.

– Распоряжусь забронировать нам островок.

– Не уверена, что мне можно летать. Надо бы сначала уточнить этот момент.

– Вот же черт!

– Если хочешь – лети один. Я… не против.

– Ага. Сейчас, – он закатил глаза и усмехнулся Ами. А потом потерся носом о ее темненькую макушку. – Она пахнет как… они.

– Ты про мальчиков?

– Угу. Точь-в-точь.

У меня в носу закололо от эмоций… Подкативших так неожиданно слез счастья. Дыхание перехватило, я ничего не могла сказать. Просто неотрывно глядела на то, как Ваха неосознанно покачивает нашу малышку. Как обнимает ее – не через силу, нет, а будто давно хотел. И сердце омывало нежностью.

– Ну и как оно?

– Как – что?

– Знать, что добилась своего, а, Амина?

– Не понимаю, про что ты.

– Я об Ами. Твоя опять взяла, да?

Я почувствовала, как в груди поднимается волна — горячая, распирающая, такая, что дышать трудно. И не от чувств, а от страха, что сейчас он что-нибудь скажет. Слишком личное. Слишком откровенное. Но Вахид промолчал. Просто поднялся с кровати, аккуратно передал мне Ами – и поцеловал обеих. Сначала её, в лоб. Потом меня – в губы. Медленно и... значительно. Как мужчина, который принял свой выбор.

– Даю тебе пять минут, чтобы уложить ее спать.

– А что потом? – я нахально выпятила вперед подбородок.

– А потом я тебя трахну, Амина. Так аккуратно, как это только возможно.

Я испуганно хохотнула, поудобнее перехватывая нашу дочь. Ами очень быстро засопела в своей новой комнате. В мире, где её ждали. Где её уже любили. Даже если кое-кто из нас еще не произнес этого вслух. Я ни на секунду не стала задерживаться у ее кроватки. Вахид и так слишком долго меня ждал. Мне не хотелось испытывать его терпение и дальше. Хотя это был довольно интересный опыт. Опыт, который пошел нашим отношениям на пользу, укрепив, чего уж греха таить, довольно шаткий фундамент.

Приняв по-быстрому душ, я намазалась с ног до головы ароматным лосьоном для тела, встряхнула кудри и надела специально купленное для этого случая белье. Не знаю, почему мой выбор пал на девственно-белый комплект… Но на моей смуглой коже он смотрелся шикарно. Поймав себя на этой мысли, я сосредоточенно уставилась на свое отражение в зеркале. И вдруг до меня дошло, что я больше не боюсь, не стесняюсь, не сравниваю… Что я, несмотря ни на что, люблю себя и собой горжусь.

Дверь за спиной хлопнула. Я чуть повернула гордо вскинутую голову, поймав взгляд Байсарова в зеркале. И смело на него ответив.

– Что-то хочешь сказать? – вздернула бровь. Ваха усмехнулся. Покачал головой, по привычке обходя стороной то, что могло бы хоть как-то сдвинуть давно очерченные им границы. Но вдруг… будто сам того не ожидая, кивнул:

– Да что тут скажешь, Амин? Люблю тебя – вот и все.