Раздвоенное сердце

Лето Глава 20 Сомнительное предприятие

Курсовая неделя прошла. В последний день, в безоблачную пятницу, все испытывали облегчение, возбуждённо переговаривались, составляли первые планы на каникулы. Все, кроме меня

Я отказалась снова ехать в какую-нибудь тёмную, холодную строну, в надежде, что мама и папа поедут одни, как они иногда делали раньше это, когда Пауль и я проводили каникулы у бабушки.

Задумавшись, я, спотыкаясь, спускалась позади своих одноклассников по лестнице вниз, в сотый раз думая, как же мне пережить столько свободного времени.

- Ой! - прозвучало в метре от меня где-то снизу, и я почувствовала, как что-то тёплое коснулось моих коленей.

Я пошатнулась. С трудом я ухватилась за перила, чтобы не упасть прямо на парня, который сидел передо мной на ступеньках.

Я жёстко плюхнулась на задницу и пропустила мимо гудящую толпу своих одноклассников. Мой лоб ударился о чугунные перила. С быстрым, почти агрессивным движением, парень повернулся ко мне.

Это был Тильман. Его тёмные глаза смотрели на меня испытывающе. Солнце, которое светило за нами через панорамные окна, превратило его волосы в извивающийся хаос из тысячи горящих оттенков красного.

- Извини, - выдохнула я, стараясь не показывать, что боль почти убивала меня. Я бы хотела подскочить и прыгать. - Мне больно.

- Без проблем, - сказал он небрежно.

Он снова развернулся и углубился в книгу, которая лежала открытой на его коленях. Осторожно я приподняла свой зад. Мой копчик пульсировал, но в остальном, казалось, всё было в порядке. Я пододвинулась к нему и поставила свой рюкзак между ног.

- Что ты читаешь? - спросила я.

В конце концов, я помогла ему, так что он должен мне ответить, уговаривала я себя. Он молча мял загнутый угол страницы, затем закрыл книгу и протянул мне.

Лизелотта Вельскопф-Генрих.

- Боже мой, что за имя, - пробормотала я. - «Ночь над прерией». Книга про индейцев? Это было мило.

- Никакого китча, как в дурацком Виннете, - сказал он серьёзно. - Здесь идёт речь о большем. О внутренней гордости и чести.

Я рассматривала обложку книги. На меня смотрел индеец, с высокими выдающимися скулами, с ожесточённым ртом и чёрными раскосыми глазами, которые выглядели так, словно могли поглотить души других людей. На короткое время я узнала другого мужчину в этом лице, и его имя пронеслось, как мерцающий, блуждающий огонёк у меня в голове.

Колин. Его звали Колин. Как только я могла его забыть? Но когда я захотела удержать черты его лица в мыслях, там остался только один индеец, чужой и замкнутый. Мои воспоминания были стёрты. Но я всё ещё знала, что Колин существует. Колин, умоляла я свою память.

Колин Блекбёрн. Выучи это наизусть. Всадник из болота. Боец из спортзала. Мужчина, который сказал мне, что мой отец...

- Что-то не так? - спросил Тильман и показал на мои руки.

Я схватилась за книгу так крепко, что суставы пальцев побелели. Я расслабила руки и отдала книгу ему назад.

- Если у тебя есть настоятельная необходимость увидеть человека, которого тебе видеть нельзя, потому что другие тебе это запретили, - быстро сказала я, прежде чем мои мысли снова покинули меня, - ты бы держался запрета? Или ты бы встретился с этим человеком?

Ое, Елизавета, призвала я себя, ты проводишь терапевтическую консультацию с учеником среднего уровня. Это не может быть серьёзно.

- Почему тебе нельзя видеть этого человека? В чём причина? - спросил Тильман объективно. Но как раз эта объективность меня поощрила.

- Они говорят, он может быть опасным. Даже очень опасным. Но я ему верю.

- Кто это они? – не отставал он.

- Мои родители, - вздохнула я.

Тильман только коротко подумал.

- Я бы с ним встретился, - сказал он твёрдо. - Такие решения я не позволяю принимать за меня. Он ведь не убийца или кто-то в этом роде?

- Этого я точно не знаю, - ответила я неуверенно.

Мне стало очень холодно. Но это была правда. Я не знала этого точно. Что сказал папа? "Это может всех нас убить." Эти слова преследовали меня каждый день и каждую ночь, хотя я не могла больше назвать точно, по какой причине отец внушил мне это. Теперь я снова это знала. Причиной был Колин. Колин, чьи черты лица я уже начала забыть.

- Мне проводить тебя?

- Что? - ошеломлённо я уставилась на Тильмана.

Вот он уверенно сидит на ступеньках, скорее всего, потому что сбежал с уроков, со своим настаивающим тёмным взглядом и спрашивает меня, хочу ли я, чтобы он сопровождал меня на встречу с потенциальным убийцей. Это было феноменально. Но так же совсем не правильно.

- Ради Бога, нет, нет - я пойду одна.

Я действительно это сказала? Я пойду одна? Значило ли это, что я это сделаю - выступлю против предостережения отца, чтобы наконец узнать, что такое с Колином.

Это не было мелочью. Здесь речь шла не о плохой оценке или прогуливании школы, или о возвращении домой поздно вечером. С другой стороны, я знала сейчас, в этот светлый, ясный момент, что Колин существовал и нас что-то связывало. Но если мама и папа были правы в своём подозрении, здесь речь шла, может быть, о моей жизни. О жизни всех нас.

- Но тогда он мог бы уже давно убить меня, - пробормотала я рассеянно.

- Что? Кто мог что?

Я вскочила со ступенек, при этом снова ударив Тильмана коленом, в этот раз, правда, в бок. Испуганная, я закрыла рукой рот.

- Что точно ты услышал? - прошептала я в панике.

- Гм - ничего. Поэтому я и спрашиваю, - ответил он, и на его губах появилась дерзкая улыбка. - У вас была курсовая неделя, не так ли? Ты выглядишь немного напряжённой.

Облегчённо я облокотилась на перила, при этом потирая с искривленным от боли лицом свой зад.

- Да, да. Мне надо сейчас на автобус. И я думаю, я пойду к нему. Одна. Как-нибудь всё получится. Я надеюсь на это. И если я снова не появлюсь здесь, то было приятно с тобой познакомиться, - попыталась я скрыть своё спутанное душевное состояние за юмором.

- Мы, правда, не знакомы, и за это надо благодарить мою младшую сестру, но в остальном я с тобой согласен, - сказал Тильман равнодушно.

Значит, Майке была не так уж далека от истины в своём заключении. Я забрала у него книгу из рук, без слов треснула ему один раз по башке, бросила её ему на колени и молча ушла из фойе.

Поездку в автобусе я использовала для того, чтобы подумать. Мне нужен был план. Я больше не могла вспомнить, как выглядел Колин, но он существовал. И мы провели вместе время. Мы ведь провели время вместе или нет? Я ведь была у него?

Было чувство, будто мои мысли куда-то проваливались и растворились в пустоте. Я смогла только вспомнить - и это только благодаря тому, что я больно вдавила ногти в подушечки ладоней, - свой страх и свою слабость. Почти-обморок возле поилки.

Обморок возле ручья. Панику во время грозы. Удар молнии возле меня. А потом я почувствовала снова гнетущую чащу леса вокруг себя и увидела кровоточащие половинки кабанов, болтающихся на сквозняке - образы, от которых я сама хотела бежать, и поэтому мои мысли в одно мгновение разлетелись.

И снова воспоминания исчезли. Как будто бы всего этого никогда не было. Остаток поездки я тупо наблюдала за мухой, которая то и дело врезалась в измазанное стекло.

Дом оказался пустым. Папа, скорее всего, был в клинике, а мама оставила мне записку на обеденном столе: "Меня не будет дома до вечера. Еда в духовке. Веди себя хорошо!". Веди себя хорошо. Я точно не знала, что она имела в виду. Разве ей не показалось странным, когда она писала три этих слова, что для такого требования я уже точно была слишком взрослой?

Не обращая на еду внимания, я запихивала её в себя, пока не наелась. Я не понимала, что в моём мозге вдруг стало не так работать. Ведь я всегда могла положиться на свою голову. Курсовая неделя была лучшим тому доказательством.

Без малейших усилий моя ручка скользила по бумаге, да, мне это даже нравилось - решать замысловатые задачи по перемещению денег, над которыми мои одноклассники потели, ломая голову. Для меня они были скорее освежающими. И после последней контрольной у меня было настроение для еще одной.

Но когда я только пыталась сформулировать здравую мысль о Колине и о том, что можно сделать, чтобы разгадать его тайну, мой мозг становился непонятным серым веществом. В моей голове творился полнейший беспорядок.

Хорошо, для этого существуют инструменты, подумала я злобно и поднялась наверх в свою комнату. Я взяла пачку бумаги из принтера, вооружилась ручкой и написала аккуратными буквами "Колин" на первой странице. Колин. Всё-таки начало положено. Какое красивое имя ...

Не было ли там и второго имени? И фамилии? Но я не могла их вспомнить. "Что можно сделать?" - написала я неровно внизу. Это было уже посложнее. Моя рука дрожала. Раздражённо я потрясла её, чтобы потом ещё крепче ухватиться за ручку. В моей голове была пустота. Что можно сделать?

Я поглощёно слушала тихое тиканье своих наручных часов. Очарованно я наблюдала за витиеватой стрелкой, как она медленно следовала вокруг серебреного циферблата. Так медленно ... секунда за секундой ... час за часом ...

Мои веки опустились, и мой лоб сильно ударился об угол стола.

- Нет! - сердито крикнула я и вскочила.

С гримасой я подавила зевок. Из-за этого затряслось всё моё тело. Я сжала челюсти с такой силой, что они хрустнули, хотя поддаться желанию погрызть своё нёбо граничило с тошнотой.

Должна же быть возможность, по крайней мере, хотя бы придумать идею плана и написать её. Разъярённо я побежала в ванную комнату, открыла кран и оставила бежать воду так долго, пока она не стала литься ледяным потоком в раковину. Потом я подставила под неё руки. Потом своё лицо, и, в конце концов, всю голову. Но мои колени подогнулись, как будто мои кости превратились в желе. Прежде чем упасть, я удержалась, схватившись за раковину, и взяла свою расчёску. Фыркая, я ударила ей по своим рукам. Металлические стержни не оставили маленьких красных пятен на коже, а боль не была достаточно сильной, чтобы полностью изгнать сонливость.

- В этот раз нет, - прорычала я сердито и подтянулась снова вверх.

Ещё раз я подставила голову под воду. Потом побежала назад в свою комнату и открыла все окна. Казалось, ветер дует со всех сторон. Образовалось небольшая буря в середине комнаты, от которой развевалось моё летнее платье, а мои мокрые волосы разлетались на сквозняке.

Я прижала ладони к своему мокрому лбу. Только одну мысль. Одну единственную ясную, рациональную мысль. Почти незаметное царапанье и шёпот заставили меня обернуться.

Из моего горла вырвался панический визг. Он был один. Их было несколько. По крайней мере, с десяток. Ужасная, уродливая, волосатая армия. Их жирные тела неумолимо подкрадывались в мою сторону; подсчитать я их не могла, потому что отвращение парализовало меня. Пауки. Большие, с длинными ногами пауки, которые заползли в открытое окно, обращённое в сторону леса, и, видимо, у них была только одна цель: я. Моё тело.

Мой личный кошмар стал правдой. Это происходило на самом деле. Я ещё была в сознании, но уже была не в состоянии двигаться. Я просто не могла сдвинуться с места, вместо этого я должна была, как неподвижная статуя, спокойно наблюдать, как последний паук с дрожащими ногами упал с подоконника и целеустремлённо поспешил в мою сторону.

- Папа, - сухо рыдала я и желала, как маленький ребёнок, чтобы мои родители были здесь.

Папа? Момент. Существовал всего лишь один человек, которому я когда-либо рассказывала об этой ужасной фантазии. Мой отец. А это было не только осуществление моего личного кошмара, нет, он был в несколько раз приумножен. Это была манипуляция. И она должна удерживать меня на расстоянии от Колина.

- Папа, - снова закричала я, но уже больше не плача, а угрожая.

Я вышла из ступора.

В то время как небо снаружи внезапно потемнело, первый паук достиг моих пальцев ног и провёл, ощупывая своими волосатыми ногами, по моим ногтям. Я была дрожащим плачущим свёртком из паники и отвращения, но, прежде всего, я была невероятно зла. С меня было достаточно этих фокусов.

- Ну, давайте! Подходите! Ну же! - закричала я, размахивая, как сумасшедшая, руками. - Вот, пожалуйста! - Я сорвала с себя платье, и теперь стояла в комнате только в лифчике и трусиках. - Вот, голая кожа. Давайте, заползайте, вы, глупые, страшные, ободранные пауки! - Я потрясла головой и расправила волосы руками за спиной. - Или вот - волосы. Стройте свои гнёзда. Размножайтесь. Мне всё равно!

Если меня кто-нибудь сейчас найдёт, то я точно попаду в изолятор в закрытом стационаре. Но мне было всё равно. Один паук быстро заполз по моей правой ноге. Я удерживала свои руки от того, чтобы не сбросить его в истерики.

- Я не боюсь вас, - выла я. - Вы не заберёте у меня Колина. Я его не забуду. Так же я не засну! Не в этот раз!

Мои зубы громко стучали, но моя злость удерживала меня в настоящем. Я оставалась бодрой и в сознании.

Не веря своим глазам, я наблюдала, как несколько пауков развернулись и через подоконник вернулись назад на крышу. За ними на улицу последовали другие, где небо стало чёрным, а гром угрожающе загремел.

Рыдая, я рухнула на пол. Сбитый с толку, оставшийся паук оторвался от моих ног и нашёл себе убежище под одним из лоскутных ковриков. Другой, бегая туда-сюда по моим голым рукам, исчез в щели в полу.

Дождь полил через открытые окна, а ветер закружил неисписанные страницы на моём письменном столе в воздухе. Следующий удар грома внезапно создал в моей голове мощный образ, такой ясный и логичный, что я прыгнула к столу и перерыла там всё, ища ручку.

Громыхая, книги и компакт диски упали. Я опустилась на колени, схватила один из кружащих листьев бумаги и разгладила его. Я никогда не была особо одаренной в искусстве, в основном мне ничего оригинального не приходило на ум. Но рисовать я умела. То, что я один раз увидела и запомнила, я могла хорошо воспроизвести.

Один круг за другим появлялись на бумаге. Четыре, пять, шесть. Это были колечки. Серебряные колечки. Самое верхнее было немного сдвинуто в сторону и открывало заострённый кончик уха.

В то время как снаружи, громыхая, ударяли молнии, и попадающий в комнату дождь намочил мою спину, под моими холодными руками образовывался профиль Колина. Нос, рот и волосы я только наметила. Потом я уронила ручку и встала. Победоносно я размахивала рисунком.

- Да. Это я видела. Точно, вот это! - закричала я и стала прислушиваться, взорвётся ли что-нибудь или может в комнату ворвётся вихрь, чтобы наказать меня. - И, чёрт возьми, у людей не бывает заострённых ушей!

Мой мозг снова работал. Быстро, предостерегла я себя, используй это, прежде чем будет поздно. Точно, как на карте, я увидела дорогу к дому Колина перед собой и быстро нарисовала её на одном из других белых листков, которые покрывали пол.

Я добавила: "Завтра вечером, во время заката" - так как мои родители хотели посетить друзей. Я сложила оба листка и засунула их в лифчик. Там отец вряд ли будет капаться.

Теперь я позволила себе лечь спать. Я подошла, шатаясь, ещё раз к окнам, чтобы хотя бы три из них закрыть. К оставшимся паукам у меня в комнате я была равнодушна. Пусть живут здесь, если хотят. Дрожа, я обернула одеяло вокруг своего тела.

Я увижу Колина. Чего бы мне это не стоило.

- Ты упрямая маленькая девчонка, - раздался шёпот у меня в голове.

Но я уже засыпала.